На Когараши всё ещё идёт дождь?

На Когараши идёт дождь. В этот сезон на крошечной планетке всегда идёт дождь; неудивительно, что сейчас она не привлекает туристов. Местные жители попрятались в своих домах, даже самый большой город в это время кажется пустым и безжизненным. Этот сезон, думает Кафка, будет продолжаться ещё долго, и не в последнюю очередь – по её вине. Зачем Элио отправил её именно сюда? Что должен был изменить Стелларон, быстро вспыхнувший, как лесной пожар, и столь же быстро затушенный? Задавать вопросы бесполезно, разумеется, да и Кафка не хочет разбираться в хитросплетении нитей будущего. Она доверила Элио свою судьбу – для неё это гораздо важнее, чем судьба целого мира – а значит, она должна принимать его решения. Здесь красиво; огромные здания причудливо сплетены с небесно-голубыми деревьями, и кажется, что до самого горизонта простирается странный разноцветный лес. Облака плотно накрыли город, устроились туманом на макушках домов и деревьев; воздух густой и тяжёлый от влаги, но почему-то дышать им даже приятно. Кафка любит дождь; Кафка находит определённое очарование в пустоте и молчании. Наверное, именно поэтому она стоит на смотровой площадке, которая возвышается над целым городом в отчаянной попытке дотянуться до неба. Наверное, это привлекает только её – и ещё парочку неудачников-туристов, выбравших не тот сезон. Кафка стоит под своим любимым чёрным зонтом – она бы убрала и его тоже, но не хочется промочить новое пальто – и слушает шуршание падающих капель воды, наслаждается мягко спускающимся всё ниже туманом. Это всё так похоже на её родную планету, что почти отвратительно; и в этом тоже есть своя прелесть. В этом серо-голубом, почти прозрачном мире её внимание внезапно привлекает яркое пятно, настолько неуместное, что хочется немедленно вытравить его с картины – или сделать центром. Огненно-рыжие волосы женщины, стоящей чуть поодаль, буквально полыхают, как солнце, противопоставляя себя целому миру. Она явно себя так не ощущает – она поднимает воротник пальто, пытаясь укрыться от дождя; она держит в руках старомодный чемоданчик, не собираясь опускать его на мокрую землю; она выглядит немного растерянной, но совершенно точно не смущённой. Кафка обычно так не делает. Кафка делает так слишком часто. - Не лучшее время для туризма, - она оказывается рядом в пару шагов и осторожно сдвигает зонт. Они вполне могут поместиться под ним вдвоём. Женщина с огненными волосами поднимает на неё взгляд. У неё янтарные, тёплые, пронзительные глаза; и они тоже совершенно не подходят под этот пейзаж. Кафка думает, что ещё никогда не держала в руках пламя, и позволяет себе улыбку от этой мысли. - Спасибо, - она благодарит спокойно, без настороженности, без смущения; но и без улыбки. Оценивает. – Но я не туристка. - О? И что ты тогда здесь делаешь в сезон дождей? - Наблюдаю. Исследую, - она склоняет голову, рыжие всполохи проносятся совсем рядом, притягивая взгляд Кафки. – Прохлаждаюсь. Кафка смеётся – тихо, едва слышно, чтобы не дрожала рука, которой она держит зонт. - Знаешь, дорогая, - тянет она, - это буквально и есть туризм. Она чувствует на себе оценивающий взгляд – янтарные глаза изучают её медленно, вдумчиво, с интересом и самой капелькой неприязни. Кафка встречается с ней взглядом, и они смотрят друг на друга слишком долго, гораздо дольше, чем стоило бы при случайном знакомстве. - Думаю, твоё понимание слегка ограничено, дорогая, - ответ получается неожиданно в тон, и Кафка кивает. – Впрочем, можно обойтись и этим определением. Интонации как у лектора в университете, с усмешкой думает Кафка. - А что здесь делаешь ты? – рукой, свободной от чемоданчика, незнакомка поправляет промокшие волосы, тщетно пытаясь вернуть причёске хоть какой-то прежний вид. - О, а вот я здесь просто туристка, - Кафка почти не лжёт. Её миссия на этой планете закончена, Элио и Блэйд вернутся за ней через несколько дней, а пока она может просто наслаждаться жизнью. - В сезон дождей? - Мне нравится дождь, - Кафка поводит свободным плечом. – Нравится отсутствие назойливого народа вокруг. В подобной обстановке гораздо проще найти то, что действительно стоит внимания. - И ты нашла меня? – усмешка выходит