На моих губах кровь...

      Гарри лежал на своей кровати в спальне Гриффиндора, глядя в потолок, который едва различался в тусклом свете луны, пробивающемся через окна. Комната была тиха, лишь редкие звуки ночного замка нарушали эту тишину. Но внутри него было не так спокойно. Мысли метались, как водопад, и не давали покоя. Он перевернулся на бок, но сразу же почувствовал, как клыки слегка царапнули внутреннюю сторону губы. Это ощущение, новое и непривычное, заставило его нахмуриться. Он прикрыл глаза, пытаясь понять, что с ним происходит, но это только усилило чувство отчуждения.       Он поднял руку к лицу и разглядел свои ногти в слабом свете. Они стали длиннее и острее, почти как у хищника. Гарри провёл ими по ткани одеяла, и оно тихо зашуршало под его пальцами, будто вместо ногтей у него были когти. Внутри него что-то сжалось, и он вновь ощутил этот странный холод, что полз по его венам.       Его сердце билось медленно, слишком медленно. Каждый удар отдавался холодной волной в груди, как будто кровь, которую он только начал привыкать пить, теперь текла по его венам с ленивой неохотой. Он прижал руку к груди, пытаясь сосредоточиться на звуке. Раз-два… пауза. Раз-два… пауза. Этот ритм был чужим, пугающим. Гарри сжал зубы, ощущая, как этот ритм проникает в его сознание, словно напоминая, что он больше не такой, как был раньше. — «Это нормально?» — мелькнула мысль, но ответить было некому.       Его тело казалось чужим. Клыки ныли, словно их корни пытались утвердиться глубже. Когти казались слишком острыми, чтобы быть частью его рук. Даже глаза, которые теперь то вспыхивали алым, то возвращались к зелёному, причиняли лёгкую боль, как будто они ещё не решили, какими должны быть. Он не мог понять, что с ним происходит, и это чувство неопределённости давило на него.       Гарри вздохнул, встал с кровати и пошёл к окну, чувствуя, как его ноги слегка дрожат. В темноте замка всё казалось мрачным и живым, как будто стены следили за ним. Где-то вдалеке слышался крик филина, а в ночном небе мерцали звёзды, как маленькие огоньки надежды. Он открыл окно, впуская в комнату холодный воздух, который был одновременно освежающим и тяжёлым. Он вдохнул его полной грудью, но вместо облегчения почувствовал ещё большую тяжесть, как будто воздух был насыщен чем-то, чего он не мог понять. — «Я должен привыкнуть», — подумал он, смотря на отражение луны в замёрзшем озере. Оно было таким же холодным и чуждым, как и его собственное отражение. Его пальцы машинально потянулись к горлу, где тонко пульсировала вена. Клыки снова напомнили о себе, и Гарри сжал челюсти, чтобы подавить внезапное желание, которое ворвалось в его сознание. Он не мог позволить себе это. — «Это не я», — твердил он себе, но слова звучали пусто. Он не мог избавиться от ощущения, что это всё происходит не с ним, а с кем-то другим, с каким-то чужим существом, которое по ошибке оказалось в его теле. Размышления Гарри прервал слабый скрип двери. Он резко обернулся, его сердце пропустило удар, а затем снова застучало в замедленном ритме. Он почувствовал, как его тело напряглось, готовое к действию, но когда он увидел Рона, напряжение немного спало. — Ты не спишь? — раздался тихий голос Рона, который выглянул из-за двери. Его лицо было озабоченным, а волосы растрепаны, как будто он только что сам проснулся. Он стоял в дверях, будто не зная, что делать, но зная, что должен быть рядом. — Нет, — честно ответил Гарри, отворачиваясь обратно к окну, не желая показывать Рону, как он себя чувствует.       Рон вошёл и закрыл за собой дверь, прислонившись к стене, словно не зная, как начать разговор. Он молчал, давая Гарри время. — Ты в порядке? — спросил он после паузы, его голос был мягким, но полным заботы. Он не стал настаивать, зная, что Гарри может не захотеть говорить. — Думаю, да, — ответил Гарри, но его голос звучал неуверенно, словно он сам не был уверен в своих словах.       Рон нахмурился, но ничего не сказал. Он знал, что Гарри нужно время, чтобы привыкнуть к тому, кем он стал, и что ему нужно пройти этот путь самостоятельно. Но это не значило, что он не был рядом.       Гарри провёл рукой по раме окна, чувствуя её холод. Он не мог избавиться от чувства, что всё это — не его жизнь, что он где-то потерял себя. — Иногда мне кажется, что я… не знаю, кто я теперь, — тихо произнёс он, не в силах скрыть свою растерянность. Его голос был почти шёпотом, и он чувствовал, как эта мысль проникает в его душу, заставляя его сомневаться в себе.       Рон подошёл ближе и сел на кровать, его взгляд был мягким, но решительным. — Ты всё ещё Гарри Поттер, — твёрдо сказал он. — Это не изменилось. Ты всё тот же, просто с новыми испытаниями…       Гарри посмотрел на него, и в его груди что-то ёкнуло. Впервые за долгое время он почувствовал, как тепло дружбы пробивается сквозь холод, поселившийся в его сердце. Он понял, что, несмотря на всё, что произошло, он не один. — Спасибо, Рон, — тихо сказал он, и в его голосе звучала благодарность, которую он не мог выразить словами.       Рон кивнул, и между ними повисла тишина. Это была не тишина отчуждения, а скорее, тихое понимание. Гарри чувствовал, что это был не конец его вопросов, но он знал, что у него есть друзья, которые помогут найти ответы. И, может быть, с их помощью он снова найдет себя.

