Вино с ароматом сосны

- И что мне с ним теперь делать?! Я возмущённо уставился на пикси. Над макушками деревьев поднималось рассветное солнце, вызолачивая короткий ёжик её истошно-зелёных волос, птички нагло чирикали где-то в верхушках берёзок, совершенно не волнуясь о том, что их сладкое щебетание как-то не слишком вяжется с жуткой картинкой на поляне, а зверюга на моих руках завыла ещё громче, перекрикивая и птичек, и пикси. И когтями так по воздуху замолотила, что я чуть не упал. - Эй, эй, малявки, полегче! Вы просили сделать так, чтоб твой дружок перестал гореть на солнце, вот он и перестал! Правда, кровь всё ещё жрать будет, но это мелочи... Летучая скотина выпустила мне в лицо облако едкого сиреневого дыма, заставив закашляться и замахать ладонью, разгоняя его клубы. Ох, а как одной рукой тяжело удерживать кошака! Особенно если он дрожит всем телом и истерически взмякивает при каждом неверном жесте. - Да какого... Ай, ай, ай, ну не кусайся ты! Сейчас я разберусь с этой... Женщиной и мы пойдём кушать, ладно? Я попытался пригладить вздыбленную белую шёрстку, но помогло это мало. Астарион продолжал судорожно сжимать челюсти на моём пальце, дикими расширенными зрачками глядя в пустоту перед собой. - Придержи свой язык, малявка, а то обижусь и превращу тебя в собаку. От нового облачка гадкого дыма я всё-таки увернулся, а звериная челюсть на моей руке сжалась ещё сильнее. Впрочем, отбирать лапку у кота было явно себе дороже, как и продолжать ругаться с феей. Поэтому мне пришлось сделать глубокий вдох и, старательно подбирая слова, процедить: - Лучше скажи, как его теперь расколдовать. Нельзя ведь оставить всё вот так! Золотые лучики переползли с моего лица на плечи, затем ниже, медленно коснулись беленьких звериных ушек. Астарион дёрнулся, разжал пасть и мгновенно шмыгнул мне за пазуху, спасаясь от света. Инстинктивно, ещё не понимая, что именно означали слова пикси и наша сделка. Холодный, боги, до сих пор холодный как мертвец... И дрожащий. Я осторожно придержал оттянувшуюся ткань рубахи, прижимая кота ближе. - Ладно, уговорил, не надо так нервничать. - пикси равнодушно махнула ладошкой в сторону видневшихся за лесом вершинок каменной гряды - Всё просто. Видишь ту гору? В горе есть пещера, в пещере дракон, у дракона - зад, а под задом кучка миленьких артефактов. Принеси мне что-нибудь из той кучки, тогда, так и быть, подумаю чтобы вернуть твоему дружку его прежний жалкий вид. Я коротко сплюнул на траву под ногами и быстро зашагал в указанном направлении, покачивая дрожащий комок за пазухой как младенца. Готов поспорить на всё папочкино состояние - на такой вопрос от меня эта летучая банка с блёстками и рассчитывала. Больно спокойно и быстро назвала цену. Будто заранее готовилась. Тварь. Сраные пикси. Мы вытащили её из-под завала, жизнь спасли, попросили одного взамен - чтобы сказала, если знает как позволить Астариону ходить под солнцем. А эта мелкая сучка расхохоталась мне в лицо и превратила посеревшего от нахлынувшей паники вампира в... Это! Испуганно жмущийся к моей коже, трясущийся, шипящий в ярости и ужасе, комок шерсти. Ведь даже возмущаться бесполезно. Если разозлить эту дуру, то ещё и меня проклянёт так, что мало не покажется... Цель чёткую дала - и то, считай, одолжение сделала. - Только помни: времени у тебя всего три дня! Не успеешь вернуться к третьему закату он останется котом на-все-гда! Донеслось мне гадкое вслед. Комочек шерсти у груди мелко вздрогнул, а моё пыхтение приобрело совершенно нецензурный окрас.

