Фотография на память

      — Гэгэ, так когда ты едешь?       —Мм, выезжаю через два дня, – отвечает Се Лянь, прижимая телефон к уху плечом, попутно пытаясь собрать все необходимые документы среди кучи бумажек на столе. Давно он тут не прибирался. – Туда на самолете, от города и до места раскопок поедем на автомобиле. Там не ловит, так что позвоню, когда вернемся.       — Фи, делать тебе нечего, гэгэ, кроме как по всяким развалинам лазить, – притворно дуется Ши Цинсюань, прекрасно зная, что Се Лянь обожает свою работу. – А надолго?       Се Лянь собирает все бумаги в папку, кидая ее на кровать, чтобы не потерять.       — Пока планируется на неделю, сложно сказать. Как пойдет. Если будет много работы, придется задержаться.       — Ладно, главное будь осторожнее. И не разрушь какую-нибудь реликвию тысячелетней давности.       Се Лянь смеётся, улыбаясь на чужой ворчливый тон, в котором проскальзывают нотки веселья.       — Обещаю, что ничего не натворю и в неприятности не влезу. Это же руины, Цинсюань, мёртвый город, где ничего, кроме камней и деревьев, нет. Что там может случиться?       — Ты меня понял.       — Да-да, как скажешь, – фыркает Се Лянь, слыша, как на другом конце линии тихо посмеиваются. – Ладно, мне надо собираться, сегодня еще ехать в институт. Надо ещё раз пройтись по плану работы и взять кое-какие материалы.       — И нравится тебе это? Копаться в древностях.       — Ты прекрасно знаешь, что нравится, – отвечает Се Лянь, включая громкую связь и кладя телефон на стол, пока сам идет переодеваться. Такими темпами он может проболтать с Ши Цинсюанем полдня. Плавали, знаем. – Это же интересно, Цинсюань, собственноручно находить реликвии, останки древних цивилизаций, расшифровывать мертвые языки. Создаётся ощущение, что ты можешь коснуться той эпохи, понять, чем жили те люди. Это невероятно.       Он действительно так считает. Как и многим детям, ему всегда нравились мифы Древней Греции, легенды и предания, история Египта, Майя и прочего. Любимыми книгами Се Ляня всегда были энциклопедии и справочники по истории древности. Он просмотрел кучу документалок про археологию, про ушедшие цивилизации, про океан и им подобные, поэтому, когда встал вопрос о том, чему он хочет посвятить свою жизнь – ответ не заставил себя долго ждать. Се Лянь отучился на историка-переводчика и теперь работает в институте археологии, расшифровывая древние письмена и восстанавливая утраченные языки. Эта работа сложная, кропотливая и требует больших усилий и времени, но это определенно того стоит.       Ши Цинсюань прекрасно знает о страсти своего брата ко всякого рода древностям и, хотя поддразнивает его иногда, на самом деле рад, что Се Лянь нашел себе призвание и цель в жизни. Он никогда не стеснялся говорить, что гордится им за его успехи и вклад в науку.       — На самом деле мне нравится слушать, как ты про всё это рассказываешь, даже если я чего-то не понимаю, – признается Цинсюань.       — Я знаю. Спасибо тебе.       Се Лянь улыбается, в который раз думая о том, что ему очень повезло иметь младшего брата, который, к тому же, так его любит. Они единственные остались друг у друга, и поэтому их связь, их общение как никогда важно.       Они прощаются, потому что Се Ляню пора выходить, а Ши Цинсюань может разговаривать вечно, так что он лишь желает брату удачи и говорит, что будет ждать его возвращения.       Се Лянь собирает вещи, кидая последний взгляд в зеркало и приводя в порядок длинные непослушные волосы, из которых через пару дней он будет ежечасно вычесывать пыль и песок. Это, наверное, единственный минус подобной работы – постоянно находиться вдали от цивилизации, без нормальных условий в виде душа и удобной кровати, зачастую под палящим солнцем, чувствуя стекающий по спине пот, липкие руки в перчатках и песок, задуваемый ветром под одежду. Но Се Лянь не жалуется – да, некомфортно, но это не страшно. Потерпеть небольшие неудобства, чтобы найти что-то стоящее, сделать открытие – это стоит того.       Мужчина кивает сам себе, беря с полки ключи и выходя из квартиры. Следующие дни обещают быть насыщенными.

