"Жизнь Архивариуса"

— Границы ключ переломлен пополам, а наш батюшка Ленин — совсем усоп, он разложился на плесень и на липовый мёд… Строки отражались от стен Аньдин заставляя волны расходиться по всюду многократно увеличивая свою эффективность. — А перестройка всё идёт и идёт по плану, а вся грязь превратилась в голый лёд, и всё идёт по плану… Вся троица заклинателей, как и прежде восседала на собственных противоположных друг другу местах, однако теперь в руке каждого каким-то чудом оказалось по кувшину выпивки, не считая около двух десятков тех, которые расположилась на чайном столике уже будучи опустошёнными. Некоторые из них стояли ровно, другие упали на бок демонстрируя полностью сухое нутро. В комнате стоял отчётливый запах дорогого вина, который расплылся по помещению ничем не хуже тумана входя с каждым вдохом в лёгкие и щекоча нос пряным ароматом. Казалось, даже пропитывая плоть и одежды. — А моя судьба захотела на покой, — я обещал ей не участвовать в военной игре, но на фуражке на моей серп и молот, и звезда. Как это трогательно — серп и молот, и звезда… Лихой фонарь ожидания мотается, и всё идёт по плану… Всё идёт по плану… Цинцю и Цинхуа методично покачивались из стороны в сторону под ритм песни пытаясь удержать тары с напитком в руках. Глаза обоих были уставлены куда-то вдаль и явно расфокусированы. Ким же в это самое время ловко струился пальцами по струнам одни лишь Небожители знают откуда появившегося музыкального инструмента, более приближенному к гитаре, — Пипе. Прислонившись к широкому каплевидному корпусу, выполненному из явно ценной породы дерева, Архивариус при том успевал и сам двигать головой в такт. На следующих строках плавный голос, специально обращённый в рванный лишь усилился, становясь громче прежнего, кончики пальцев стали грубее вызывая у инструмента жалобные звуки, которые тем не менее умудрялись вписываться в репертуар. — А моей женой накормили толпу! Мировым кулаком растоптали ей грудь, всенародной свободой растерзали ей плоть… Так закопайте ж её во Христе — ведь всё идёт по плану! Ярость в Хранителе Архива сходит на ностальгическую грусть возвращая прежнюю мягкость. — Один лишь дедушка Ленин хороший был вождь, а все другие, остальные, — такое дерьмо. А все другие враги и такие мудаки, над родною, над отчизной бесноватый снег шёл… Я купил журнал «Корея» — там тоже хорошо, там товарищ Ким Ир Сен — там тоже, что у нас… Я уверен, что у них тоже самое — и всё идёт по плану… Шан слегка дёрнулся, чуть проливая алую жидкость на белоснежно-голубые одежды. Горный Лорд был в состоянии говорить, но вот понимать, что именно он бы сказал — уже вряд ли. — А при коммунизме всё будет заебись, он наступит скоро — надо только ждать. Там всё будет бесплатно, там всё будет в кайф, там, наверное, вообще не надо будет умирать… Я проснулся среди ночи и понял, — что всё идёт по плану… Тонкие пальцы с остервенелостью скользящие по струнам наконец принялись замедлять свой сумасшедший танец сходя на нет. Юань и Цинхуа дружно что-то замурчали в унисон, — то ли очередной куплет песни, то ли свою, непонятную иным мелодию в то время как Ким погрузился в томное молчание наблюдая из-под вуали за собственными руками, оглаживающими благородное дерево инструмента. Мутный от алкоголя разум наводнили ностальгические воспоминания. Сколько лет назад он так же сидел с друзьями, подвыпивший, хмельной, с музыкальным инструментом в руках…? Лишь костра не хватало да аромата свеже приготовленной на открытом пламени еды. На сердце мгновенно напала непреодолимая тоска… Что-то бы словно сжалось внутри навалившись на ранее лёгкую душу древним валуном, прижав всем своим весом к земле… Не то чтобы в этом мире он в чём-то имел недостаток. Любимое дело, признание учеников, которые как ему думалось если и не были от архивариуса в восторге, то по крайней мере чтили отношения адепта и учителя, достаточное количество отдыха, хорошая еда и алкоголь, прекрасные хоромы над головой. Казалось бы, рай земной, чего печалиться человеку будучи в таком положении? А вот неспокойна душа людская, извечно перечит телу, пребывающему в блаженстве земном. Полностью удалит она удовольствие и насыплет тяжести с горкой словно бы камаз грунта. Тяжко, неприятно, даже как-то… зябко. Словно бы что-то потерял… В голове напрашивается лишь один вывод — пить меньше или вовсе закончить с этим. Если каждый раз придётся испытывать подобное, то даже ему до депрессии недалеко. А кому как не Алексу знать, насколько это противная вещь? Все рано или поздно через неё проходят, просто большинство предпочитает молчать, не вынося своих переживаний за пределы собственных мыслей. Для чего? Даже если и расскажешь, то вероятность оказания эффективной помощи стремиться к абсолютному нулю, если не к минусовой степени. Риск же при том несоразмерно велик. — А знаешь… что я хочу? С некоторыми задержками и расплывчатым произношением спрашивает Алекс, упираясь о ладонь лицом под тканью. Оба Горных Лорда в замедленном времени оборачиваются на Архивариуса с немым вопросом и лишь Цинхуа размеренно в отрицании покрутил головой из стороны в сторону о чём тут же пожалел, схватив по ощущениям так несколько сотрясений мозга сразу. — Я.