Экстази

Сейчас, стоя в ванной комнате, Чуя с горькой усмешкой вспоминает свой первый уход. Он вернулся тогда к Дазаю спустя две недели, это больше, чем ожидал сам Дазай, но меньше, чем от себя ожидал Чуя. Дазай ничего не спрашивал, он всё знал. Впустил его обратно в квартиру с усмешкой и взглядом ,, а я тебе говорил, что ты вернёшься,,. Чуя тогда тоже молчал, он зашёл в квартиру и упал в объятья, сминая своими пальцами одежду на чужой спине. Он хотел уйти, а вновь вернулся, потому, что скучал, потому, что любит и готов простить. Потому что зависим. Осаму нежно гладил его по спине и макушке, он не признает, что тоже соскучился. Не за чем. Пусть Чуя думает, что он один зависим от чужого присутствия, так будет лучше. На кровать они переместились тогда быстро, вновь срывали с друг друга одежду, кусали, оставляя кровоподтёки, царапали и грубо трахались. Оба скучали, но только один из них это говорил. Только Чуя на грани оргазма выкрикнул слова о любви и ненависти. Только Чуя потом просил остаться и не бросать его. Только Чуя рассказал всё то, что с ним было за две недели, как его ломало от тоски и как ему было плохо без Дазая. Осаму лишь молча слушал, погружаясь в свои мысли. Он сам не ожидал, что привяжется к Накахаре, что тот настолько заполнит его жизнь собой, что после его ухода она станет ещё более одинокой, чем была. Не будет чужого смеха с его шутки. Не будет приготовленного ужина, когда он придет с работы. Не будет голубых глаз, смотрящих на него с любовью и всей нежностью на планете. Не будет поцелуев перед сном, дающих покой его нервной душе. Не будет Чуи. Дазай с самого детства был один. У него не было друзей, он не хотел сближаться с людьми, всегда держа в голове, что они делают больно. Мать с отцом вечно ссорились и срывались на нем. Его били, ставили коленями на гречку и пороли. Каждый из них, когда причинял физическую боль, нес за собой и моральную, они оба говорили ему с малых лет ,, ты не достоин жизни,, ,,ты не достоин любви,, ты никто,, ,, ты никому не нужен,, вбивая собственному ребенку, что он ошибка и не более. Он научился жить один и самостоятельно. С 16 лет он переехал в съёмную квартиру и водил туда людей, неважно кто это, друзья или незнакомцы из клуба на одну ночь. Ему не хотелось быть в одиночестве и гнетущей тишине квартиры. Именно тогда он и стал употреблять. Наркотики помогали. Первая эйфория закрыла собой все проблемы и переживания, именно тогда он понял, что наркота — убивающее спасение. Он продолжал сторониться людей, погибая изнутри. Наркотики поглотили не только проблемы, но и здоровье. Дазай, после каждого принятия, становился подавленным и резким. Он желал достигнуть той эйфории, которая была в первый раз, повышая дозу раз за разом, он хотел лишь одного. Но оно не приходило, ускользало сквозь его пальцы, как песок. Даже с приходом Чуи в его жизнь, он повышал свою дозу и пытался достигнуть первой эйфории. Накахара не раз замечал перемены в его поведении, а Дазай, вновь не достигнув своей цели, повышал на него голос, срывался и грубо трахал, стараясь успокоить себя и свои нервы. Его ломало от того, что всё четно. Он видел, как Чуя плавает в своей эйфории от наркотиков, как он доверчиво, раз за разом, пьет или ест еду, приготовленную Дазаем, не подозревая, что тот добавляет туда. По началу было только экстази, но затем эфедрон и первитин. Осаму планировал подсадить его на ЛСД, но пока не решается. Дазай не раз видел, как Чуя становится разбитым после увеличения дозы, как его ломает, как руки бьются в треморе, а психика расшатывается до ужаса. Он может ударить Дазая, угрожать ему, орать, говорить о своей ненависти, а потом ложится рядом и просить прощения, целовать места ударов, говорить о любви, объяснять, что он не знает, что с ним, биться в истерике, заливаясь слезами. Дазаю нравится смотреть на такого Чую. Тот ломает себя изнутри виной, недопониманием и своими мыслями. Даже без наркотиков он сам прекрасно