***

      Солнечные лучи пробивались сквозь высокие окна Гриффиндорской башни, заливая спальню мягким светом. Гарри открыл глаза, чувствуя, как его тело слегка ноет от ночного отдыха. В первые мгновения утреннего света он не сразу осознал, что с ним что-то не так. Он потёр глаза, но боль в них усилилась. Зрение было немного размытым, а сам взгляд — каким-то странным. Он посмотрел в зеркало на свою отражённую фигуру. Глаза стали заметно краснее, и это было не просто ощущение — они казались почти кровавыми, как будто что-то внутри его глазных яблок ещё не привыкло к новому состоянию. Он сглотнул, чувствуя, как его клыки слегка ныли, а кожа под ними была чувствительной, будто каждый зуб в его челюсти теперь был немного длиннее и острее.       Гарри поднялся с кровати, ощущая, как его тело немного дрожит от странной тяжести. Он заметил, что его внешность изменилась ещё больше за ночь. Легкая бледность кожи, глаза с красноватым оттенком, даже волосы стали чуть более тёмными, как будто ночь накладывала свой отпечаток на всё его существо. Это было заметно, но не слишком — если бы кто-то не знал, что с ним происходило, он мог бы подумать, что это просто усталость или случайная перемена. Но Гарри знал, что это не просто так.       В комнате было тихо, лишь изредка слышались шорохи — это Рон собирался на завтрак. Его шаги были немного громче, чем обычно, и он тихо ругался, когда натягивал мантии. Гарри смотрел на него, не в силах скрыть растерянности, но быстро попытался взять себя в руки. — Доброе утро, — пробормотал Рон, натягивая мантии. Его волосы были ещё более растрёпаны, чем обычно, а взгляд казался сосредоточенным. Он выглядел таким же, как всегда, но в его глазах был какой-то новый оттенок — обеспокоенность, может быть, беспокойство о том, что с Гарри происходило. — Утро, — ответил Гарри, сев на кровати и потирая глаза. Он не мог заставить себя чувствовать себя нормальным. Не сейчас. Не с тем, что происходило с ним.       Они встретились с Гермионой в общей гостиной. Она выглядела необычно — её золотистые глаза мягко блестели, а волосы, уложенные в идеальные локоны, слегка струились за спиной. Но в её взгляде читалась усталость, как будто она тоже переживала что-то, что не могла или не хотела озвучить. Она встретила взгляд Гарри, но его красные глаза не могли не привлечь её внимание. — Как ты? — тихо спросил Гарри, замечая, как она поправляет мантию. Он видел, как её руки дрожат, но она скрывала это, как могла. — Нормально, — коротко ответила Гермиона, избегая его взгляда. — А ты? — Привыкаю, — признался он, пожав плечами. Он не знал, что ещё сказать. Слова не могли выразить того, что он ощущал.       Трое друзей направились в Большой зал. По дороге Гермиона молчала, а Рон иногда бросал на неё обеспокоенные взгляды, как будто он всё-таки заметил её напряжение. Гарри чувствовал, что между ними повисло что-то новое, но пока не знал, как это обсудить. Он сам был слишком поглощён тем, что происходило с ним, чтобы думать о том, что происходит с его друзьями.       В Большом зале было шумно. Студенты уже расселись за длинными столами, обсуждая новости и предстоящие уроки. Гарри, Гермиона и Рон заняли свои места, и перед ними мгновенно появились тарелки с горячими блюдами. Но Гарри не мог сосредоточиться на еде. Он чувствовал, как его глаза болят, а сердце бьётся в странном, замедленном ритме. Это не было нормально.       Но едва они начали завтракать, как к ним подошёл Перси Уизли. Его лицо было серьёзным, а руки крепко сжимали какую-то папку, как будто он хотел что-то сказать, но не знал, как. Он взглянул на Рона через очки, и его голос стал строгим. — Рон, — строго начал он, глядя на брата поверх очков. — Тебя ждёт семья.       Рон замер, его вилка зависла в воздухе, а выражение на лице изменилось на мгновение. — Что? Зачем? — спросил он, но в его голосе уже звучало понимание. Он знал, что это было неизбежно. — Первое превращение, — тихо сказал Перси. — Они хотят быть рядом, чтобы всё прошло как надо.       Рон опустил вилку, его лицо стало бледным, и он посмотрел на Гарри и Гермиону, как будто пытаясь найти поддержку в их глазах. — Я… ладно, — выдохнул он, вставая. Он взглянул на Гарри и Гермиону, пытаясь улыбнуться, но его улыбка была слабой и напряжённой. — Я вернусь. Не волнуйтесь! — Мы будем ждать, — твёрдо сказал Гарри, кивнув. Он чувствовал, как внутри его что-то сжалось. Это было тяжело, но он знал, что Рон не мог избежать этого.       Когда Рон ушёл, Гарри заметил, как слизеринцы из другого конца зала начали шептаться и смеяться, бросая на них насмешливые взгляды. Особенно выделялся Драко Малфой, который сидел в центре группы, его глаза были полны презрения. — Вот видишь, Поттер, — громко сказал он, ухмыляясь. — Твой друг-оборотень решил уйти. Наверное, боится поцарапать кого-нибудь за завтраком.       Слизеринцы захохотали, а Гарри почувствовал, как его кулаки сжались, а челюсть напряглась. Он сдерживал гнев, но внутри его что-то кипело. Он не мог позволить себе взорваться, но в голове уже крутились слова, которые он хотел бы сказать Малфою. — Не обращай внимания, — быстро сказала Гермиона, её голос дрожал от сдерживаемой злости. Она понимала, что Малфой пытается вывести Гарри из себя, и не хотела, чтобы он поддался на провокацию. — Ему бы самому бояться, — пробормотал Гарри, но решил не отвечать Малфою вслух. Он знал, что это только разожжёт конфликт, а сейчас ему было не до этого.       На первом уроке по заклинаниям Гарри чувствовал себя странно, как будто его тело было не в полной гармонии с его магией. Палочка, которую он держал в руке, казалась тяжелой, словно сопротивлялась его воле. Каждый раз, когда он пытался сосредоточиться, пальцы скользили по дереву, как будто оно не было его. Он ощущал, как внутреннее напряжение нарастает, а его сердце бьется чуть быстрее, чем обычно. Он был не готов к этому, к тому, что с ним происходило. — Ладно, мистер Поттер, покажите нам «Люмос», — сказал профессор Флитвик, его взгляд был полон ожидания, но Гарри почувствовал, как холодок страха пробежал по спине. Он не был уверен, что сможет контролировать свою магию сегодня.       Он поднял палочку, произнёс заклинание с усилием, но в ответ был только глухой, неясный всплеск энергии. «Эм… Люмос!» — повторил он, и в этот момент из конца палочки вырвался ослепительный всполох света. Он был настолько ярким, что заставил всех вокруг отшатнуться, и Гарри почувствовал, как его лицо заливает краска. Это было не то, что он ожидал. Не такой результат. — Осторожнее! — воскликнул Флитвик, поднимая руки, чтобы заслониться от света. Его маленькое лицо искажалось беспокойством, но Гарри уже не мог сосредоточиться на его словах. Он был ошеломлён тем, что только что произошло.       Гарри опустил палочку, его сердце бешено колотилось, и он почувствовал, как его руки слегка дрожат. Он не мог понять, что именно пошло не так. — Я не хотел, — пробормотал он, оглядываясь на класс. Все студенты, сидящие за партами, с удивлением смотрели на него, и Гарри вдруг почувствовал, как напряжение растёт в воздухе. — Всё в порядке, — быстро сказал Флитвик, но в его голосе было что-то тревожное. Он явно не был уверен, что это просто случайность.       На следующей парте Гермиона пыталась произнести заклинание «Акцио», но её попытка привела к ещё большему беспорядку. Её голос звучал уверенно, но результат был неожиданным: вместо того чтобы вызвать книгу, она заставила весь шкаф за ней рухнуть с оглушительным грохотом. Студенты в классе испуганно вскочили с мест, а Гермиона побледнела. — Простите! — вскрикнула она, её золотистые глаза расширились от ужаса. Она быстро встала и попыталась собрать свои мысли, но было видно, что она тоже растеряна. Это был не её обычный контроль над магией. Флитвик вздохнул, пытаясь успокоить учеников, но в его голосе слышалась неуверенность. — Ничего страшного, мисс Грейнджер. Но будьте внимательнее, — сказал он, но его слова не могли скрыть растущее беспокойство. Магия была слишком непредсказуемой, и это не могло не тревожить.       Когда урок закончился, Гарри и Гермиона остались в классе, чтобы поговорить. Всё вокруг казалось не таким, как прежде. Стены, которые обычно дарили чувство безопасности, теперь казались холодными и отчуждёнными. — Что это было? — спросил Гарри, опуская палочку на стол и чувствуя, как его тело всё ещё напряжено от пережитого. — Я не знаю, — ответила Гермиона, её голос звучал обеспокоенно. Она выглядела усталой, её золотистые глаза, обычно полные уверенности, теперь были полны тревоги. — Но это не только у нас.       Она кивнула на группу других полукровок, которые сидели в другом углу класса. Их лица выражали растерянность, и было видно, что их магия тоже ведет себя странно. Они пытались скрыть это, но все равно были очевидны их неудачные попытки с заклинаниями. — Думаешь, это из-за наследия? — спросил Гарри, его голос был тихим, но в нём звучала обеспокоенность. Он уже знал, что происходящее было связано с тем, что с ними происходило, но не мог понять, как это всё связано. — Скорее всего, — ответила Гермиона, её взгляд стал более серьёзным. — Нам нужно поговорить с профессором Макгонагал.       Гарри кивнул, чувствуя, как внутри его что-то сжалось. Всё это было слишком неожиданно, и он не знал, как с этим справиться. Но он знал, что должен действовать. Они не могли оставаться в неведении, когда их магия становилась такой непредсказуемой. — Согласен, — твёрдо сказал Гарри, и они направились в кабинет своего декана, чувствуя, как напряжение внутри них растёт с каждым шагом. Гарри не мог отделаться от ощущения, что что-то большое и неизбежное надвигается, и они не смогут избежать этого.