… тоже… Вот понимаешь… хочется чего-то, а чего… хер поймёшь… Удивительно, но слова Кима всё же смогли оставить в себе след, по которому было возможно выловить логическую нить, хотя даже так она представляла собой путь из ниоткуда в никуда. — Вот, в сердце скребётся тоска такая… аж желчь тянет… Хранитель Архива в жесте коснулся своей ладонью района анатомического мотора словно бы указывая на предмет разговора при том, не обращая на кивки коллег особого внимания, будто и вовсе разговаривая больше сам с собой чем с кем-то иным. Цинцю на удивление хранил молчание даже в опьяневшем виде, Ким не знал с чем была связана такая привычка китайца, но всё же не акцентировал на этом внимания. Бывают и люди не разговорчивые, — до отвратительного тихие. Не берут их ни шутки, ни романы, ни мелодрамы. Хотя при том спокойные всегда — что часто удобно. — Как ты… Ик… пьёшь. Так из-за того и… Бул… тошнить тянет… Старик… А вот Цинхуа подобной выдержкой не славился — типичный душка компании, что под алкоголем раскрывает все свои мотивы и намерения, не ощущая и капли стеснения. При том, не ограничивая себя социальными нормами и выражениями, ему разве что не хватало присесть на корточки да щелкать семечки с умиротворённым взором. — Ничего ты не понимаешь… Махнул свободной рукой Ким вздрагивая следом за своей же конечностью, вуаль как предмет, скрывающий любые проявления эмоций, выраженные в мимике, прекрасно справлялся со своими обязанностями. Увидь сейчас кто Архивариуса то далеко не сразу догадался бы о его опьянении. Шан качнул головой и плавным взлётом руки заставил себя отпить новый глоток. — А что мне понимать…? Я всё понимаю! Вон… Э… Этого понимаю! Жест дланью, указавший на Юаня не был учтён владельцем в достаточной мере и потому алкоголь из чарки вышел за края с плеском разлившись по лакированной поверхности пострадавшего в прошлом стола кровавой кляксой приобретая узор, созданный гравитацией и кинетической энергией — Высшее проявление красоты мира. Глава Аньдин словно бы и не заметив этого лишь лицом, выражающим самое настоящее уверение в личной правоте, уставился на своего товарища в изумрудных одеждах. Шэнь прикрывший глаза, но ощущающий на инстинктивном уровне, что обратились именно к нему, сначала неспешно покачал головой из стороны в сторону в глубоких размышлениях, а после столь же чинно, молча кивнул, не проронив и слова. Юань давно для себя усвоил, что когда находишься в мужской, пьяной компании и от тебя чего-то требуют, притом чего-то простого, то легче и безопаснее как материально, так и ментально попросту согласиться с чужой стороной даже если та по твоему мнению не права. Выяснять правоту жизнь советует трезвыми и желательно безоружными. — Воооо… Ик… Т… С явным приободрением говорит Цинхуа растягивая слово подобно вкусному кусочку мраморного стейка на языке. Ранее крепкая как каменная стена уверенность возросла на уровень натурального бастиона. Именно с такой верой и поджигали революционные костры по всему миру. В ответ со стороны Хранителя Библиотеки прозвучал невнятный бубнёж с очередной порцией латинских ругательств вперемешку с отечественными, — Русскими. Отложив в сторону музыкальный инструмент, Алекс слегка закинул голову вверх будто чуть изгибаясь всем телом и подставляясь прохладному ночному ветру, отдавая в его власть, бледную кожу которая несмотря на холод не покрылась мурашками, а с достоинством приняла вызов, давая порыву проникнуть дальше в плоть и кости, заставить одеяния затрепетать. Достигнув и других заклинателей, ветер казалось усмехнулся. В ответ на резкое похолодание Цинцю сжался, не желая и даже не помышляя принимать что-то столь непривычное, нежная кожа, ласкаемая шелками одеяния, которые игриво проходились по своему владельцу будто островатые кончики сотен холодных язычков приносила неимоверно странные эмоции… Хотелось поддаться, всей сущностью хотелось. Но разум пусть и ослабленный алкоголем жёстко стоял на своём, не сдавая и шагу назад. Цинхуа же, казалось бы, вовсе не ощутил ничего от слова совсем. Скорее всего вино настолько крепко осело в нём, что стояла на пути любых внешних факторов нерушимым бастионом. Да и сам то Шан ещё не будучи перерожденцем никогда не боялся холода, как и жары. Автора Новеллы не брало ничего из того, что в своих арсеналах держала матушка природа и началось это так с лет двадцати четырёх его жизни. Он даже обращался с этим в больницы, но ничего определённого не ответили, были кучи догадок и прочего, но все по итогу советовали учиться жить с этим, что, впрочем, Цинхуа и сделал, ведь по сути это довольно удобно. Нет нужды не в дорогом по нынешним меркам кондиционере, не в частом использовании переносной печки долгими зимами. Выскочить во время метели в ближайший магазин будучи одетым в домашнюю одежду? Тоже не проблема… Скорее всего Шан настолько привык к своему так называемому недугу, что уже на чисто ментальном уровне перестал и резко реагировать на смену температуры в новом теле…