бросок с помехой

Молоденькая тифлингша, казалось, сейчас упадет в обморок, но все равно рвалась помочь Таву, хотя тот упорно отнекивался, утверждая, что может подождать, пока у Шэдоухарт найдется на него время — медиков не хватало, а раненых было много. — Но как же… но как же, — причитала девушка, не зная, как подступиться к предплечью, из которого торчала гоблинская стрела — те предпочитали стрелы зазубренные, чтобы сложно было извлечь. — Нормально все. — Тав пожал плечами. — Мне не больно, я подожду. — Но как же… если бы не вы, то я… Астарион закатил глаза. По крайней мере вопрос, как же Тав поймал стрелу, теперь отпал. Бой за Рощу прошел в большой неразберихе — только чудом можно было объяснить, что никто вроде бы с их стороны в итоге не погиб, хотя подстреленных и обожженных хватало. Кто убил Минтару, и вовсе осталось загадкой: то ли её сжег огнем Гейл, то ли её настигла его собственная стрела, то ли что-то еще — поди разбери. Нет, если бы они били её в порядке строгой очереди, было бы понятнее, но так же не бывает. Астарион дернул тетиву лука. Он не был уверен, что все еще умеет управляться с подобным оружием, он едва помнил того, кто учил его стрелять, а то, что осталось в его памяти, — смутный образ, цветное пятно. Но тело помнило, а может, это было всего лишь то, что эльфы не могут не уметь стрелять из лука, но после первой выпущенной в никуда стрелы тело словно само приняло правильное положение, словно кто-то поправил ему локоть, сдвинул руки и подсказал, когда спустить тетиву. Солнце было еще высоко, но перед рощей уже собирали тела врагов. Несколько дней пути ради яростного, но довольно короткого боя. Можно идти обратно. Какая пустая трата времени. Шэдоухарт наконец-то дошла и до них. Она была испачкана чужой кровью, уставшая и недовольная. — Я не буду тратить на тебя обезболивающие заклинания, — сообщила она Таву. Тифлингша ахнула. Жрица Шар отломала часть древка с перьями, попыталась извлечь стрелу, но та не поддавалась. Тав усиленно смотрел вверх — куда угодно, только не на свою руку, из которой потекла свежая кровь, — а наконечник грозил вывернуть мышцу. — Ладно. Сейчас. — Шэдоухарт сцепила зубы и надавила на обломок стрелы, проталкивая её вперед. Тифлингша мученически пискнула. Тав запрокинул голову, разве что не зажмурился. — Скажешь, как закончишь? — попросил он. Астарион встал, чтобы подойти ближе и успеть отобрать у Шэдоухарт извлеченный обломок. Да, отвратительная стрела для любого, в кого она угодит — гоблинов нельзя назвать хорошими ремесленниками, но даже в своей примитивности их изделия были очень эффективны. Астарион собрал кровь со стрелы пальцем и слизнул её — ну, по крайней мере не отравлено. — Яда нет. Тав покачал головой, все еще избегая смотреть на рану, точнее, раны — теперь Шэдоухарт обрабатывала, прежде чем убрать заклинанием, уже сквозное отверстие. — Никогда бы не подумал, что ты не выносишь вида крови, — ехидно заметил Астарион. Он имел в виду убитую Альфиру — её вид не смущал Тава, как он помнил. Торчащий из горла мародера меч не смущал Тава. И все же. — Лишь самые нищие среди неимущих довольствуются видом собственной крови, — буркнул Тав тоном, словно цитировал кого-то. Шэдоухарт хмыкнула. — Ты не шарит, часом? Хотя нет, тогда я бы тебя знала. Наверное. Ну или хотя бы ты казался мне знакомым. — Не думаю. — Тав качнул головой. — Мне не нравятся догмы Шар. Я не чувствую, чтобы когда-либо стремился к небытию. — А к чему ты стремился? — Я… — Тав помолчал. — Не знаю. Вранье. Девушка хмыкнула. Она вытерла руку от крови тряпкой и оценила проделанную работу — пятно новой кожи среди россыпи шрамов. — Вот, готово. — О, спасибо! — Тав