бросок с помехой

Тав стоял на краю обрыва. Его спина была напряжена, хотя все сражения на сегодня уже закончились, а вокруг их лагеря не нашлось бы даже плохонького хищника, который мог бы представлять опасность. Вдали виднелось то, что осталось от храма Латандера. Пыль улеглась, и теперь развалины в закатных солнечных лучах казались причудливым гигантом, улегшимся отдохнуть. — О чем думаешь? — спросил Астарион. Тав какое-то время молчал, продолжая неотрывно смотреть на руины. — О том, что в подвалах кто-то мог выжить, — наконец-то сказал он. Для Лаэзель это стало шоком, но Астарион знал, что так будет, едва они спустились в подвалы. Вернее, он не знал, что именно случится и каким образом, но ждал чего-то подобного. Может, немного недооценил масштаб, но в целом не прогадал. Гитьянки, занявшие обитель Розиморн, не ожидали таких последствий от визита чужаков. Ох, им стоило лучше себя контролировать, следить за каждым своим словом. Но нет, они вели себя надменно, едва не отправили Лаэзель на тот свет, угрожали им, и Астарион только отмечал, как все сильнее сужаются глаза Тава, как проступает вена на его виске. С каждым новым встреченным из племени Гит на их пути буря приближалась, смертоносная и неотвратимая. Тав был страшно обидчив, Астарион успел это заметить — и довольно давно. Тав отходчив, если это кто-то из его круга. Тав злопамятен, если это кто-то со стороны. — И они сейчас там, завалены камнями. У них заканчивается воздух. Их божество им не поможет. — Тав выдохнул через рот. — Ну, — Астарион пожал плечами, — будем считать это кармой? Как бы они первые выбили жрецов Латандера оттуда, как я понял. Ты видел количество скелетов. Тав кивнул. — Они устроили бойню — сколько там… двадцать лет назад? Тридцать? Даже если кто-то из обители выжил, их жизнь все равно была в какой-то мере сломана. И теперь вышедшая из строя охранная система вернула им все с процентами. — Ты прав, — протянул Тав. Астарион ему улыбнулся. Он был ближе всех к нему и видел, как Тав, забрав легендарную булаву с постамента, закричал: «Бежим, охранная система сломана, сейчас все взлетит на воздух!» — и все бросились к выходу. Чтобы обезвредить системы жрецов, нужен был специальный знак, и они его раздобыли накануне, решив запутанную загадку. Никто, кроме Астариона, не видел, как Тав выдернул его из паза и швырнул на пол, прежде чем броситься вслед за остальными. — Латандер как бы добрый бог, но я бы не спешил с ним ссориться. — Астарион повернулся, чтобы пойти к лагерю. — Пойдем ужинать? Стоит выпить за то, что мы еще живы. Путь к лагерю занимал от силы десять минут, но они потратили на него все сорок. В какой-то момент Астарион оказался прижат спиной к дереву, а затем в этой позиции оказался уже Тав. У них был насыщенный день, и к вечеру остатки адреналина все еще бурлили в крови, требуя выхода. Наверное, это было нормальное поведение для… новоиспеченных влюбленных? Искать близости при любом удобном случае. Тав искал её, а Астарион всячески поддерживал его пыл, тем более что полуэльф довольно быстро приноровился не только к поцелуям. Целоваться с ним было интересно — у Тава быстро краснели до вишневого губы и расширялись зрачки. Он вообще был до странного хорош. Как-то подозрительно идеален во многих аспектах. Словно статуя, высеченная рукой талантливого скульптора и проработанная до самых мелочей. Уши, скулы, пальцы. Да даже член, совершенно средних размеров, идеально ложился в руку, пока Астарион другой рукой ловил затылок Тава, чтобы тот не приложился им о дерево. — Не надо биться головой, — ухмыльнулся вампир. — Астар-ах!.. Улыбка Астариона стала шире. Их «отношения» длились от силы декаду, и еще ни разу на их пути не встретилось кровати. Спальник, трава, галька у ручья. Вот этот лесок, в котором они, как два подростка, были страшно увлечены совместной дрочкой. Хотя Астарион не был уверен, что занимался чем-то таким в свои… сколько там? Тридцать, пятьдесят? С Тава и вовсе бессмысленно спрашивать, у него на все вопросы один ответ из двух слов. В любом случае Астарион сперва думал, что все будет хуже. Что он будет через силу выдавливать из себя все вот это наивное и дурацкое, изображая влюбленность. Целовать с мыслью пойти прополоскать рот. Ха-ха, словно изначально не должно было быть наоборот. Тава было приятно трогать. Он мило смущался, легко краснел, когда доходило до горизонтали, проявлял вежливое любопытство. Постоянно переспрашивал. Астарион первое время терялся, непривычный к такой заботе о собственном комфорте. С ним даже можно было остаться лежать до утра, а не уходить, чтобы забраться в полную холодной воды бадью и тереть себя в надежде смыть еще одну позорную