***

Я пристроился под деревом, как только полянка с пикси окончательно скрылась из виду. Нужно было что-то решать с сумками - тащить-то приходилось теперь всё мне - да и котик что-то весил. И ползти со всем этим безобразием до виднеющейся на горизонте горки мне пришлось бы ох как долго. Да и, чего скрывать, ужасно хотелось удостовериться, что моя домашняя катастрофа в порядке. - Эй... Милый, вылезай. Ушко не болит? Там, где солнце тронуло? Знаю, что не болит, дымом от тебя не пахло. Значит бояться нечего. Вылезай, звёздочка, нельзя ведь все три дня у меня под курткой сидеть. Я заворковал с ним, как с ребёнком, ненавязчиво касаясь вздрагивающей тушки сквозь ткань. Котик уговорам не поддавался. Очень поздно я спохватился, что не брал с собой ни зелий общения с животными, ни амулетов, позволяющих понимать пушистиков, да и сам за всю жизнь не догадался выучить такое простое, в сущности, заклинание. И теперь интерпретировать злобное шипение из-под рубахи приходилось без подсказок. - Ну не будь ты таким трусишкой, Астарион! Разве самому не любопытно на мир при свете дня поглядеть? Тут красиво, тепло. Вылезай, душа моя, пока за хвост не вытащил. Ласковое воркование плавно перетекло в не менее ласковые угрозы. Много я всяких привычек от него подцепил. И попытки прикрыть тёмным юмором любую, даже самую гадкую неприятность - в первую очередь. Но, кажется, именно это моему зубастику и было нужно. Кот недовольно заворчал, коснулся было когтистой лапкой открытой, уязвимой груди под своей тушкой, но в последний момент передумал драться и осторожно высунул кончик розового носа в ворот. Во что тут же и был поцелован. - Вот. А ты боялся. Давай, вытряхивайся целиком. Если надеешься, что я и дальше тебя на своём горбу таскать буду - зря, солнышко, очень зря. Вот так. Зло, ехидно, насмешливо. Будто ничего не изменилось и он - всё ещё просто вредный старый упырь, к которому можно относиться как к равному, а не как к хрупкой вазочке на полке. Иначе нам обоим придётся в срочном порядке сойти с ума, мне - от нервозности, ему - от страха и злости. Я потянулся к кожаному ремешку на плече и достал из своего рюкзака тушку придушенного зайца. Ещё тёплый, только пару часов назад в силки попался - как раз когда мы услышали писк сучки-пикси под грудой камней. Увидев, что именно я положил на траву у своих ног, кошачья головка высунулась из моей рубахи до серединки, круглые глазки прищурились, привыкая к свету. Через несколько мгновений удивлённого копошения - надо же, не сгорел, вот это да - за тем последовало и остальное, тонкое, гибкое как струйка воды на ветру, тело. Астарион неловко опустил все четыре лапки в траву, старательно растопырив их в стороны. Явно страдая от непривычного положения мышц, мешающего держать баланс как прежде. На пробу покачался из стороны в сторону, выгибая хвост вопросительным знаком. А я невольно поймал себя на любовании тем, какой славный зверь вышел из моего упыря. Остренькие, чуть более длинные, чем у обычных котов, ушки; вьющаяся завитками, встопорщенная снежная шёрстка; длинный, нервно покачивающийся хвост; глаза... Жуткие. Холодные и опасливые. И такие же ярко-рубиновые, как и всегда - только они и остались от эльфа, что одним едким комментарием способен был испортить мне день. Вампир сделал несколько неуверенных шагов, привыкая к новому телу. Ткнулся мордочкой в зайца, промазал мимо шеи, повторил, попал. Добывать для него свежие трупы было трудновато, но все мучения