одернул разорванный рукав рубахи — и прежде не совсем целая, сейчас она походила на рубище вроде того, что он носил на наутилоиде и после него. — О, господа, я рад, что вы целы! Я впишу эту знатную битву в историю! Каждый из вас будет воспет как герой! Воло — бард, прежде встреченный ими в лагере гоблинов, — держал в руках записную книжку, в которой умудрялся на ходу что-то черкать магическим пером. Когда именно он успел добраться Рощи, было непонятно, но в самом бою предпочел не участвовать, наблюдая со стороны. — Дроу! Гоблины! Дракон! — Какой дракон? — Скривилась Шэдоухарт. — Золотой, я думаю. Все лучше, когда в сюжете есть дракон. Хотя нет, лучше белый. С красным. — Воло задумчиво пожевал кончик пера. — Да! И герой. — Он обвел взглядом присутствующих и остановился на Таве. — Измученный битвами, пострадавший от предательства, но не сломленный! Стойко переносящий ранения и… — Воло понизил голос. — Другие неприятности. Мне поведали, что у вас, господа, есть некая… трудность. Он покрутил пальцем у лба. — Понимаете? Маленькая трудность. Шэдоухарт подалась вперед. — Есть предложения? Воло хитро заулыбался. — Вам повезло, что я в некоем роде… эксперт в таких вещах. У меня есть идея, как эту трудность… извлечь. — И как же? — спросил Тав. — У меня есть нож для колки льда и… — Нет. — Тав отдернулся. Астарион прежде не слышал в его голосе подобной интонации. Тав… испугался? — Уверяю, что это будет совершенно… Тем более безболезненно для того, кто не чувствует боли. — Нет, — повторил Тав и встал, словно ожидал, что Воло попытается насильно извлечь из него личинку. — Мне не нравится идея с ножами. И моей головой. С когтями и моей головой. С чем угодно и моей головой. Астарион покивал, выражая солидарность. Воло, поняв, что желающих стать испытуемыми нет, расстроился. — Но как же… Я думал, что мои услуги будут достойной наградой за ваш подвиг. Я бы написал новый труд, который помог бы многим! — Нам хватит пира, — фыркнула Шэдоухарт. — Потом мы уйдем. — А, да, пир… — Воло оживился. — Тогда я знаю, чем смогу выразить благодарность за свое спасение из лап ужасных гоблинов. У меня есть некие вещи, которые я заказал у одного талантливого драконорожденного в Невервинтере. Но вот незадача: ваш, ха-ха, слуга немного… подрос. Астарион хохотнул, признавая бардскую изворотливость в замене слова «разъелся». — Герой дня не может ходить в обносках! — воодушевленно известил Воло и куда-то убежал, по пути едва не налетев на Гейла. — Какой он… бодрый, — фыркнул волшебник, глядя ему вслед. — Все барды такие? — Если смотреть на Тава, то нет, — зевнул Астарион. — Я не уверен, что я бард. — Тав устало потер лоб рукой. — О боги, неужели ты не испытываешь желания напиваться, кадрить всех, кто кадрится, танцевать на столе, играть фривольные песенки и что там еще? — Гейл театрально всплеснул руками. — Нет? — Тогда зачем ты вообще играешь на скрипке? Шэдоухарт рассмеялась. Тав отмахнулся и тоже ушел, сославшись на то, что в любом случае неважно, соврал Воло или нет и перепадет ли ему какая-то не дырявая одежда, все равно стоит сходить в реке и отмыться от крови, чтобы потом вечером не выглядеть как невесть кто. Астарион не строил особых надежд на размах празднования — что еще могут предложить друиды и нищие тифлинги, кроме плохого вина и простой еды. Они сдвигали столы и заставляли их лучшим, что у них было — в Верхнем городе даже слуги побрезговали бы подобным угощением. В поместье Зарр умели устраивать действительно пышные приемы — Касадор изворачивался, словно уж, желая расположить к себе сильных мира, используя все доступные ему средства, будь то еда, алкоголь, подкуп или