ночь. — Сильнее, — полупростонал Тав. — Так? — Астарион сжал руку. Еще стон. — Укусишь меня? — выдохнул полуэльф. Астарион взглянул на чужую шею — там еще со вчера не до конца исчезли следы его зубов. — Не сейчас. — Но Астари-а-а-а-а… Он закончил в пару резких движений. Позволил себе некоторое время неподвижно стоять, вслушиваясь в собственные ощущения и оглушительно громкое биение сердца Тава. Ток крови в его теле был почти осязаем. Немного нужно, чтобы раскупорить вчерашние раны, дав выход жидкости — более пьянящей, чем самое крепкое вино. Но нет, ненасытность — корень всех зол, и Астарион не будет уподобляться Касадору, чей непомерный аппетит многие годы вызывал у него лишь презрение. Не будь Тав тем, кем он там был, Зарр бы и его выпил в один присест подобно избалованному богачу, который заливает в глотку изысканнейшее вино, не чувствуя вкуса и радости. — Х-ха, — наконец-то проморгался Тав. — Точно не хочешь крови? — Может, потом. Ночью. Ты уснешь, и я приду к тебе. Полуэльф нахмурился. Астарион поспешил его успокоить. — Я очень ценю, что ты так заботишься обо мне. И я хочу заботиться о тебе в ответ. Ты такой сладкий, но все же нельзя рассматривать тебя как бочонок с сиропом. Тав надулся, но уже в дурашливой манере. Астарион запечатал успех коротким поцелуем. — Мы, конечно, перепачкались с тобой. — Он показал руку, покрытую последствиями их короткой близости. — Если бы было какое-то колдовство, чтобы убрать это все… — А… — Тав задумался. Он сделал короткий пасс рукой, вызвав вспышку зеленой магии. Ничего не поменялось, хотя, может, с их одежды исчезла большая часть грязи. — Нет. Не так. Синяя вспышка. Бирюзовая. Лиловая. Астарион осмотрел чистую руку и остался доволен. — Вот, — самодовольно провозгласил Тав. — Умница. — Астарион наградил его еще одним долгим поцелуем, одновременно приводя полуэльфа и себя в порядок, расправляя складки и застегивая пуговицы. — Будет жалко испортить такой изысканный наряд. От Воло Таву достался бардовский костюм — действительно качественный и недешевый, с серебряным шитьем и кучей украшений вроде мелких пуговичек на рубашке и бляхи с птичкой на поясе. Гейл что-то было сказал про штаны с буфами, но на этом все и закончилось: на Таве даже подобный наряд смотрелся гармонично и уместно, разве что истрепанные сапоги выбивались из ансамбля — найти новые подходящие ему все еще не удалось. — Мне его уже испортили, — пожаловался Тав, показывая надорванную ленту на рукаве. — Чираи Вваргаз, чтоб ему. — Не беспокойся: придем в лагерь — я зашью. — Астарион улыбнулся, вспоминая момент боя с гитьянки, после которого Чираи Вваргаз вдруг оказался изрублен в мясо. В лагере было тише обычного — после побега из разрушающегося храма состояние у всех все еще оставалось немного пришибленным, а в случае Лаэзель и вовсе походило на глубокий шок, насколько это вообще было возможно у гитьянки. Пока остальные скорее радовались, что избежали смерти, она переживала гибель сородичей. — О, — Гейл заметил вернувшихся. — Ужин? Он раздал миски — всем, кроме Астариона. Тот вместо поглощения бесполезной для него еды примостился у дерева с камзолом Тава и швейным набором. Выбор ниток был небольшой, но, приложив к ткани имеющиеся, вампир остановился на темно-серых, под цвет основного рукава. Хорошо, что порвалось не что-то аквамариновое — подобных ниток у них не водилось даже близко. Лаэзель взяла свою порцию, но есть не спешила. Астарион о локоть отмерил нитку и кинжалом отрезал нужную длину. — Никогда бы не подумал, что мирные жрецы способны создать что-то настолько разрушительное, — подал голос Хальсин. После спасения Рощи, разобравшись с делами и делегировав управление ковеном кому-то другому, друид примкнул к ним на пути в Лунные Башни. Идти с опытным проводником оказалось в разы приятнее, чем без него — как минимум Хальсин знал про рабочую телепортирующую печать, которая перебросила их почти под Приют Вокин, сократив путь на несколько дней. Правда, эти несколько дней они все равно потеряли, случайно обнаружив базу Зентарим, где, с одной стороны, смогли пополнить запасы и разжиться некоторыми полезными вещами, а с другой — едва не переубивали друг друга, споря из-за угодившего в плен художника. Художник в итоге отправился в сторону врат Балдура, пообещав по возможности вернуть долг за свое спасение. Хоть они и неплохо ладили с Хальсином, в разговорах все же ощущалась некая отстраненность из-за неравных условий. Хальсина не беспокоила личинка в голове, и его жизнь не висела на волоске. Смешно подумать, но с этой точки зрения даже Астарион был ближе и понятнее. Друида сильнее волновали не столько Лунные Башни вместе с культистами, Абсолют и чем угодно