Вино с ароматом сосны

Он пришёл к закату. Усталый, бледный и голодный. С монструозных размеров букетом васильков и не менее ужасающим фингалом под глазом. Честно говоря, в тот момент я подумал, что убью Клинка на месте. Уилл несколько мгновений постоял на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу и собираясь с мыслями. Открыл рот, попытался улыбнуться, собрался было оправдываться, но что-то нехорошее такое заметил в моём взгляде... Такое, верно подсказавшее, что до конца предложения он не доживёт. Тут же сунул веник мне в руки и, воспользовались мгновенным замешательством, шмыгнул в дом. Ох, сколько выдержки мне потребовалось, чтобы не наподдать этому придурку по заднице пяткой. - Ты где три дня шлялся, поганец? Я сурово смотрел на рожки, выглядывавшие из-за шторки вокруг купели и никак не мог решить - стоит ли швырнуть в них тапком или того, как карма Уилла наказала, самого по себе достаточно. - Знаешь, это очень невежливо - сбегать без предупреждения, когда твой партнёр... - Старый ворчливый упырь? Ай! Я всё-таки в него кинул. Не тапком, правда, а куском мыла, что как раз держал в руках, пока шёл открывать дверь. С некоторым садистским удовольствием прослушал звонкий "шлёп" за шторкой и последующее ворчливое "ой-й... А что-нибудь менее скользкое швырнуть не мог?..." Вздохнул, глядя на цветы в своих руках. Даря каждому синему лепесточку такой презрительный взгляд, что приличные розочки бы давно под ним сморщились и стыдливо завяли. Поняв же, что пробудить муки совести у гадких стыдоустойчивых полевых цветов не выйдет - сдался и вернулся на кухню, домывать посуду и искать, куда б приткнуть этот веник. Естественно громко топал ногами, чтобы этот болван помнил, кто тут самый жизнью обиженный. - Ну прости, прости! Забыл, закрутился, с кем не бывает. Заинька, котик, солнышко... Комарик? Раздалось сзади сквозь плеск воды и фырканье. Я хмыкнул. - Засунь этот зверинец с прозвищами себе в... Адрес предполагаемого возвращения любезностей потонул в грохоте посуды и стуке банок по полке. Дурацкие васильки. Дурацкий Уилл. Посуда дурацкая. Я думал, что этот идиот сдох, а он... Истерику что ли закатить? Нет, не то настроение. Но и одним букетиком он от меня не откупится, пусть даже надежды на это не будет. Я швырнул цветочки на пол и продолжил мыть что мыл, будто бы не замечая, как толстенькие стебельки хрустят под подошвами домашних туфель. - Ну не дуйся. Я не специально, честное слово. Раздалось через несколько минут нежное от порога. Я не повернулся. Напротив, стал ещё яростней плескать воду на мыльный бок кружки, чтобы капли, отлетевшие от раковины, смешались на моём лице с непрошенной слезинкой. И с ноги на ногу переступал как ненормальный. Хорошо хрустят эти васильки, приятно так, аж на душе веселей становится. - Дуются дети. А я злюсь, справедливо и осознанно. Пробурчал я неприязненно. Тьфу. Ну да, перепаниковал, дурак старый, и чего к этому цепляться? А слёзы так вовсе мелочь - были и нет, нечего сырость разводить (больше чем уже есть). Мягкий шаг за спиной - знакомый мне, осторожный, скользящий, даже по рассыпанным цветам прошёл без лишнего шороха. Сам его учил, чтобы герой шума в очередных катакомбах не наделал или на медведя в лесу не нарвался. Теплые, влажные ещё от купания, руки опустились на мои плечи. - Астичек. Астариоша. Астюнчик. Я откинул голову назад, прикрывая глаза и упираясь затылком в широкую грудь. Хорошо, что вернулся. Хорошо, что живой. Сам его убью когда-нибудь за разгильдяйство, но