***

      Гарри и Гермиона стояли перед массивной деревянной дверью, которая вела в кабинет профессора Макгонагал. Атмосфера в коридоре была необычайно тихой, только редкие шаги студентов эхом отдавались в пустых залах. Гарри почувствовал, как его сердце бьется быстрее, а пальцы слегка вспотели от волнения. Он не знал, что именно они хотят услышать, но понимал, что этот разговор изменит всё. Гермиона, напротив, выглядела сосредоточенной, её лицо было спокойным, но глаза выдали напряжение.       Гермиона сделала глубокий вдох и постучала в дверь. Звук был громким и четким, словно он разрезал тишину. Внутри послышался голос профессора Макгонагал. — Войдите.       Они вошли в кабинет, и профессор Макгонагал, сидящая за своим столом, подняла взгляд. Строгий, но тёплый взгляд, который сразу же смягчился, когда она увидела своих учеников. В её глазах промелькнуло что-то вроде понимания, как будто она уже знала, что этот момент неизбежен. — Мистер Поттер, мисс Грейнджер, присаживайтесь, — сказала она, указывая на два кресла напротив своего стола. Гарри почувствовал, как его напряжённые мышцы расслабляются, но лёгкое беспокойство всё равно не покидало его.       Они сели, и тишина в комнате, казалось, становилась всё более густой. Профессор Макгонагал отложила перо, и её взгляд стал более сосредоточенным. — Чем могу помочь? — спросила она, её голос был спокойным, но с оттенком настороженности, как будто она знала, что этот разговор не будет лёгким.       Гарри собрался с силами, его руки немного дрожали, но он постарался говорить спокойно, не выдавая волнения. — Мы хотели поговорить о наследии, — начал он, чувствуя, как его голос немного дрогнул. Он продолжил, пытаясь не смотреть на Гермиону, но знал, что она тоже чувствует этот тяжёлый груз. — Я, мы заметили, что у нас начались проблемы с магией. И я хотел бы узнать больше о том, что это значит — быть полукровкой.       Профессор Макгонагал внимательно посмотрела на них, её взгляд стал более глубоким, как будто она пыталась оценить, насколько серьёзны их вопросы, и насколько они готовы услышать правду. Она немного наклонила голову, а затем медленно заговорила. — Это очень важная тема, — сказала она, её голос стал более серьёзным. — Наследие — это не только дар, но и бремя. Полукровки, как вы, мистер Поттер, и вы, мисс Грейнджер, сталкиваются с определёнными трудностями, которые нужно понимать и принимать.       Гермиона кивнула, её золотистые глаза блестели от любопытства, но в них была и тревога. Она сжала пальцы на коленях, чувствуя, как её сердце учащённо бьётся. — Расскажите, пожалуйста, о происхождении наследия, — попросила она, её голос звучал сдержанно, но в нём было заметно беспокойство.       Макгонагал вздохнула, её взгляд стал более глубоким, а её лицо, обычно такое спокойное, теперь немного помрачнело. — Наследие появилось много веков назад, когда магические роды заключили договоры с древними силами. Каждое наследие связано с жертвой. Вампиры пожертвовали жизненной теплотой и обрекли себя на вечную жажду крови. Оборотни отдали человечность, став зависимыми от луны. Нимфы лишились способности любить, обретя взамен неописуемую красоту.       Она сделала паузу, позволяя этим словам отразиться в их сознании. Гарри почувствовал, как его грудь сжалась от этого откровения. Он знал, что наследие было тяжёлым, но не ожидал, что оно связано с такими жертвами. — Но полукровки… — продолжила Макгонагал, её голос стал мягче, но в нём чувствовалась глубокая печаль. — Полукровки — это сложный случай. Они унаследовали только проклятие, но не дар. Это делает их магию нестабильной, а организм — уязвимым. Именно поэтому так важно найти протекцию.       Гермиона нахмурилась, её глаза расширились от удивления и страха. — Почему именно протекция? — спросила она, пытаясь понять, что это значит для них.       Макгонагал посмотрела на неё с лёгкой улыбкой, но её глаза были полны сочувствия. — Протекция — это не только защита, мисс Грейнджер. Это способ выжить. Полукровки не могут долго существовать без регулярной поддержки. Зелья и магические ритуалы помогают стабилизировать их состояние. Если ученик не найдёт протекцию, школа обеспечит его всем необходимым на первый год. Но эти зелья будут низшего качества.       Гарри почувствовал, как тревога нарастает внутри него. Он уже знал, что ситуация серьёзная, но теперь всё стало ещё более реальным. — А если полукровка не найдёт протекцию за год? — спросил он, его голос стал чуть громче, а в груди появилось странное чувство, как будто что-то тяжёлое зависло над ним.       Макгонагал отвела взгляд, её лицо стало более серьёзным, и её голос стал жёстким, как сталь. — Если полукровка не найдёт протекцию, то его жизнь окажется под угрозой. Без качественных зелий и поддержки организм начнёт разрушаться. Это может привести к потере магии, а в худшем случае — к смерти.       Гермиона побледнела, её руки сжались на коленях, а глаза наполнились страхом. Она не могла поверить, что всё это может случиться с ними. — Значит, это вопрос жизни и смерти? — прошептала она, её голос был едва слышен, но в нём была вся тяжесть осознания.       Макгонагал кивнула, её голос стал твёрдым, но в нём была нотка сочувствия. — Именно так, — сказала она, и её взгляд стал мягче, как будто она пыталась поддержать их, но сама не могла скрыть своей тревоги. — Но почему зелья, которые предоставляет школа, хуже? — не унималась Гермиона, её разум искал ответы на каждую деталь. — Потому что ресурсы фонда ограничены, — объяснила Макгонагал. — Мы стараемся сделать всё возможное, но качество зелий зависит от ингредиентов, которые мы можем себе позволить. А для стабилизации полукровок нужны редкие и дорогие компоненты.       Гарри и Гермиона переглянулись, осознавая, что это не просто теория, а реальная угроза. Они не могли игнорировать то, что им было сказано. Весь этот разговор оставил тяжёлый след в их сердцах. — Спасибо, профессор, — тихо сказал Гарри, вставая. Он чувствовал, как тяжесть услышанного давит на его плечи, но понимал, что это нужно было узнать. — Это многое объясняет. — Не забывайте, что вы всегда можете обратиться ко мне, если у вас будут вопросы, — добавила Макгонагал, её голос был мягким, но в нём чувствовалась решимость.       Они покинули кабинет, чувствуя, как тяжесть услышанного давит на плечи. Их шаги эхом отдавались в пустых коридорах, и Гарри не мог избавиться от ощущения, что теперь всё стало ещё более реальным. В их жизни действительно происходят перемены, и они не смогут избежать этого.