же взятка в виде кого-то из его отродий на вечер. Сейчас же его нетривиальная, сто раз штопанная рубашка была более чем подходящим нарядом для этого вечера. Едва разожгли костер, Астарион стащил со стола приглянувшуюся ему бутылку вина, справедливо решив, что пусть тот, кому не хватит алкоголя, довольствуется его порцией еды, и расположился на поросшем мхом поваленном дереве на некоем отдалении от основного праздника. Вино оказалось ожидаемо посредственным, но достаточно крепким, чтобы наблюдение за чужим весельем стало философски терпимым. Эти люди — и не только люди, в основном, конечно же, тифлинги — были сиюминутно по-настоящему рады. Их сегодняшний день подходил к концу, и они были все еще живы, могли смотреть, как садится солнце, как разжигаются дополнительные жаровни. Кто-то пел под лиру — вероятно, усатый бард. Смех, тосты, снова смех. Если сегодняшний день будет к нему достаточно благосклонен, он сможет немного продвинуть свой план вперед. Словно почувствовав, что речь о нем, Тав отделился от толпы и направился к занятому Астарионом бревну. — Я думал, что ты будешь за столом, — улыбаясь, бросил он и сел рядом. — О, нет, я думаю, никто бы не оценил, отведай я кого-нибудь из других гостей. Тав фыркнул. — О, они были бы в панике. Я о том, что вроде как… должен быть заводилой на пьянках? Но в итоге не сказал ни одного тоста. Он выпутал из пальцев Астариона полупустую бутылку и отхлебнул. Проглотил. Вскинул брови. — Это все странно, — признался Астарион. — Я не герой. Я не совершаю подвиги. И вот за меня поднимают тосты, потому что я спас кучу жизней. Это… не то, чем я могу на самом деле похвалиться! И я… не знаю, что с этим теперь делать. Тав вернул ему бутылку. — Думай о том, как весело было убивать гоблинов? Они мелкие и довольно юркие, если взять десятка два и какое-нибудь закрытое пространство… Астарион представил беготню за пытающимися скрыться от смерти противными тварями и развеселился. — Верно. Вот это было бы веселье. — К несчастью, сейчас их не найдешь, — драматично вздохнул Тав. — Ну, есть и другие способы развлечься. Астарион картинно приложился к бутылке, специально запрокинув голову и закрыв глаза, спиной чувствуя, что чужой взгляд следит за каждым его глотком. Всегда так было. — Чуть восточнее отсюда есть небольшая поляна. — Вампир облизал мокрые от вина губы. — Там достаточно легко спрятаться от всего мира… на какое-то время. Он склонил голову на бок, с прищуром смотря на Тава. У того от вина щеки покрылись пятнами румянца, а взгляд был нечитаем. Астарион улыбнулся ему, стараясь улыбкой передать все, что ему обещала возможная ночь с ним. Тав покраснел еще гуще, что-то пробормотал и поспешил ретироваться. Что ж, это определенно был не отказ. Астарион выждал еще некоторое время, оставил вино рядом с деревом и ушел в сторону леса. Ему оставалось лишь надеяться, что все пойдет так, как задумано. Тав не мог не клюнуть, Тав уже клюнул раз, а значит, и во второй проблем быть не должно. В кармане перекатывалась небольшая медная баночка крема — единственное, что он смог найти среди дурацкого ассортимента местного торговца, который торговал всем, начиная стрелами и заканчивая картошкой. Опыт требовал от него подготовить себя заранее — на случай если не получится ничего умеренного, ведь даже если его будут драть лицом в дубовую кору, Астарион должен будет изобразить удовольствие, а позже всячески просить «добавки», затягивая условный ошейник привязанности и зависимости на чужой шее туже и туже. Он и не такое терпел, не в первый раз. Луна успела взойти, когда под чужим сапогом хрустнула веточка — Астарион встрепенулся, силой заставляя себя