с силками и нелетальными ловушками стоили того, чтобы не видеть выражения отвращения на остром лице - а теперь вот, ещё и на мордочке - от вкуса старой холодной крови. Вскоре со стороны двух белых комков шерсти донеслось причмокивание и довольное урчание и я окончательно удостоверился в том, что жить моё чудовище будет. Значит можно перевести дух и мне. Глаз зацепился за знакомый блеск где-то справа. Небольшой поворот головы подтвердил - в паре десятков шагов от облюбованного нами местечка приятно журчал лесной ручеёк. А фляжка моя ещё с ночи пуста... Я вновь вернулся взглядом к коту. Астарион внимания на меня не обращал, продолжая издавать жадное инфернальное мявканье в борьбе с крепкими заячьими венами. Ну на пять минут я могу его оставить. Правда? Я поднялся с земли и тихонько двинулся в сторону лесного источника, старательно отгоняя все нехорошие мысли из головы. Вот ведь повезло быть таким образованным! Жил бы себе дураком и не думал, что в этом лесу водятся крохотные, зубастые лисички, обожающие гонять добычу стаями, волки-падальщики, которых влечёт запах свежей крови, крупные хищные сычи, пикирующие на кроликов и мелких зайцев даже днём... Холодная вода текла по пальцам, медленно наполняя бурдюк. Так. Тихо. Не параноить. То, что он теперь выглядит как кот - не значит, что не сможет за себя постоять. В конце концов, мозги у Астариона остались прежние, раз мою речь разобрать смог. Значит ума должно хватить при опасности залечь потише и не шевелиться. А что, если нет? А что, если он и разумом теперь кот, а мои уговоры только по интонации разобрал? В конце концов, это же колдовство пикси, с ними всякое может случиться... Я всё-таки обернулся, когда бурдюк уже был наполнен чуть больше, чем на половину. И обомлел. Кота не было. Заячья туша, истерзанная и блестящая кровью, валялась там же, где я её оставил. Мои сумки, его сумки, выпавший из рюкзака мешочек с луком, всё на месте. А кота нет. Я рванул обратно, на ходу непослушными пальцами закупоривая бурдюк. - Астарион? Тишина. Десять шагов до полянки - Астарион, мать твою! Пять. Маленький арбалет с бедра вспорхнул в ладонь, одним движением пальца натянулась тетива. - Ты где? Это не смешно! Два. Скрип ветки над головой. Взгляд метнулся к листве вверху. - Аста... - Мяяя! Боги, если бы он не заорал, я бы пробил этого придурка болтом насквозь! А так - обошлось ушибом моей спины и десятком дырочек в коже головы от когтей спикировавшего прямо на макушку кошака. - Это не смешно! Повторил я, потирая ушибленную спину и мысленно кроша упыря в капусту. Чтобы не сделать этого на самом деле. Кошачья мордочка казала миру такое расслабленное и невинное выражение, что было ясно - он считает свою выходку великолепной шуткой. А мою злость - и вовсе выступлением комедианта в таверне. - А если бы я тебя пристрелил?! Котик повёл плечами. Мол, ну не пристрелил же. - Ууу, зараза зубастая! Я погрозил Астариону кулаком. Но с ним и в обычное время ругаться было совершенно невозможно, а когда вместо острой злющей хари на шее красуется очаровательная усатая моська... Подошёл, поставил лапки мне на грудь, лизнул в подбородок и всё. И я поплыл, совершенно не в силах дать наглому созданию даже лёгкого воспитательного пинка. - Ладно, придурок. Пошли искать этого дракона, пока время есть. Буркнул я, спихнув усатое чудище со своей груди и старательно отгоняя желание погладить "миленького беленького котика". Знаю же, что такого позора мне упырь не простит.