***

      Гарри и Гермиона поднимались по узкой винтовой лестнице, каждый шаг отдавался эхом в тёмных, прохладных коридорах. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь звуками их шагов, как если бы весь мир замер, предоставив им это мгновение наедине. Гермиона шла немного впереди, её длинные волосы, туго заплетённые в косу, слегка колыхались при каждом шаге, а её спина была немного согнута, как будто она несла на себе невидимый груз. Гарри следовал за ней, ощущая, как тяжело ему даётся каждый шаг. Мысли путались, но он знал, что должен быть рядом, что именно сейчас он должен поддержать её.       Когда они наконец достигли вершины, тишина стала почти осязаемой. Перед ними открылась панорама ночного Хогвартса, освещённого мягким светом луны. Звёзды, как маленькие огоньки, мерцали на небесах, а лунный свет отражался от камней замка, придавая всему этому виду таинственную красоту. Гермиона подошла к краю парапета и облокотилась на холодный камень, её взгляд был устремлён в тёмную даль, где свет из окон замка смешивался с ночным небом.       Гарри подошёл немного ближе, чувствуя, как его сердце бьётся быстрее от волнения. Он не знал, что сказать, но чувствовал, что что-то должно быть сказано. — Зачем мы сюда пришли? — тихо спросил он, стараясь нарушить эту гнетущую тишину.       Гермиона не сразу ответила. Её золотистые глаза, казалось, не замечали его, они были прикованы к чему-то далеко за пределами этой башни, как будто она искала ответы среди звёзд. Гарри заметил, как её взгляд стал немного мутным, а на ресницах блеснули слёзы. Это было настолько неожиданно, что он на мгновение замер, не зная, как реагировать. — Здесь тихо, — наконец произнесла она, её голос звучал глухо, как будто она говорила не столько для него, сколько для себя. — И… я не хочу, чтобы кто-то видел меня сейчас.       Гарри почувствовал, как в груди сжалось. Он знал, что она не любит показывать свою слабость, и, возможно, именно поэтому она выбрала это место — уединённое, скрытое от глаз. Он подошёл ближе, стараясь не нарушить её тишины, но не знал, как помочь. — Гермиона, что случилось? — мягко спросил он, его голос был тихим, полным заботы.       Она закрыла глаза, и на мгновение её лицо стало ещё более уязвимым. Она, как всегда, пыталась сдержать эмоции, но они рвались наружу, и Гарри видел, как её губы дрогнули, а плечи слегка напряглись. — Я боюсь, Гарри, — прошептала она, её голос едва слышен, как если бы она боялась, что её слова могут быть слишком тяжёлыми. — Боюсь, что превращусь в лёд.       Гарри почувствовал, как его сердце сжалось. Эти слова были полны такой боли, что он не знал, как на них ответить. Он сделал шаг вперёд, не зная, что делать, но интуитивно тянулся к ней. Он не знал, как её утешить, но знал, что не может оставаться в стороне. — Ты не превратишься в лёд, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, хотя внутри него тоже царила неуверенность. — Это просто… последствия наследия. Мы вместе с этим справимся.       Гермиона повернулась к нему, её глаза были полны слёз, и Гарри увидел, как по её щекам скатываются капли. Она была такой хрупкой, такой уязвимой в этот момент, что он не знал, как реагировать. Она всегда была для него сильной, решительной, а сейчас стояла перед ним, словно потерявшая свой внутренний свет. — Ты не понимаешь, — перебила она, её голос стал резче, как если бы она пыталась оттолкнуть от себя всю эту боль. Она сделала шаг назад, а её глаза блеснули от слёз. — Я больше не чувствую. Ничего. Я не знаю, как это — любить. Это как… как будто что-то внутри меня умирает.       Она провела рукой по груди, как будто пытаясь найти своё сердце, которое, казалось, исчезло. — Каждый раз, когда я улыбаюсь или пытаюсь почувствовать радость, это кажется таким… пустым. Как будто я потеряла саму себя.       Гарри стоял, ошеломлённый. Его грудь сжалась от её слов, но он не знал, что сказать. Он никогда не видел её такой. Гермиона, всегда уверенная, сильная, теперь была такой беззащитной, что Гарри почувствовал, как его собственная боль за неё растёт. Он не знал, как помочь, но знал одно — он не оставит её. — Гермиона, — наконец сказал он, подходя ближе. — Ты… ты всё равно остаёшься собой. Ты умная, добрая, и…       Он замолчал, глядя в её глаза. Его голос дрогнул, но он продолжил, чувствуя, как слова становятся важнее всего остального. — Ты красивая, — неожиданно для себя произнёс он, его голос был мягким, но искренним.       Гермиона подняла на него удивлённый взгляд, её слёзы всё ещё блестели на щеках, но в её глазах появилось что-то новое — что-то, что Гарри не мог бы объяснить словами. — Ты правда так думаешь? — тихо спросила она, её голос едва слышен, но в нём была какая-то неуверенность, как если бы она искала подтверждения своим собственным чувствам.       Гарри кивнул, чувствуя, как его лицо заливает румянец. Он не мог скрыть это от неё. — Конечно, думаю. И… я знаю, что ты найдёшь способ справиться с этим. Мы справимся. Вместе.       Гермиона улыбнулась, её губы дрогнули, но теперь это была улыбка не от боли, а от благодарности. Это была её тихая победа над страхом, её признание, что она не одна. — Спасибо, Гарри, — прошептала она, её голос был полон тепла, которое заставило Гарри почувствовать, как его сердце наполняется облегчением.       Они стояли рядом, глядя на звёздное небо. Тёплый ветерок играл с их волосами, словно напоминание о том, что жизнь продолжается, несмотря на все трудности. В этот момент Гарри понял, что, какими бы ни были их испытания, они всегда будут рядом друг с другом. И в этом было что-то невероятно важное и красивое.