принять расслабленно-ленивый вид, чтобы грациозно выскользнуть из-за дерева. — Вот и ты, — почти пропел он. — Я тебя ждал. Тав еще гуще покраснел. Астарион понадеялся, что тот не слишком пьян — в его прошлом за весь короткий вечер их знакомства ни капля лишней крови не прилила к его лицу. Он подошел ближе, почти вплотную. Нет, вроде бы не пьян — запах вина хоть и чувствуется, но не перебивает леденцовую сладость, исходящую от кожи. — Наверное, слишком долго. Невозможно не положить на тебя глаз, ты знаешь. — Я… — Тав запнулся. — Да, милый? — спросил Астарион, отчаянно надеясь, что дальше не последует что-то вроде «пришел сказать, что мне нравится Карлах». Тав прочистил горло. — Не помню ничего из своей прошлой жизни, как ты знаешь, и… — Полуэльф покосился в сторону. — В этой жизни это вроде как… мой первый раз? Ах вот оно что. — Тогда… — Астарион наклонился, чтобы почти прошептать ему в заостренное ухо: — Тебе повезло. Тебе достался любовник для лучшего в мире первого раза, даже если он на самом деле не первый. На поляне был припрятан спальник — достаточно большой, чтобы поместиться на нем вдвоем. Тав позволил себя уложить, разумно решив отдать ведущую роль более опытному любовнику и даже не догадываясь, что сейчас тот будет прикладывать все усилия, чтобы сделать близость с ним зависимостью. Для их общего прекрасного будущего. Ну, по крайней мере до того момента, пока Астарион не заставит голову Касадора Зарра укатиться в угол. Во всяком случае, как целоваться, Тав вспомнил довольно быстро — память тела всегда была надежнее памяти обычной, но в остальном он все еще был зажат и словно стеснялся вида собственного тела, покрытого шрамами, оголяя каждый его дюйм с неким нежеланием. — Я… — сказал Тав, стараясь выровнять дыхание после того, как Астарион, не такой зависимый от воздуха, едва не заставил его задыхаться в очередной раз. — Не совсем знаю, что мне нужно делать. — О, милый. — Астарион коснулся пальцами чужой скулы. — Когда-то давно, в прошлой жизни, один мой любовник сказал мне то, что я скажу тебе сейчас. Ничего не делай. Получай удовольствие. — Но… — Ты думаешь, это легко? — Астарион зубасто улыбнулся. — Попытайся полностью расслабиться. Руки. Ноги. Ты — герой сегодняшнего дня, и это твоя ночь. Астарион надавил на плечо Тава, заставляя лечь. Выпутал из волос развязавшуюся ленту. Ситуация поворачивалась в его пользу. Удача улыбалась ему. За прошлые двести лет с другими мужчинами он нечасто бывал сверху — постояльцы бедных и почти бедных таверн не прочь были натянуть его, но никогда бы не подставились сами. В богатых районах с нравами было немного иначе, но как же редко им позволяли охотиться там! В такие дни они едва не дрались между собой, решая, кто отправится за добычей высшего качества, чудесно зная, что на следующий день их снова ждет социальное дно с грубостью их обитателей. Астарион не помнил многого, но свой первый раз в новом статусе забыть не смог бы, наверное, никогда. Сейчас он собирался сделать все, чтобы опыт Тава отличался от его собственного. Он не мог не отметить чужое послушание — Тав изо всех сил старался следовать указаниям. Астарион смог избавить его от одежды окончательно, открыв миру бесконечную россыпь шрамов — хаотичных и ровных, словно оставленных рукой военного хирурга. Они ожидаемо снизили чувствительность кожи, но Астарион быстро приспособился в своих поглаживаниях, касаниях и поцелуях. Тав оказался неожиданно шумным. Вернее, он был не то чтобы шумным, но именно неожиданным в палитре издаваемых им звуков. Заинтригованный вампир начал с особым энтузиазмом пытаться услышать их все: от одиночных жарких вздохов до совершенно