почти самодовольной; Кафка едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Всегда должно быть так скучно? - Тебя я просто спасаю от дождя. Не обольщайся, - она протягивает руку вперёд, указывая на что-то впереди, туда, где туман уже почти поглотил осознаваемую реальность. – Видишь вон те деревья? Люди здесь когда-то пытались вывести новый вид растительности, который менее требователен к почве и вырабатывает больше кислорода. Удался только первый пункт. Когда они начали заполнять города, люди забили тревогу, но оказалось слишком поздно. Так и появился этот… необычный ландшафт. Отлично, теперь я сама заговорила как лектор. В янтарных глазах – искорки любопытства, словно вспышки солнечного света на стекле. - Ты довольно много знаешь об этой планете. - Нет, я здесь впервые. Я прочитала брошюру, которую дают на входе, - Кафка смеётся, извлекая листок бумаги из кармана пальто. – Видишь, есть свои преимущества в том, чтобы быть туристкой. Они смеются в унисон; и смех у этой рыжей женщины красивый, мелодичный и высокий. Кафка невольно проводит по воздуху руками, повторяя этот звук движениями, будто проводит смычком по скрипке. - Химеко, - наконец представляется незнакомка и протягивает свободную руку. Кафка задумчиво смотрит на неё – для того, чтобы пожать руку, нужно опустить зонт. Она делает это легко, не задумываясь, и дождь немедленно обрушивается на них обеих, пропитывая новенькое пальто почти до нитки; но если беречь каждую вещь как зеницу ока, то зачем тогда вообще нужны эти вещи? - Кафка. *** «Так что ты здесь делаешь на самом деле?» То, что случайная встреча приводит их обеих в номер, который снимает Кафка – совсем не удивительно. Так и должно быть, так и случается почти всегда, тут нечему удивляться. «Я тебе уже сказала». Они весь вечер болтали в баре, который удачно оказался расположен прямо в том же здании, что и смотровая площадка; и Кафка нашла Химеко весьма умной, острой на язык и лёгкой в общении. Приятный бонус к тому, к чему готов был прийти этот вечер. Так редко удаётся с кем-то поболтать. «Это только половина правды, разве нет?» Волосы Химеко разметались по подушкам, как пламя; Кафка целует округлые бёдра, снимает перчатки, с наслаждением проводя ногтями по бледной коже. Она привыкла доставлять удовольствие, и Химеко совершенно не против это удовольствие получить. Она красива, податлива, но без лишнего напряжения; у неё мелодичные стоны, которые Кафка слушает с удовольствием – в них нет ни одной фальшивой ноты, в ней всей нет ни одной фальшивой ноты. Если бы она была симфонией, Кафка с удовольствием бы играла её на скрипке – но пока она задевает совсем другие струны, наслаждается этой мелодией, и впервые за долгое время чувствует себя полностью расслабленной. «Разве не скучно знать всю историю сразу?» Химеко устраивает голову у неё на плече, облизывая припухшие губы. Янтарные глаза темнеют и туманятся – от удовольствия, от усталости, от приятной истомы. Кафка может её понять – она и сама чувствует, что теряется в ощущениях, как лес в густом тумане Когараши; и ей это нравится, и она может себе это позволить. - Знаешь, что мне интересно, - тянет она, зарываясь лицом в макушку Химеко; волосы щекочут ей лицо, и вокруг только рыжие всполохи. Она будто держит в руках пламя. – Что у тебя в чемодане? Химеко недовольно фыркает, будто Кафка спросила что-то чертовски неприличное; как будто после всего того, что между ними было, ещё осталось пространство для неприличных вопросов. - Циркулярная пила, - неохотно отвечает она, и глаза Кафки расширяются в изумлении. - А на самом деле? - А что ты здесь делаешь на самом деле? – Химеко довольно жмурится; в первый раз Кафка ушла от ответа на этот вопрос, ничего не помешает ей уйти и второй, но ведь теперь на кон что-то поставлено, правда? Кафка чуть отодвигается и смотрит в темноту над головой. Тени переплетаются перед её глазами, и ей кажется, что от её взгляда разбегаются строчки сценария, тонкие нити, на которых она так беззаботно танцует. - Я здесь из-за Стелларона, - произносит она так спокойно, словно признаётся, что прилетела за покупками. – Это моя… работа, скажем так. Химеко приподнимается на локте и изучает её так внимательно, что