***

      День клонился к закату, и тёплый свет осветил каменные стены Хогвартса, создавая длинные тени, что скользили по коридорам. Гермиона шла по ним, её шаги мягко отзвучали в пустых коридорах. Мягкий свет факелов, как всегда, придавал замку особую атмосферу, но для Гермионы он лишь усиливал её ощущение одиночества. Золотистые глаза, теперь такие яркие и необычные, слегка мерцали в полумраке, отражая внутреннюю борьбу, которая происходила в её душе. Каждый её шаг казался тяжёлым, словно она не могла избавиться от чувства, что что-то внутри неё изменилось навсегда.       Она чувствовала взгляды. Они были повсюду. Не просто взгляды, а изучающие, восхищённые, полные удивления. Младшие курсы оглядывались на неё, шептались за её спиной, а старшекурсники — вампиры, оборотни, нимфы — смотрели иначе. Их взгляды были полны уважения, но в них было что-то ещё — зависть, скрытая зависть, которая всё больше заставляла её чувствовать себя чуждой.       Гермиона ненавидела это внимание. Она, которая всегда гордилась своим умом, своей решимостью, теперь становилась объектом восхищения и страха только из-за того, что её внешность изменялась. Но внутри она оставалась прежней — той самой Гермионой Грейнджер, которая не хотела быть красивой, а хотела быть умной. Её новое наследие было для неё словно проклятие, которое забирало у неё всё, что было ей дорого.       Шаги её ускорились, и она почти побежала, пока не оказалась в библиотеке. Входя в это священное для неё место, Гермиона почувствовала, как её плечи немного расслабляются, а дыхание становится ровным. Здесь было тихо, словно сама магия замка охраняла этот уголок. Запах старых книг, пергамента и пыли успокаивал её, наполняя её душу теплом, которого ей так не хватало. Здесь она могла забыться, хотя бы на время, и сосредоточиться на том, что было ей знакомо и привычно.       Гермиона выбрала стол в дальнем углу, подальше от других учеников. Она сложила учебники и открыла первый, пытаясь погрузиться в работу. Перо скользило по пергаменту, оставляя аккуратные строчки текста, но её мысли не отпускали. Она записывала формулы и заклинания, но они словно расплывались перед глазами, не давая сосредоточиться. Её пальцы двигались автоматически, но в душе было холодно. Её мысли возвращались к тому, что произошло с ней за последние недели.       Она провела рукой по своим длинным локонам, которые теперь всегда лежали идеально, словно под воздействием какого-то магического заклинания. Но взгляд, отражающийся в стекле окна, был чужим. Золотистые глаза, которые раньше были полны любопытства и жизни, теперь казались пустыми. Гермиона откинулась на спинку стула, закрыла глаза и на мгновение почувствовала, как её сердце сжалось от горечи. — «Это не я», — подумала она, ощущая, как внутри её что-то ломается. — «Я не хочу быть красивой. Я хочу быть собой.»       Но разве это возможно теперь? Её ледяное сердце не позволяло ей чувствовать любовь, а её проклятие забирало все те чувства, которые она когда-то считала важными. Она пыталась вспомнить, что такое быть влюблённой, что такое испытывать тепло, но каждый раз её воспоминания о любви натыкались на холодную пустоту, как если бы она была заперта в клетке, от которой нет ключа.       Гермиона вздохнула, склонившись снова над книгами, но её мысли не утихали. Время в библиотеке текло незаметно, как всегда, и она не заметила, как день сменился вечером. Факелы мягко зажглись, их свет создавал уютную атмосферу, но для Гермионы всё казалось тусклым и далёким.       Внезапно резкий голос раздался позади неё, нарушив тишину: — Ты здесь уже несколько часов, Грейнджер. Неужели тебе больше нечем заняться?       Гермиона обернулась и встретилась взглядом с Теодором Ноттом. Он стоял рядом с её столом, его тёмные глаза смотрели на неё с презрением, а губы кривились в насмешливой улыбке. Его присутствие сразу нарушило её покой, и Гермиона почувствовала, как её плечи напряглись. — Ты не видишь, что я занята? — ответила она, пытаясь сохранить спокойствие, но голос её дрогнул, выдавая раздражение.       Нотт не отступил, его взгляд был холодным и насмешливым. Он обвёл её взглядом, как будто пытаясь найти в её внешности что-то, что могло бы его порадовать или унизить. — О, конечно, — сказал он с лёгкой ироничной улыбкой. — Ты же всегда такая занята, Грейнджер. Но, видимо, тебе нравится быть в центре внимания, раз ты так долго сидишь тут одна. Все эти взгляды, все эти шепотки. Думаю, тебе это нравится, не так ли?       Гермиона почувствовала, как её щеки пылают от гнева, но она не позволила себе ответить. Она уже была устала от этих взглядов, от этого внимания, которое она не могла избежать. Но ещё больше её раздражала его манера разговора — словно она была просто объектом для его развлечений. — Я не нуждаюсь в твоих замечаниях, Нотт, — сказала она, её голос стал твёрдым, хотя внутри всё дрожало от обиды.       Он лишь насмешливо поднял бровь, но не сказал больше ничего. Гермиона чувствовала, как его взгляд всё ещё преследует её, но она постаралась не обращать на него внимания. Она снова склонилась над книгами, пытаясь сосредоточиться, но её мысли всё равно не отпускали. — Нотт, — холодно произнесла Гермиона, стараясь не показать, как её задел его тон. — Если тебе нечем заняться, может, найдёшь себе другую жертву?       Теодор усмехнулся, его золотистые глаза сверкнули, как два огня, когда он наклонился ближе к её столу. Его взгляд был интенсивным, полным насмешки и холодной уверенности. — Жертву? — его голос стал низким, с едва заметной насмешкой. — Ты сама себя выставляешь ею, Грейнджер. Сидишь тут, вся такая важная, будто хочешь доказать, что тебе место среди нас.       Гермиона почувствовала, как её сердце сжалось, но старалась сохранять спокойствие. Его слова резали её, но она не собиралась показывать слабость. — Мне не нужно ничего доказывать, — резко ответила она, вставая и собирая свои книги. — Особенно тебе.       Она попыталась обойти его, но Теодор шагнул вперёд, его тело, как будто сжалось, его взгляд стал острым, как нож. Он был слишком близко, и Гермиона почувствовала, как её дыхание замедляется. — Ты правда думаешь, что всё так просто? — его голос стал ниже, но в нём всё ещё звучала насмешка. — Полукровка, нимфа… Думаешь, кто-то возьмёт тебя под протекцию?       Её кровь мгновенно прилила к лицу, и она сжала книги в руках, пытаясь не выдать своего раздражения. Его слова были как удар, но Гермиона не могла позволить себе сдаться. Она подняла подбородок, пытаясь выглядеть уверенно. — Отойди, Нотт, — твёрдо сказала она, но её голос дрогнул, и её взгляд на мгновение стал уязвимым.       Он не отступил, его шаг был уверенным, и он подошёл ещё ближе. Его золотистые глаза сверкали, как два гелиолита, и губы кривились в усмешке. Он был настолько близко, что Гермиона ощущала его дыхание, которое было прохладным и слегка острым, как зимний ветер. — Почему? Боишься услышать правду? — его голос стал почти шёпотом, но от этого он не стал менее угрожающим. Он наклонился ещё ближе, так что их лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров. Его дыхание ощущалось на её коже, и она почувствовала, как её сердце забилось быстрее. — Тебя никто не возьмёт. Знаешь почему? Потому что ты — ничто.       Гермиона попыталась оттолкнуть его, но он резко схватил её за запястье. Его рука была холодной и твёрдой, и она почувствовала, как её тело оказалось прижато к стене с книгами. Его рука крепко держала её запястье, не давая ей вырваться, и её плечи сжались от неожиданности. В этот момент её книги чуть не выпали из рук, и она оказалась полностью в его власти.       Теодор был настолько близко, что её грудь невольно поднималась и опускалась в такт её дыханию, ощущая его тепло. Его тело казалось гигантским, как будто он заполнил всё пространство вокруг неё. Она почувствовала его силу, его присутствие, которое заполнило её и заставило её почувствовать себя уязвимой. Гермиона пыталась вырваться, но его хватка была как сталь — крепкая и неумолимая. — Пусти меня, — прошипела она, но её голос был хриплым, а внутри неё бушевала буря эмоций. Она не могла позволить ему увидеть, как она слаба, но с каждым мгновением становилось всё сложнее скрывать свой страх. Её тело дрожало от напряжения, а мысли путались, когда она ощущала его близость. — Тише, Грейнджер, — его голос стал почти шёпотом, но от этого он звучал ещё более холодно. Он наклонился так близко, что её волосы почти касались его лица, а его дыхание ощущалось на её шее. — Не надо так. Я просто пытаюсь помочь тебе осознать реальность.       Её глаза встретились с его, и в этот момент Гермиона почувствовала, как её сердце пропустило удар. В его взгляде не было сочувствия, только насмешка, холод и что-то ещё — нечто, что заставило её внутренности сжаться. Он был так близко, что её мысли на мгновение путались, а в голове мелькнула одна мысль: «Он чертовски красив». Эти слова, как гром среди ясного неба, ошеломили её, и она почувствовала, как её дыхание стало ещё более прерывистым.       Но она не могла позволить себе отвлечься. Она сжала зубы, пытаясь не поддаться этому искушению, и её взгляд оставался твёрдым, хотя внутри всё дрожало от ярости и смущения. — Знаешь, — продолжил он, его голос стал чуть мягче, но это не сделало его менее угрожающим, — Протекция — это не просто защита. Это связь. Ты готова стать чьей-то игрушкой, Грейнджер?       Гермиона почувствовала, как её глаза блеснули от гнева. Его слова были как удар, но она не могла позволить ему победить. — Я сама справлюсь, — твёрдо сказала она, её голос дрожал, но не от страха, а от ярости. В её глазах горел огонь, который она сдерживала всё это время.       Он усмехнулся, отпуская её руку, но его взгляд оставался на ней, как ядовитая змейка, которая не хочет отпускать свою жертву. Он шагнул назад, давая ей пройти, но её спина ощущала его взгляд, как горячие угли. — Правда? — его голос был тихим, но в нём звучала угроза. — Что ж, посмотрим, как долго ты продержишься.       Гермиона, несмотря на дрожь в руках, не дала себе остановиться. Она прошла мимо него, не оглядываясь, но его насмешливый взгляд продолжал жечь её спину, как шрам, который не заживает. Когда она оказалась за пределами библиотеки, её ноги едва не подогнулись от напряжения, но она не позволила себе остановиться. — «Я справлюсь», — мысленно повторила она себе, стараясь унять дрожь. — «Я обязательно справлюсь».       