внезапного писка — у Тава оказались внезапно чувствительные пальцы на руках. Стоны разной тональности, бормотание, вскрики, которые Тав глушил о спальник, но не всегда мог сдержать — увлекшись, Астарион довел его почти до грани, но вовремя спохватился, ведь главное блюдо еще впереди. — Я знаю, что тебе не больно, но мы сделаем все так, как надо, — улыбнулся он, отвлекая Тава почти поцелуем от первого пальца, которым растягивал его. Крем пошел в дело, в воздухе запахло какими-то цветами. — Ага… — выдохнул Тав, кивая. — Говори мне, если что-то не так. — Ага. — Снова кивок. — Вот и умница. Он нес какую-то бессмысленную ерунду, заставляя концентрироваться на своем голосе, а не возможных неприятных ощущениях. — Ты у меня мягкий, как маслице. И горячий, как печка. — Астарион закусил губу — мысль о том, как этот жар согреет его, прошибла все тело. — Тебе так идут алые щеки, просто восторг, жаль, что ты сейчас себя не видишь. Будь у них зеркало, Тав видел бы только себя. Что ж, это правда было бы замечательное зрелище, особенно момент, когда он выгнулся дугой, полностью раскрытый. Астарион замер, до упора погрузившись в, казалось, пылающее в лихорадке тело. Он выждал, пока Тав ляжет обратно, трепеща ресницами и изгибая брови, и спросил: — Как ты? Все нормально? — Это… — Тав облизал губы. — Странно. — Что именно, милый? — Я… чувствую себя так, словно исполнилась какая-то моя старая мечта. Что ж, все имели право на свои причуды. Обычно Астарион предпочитал ритм неспешный, с оттяжкой — неискушенные нормальным сексом деревенские девушки от подобного сходили с ума, но сегодня была не та ночь. Хоть и с запланированным умыслом, но ему действительно хотелось брать Тава, и он брал, пока тот цеплялся за него руками, позабыв о том, что стоило неподвижно лежать. В какой-то момент близко к пику Астарион понял, что полуэльф повторяет что-то по кругу, и с удивлением распознал надрывное «укусименяукусименяукусименя». Острые клыки проткнули подставленную шею, и Тав забился в его руках, содрогаясь, сжимаясь вокруг него. Сладкая кровь текла по горлу Астариона, а истома — по телу. Сделав несколько глотков, он наконец-то позволил себе зализать рану и поцеловать Тава еще раз — для закрепления результата. — Ну что? Тав осоловело моргнул. — Буду считать, что твой первый раз был неплох. Тав попытался нахмуриться, но не смог. Астарион наградил его еще одним поцелуем в лоб и помог улечься. Их никто не хватится до утра — более чем достаточно времени, чтобы успеть убрать следы произошедшего. Потом. После небольшого отдыха.

***

Астарион планировал проснуться затемно, но в какой-то момент лучи солнца осветили его лицо, заставив подхватиться. Еще не хватало, чтобы какая-нибудь ранняя пташка нашла их в таком виде. Нет, конечно, он не собирается в дальнейшем скрывать их отношения, пусть все видят, кто тут с кем, но все же. — Тав, просыпайся, уже утро. — Он потряс Тава за плечо. Тав с трудом разлепил глаза. За ночь в его спутанные волосы набились трава и листья, что придавало полуэльфу вид растрепанный и в чем-то беззащитный. — Я бы с радостью провалялся с тобой в кровати весь день, но, ох, у нас нет кровати. Тав сел и, зевая, стал тереть глаза. Астарион принялся собирать разбросанную одежду. Его рубашка, рубашка Тава, сапог, еще сапог… — «Если ты это читаешь, ты либо уложил меня в постель, либо обезглавил. В любом случае тебе повезло». Вампир обернулся. Тав, видимо, вытащил из-под своей спины его трусы и теперь читал надпись, вышитую на них настолько давно, что Астарион успел про нее совершенно забыть. Тав посмотрел на него, затем снова на надпись. Снова на него. И громко, до слез рассмеялся.