еще, сколько окружающие их земли, пораженные неким проклятием. На привалах он перечитывал свои старые записи, порой отвечая на вопросы Гейла — из ответов получалось, что там, куда они идут, творилось нечто ужасное, но всякий раз, когда это обсуждалось, Астарион витал в своих мыслях. — Это фокусирующие кристаллы. — Гейл взмахнул ложкой. — Они накапливали силу солнца и в какой-то момент выпустили её всю. — Я бы вообще не назвала жрецов Латандера мирными, — сунула свой медяк Шэдоухарт. — У их храмов всегда больше всего инквизиторов и самый большой блок охотников на нежить. Последователи Шар опасны, но я бы не стала с ними связываться, так как их просто-напросто больше. И они… своеобразны. — Почему? — спросила Карлах, далекая от божественных дел. — Ну, как бы… — Шэдоухарт скривилась, подбирая слова. — Ты видела вот эту всю помпезность? Витражи, сама обитель. И еще они все жуткие идеалисты, прям верят в то, что смогут принести всеобщее благо. Что за наивность. — Я считаю, что каждый может верить в то, во что он хочет верить, — покачал головой Хальсин. — Заступничество любого божества лучше, чем его отсутствие. По крайней мере я уверен, что Сильванус не позволит мне бродить неприкаянно в Городе Суда. Ужинающие притихли. Астарион завязал узелок и вывернул рукав, чтобы оценить проделанную работу. — Я думал, что жрецы Латандера непредсказуемы, но потом вспомнил, что в Роще есть ловушки, созданные последователями Сильвануса, и теперь чувствую себя пристыженным, — покачал головой Хальсин. — И чем они отличаются от прочих? — Они в виде зверей. Карлах рассмеялась. Астарион сложил камзол и уставился на друида. В голову вновь лезли дурацкие мысли — не давали покоя пресловутые огромные руки Хальсина, в которых ложка и миска из обычного столового набора выглядели игрушечными. Дать бы себе по голове за столь рисковые идеи — особенно теперь, когда все вроде как наладилось и в целом жизнь стабильна и почти предсказуема, но нет. Въевшаяся в подкорку привычка выглядывать «жертву» не желает исчезать. И нет, Астарион точно не настолько глуп, чтобы идти на поводу собственной порывистости. Он пока не знает, насколько ревнив Тав, а если он настолько ревнив, насколько обидчив, то определенно быть беде. Фантазия тут же добавила в уравнение к Хальсину Тава. Картина вышла… заманчивая. Насколько Астарион успел изучить полуэльфа, тот предпочитал быть снизу при любой возможности — по его словам, это выбивало из головы все мысли, — и в данной роли он был действительно хорош. Астарион бы усадил его Хальсину на колени лицом к себе и наслаждался бы каждой новой эмоцией на расписанном линиями лице, каждым новым стоном и вздохом, пока… Тав застонал, и Астарион едва не подскочил на месте. — Опять голова? — участливо спросила Шэдоухарт. Тав едва кивнул, продолжая мученически кривиться. — Я думал, ты не чувствуешь боли, — сказал Хальсин. — Только мигрень и… — Тав сглотнул. — Мигрень. Я пойду умоюсь, может, отпустит. Он побрел в сторону ручья — поток ледяной воды спускался с гор в пяти минутах ходьбы от лагеря, узкой лентой протекая среди камней и собираясь в небольшое озерцо на гранитном плато. Астарион набирал там воду несколькими часами ранее. — Куда мы идем дальше? Случай с обителью вызвал обвал в горах, дальше путь перекрыт, — сказал Уилл. — Я предлагаю пройти через Подземье. — Хальсин почесал затылок. — Здесь есть спуск, и, если повезет, мы сможем выйти на поверхность у самого Рейтвина. Чем большее расстояние пройдем под землей, тем лучше. Поверхность… очень опасна. — Надо будет сказать Таву, он все боится, что собака и медвесыч не найдут дорогу, — фыркнул Гейл. — Кому нужен медвесыч?! — Мне. — Астарион устрашающе посмотрел на волшебника. Гейл закатил глаза. — Боюсь узнать, для каких целей. — А это уже другой вопрос, — ухмыльнулся Астарион. Он перебросил камзол через руку и пошел к ручью. То, что у Тава все еще болела голова, ломало его старую гипотезу. Сегодня Тав убил достаточно врагов, а боль все равно осталась при нем. Или же гитьянки не считаются? Какая тогда закономерность в этом всем? Может, дело в этом, просто он что-то делает неправильно? Астарион уже ничего не понимал. Он нашел Тава у ручья — тот лежал на камнях у самой воды с абсолютно мокрыми волосами. Видимо, он сначала попытался сунуть голову в скопившуюся на плато воду, а потом отключился то ли от боли, то ли от резкого холода — все едино. По крайней мере, в процессе он не стукнулся ни виском, ни затылком и ран нигде не было. Астарион присел рядом и подтянул обмякшее тело к себе на колени, отжал воду из хвоста волос, посмотрел на наливающееся звездами небо и громко вздохнул. Как же его угораздило во все это вляпаться.