чужим тварям такой чести не доставлю. - Тьфу, мерзость какая. Ещё бы Асечкой меня обозвал. Шершавая, приятно пахнущая смолой ладонь стёрла с щеки мыльную пену. Смеющиеся губы коснулись кончика уха, нежным огоньком тепла подогревая что-то внутри. И что я вечно под ним таю, как путана под богатым гостем? - Ты улыбаешься. Знаю. Позорище. Но по-другому с ним уже не могу. - И правда, надо прекратить... Грешно над юродивыми смеяться. Поцелуй опустился по волосам до шеи, игривый нос ткнулся мне в щёку. Бархатистый, до одури любимый голос продолжал соблазнительно мурлыкать над ушком, не обращая внимания на мою язвительность. - Ммм... Рассвет моей души? Я приоткрыл один глаз, награждая Уилла самым ироничным из своей обширной коллекции скептических взглядов. - Ты уверен, что ты рейнджер, а не бард? Такую слащавую банальность только они выдавать умеют. А фингал-то и правда большой. Не больше, чем его игривая улыбка, не ярче смеющихся глаз, но жутенько всё равно становится. - О, ты не сказал, что тебе это не нравится! Я повернулся к нему боком, прислонился ухом к груди, как бы невзначай слушая биение сердца. Ровное, спокойное, может, лишь немного ускорившееся от прикосновения моей щеки. Кожа нагого торса ещё чуть прохладная от стекающих по короткому ёжику волос капель. Дыхание чистое. Не лихорадит. Ну и отлично. Значит можно с ним не церемониться. - А ты не сказал, где пропадал трое суток. Я уже на кладбище проверять пошёл - а не помер ли ты на сей раз с концами, дорогуша! Я с силой пихнул мальчишку в грудь, отправляя на табурет. И совершенно не ожидал, что Уилл успеет в полёте схватить меня за запястье и усадить к себе на колени, аккуратно приобняв одной рукой за талию. Шустрый чертяка. Моя школа. - Ммм, потом. Вот луна из-за тучек выйдет и я всё тебе покажу. А пока... Ненастойчивые, но очевидно изголодавшиеся после разлуки ладони чуть сильнее сжали талию. Нос попробовал залезть за воротник моей рубахи, но был грубо остановлен щелчком по самому своему кончику и беспрекословной командой: - А пока ты будешь есть. И молча терпеть, когда я буду лечить эту дрянь на твоём лице. И я встал, легко выскользнув из - и без того нисколько не пытавшихся удержать тело - рук. Принялся суетиться по кухне, отпирая шкафы в поисках ингредиентов для зелья лечения. С ним мне так много рецептов пришлось выучить, хоть сейчас в травники иди и лавку открывай. - Ладно. Лечите, дяденька вампир. - Уилл улыбнулся, подпирая голову кулачком и с целым океаном нежности во взгляде любуясь каждым моим жестом, совершенно не расстроившись от отложенной близости. Даже личико услужливо подставил под смоченный зельем кусочек марли. Да, лекарем я бы и правда мог зарабатывать... И он ругаться б на мои нелегальные пути добычи золота перестал. Жаль только - все запасы того, что в лесу набираю, вмиг на самого же Клинка и уходят. Не бережёт он себя совсем. А я нервничай, волнуйся, как бы этот придурок шею себе не свернул за какой-нибудь пакостью гоняясь. Я невольно дрогнул, когда, в задумчивости, пропустил момент в который моя ладонь оказалась в сложенных лодочкой его руках, а влажные губы коснулись костяшек пальцев. Последние трое суток и правда были ужасно изматывающими. Уилл и раньше мог целый день носиться по полям и весям за очередной зверюгой, ну или засесть в кусты на кладбище на полную ночь, подгадывая появление гуля. Но вот так - на несколько суток и без предупреждения... Страшно, конечно, было. И дом без его нескончаемой энергии показался мне ужасно пустым.