Кафка даже приподнимает бровь. Меньше всего она ожидает, что Химеко усмехнётся краем губ. - Значит, мы работаем в схожей области, - она задумчиво кусает нижнюю губу. – Я всё думала, где я тебя видела. - В своём сне? – Кафка улыбается. Они в двух шагах от неприятного выяснения, которое всегда случается, рано или поздно. Химеко смотрит на неё ещё долгие несколько секунд; Химеко почти наверняка сопоставляет её лицо со всем рассказанным за вечер, анализирует его, накладывая на ориентировки и описания. Кафка ждёт с нетерпением, ждёт её реакции – получит ли она восхищение, неумелую браваду или показное равнодушие? Под этими чувствами всегда скрывается страх – каким будет страх Химеко? Может быть, хоть сейчас Кафка сможет нащупать его, ощутить, почувствовать на вкус? Но Химеко беззаботно устраивается на подушке и зевает. - В моём чемодане, - спокойно сообщает она, - на самом деле циркулярная пила. Можешь проверить. И Кафка смеётся, зарываясь лицом в подушку. Она встречала множество разных людей; эти люди носили при себе пистолеты, прятали ножи в тонкой ткани вечерних платьев, разговаривали со своими мечами как с живыми собеседниками; эти люди имели при себе множество опасных, незначительных, интересных секретов… Но никто и никогда не носил в чемоданчике циркулярную пилу. Никто никогда не говорил об этом так легко и спокойно. - А ты та самая Охотница за Стелларонами? Чем вы занимаетесь? – спрашивает Химеко с неподдельным любопытством. Вопрос звучит странно, почти неуместно; словно она отобрала у Кафки сладкую возможность признания, раскрытия собственной личности; тот самый момент, который она так любила. Вопрос звучит слишком уж легко и непринуждённо, и требует такого же ответа. - Мы творцы будущего, - Кафка пожимает одним плечом. – Раб Судьбы говорит нам, что делать, чтобы добиться идеального будущего, и мы делаем всё, как сказано в его сценариях. - Чертовски скучно, - хмыкает Химеко. – Я предпочитаю непредсказуемое будущее. Путь Освоения – в неизвестном и непознанном. - Так ты Безымянная? – лениво тянет Кафка; по правде говоря, ей это не слишком интересно. – И чем тебя привлекает заброшенный путь? - Я уже сказала. Неизвестным и непознанным. Иногда знать то, что тебе предстоит – слишком тяжёлая ноша. - Иногда, - Кафка поднимает руку и проводит пальцами по воздуху, трогая невидимые струны, - не знать того, что тебе предстоит – непозволительная роскошь. Химеко, конечно, не слышит грусти в её голосе; а если и слышит, то не подаёт виду. Тени сплетаются в причудливый узор, заставляя обеих женщин утонуть в их изгибах, стать не более, чем странными силуэтами, отпечатавшимися в памяти этой чертовски странной планеты. Планеты, которая чуть не погибла из-за Стелларона; планеты, которая ещё вчера стояла на грани выживания, и кто знает – планировал ли это Элио на самом деле или нет. Планеты, на которой льёт дождь, и этот сезон дождей не закончится ещё очень, очень долго. *** Танец на проволоке – это не так уж и сложно. Кафка прекрасно знает это; она научилась делать это так легко и непринуждённо, что за ней следят тысячи глаз. С восхищением, с ужасом, с интересом, с отвращением – ей, в целом, всё равно; их не существует в её мире, таком огромном и таком крошечном. - Зачем ты мне всё это рассказала? Я же могу пойти прямиком в КММ. Засада без единого шанса для противника – не более, чем мелкое мошенничество, но Кафка не боится пачкать руки; и не хочет казаться самой себе героиней из дешёвых романов. - Правда? Тогда я буду очень расстроена. Кафка любит танцевать; хотя больше всего ей нравится танец с клинком или пистолетами. Пока они говорят с Химеко, у неё ощущение, что они танцуют; и этот танец ей чертовски нравится. У неё давно не было настолько подходящего партнёра. - Думаешь, меня правда заботят твои чувства? Поворот, вскинуть руки, изобразить поклон; несколько шагов вперёд, два шага назад. - Послушай… «Ты ничего не расскажешь в КММ – ты ничего не вспомнишь, ты будешь думать, что просто провела приятную ночь с ничего не значащей женщиной». «Забудь всё, что я тебе рассказала». Танец на проволоке – это на самом деле очень, очень легко. «Забудь меня». Танец на проволоке возможен, когда вокруг пустота.