Гермиона выбежала из библиотеки, её шаги были быстрыми и неуверенными, словно она пыталась убежать от чего-то, что не могла понять. В её груди сжималась боль, а в голове крутились слова Теодора Нотта, его насмешливый взгляд, его холодные глаза, которые будто прокололи её душу. Она не могла избавиться от этого ощущения, что она — ничто, что он прав. Она не была готова к тому, чтобы услышать это, но его слова, как ледяные стрелы, вонзились прямо в её сердце.       Слёзы застилали глаза, и она не заметила, как её нога зацепилась за выступающий камень. Сильная боль пронзила колено, и Гермиона вскрикнула, но не остановилась. Она продолжала двигаться, будто её тело было в плену у какой-то невыносимой силы, которая не давала ей остановиться. Её дыхание становилось всё более прерывистым, а в ушах звенела пустота. Она свернула в тёмный коридор, где не было ни души, и, не выдержав, упала на холодный, гладкий пол.       Она обхватила себя руками, пытаясь остановить дрожь, но её пальцы уже начали неметь, будто холод проникал внутрь её тела. Она подняла руки к лицу, и с ужасом увидела, как их кончики стали бледно-синими, словно покрытыми инеем. Сердце сжалось от паники, и она почувствовала, как её тело начинает замерзать, как лёд медленно охватывает её изнутри. — Нет… — прошептала она, её голос был хриплым и полным страха. Она чувствовала, как холод охватывает её всё сильнее, с каждым мгновением проникая всё глубже. — Я не могу…       Холод пронизывал её запястья, поднимался вверх, и она попыталась согреть руки, но ледяное чувство только усиливалось. Она сжалась в комочек, прижимаясь к каменной стене, пытаясь найти хоть какое-то тепло в этом мёртвом, пустом коридоре. Слёзы продолжали катиться по её щекам, и она не могла остановиться. Всё её тело было охвачено холодом, но хуже всего было то, что внутри неё разгорался огонь — от боли, от страха, от бессилия. — Я не хочу… — её голос дрожал, но она не могла остановить его. Слёзы не прекращались, катились, как ручьи, не в силах унять её боль. — Я не хочу быть такой…       Она всегда гордилась своей силой, своей решимостью, но сейчас, когда её тело было охвачено этим ледяным проклятием, она чувствовала себя полностью беспомощной. Она не могла бороться с этим. Она не могла сдержать этот холод, который проникал в её душу, замораживал её изнутри. Гермиона не знала, что делать, как избавиться от этого чувства, которое сковывало её тело и разум.       Шаги. Где-то вдалеке раздались шаги, но Гермиона была слишком поглощена своей болью, чтобы заметить их. Она даже не подняла головы, поглощённая своими мыслями и отчаянием. — Мисс Грейнджер! — раздался знакомый голос, полный тревоги. Это был голос профессора Макгонагал.       Гермиона подняла голову, и её затуманенный взгляд встретился с обеспокоенными глазами профессора. Она не могла сдержать слёзы, и они снова начали катиться по её щекам. — Профессор… — прошептала она, голос сорвался, а слёзы вновь потекли по её щекам, но теперь они были полны не только страха, но и облегчения. Она не была одна. Она не могла поверить, что кто-то заметил её, что кто-то заботится о ней.       Макгонагал быстро подошла к ней, опустившись на колени рядом. Её тёплые ладони осторожно коснулись её ледяных пальцев, и Гермиона вздрогнула от контраста — тёплые, живые руки профессора словно возвращали её к жизни. — Что случилось? — спросила Макгонагал, её голос был мягким, но в нём звучала тревога.       Гермиона не могла найти слов, но, всхлипывая, выдавила: — Они… они становятся ледяными, — её голос был прерывающимся, а в груди всё ещё бушевала паника. — Я не могу…       Макгонагал мягко сжала её руки, пытаясь согреть их своим теплом. Её ладони были не только тёплыми, но и уверенными, словно они могли вернуть Гермиону в этот мир, где ещё была возможность для спасения. — Это часть твоего наследия, Гермиона, — спокойно сказала она, но в её голосе звучала забота, и Гермиона почувствовала, как её сердце сжалось. — Ты должна научиться контролировать это. — Но я не хочу… — Гермиона опустила взгляд, её губы задрожали. — Я не хочу превращаться в лёд.       Макгонагал посмотрела на неё с нежностью, которую редко позволяла себе показывать. Она осторожно провела рукой по её волосам, как будто пытаясь передать свою силу и уверенность. — Ты сильнее, чем думаешь, мисс Грейнджер, — мягко сказала она. — И я помогу тебе. Ты не одна!       Макгонагал осторожно помогла Гермионе подняться. Её руки, хоть и строгие на вид, были неожиданно тёплыми и уверенными. Гермиона почувствовала, как её ноги покачиваются, как слабость сковывает её, но она не могла позволить себе упасть. Она держалась за Макгонагал, её локоть был поддержкой, её сила — утешением. — Держись за меня, — сказала Макгонагал, её голос был твёрдым, как камень, но в нём звучала забота.       Гермиона покачнулась, её ноги дрожали от слабости. Она чувствовала, как ледяное оцепенение медленно отступает, но оставляет после себя усталость и боль. Её тело было в напряжении, а её душа всё ещё не могла прийти в себя от пережитого. — Вы справитесь, мисс Грейнджер, — твёрдо добавила Макгонагал, её слова звучали как обет. — Я верю в вас.       Они медленно двинулись по коридору, Макгонагал вела её, поддерживая её за локоть. Гермиона опустила голову, не в силах встретиться с глазами декана. Она чувствовала, как стыд и страх сливаются в тяжёлый комок в груди. Но хотя её тело было ослаблено, её дух постепенно обретал силу. Она не была одна.       Когда они вошли в лазарет, помещение сразу наполнилось запахом трав и зелий, которые постоянно кипели на плитах. Мисс Помфри, занятую сортировкой бутылочек и баночек, подняла взгляд и, заметив Гермиону, резко встала, с выражением удивления и лёгкого ужаса на лице. — Мерлин, дитя, что с тобой произошло? — воскликнула она, быстро подходя к ним и оценивая состояние Гермионы. В её глазах промелькнуло нечто большее, чем просто обеспокоенность — это была тревога, которая не могла скрыться.       Макгонагал, видя, как Гермиона дрожит, аккуратно усадила её на ближайшую кровать, пытаясь не выдать своего беспокойства, но её лицо всё же выдавало беспокойство. Она знала, что девушка переживает не только физическую боль, но и внутренний разлад. — Она столкнулась с последствиями своего наследия, — спокойно объяснила Макгонагал, её голос был мягким, но с оттенком тяжёлого понимания.       Помфри внимательно осмотрела руки Гермионы, которые были покрыты тонким слоем инея. На её лице промелькнула тень беспокойства, и она поспешно направилась к полке, доставая флакон с густой зелёной жидкостью. — Это нужно немедленно обработать, — сказала она, уже в процессе открывания флакона. — Держите, выпейте это. Это успокоит вас.       Гермиона, сжав губы, взяла флакон. Горький вкус лекарства сразу заставил её сморщить лицо, но тепло, которое начало разливаться по её телу, принесло некоторое облегчение. Оно было как нечто живое, согревающее её изнутри, но всё равно не могло полностью изгнать ледяной холод, который охватывал её душу. — Теперь это, — продолжила Помфри, осторожно нанося мазь на её обмороженные пальцы. — Она ускорит заживление.       Гермиона молчала, чувствуя, как медсестра бережно касается её рук. Каждый её прикосновение было как маленький шаг к восстановлению, но Гермиона ощущала, что её тело, несмотря на лечение, всё ещё не возвращалось к норме. Слёзы застилали её золотистые глаза, но она пыталась сдержаться, не давая себе слабости. — Что со мной происходит? — наконец выдавила она, её голос был хриплым, почти отчаянным. Она переводила взгляд с Помфри на Макгонагал, пытаясь найти ответы, которые хотя бы немного облегчат её внутренний хаос.       Макгонагал опустилась на стул рядом с кроватью, её взгляд стал мягким, но в нём всё ещё читалась твердость. Она сложила руки на коленях, как будто пыталась найти нужные слова, чтобы объяснить то, что было столь трудно воспринимать. — Ты — нимфа, Гермиона, — начала она, её голос был мягче, чем обычно, что придавало словам больше сочувствия. — Но не чистокровная. Твоё наследие — полукровное, и это значит, что у тебя нет тех преимуществ, что есть у чистокровных.       Гермиона почувствовала, как её сердце сжалось. Эти слова звучали как приговор, как нечто, что она не могла изменить. Но ещё больше её поразила тень боли в её собственном голосе, когда она тихо добавила: — Только проклятие.       Помфри и Макгонагал переглянулись, и в их взгляде мелькнула не только забота, но и понимание. Они знали, как тяжело было слышать эти слова. — Это не совсем так, — возразила медсестра, её голос был мягким, но уверенным. — Ты обладаешь нейтральной природой. Это значит, что тебе нужно держать свои эмоции под контролем. — Почему? — Гермиона спросила, её голос дрожал, как осенний лист, готовый упасть от любого порыва ветра. Она не могла понять, почему её эмоции — её чувства — стали угрозой. Почему радость, гнев или даже страх могли привести к такому ужасу. — Потому что чем сильнее ты чувствуешь, тем больше эти эмоции превращаются в лёд, — объяснила Макгонагал. Она говорила спокойно, но её слова были как предупреждение, как напоминание о том, что героизм и сила не всегда приходят без последствий. — Радость, гнев, страх — всё это может стать опасным для тебя и окружающих.       Гермиона опустила голову, её золотистые локоны, которые обычно были её гордостью, теперь упали на её лицо, скрывая её выражение. Она не могла понять, как ей жить с этим. С этим знанием, с этим наследием, которое она не выбирала. — Я… я не знаю, как это контролировать, — прошептала она, её голос был едва слышен, как если бы она говорила не с ними, а с собой, пытаясь найти ответы, которых не было.       Макгонагал посмотрела на неё с нежностью, которая редко появлялась в её глазах, и в этот момент Гермиона почувствовала, как её сердце сжалось от благодарности и боли одновременно. — Мы научим тебя, — уверенно сказала Макгонагал, её слова были полны обещания. — Но для этого нужно время и терпение. — И ты не одна, — добавила Помфри, мягко сжимая её руку, как если бы её прикосновение могло передать Гермионе силу, которой ей так не хватало. — Мы здесь, чтобы помочь.       Гермиона кивнула, но внутри её всё ещё царила растерянность. Она чувствовала себя потерянной, как если бы её мир вдруг стал зыбким и ненадёжным. Её взгляд упал на её руки, которые теперь выглядели почти нормальными, но холод внутри всё ещё не уходил. Он был с ней, как тень, которая не отпускала её, даже когда она пыталась вернуться к нормальной жизни.       Она пыталась найти силы, чтобы вернуться, чтобы справиться с этим новым, страшным миром, в котором она оказалась, но пока что ей было слишком тяжело.