себя убивает. Осаму готов потерпеть удары и истерики, слова о не правдивых чувствах, лишь бы видеть это снова. Сломленный Чуя — прекрасен. Он шедевр, а Дазай творец. — Я люблю тебя, Осаму, пожалуйста, не уходи, я исправлюсь — В очередной раз, сорвавшись, просит прощения Чуя. Дазай рядом, он не уходит, не обвиняет, лишь гладит по голове и говорит, что рыжий выглядит как нашкодивший пёс. Чуе не нравится сравнение с псом. Оно будто ставит на нём клеймо, что он всегда будет рядом, что не уйдет, что будет верен хозяину до последнего вздоха. Не нравится, потому что правда. Он не уйдет от Дазая, не бросит и всё простит. Дазай тоже не бросит Чую, с ним хорошо, спокойнее, чем одному. Намного приятнее сидеть в ванне, вводить Чуе дозу эфедрона, смотреть на его расслабленное лицо и целовать сгиб локтя, украшенный синяками. Как и Чуе намного приятнее обнимать Дазая ночью, сидеть с ним после кошмара на кухне и пить чай. Они лечат и губят друг друга. Если Чуя предлагал пойти на реабилитацию, то Дазай отказывался, приводил аргументы, что они потеряют свой мир, свой комфорт и свой дом. Чуя протестовал, сердился, говорил, что они в яме, но есть возможность вылезти. Дазай боялся, он так боялся потерять то, что они имеют, тот дом, который они строят. Даже если есть ссоры, насилие, недопонимания, ругань и избиения, для него это всё дом. Он не готов это терять и идти в неизвестность, идти на реабилитацию. Он боится, что чувства Чуи пройдут и он уйдет, покинет его и оставит одного. Чуя был убежден, что реабилитация и поход к психологу, укреплят их отношения. Они сплотятся и будут вместе, как одно целое, их связь станет плотнее, а чувства приобретут здоровый оттенок. Он устал от ссор, сопровождающихся кулаками, устал от наркоты, губившей их вместе. Она была как сорняк в клумбе. Для Чуи, клумба — это они с Дазаем, их моменты вместе и совместное будущее, оно должно цвести, показывая всем яркие цветы и дивный аромат, но наркота — это главный сорняк. Он мешает цвести клумбе и распускаться цветам, высасывает все жизненно важные минералы из почвы, продолжая расти и заполнять собой всё. Чуя так устал от этого, он хочет быть с Дазаем и дальше, хочет с ним проводить каждую минуту своего времени. Он так сильно любит и его чувства убивают его, как их общий сорняк, как ругань и драки, как недопонимания, всё это накапливается и давит. Он не может сказать Дазаю ,, нет,, , он не может уйти от него, бросая одного, он не может заставить пойти того на реабилитацию. Чуя чувствует себя так безнадёжно, он старается, так чертовски старается всё наладить и сделать их жизнь лучше. Отдает всего себя и получает отказы, потому что у Дазая свои убеждения, он не хочет слушать Накахару, вновь подбирает аргументы и разговор окончен. Вновь Чуя уступил ему. Им тяжело вдвоем, они не могут найти компромиссы и подавляют нравы друг друга. Дазай морально, он знает, куда давить и что говорить. Чуя физически, но этого мало, Дазаю плевать на его силу, он сделает вид, что послушал, а оставит всё на своих местах. — Ужасен — Говорит себе сейчас Чуя, стоя напротив зеркала в ванной. Погружаться в воспоминания — больно. Он так и не смог уговорить Дазая пойти на реабилитацию. Он угрожал, что уйдет, что потащит силой в диспансер и вызовет врача на дом, как только Дазай примет дозу, но не делал. И вот они тут, это больше не их дом, как говорил раньше Дазай, это притон. Тот тащит сюда знакомых наркоманов и они веселятся, колются и выпивают. Чуя смотрит на себя в зеркало, скривившись. Он так давно не видел своих горящих жизнью глаз, что забыл, как они выглядели. Сейчас они красны и воспалены, волосы же больше похожи на солому, а руки так и продолжаются биться в треморе. Его тошнит, а блевать нечем, он не ел уже второй день подряд. Аппетита нет. Ничего нет. Его претит мысль, смотреть на себя ещё больше, поэтому он отталкивается от раковины и идет в комнату, к единственному, что у него осталось — Дазай Осаму.