***

- Идём, идём! Он тащил меня через кусты и колючки вглубь леса, будто не замечая, что мне едва удается поспевать за его широким шагом. Дылда на мою голову, каблуки что-ли купить... - Вот, почти пришли. Закрой глаза! Стоило лёгким летним тучкам разойтись, так и поволок меня в лес, не слушая никаких возражений ни о погоде, ни о нормальном человеческом отдыхе. "Тебе понравится" и всё тут. Тоже мне, интриган. - Серьёзно? Я воспользовался заминкой в гонке с препятствиями дабы слегка перевести дух, как бы невзначай облокотившись на ближайшее деревце. - Ну любимый, пожалуйста, ради меня? Щенячий взор, умоляющая интонация, боги, дайте мне сил не слишком откровенно ржать в это наивное лицо. - Ладно. Только хватит рожи корчить, смотреть на тебя больно. Я, как бы подтверждая это утверждение, послушно закрыл глаза. Несколько мгновений тишины, шорох куста, осторожное подталкивание в спину. Шаг, другой, третий. "Осторожно, звёздочка, тут корень выступает", крепкая рука поддержавшая под локоток. Тихое, тёплое "открывай" над ухом, порыв ветра, смешавшийся почему-то с лёгким перестуком горошин, будто чей-то ребёнок погремушку по полу катает и- - Ох... Передо мной была полянка. Огромное белое меховое покрывало расстелено на мелкой траве, четыре тонкие длинные сосенки по разным его углам уходили ввысь и были связаны макушками где-то в пяти метрах над землёй. А со стволов во все стороны сияющими капельками цвета свисали нити стеклянных бусин, отражавших лунный свет всеми мыслимыми оттенками золотого, алого и голубого, образовывали собой подобие тонкой цветной ткани вместо нормального шатрового покрывала. И всё было в цветах. Полевые, крохотные вьюнки опутывали деревья, покрывали ковром пустую землю вокруг, заигрывающе выглядывали из окрестных кустов. Уилл стоял у входа в эту, с позволения, палатку, одет точно так же, как тогда - простенькие рубаха и штаны, на поясе рапира, за спиной арбалет, на лице бесовская ухмылка. Будто вот-вот завопит "Нежить, настал твой смертный час!" Но он не завопил. Напротив, поклонился мне и протянул ладонь, приглашая войти с ним. Позёр. Только он может несколько дней пропадать невесть где, сооружая шатёр для одного свидания. Представить только, и всё это мне одному... Я отмахнулся от руки и самостоятельно сделал шаг под стволы, раздвинув блестяшки ладонью. Они приятно зазвенели, часто сталкиваясь друг о друга за моей спиной. Затем снова зашуршали и я почувствовал, как на плечи опустились тёплые мягкие руки. Любит он меня со спины обнимать. Понять только до сих пор не могу почему. На меху лежали бокалы и пара бутылок чего-то нежно-розового, под стать настроению и осторожному поцелую в шею от моего принца. - Ну? Что скажешь? Хитро прищурился он, опустив подбородок на моё плечо и неотрывно глядя, как мой взгляд блуждает по сияющим нитям, жадно поглощая каждый крохотный кусочек волшебной мозаики. Что я ему скажу? Что за двести лет ночной жизни столько цвета перед моими глазами ни разу не было? Что даже под солнцем мало что могло впечатлить меня так же, как этот уголок витражной прелести посреди леса? Обойдётся. У него и так самодовольство больше моего отросло. - Сойдёт. Нагло брякнул я и развернулся, ухватывая Уилла за воротник. Наболтался за жизнь романтичным бредом. Надоело. Хочу действовать. Мы повалились на мех, позабыв про вино. Уилл в первые несколько секунд так опешил, что не сразу вспомнил - людям, вроде как, положенно дышать. И погрузился в первый настоящий, глубокий, самый сладкий за последние недели поцелуй с головой, совершенно забыв раздувать лёгкие. Естественно, я тут же воспользоваться его растерянностью. Пары мгновений мне хватило, чтобы полностью вывести мальчишку из строя, нагло прикусить его губу - не до крови, а так, из вредности - и усесться на его торсе, победно глядя на распластанное, краснеющее, пылающее возбуждением тело под собой. Так очаровательно прикрывал он рот тыльной стороной ладони, пытаясь отдышаться, так смотрел на меня, - с восхищением, доверием, страстью - что тут же какой-то низменной, инстинктивной части меня захотелось сжать это чудо в один крошечный комочек и сунуть за щеку целиком, как ребёнок конфетку. Мои ладони скользнули по подымающейся резкими глотками воздуха груди, расстёгивая одну за одной медные пуговки, освобождая от хлопка