***

Остаток дня прошёл относительно смирно. Я похоронил рюкзак Астариона у корней крупной ели - одной на весь лиственный лес - закидал его лапником и оставил себе пометку алой нитью на ветви. Кошак возмущался конечно, и порывался выдрать мне глаза за такое самодурство, но не слишком усердствовал. И сам понимал, что с двойным грузом я далеко не уйду. Подножие горы оказалось не так-то близко. Да, взглядом зацепить эту прелесть можно было легко и от полянки с пикси, и внешне она даже не была высенена глубиной дальнего пространства, но ползти к подножию приходилось через такие буераки, что... Ух, словом, я очень жалел, что не научился туманному шагу, как предлагал когда-то Гейл. К дорожке, ведущей вверх, в пещеры, мы подобрались как раз когда золотой блеск полуденного солнца окончательно сменился алым закатным, обращая окрестные деревья в длинных крючковатых монстров с уродливыми синюшными тенями. Я развёл костёр, отошёл на десяток-другой шагов от него в обе стороны, расставляя силки - без слишком большой надежды, что тут окажутся такие же легковерные зайцы, как и на первом месте стоянки, но скорее по привычке. И заранее планируя, как утром стану бороться с головокружением от потери крови. Как ни странно, Астарион за весь день ни разу на меня не заорал. Не требовал тащить себя на руках, застревая в кустарниках выползал из них совершенно самостоятельно, даже сейчас тяжело не вздыхал, бегая за мной хвостиком по окрестным полянкам. Может, вину за утреннюю шутку с укусом чувствовал, а может и бессилие. Как же он не любит просить о настоящей помощи. Театрально взвыть, как бы в шутку, но втайне надеясь, что её воспримут всерьёз - это всегда пожалуйста. А как только голосок потерял прежние интонации и не способен был теперь даже сарказм показать - притих, как мышь под веником, ни звука о своих проблемах не издавая. Гордый. Даже со мной. До сих пор. Костёр приятно трещал сухим хворостом. Кот устроился на моих коленях, довольно мурча. Я осторожно положил руку на мохнатый загривок, в задумчивости перебирая пальцами мягкую шерсть, как бы невзначай вытаскивая и выбрасывая в огонь запутавшиеся в кучеряшках листочки и веточки. Тишина напряглась, казалась ужасно неловкой, раздражающий ум каждым лесным шорохом. - Вот уж не думал, что стану скучать по личинке. И как мне с тобой теперь общаться, м? Астарион, я тебя между прочим спрашиваю! Наконец, старательно игнорируя вновь подступившие нехорошие мысли, спросил я. Вышло на удивление испуганно и пискляво. Кот поднял голову, прищурившись глянул мне в глаза, о боги, эта мордочка была такая ехидная - дальше некуда! Ну да, сидел, спрашивая у кота, как с ним говорить, а у самого даже ингредиентов нужных для зелья в кармане не было. - Прости, уж не травник я совсем. Придётся, значит, тебе только слушать, мой хороший. Хотя это и не плохо. Обычно ведь ты мне и слова вставить не даёшь, может, оставить тебя таким навсегда... ай! Ну не кусайся, это шутка, шут-ка! Не настолько я мелочный! Котик милостиво слизал капельки крови с изрядно пострадавшего уже пальчика, довольно зажмурил алые глаза. Я лёг на спину, даже не утруждая себя расстилкой спального мешка. Уставился на звёздочки, проступающие сквозь густую листву капельками дождя. Помолчал несколько мгновений. Не выдержал. - Знаешь. А я, кажется, боюсь. Хуже чем тогда, зимой. Хуже чем в лесу или том проклятом замке... Мне вообще так страшно было только когда отец из города выгнал. Представляешь? Мой голос звучал поразительно спокойно и отстранённо, слишком велик бвл надвигавшийся со всех сторон ужас перед грядущим, чтобы человеческие связки могли его передать. Звёздное небо сияло над головой, рассыпаясь песчинками далёких просторов. Как там Лаэзель говорила? Слёзы? Да, плакать мне тоже ужасно хотелось. Тяжёлые лапки прошлись по животу, устраивая холодную тушку у меня на груди. Рука снова потянулась к шерсти и я поймал себя на том, что думаю только об одном - лишь бы он заговорил сейчас, лишь бы посмеялся, как прежде, над моими страхами. Но вместо привычного сварливого голоса ночную тишину разрезало тихое мурлыканье. Мои губы невольно дрогнули, раздаваясь в улыбку, глаза прикрылись пеленой век. - И всё, что потребовалось, чтобы усмирить твой гадкий характер - хвост и пара мешков шерсти... Запомню на будуще- Ай!