***

      Большой зал был уже почти полон, и ученики, с шумом и смехом, занимали свои места. Гарри сидел за столом Гриффиндора в одиночестве, рассеянно ковыряя ложкой овсянку. Он не мог сосредоточиться — его мысли были далеко отсюда, в лазарете, где Гермиона всё ещё оставалась после вчерашнего инцидента. Он чувствовал себя беспомощным, словно был заперт в клетке, не в силах ей помочь. В голове не покидала мысль о том, что она страдает, а он даже не может быть рядом, чтобы поддержать её.       Рон тоже отсутствовал. Его семья увезла его в изолятор для первого превращения. Гарри стиснул зубы, представляя, через что сейчас проходит его лучший друг. Он знал, как трудно быть оборотнем, и представлял, как Рон борется с этим, не в силах контролировать свою сущность.       Гарри вздохнул, отодвинул тарелку и поднялся, намереваясь уйти. Он не хотел сидеть здесь, среди шумных учеников, когда его мысли были далеко. Но на выходе из зала его путь преградили трое слизеринцев. — Поттер, — раздался ленивый, но язвительный голос Драко Малфоя. Он стоял прямо перед ним, с выражением, которое можно было бы назвать смехом, если бы в нём не было столько яда.       Гарри остановился, чувствуя, как внутри него поднимается раздражение, которое он едва сдерживал. — Чего тебе, Малфой? — огрызнулся он, встретив взгляд серебристых глаз, которые всегда были полны презрения. — Просто решил узнать, как ты справляешься без своей компании, — усмехнулся Драко, делая шаг ближе, его голос скользил, как нож по коже. — Волчонок на своём первом «задании», а нимфа… — он сделал паузу, будто специально хотел вызвать в Гарри гнев, — лежит в лазарете. Как трогательно!       Гарри почувствовал, как его кулаки сжались, и он едва удержался от того, чтобы не ударить Малфоя прямо в лицо. — Заткнись, Малфой, — прошипел Гарри, его голос стал низким и угрожающим. — О, да ладно тебе, Поттер, — вмешался Блейз Забини, стоящий чуть позади Драко. Его голос был низким, насмешливым, и в нём звучала опасность. — Ты же понимаешь, что твой «волчонок» сейчас совсем не в себе? Зверь в нём наверняка уже хочет вырваться наружу. — Рон справится, — твёрдо ответил Гарри, пытаясь не показывать, как его задели эти слова. Он знал, что Рон сильный, но всё равно тревога сжимала его грудь. Эти слова, как нож, прошли прямо в самое сердце. — Справится? — Блейз ухмыльнулся, скрестив руки на груди. Его взгляд был холодным и презрительным. — Может быть. Но чистокровные оборотни — это не шутка. — Заткнись, Забини! — Гарри сделал шаг вперёд, но Драко преградил ему путь, его губы изогнулись в усмешке, а взгляд стал ещё более ядовитым. — Ах, Поттер, ты такой эмоциональный, — сказал он, его голос капал ядом. — Это, наверное, твоя полукровная природа. Слишком много чувств, слишком мало контроля.       Гарри стиснул зубы, но промолчал. Он знал, что Малфой, как всегда, пытается вывести его из себя, но не мог удержаться от мысли, что каждое его слово было как удар по самолюбию. Это было не просто насмешка — это было унижение. — А что с Грейнджер? — внезапно вмешался Теодор Нотт, его взгляд был холодным и презрительным, а уголки губ искривились в нечто похожее на злорадную улыбку. — Она в лазарете, да? Бедная, бедная девочка. Как же она справляется?       Гарри почувствовал, как его кровь вскипает, как пламя гнева поднимается в его груди. Но он не позволил себе поддаться. Он сжал кулаки до боли, стараясь сохранить хладнокровие. — Гермиона сильная, — выплюнул Гарри, чувствуя, как кровь приливает к лицу, а голос становится резким и холодным. — Она справится лучше, чем вы все вместе взятые.       Теодор рассмеялся, откинув голову, его смех был резким и зловещим. — Сильная? Полукровка, которая не может контролировать свои эмоции? О, Поттер, это просто прекрасно. Интересно, как долго она будет разлагаться на льдинки.       Гарри шагнул вперёд, но Драко снова преградил ему путь, его глаза горели алым светом, как если бы он был готов к бою. — Оставь её в покое, Нотт, — сказал Драко, но в его голосе не было защиты, только ледяная насмешка, как будто он уже знал, что Гермиона — не его забота. — У Поттера и так много проблем. — Не трогайте Гермиону, — прошипел Гарри, его голос дрожал от сдерживаемого гнева. Он не мог больше молчать, не мог позволить им продолжать издеваться. — А ты что сделаешь? — с презрением бросил Драко, его губы искривились в язвительной усмешке. — Укусишь меня?       Слизеринцы рассмеялись, их смех эхом разнёсся по коридору, словно они были уверены, что Гарри не осмелится сделать ничего. Это был смех, полный высокомерия и презрения.       Гарри сжал кулаки до боли, но не позволил себе ударить. Он знал, что это только то, чего они хотят — вывести его из себя, заставить его совершить ошибку. Но внутренний гнев кипел в нём, и он чувствовал, как трудно удерживать его под контролем. — Ты ничтожество, Поттер, — продолжил Драко, его голос стал тише, но от этого ещё более зловещим. — Полукровка, которая никогда не найдёт протекцию. Ты всегда будешь никем.       Гарри молча смотрел на него, сдерживая бурю внутри.

***

      Драко Малфой стоял у входа в Большой зал, наблюдая за Гарри Поттером, который сидел за столом Гриффиндора. Гарри был один, что не могло не бросаться в глаза. Обычно его всегда сопровождали Рон и Гермиона, но сейчас он сидел, поглощённый своими мыслями, без привычной компании. Ложка в его руках безжизненно скользила по тарелке с овсянкой, словно он не замечал, что ест. Драко подметил, как тот едва ли притронулся к пище, его взгляд был затуманен, а выражение лица — пустым. Внутри Гарри что-то изменилось, и это было очевидно даже для Драко, несмотря на его привычку пренебрегать любыми слабостями соперников.       С каждым годом Гарри становился всё более замкнутым, его глаза теряли ту яркость, которая когда-то отличала его от всех остальных. Сейчас же в них было нечто другое, нечто тёмное и глубокое. Драко заметил, как в его взгляде мелькала какая-то непонятная холодность, как будто в нем просыпалась некая часть, которую он сам ещё не осознавал. Он будто стал… более чужим. Это был не тот Поттер, с которым он когда-то соревновался в дуэлях или обменивался колкостями на уроках. Это был другой человек, человек, в котором уже начали просыпаться более тёмные инстинкты. — «Вампир», — подумал Драко, — «вот что в нём просыпается. Он уже не просто мальчик, который когда-то впервые ехал в школу магии. Он начинает чувствовать свою силу, свои тёмные корни.»       Драко с ухмылкой наблюдал за Гарри, его губы искривились в едкой усмешке. Он знал, что Гарри был не из тех, кто открыто демонстрирует свою боль, но всё же было что-то в его поведении, что выдавало внутреннюю борьбу. Малфой чувствовал, как его взгляд задерживается на тёмных глазах Поттера, которые теперь были не такими яркими, как раньше. Он мог поклясться, что видел в них тень чего-то более древнего. — «Интересно, сколько времени ему нужно, чтобы понять, что он уже не просто Поттер?» — подумал Драко, сжимая руки за спиной. — «Он уже не может оставаться таким же простым мальчиком, каким был. Это не его место. Он должен стать чем-то больше. Что-то в нём меняется.»       Драко заметил, как Гарри слегка сжал кулаки, когда его взгляд случайно пересёкся с его. В этот момент Малфой понял, что он не ошибся. Гарри что-то скрывает. Возможно, даже от себя самого. И это было именно то, что Драко хотел увидеть. Он знал, что Поттер, как и все, рано или поздно столкнётся с этим тёмным пробуждением. — «Он ещё не осознаёт, но внутри него уже начинают пробуждаться инстинкты», — продолжал размышлять Драко. — «Он не может быть просто человеком. И вот этот его новый взгляд, его холодность… Он не может долго сопротивляться. Он всё ближе к тому, чтобы стать тем, кем всегда был предназначен.»       Драко позволил себе усмешку. Гарри Поттер становился всё более интересным, и это было не просто из-за его магических способностей или его связей. Это было нечто более глубокое. Малфой видел, как в его глазах просыпается не только вампир, но и нечто более опасное.