нежную кожу, каждый миллиметр которой источал его тепло, его сладкий сосновый аромат. Провёл кончиком языка по обнажившейся тонкой, бледной змейке шрама, завершая короткий жест поцелуем у тёмного ореола соска. Дразняще прикусил самый его кончик, поднял взгляд назад, к родному лицу желая увидеть взгляд Клинка и тут же тихонько хихикнул. Ну-ну. Какие мы до сих пор чувствительные. Я сцепил пальцы у Уилла на груди, укладывая подбородок сверху. - Только не взорвись, милый. Мне нравится смотреть на твоё живое тело. Будет грустно, если у него вдруг от волнения остановится сердце. Он издал тихий нервный смешок и переместил ладонь с собственных неспособных закрыться от жаркого дыхания, губ на мои глаза. - Я не могу оставаться спокойным, когда ты так на меня смотришь! Я, естественно, тут же поднял голову повыше, нагло выглядывая из-за пальцев. Ну нельзя давать мне настолько чудесные поводы для издёвок. От такого мой характер портится, а голос приобретает низость и заигрывающую опасность, вытягивая слова каплями патоки. - Как "так"? Как на свою добычу? Как на маленького кролика в клетке? Как будто прямо сейчас возьму и... - Ой, ну тебя! Уилл резким движением схватил меня двумя руками за плечи и дёрнул к себе, затыкая расплывшийся было в насмешке превосходства рот поцелуем. - Самодовольный упырюга. Это кто кого ещё покусает! От неожиданности я даже не стал сопротивляться. Уилл перекатился, меняя нас местами, сжал бёдрами мои ноги и тут же впился горячими губами в шею под самым ухом, оставляя бессовестный засос. Умей моё сердце ещё биться, пожалуй, я был бы теперь не менее красным, чем он сам. За одним поцелуем последовал второй, третий, с каждым разом теряя пыл и возвращая прежнюю, знакомую мне и изученную до последнего уголка нежность. Руки, щёки, глаза, приоткрытый в ожидании рот - всё стало холстом для бархатистых движений его кистей и губ. Рубашка испарилась с меня словно её и не было вовсе. Осторожные жесты рук плохо сочетались с их грубой, потресканной от походной жизни кожей, но именно это в них я и любил. Во всём своём Уилле любил эту двоякость: дурной ребяческий характер, не подходящий короткой бородке и острым рожкам; осторожность и ласку, которых не ожидаешь от наёмника с рапирой; удивительную проворность и опытность жестов, которые - не знай я, насколько невинным и неловким Уилл был в нашу первую ночь - я бы ни за что не приписал без двух месяцев девственнику Ещё зимой он лишь принимал мои ласки, не зная, куда девать руки. А теперь с готовностью перенял инициативу на себя, легко избавляя нас обоих от одежд и тихими, мягкими движениями пробираясь не в мою плоть, а будто в самую душу. Каждый поцелуй как последний, каждое движение языка словно первое. Лунные зайчики цветными брызгами отражались на блестящем влагой тёмном теле, плясали на рогах, смотрели на меня со дна глаз, заставляя тихо трепетать от восторга. И не от одного него. Медленное движение бёдер о бёдра, сперва с преградой из двух слоёв ткани, затем - когда одна ладонь приподняла меня за спину, а другая легко оттянула эластичную ткань пояса - и без них, вынуждая прикусывать губу, чтобы не скулить позорно от нетерпения. Влага тел, горячность испаряющегося пота в сладкой зоне соприкосновения. Не замирающие ни на миг ладони, одна из которых ласково коснулась самой жаждущей этой близости части меня. Смеющиеся, торжествующие глаза напротив, когда из моего горла всё-таки выбрался на свет тихий стон. Уилл достал из кармана валявшихся рядом брюк пузырёк со знакомой бледной слизью. Ну хоть на этот раз он подготовится как следует. А то знаю я его, с мальчишки вполне бы сталось забыть обо всём низменном и плотском, сооружая сказочный шатёр и тогда долгая прелюдия была бы неизбежна - а ни у меня, ни у него терпения на неё уже не было. Тонкий ручеёк ледяной жидкости потёк по моему пупку, наполнил впадинку на животе и скользнул вниз, мгновенно нагревая кожу приятным расслабляющим мышцы составом. Нетерпеливые бёдра заёрзали на моём члене, распределяя смазку меж двух тел, движение ладоней по торсу и поцелуи вновь приобрели жадность и горячность и я мог лишь тихонько радоваться, что его громкое дыхание заглушает новый стон в моей груди. Уилл нагнулся, цепляясь за мой торс и шею руками, игривый язык провёл по кончикам клыков, надавил чуть сильнее, намеренно наполняя мой рот смешанной со слюной сосновой кровью, мои руки опустились вниз, направляя его и меня самого, миг, вдох, короткое движение бёдер навстречу друг другу - - Ох... Синхронный выдох, долгожданный, тянущийся целую вечность первый за недели миг единения. Медленное движение бёдер ему навстречу, аккуратно, не торопясь, сперва до серединки, чтобы не сделать больно. С родных губ тихим стоном срывается моё имя, пока мои собственные нетерпеливо сминают его кожу, чертовски грубо посасывают влажную шею, оставляя под цветными лучиками света отметины, чтобы ни одна сволочь во всём мире не решила, будто хотя бы милиметр этого тела принадлежит кому-то кроме меня. - Я так скучал по тебе Прошептал Уилл мне на ухо, насаживаясь глубже, принимая меня полностью, целуя горячо нежную кожу за мочками уха, у подбородка, у ключиц. Боги, он вечно находит точки, что никто иной и не додумался бы воспевать в жесте пылкости... Я тоже по нему скучал. Безумно, до слёз, изнывал от тоски, пока этот оболтус пропадал неделю на тракте, присылая лишь голубей с записками, а приехав - исчез в лесу. И одной самостоятельной инициативы, одной жадности его темпа хватило, чтобы мои посасывания обрели бритвенную остроту нежных укусов. Гадкий собственник, да, знаю, но как сладко Уилл всхлипнул, когда я ускорил ритм, как восторженно посмотрел на меня, когда рывком перевернул нас, оказываясь сверху, как закинул руки, ноги мне за спину, как уткнулся рогатой бошкой в грудь, словно я - его единственная надежда выжить и боги, небеса, адское пламя, как же восхитительно-непристойно он застонал от особо болезненного укуса в плечо... Мне хватило и одной руки, сжимающей мех над его головой, чтобы не упасть, пока вторая дорожкой дразнящих щипков спустилась вниз по торсу, обхватила его сочащийся предэакулянтом член, двигаясь в такт ритму бёдер. Тонкие ниточки слюны, сияющие радугой капельки пота, запахи, о мироздание, как много дурманящих запахов, вкусов, звуков, что даже сами движения мои стали отрывистыми и рваными - от животной жадности, от восхищения, от восторга, что подо мной распластался, за меня цеплялся он... Не отпущу одного. Никуда. Никогда. Пара последних коротких, с силой обвивающих и будто вытягивающих саму жизненную силу из тела, движений ладонью, дрожаще мучительная пауза и- - Ууу... Всхлипывающий, молящий стон потонул в нашей общей глотке, а на моей ладони остался липкий бледный след, пожалуй, не слишком отличающийся бардака, оставленного мной внутри любимого. Я сполз с горящего жаром тела и откинулся на спину, с размеренным спокойствием отметив, что эта короткая сессия вытянула из меня остатки сил. Задумчиво поднёс руку к лицу, слизнул капельки тягучей спермы, поглядывая на своего принца. Он, всё ещё силясь отдышаться, восторженно глядел на небо за тонкой паутинкой стекла, будто не замечая слегка сочащихся кровью следов от зубов на своих руках и шее. - Поехали со мной, а? В который раз за месяцы нашей совместной жизни предложил Уилл. - Поехали. Совершенно не-традиционно согласился я. - Знаю, дорога не для тебя, уют, комфорт и... Погоди, что? Он так удивлённо на меня уставился, будто вовсе не ожидал, что несколько месяцев уговоров могут так внезапно возыметь эффект. Я криво усмехнулся, с неприличным чпоком выпуская изо рта облизанный палец. - Поехали. Давно мне пора было проветриться. Сел, потягиваясь, вытер о мех остатки бледной жижи с ладони. Весело, но решительно посмотрел на Уилла, как бы показывая - нет не шучу. Можешь начинать радоваться. - Правда? Спасибо! Обещаю, только таверны с ванной в номере, никакой консервированной крови и, и... Астарион, я тебя обожаю! Он - что и следовало ожидать - тут же забыл об одышке и усталости, вскочил, повиснув у меня на шее кипящим любовью и счастьем щенком. - Правильно делаешь. Я похлопал его по спине, не отрывая взгляда от цветных стёклышек, сквозь паутинку которых черной, по-домашнему тёплой пеленой ночи проступало небо. Кто знает, когда мне ещё доведётся вернуться сюда и увидеть это чудо. Но что я знаю точно, так это - с ним любое местечко способно обрести свои краски вновь даже под бледным, искажающим реальность, светом луны. Моё личное солнышко. Лучик света во тьме унылых будней. Надоело за него бояться каждый день. Встревать в неприятности - так вместе. Верно?