***

      Гермиона лежала на кровати в лазарете, чувствуя, как холод медленно отступает, но его остаточные ощущения всё ещё преследовали её. Время тянулось медленно, и каждый вздох казался ей слишком тяжёлым. В пустом помещении не было ни звуков, ни движения, только мерцание света, проникающего через окна. Она чувствовала себя одинокой, словно её оставили здесь, как ненужную вещь, пока её тело пыталось восстановиться.       Её взгляд упал на руки — они всё ещё были немного синими, кончики пальцев покрыты инеем, хотя сам холод уже отступал. Это было знаком того, что её силы не полностью восстановились, что её внутренний мир всё ещё не в гармонии. Гермиона попыталась сжать пальцы, но почувствовала, как холод снова пробирает её, заставляя её вздрогнуть.       Вдруг дверь открылась, и в лазарет вошёл Теодор Нотт. Он стоял в дверях, скрестив руки на груди, и его глаза сверкали с насмешливым интересом. Гермиона почувствовала, как её сердце ускоряет свой ритм, но она не позволила себе показать страх. Он был одним из тех, кто всегда считал её слабой. Он знал, что она полукровка, и всегда использовал это против неё. — О, Грейнджер, — его голос был холодным и издевательским. — Ты что, совсем не можешь справиться с собой? Похоже, твоя «сила» — это просто иллюзия. Полукровка, которая даже не может контролировать свои эмоции. Сколько времени тебе ещё нужно, чтобы понять, что ты никогда не будешь на уровне настоящих волшебников?       Гермиона сжала губы, пытаясь не показать, как его слова раздирают её изнутри. Она знала, что он пытался заставить её почувствовать себя ещё более беспомощной. Но она не собиралась поддаваться. Её взгляд был твёрд, несмотря на то, что её внутренний мир был в смятении. — Ты не знаешь, о чём говоришь, Нотт, — тихо ответила она, пытаясь скрыть дрожь в голосе.       Он сделал шаг ближе, и его насмешка стала ещё явнее. — О, конечно, Грейнджер, — продолжал он, его слова были полны яда. — Ты всегда была такой сильной, не так ли? Только вот твоё «наследие» напоминает ледяную пустоту. Полукровка, которая никогда не будет на высоте. Ты ведь даже не можешь контролировать свои силы. Как ты думаешь, сколько времени тебе осталось до того, как ты просто замёрзнешь, как кусок льда?       Гермиона почувствовала, как её сердце сжалось, но она не позволила себе сломаться. Вместо этого она посмотрела ему в глаза с такой силой, какой только могла найти. — Ты не понимаешь, — прошептала она, её голос едва слышен. — Я справлюсь. Я всегда справлялась.       Теодор рассмеялся, его смех был полон презрения. Он обернулся, собираясь уйти, но перед тем как выйти, обернулся и бросил в её сторону последнее издевательское замечание. — Ну что ж, удачи тебе, Грейнджер. — он сделал паузу. — Не замёрзни там! Полукровка…       Он ушёл, и Гермиона осталась одна в пустой комнате. Её грудь поднималась и опускалась с каждым тяжёлым вдохом. Её пальцы по-прежнему казались холодными, но, когда она снова взглянула на них, то заметила, что они начали приобретать нормальный цвет. Лёд, который раньше покрывал их, исчезал, и её руки возвращались к жизни.       Гермиона не могла поверить своим глазам. Её пальцы стали нормальными, а внутреннее ощущение холода постепенно отступало. Она не могла понять, как это произошло, но что-то в ней изменилось. Возможно, это было не просто физическое восстановление. Возможно, её силы начинали возвращаться, и она могла контролировать их. Или, может быть, это было что-то другое. Что-то, что она не могла объяснить. Но те странные слова Теодора не выходили из её головы.       еодор Нотт пытался сломить её, но Гермиона знала, что её сила не в том, чтобы быть идеальной или угодить всем. Она была сильной, потому что могла преодолеть свои слабости, даже если мир вокруг неё был жестоким и холодным. И в этот момент, когда её пальцы больше не были синими, она поняла, что она способна на большее, чем кто-либо мог бы себе представить.       Но всё-таки, в глубине души, Гермиона не могла избавиться от чувства, что что-то в её восстановлении было слишком… быстрым. Слишком лёгким. Теодор ушёл, оставив её с его презрительными словами, но в воздухе остался какой-то незримый след. Возможно, он не просто издевался. Может, он действительно дал ей что-то, о чём она пока не могла понять. И хотя её разум отказывался принимать эту мысль, её тело уже начало реагировать на изменения.

***

      Теодор шагал по коридору, его лицо было выражением усталого удовлетворения. Он чувствовал лёгкую горечь, но не из-за того, что оставил Гермиону в лазарете, а скорее из-за того, что её слабости снова не дали ему покоя. Он всегда знал, что полукровки — это лишь жалкие копии настоящих волшебников. И, несмотря на её смехотворную попытку казаться сильной, он был уверен, что её неудача была неизбежна. В этом не было ничего удивительного. Но вот это странное ощущение, которое он не мог объяснить. Нечто, что затаилось в её взгляде.       Он ненавидел её. Ненавидел за её упрямство, за её стремление быть лучше всех, за её постоянные попытки доказать, что она не просто полукровка. Она была ничем иным, как иллюзией силы, и он это знал. Но в её глазах, когда он бросал ей свои язвительные слова, он заметил что-то другое. Она не сломалась. Она не сдалась. И это выводило его из себя. Он хотел, чтобы она почувствовала свою ничтожность, свою беспомощность, а она всё равно смотрела на него с этим непонятным выражением. Не отчаяние. Не слабость. А что-то более опасное. Он не мог понять, что это было, но чувствовал, что это не конец. — «Может, я ошибся?» — эта мысль прокралась в его голову, но он быстро отогнал её. Нет, он не ошибся. Он был уверен, что он её сломает. Это было просто вопросом времени. Гермиона Грейнджер была не более чем игрушкой, которую он мог манипулировать. Но что-то в её ответе, в её стойкости, заставляло его сомневаться.       Смех его друзей, которые сидели вдалеке, не отвлёк его от этих мыслей. Они смеялись, они радовались, но Теодор не мог избавиться от чувства, что он не добился того, чего хотел. Его слова не сломали её, как он ожидал. Напротив, они только заставили её стать более стойкой. И это злило его ещё больше.       Он ускорил шаг, пытаясь избавиться от этого чувства. Он не мог позволить себе задумываться о Гермионе Грейнджер. Она была ничем. Полукровка. Слабая. И в конце концов, она останется на своём месте, а он — на своём.       Но в глубине его разума, где его гордость не могла добраться, оставался один вопрос, который он не мог прогнать: почему, несмотря на всё, она всё ещё не падала? Почему её сила, которую он так хотел уничтожить, казалась такой… привлекательной?