***

      Яркое солнце слепит глаза, и Се Лянь пониже опускает козырек кепки в попытках хоть немного защититься от его лучей. В горах, куда они приехали на раскопки, на удивление солнечно и ясно, и почти нет ветра, но при этом от жары не хочется умереть. Высокие пики и скалы создают приятную тень, с её прохладой и легким сквозняком. Такая погода – настоящий подарок для исследователей. Се Лянь надеется, что всю неделю, что они пробудут тут, удача будет на их стороне, и в какой-то момент не пойдет дождь, во много раз затрудняя работу.       От лагеря, который они разбили недалеко от места раскопок, пришлось идти пешком, поэтому ноги сейчас немного гудели от ходьбы по извилистой местности, но Се Лянь не жаловался. Ему нравилась эта лёгкая усталость, нравилась тишина вокруг и отсутствие мобильных телефонов – от них здесь никакого толку, всё равно связи нет. Появлялось чувство причастности к этому месту, словно весь технологический прогресс, вся цивилизация оставалась где-то позади, а перед ними простиралось бескрайнее поле истории, которое только предстоит изучить.       Вскоре группа останавливается на небольшом возвышении, и Се Лянь не сдерживает восторженного вздоха, глядя вниз на затерянный среди гор древний город, удивительно хорошо сохранившийся, и это при том, что вулкан, у подножия которого он был построен когда-то давно, потух сравнительно недавно. Полуразрушенный мертвый город расположился на широкой равнине прямо в тени огромных скал, что окружали его со всех сторон, с одним единственным выходом, по которому сейчас и пришла группа, в составе которой был Се Лянь.       Оставалось только гадать, почему тысячелетия назад люди решили построить город в таком странном месте. С одной стороны, он был хорошо защищён от внешней опасности, это была практически неприступная крепость со стенами-скалами вокруг, но с другой – постоянная угроза в виде действующего вулкана, что гораздо страшней иноземных захватчиков. Хотя, если Се Ляню не изменяет память, то подобное происходило всего три раза за всю историю, после чего вулкан на горе Тунлу потух. А город, который они собираются исследовать, погиб ещё при первом извержении.       Из-за того, что город со всех сторон окружен высокими горами и скалами, здесь почти нет ветра, поэтому запах пепла все еще стоит над этим тысячелетним некрополем, погребая под ним здания и улицы, которые придется расчищать, долго и кропотливо. Се Лянь надевает маску с респиратором, которые они взяли как раз на такой случай, и спускается вместе со всеми к воротам города, полуразрушенным и заросшим редким плющом.       — Так, сейчас устанавливаем шатры и еще раз пройдемся по плану работы, после чего все расходимся по своим секциям. Желательно закончить до заката, потому что по ночам здесь довольно холодно.       Голос Лин Вэнь, их куратора в этой экспедиции, звучит непривычно громко в этой мёртвой тишине, и Се Лянь невольно раздражается, когда он возвращает его в реальность, отвлекая от разглядывания древних памятников культуры.       Конечно, работа. Они ведь здесь за этим.       В ответ звучат разрозненные голоса, и Се Лянь заставляет себя сосредоточиться на настоящем, помогая с организацией рабочего места. По ходу дела он оглядывается по сторонам, примерно прикидывая фронт работы и понимая, что за неделю тут управиться нереально. Вблизи город оказался больше, чем Се Лянь представлял изначально, а постройки сохранились слишком хорошо, чтобы потратить на них мало времени. Это настоящий памятник культуры, нетронутая веками история, и они просто обязаны выжать из отведённой им недели максимум пользы. В конце концов, неизвестно, когда им снова позволят приехать сюда.       Гора Тунлу не просто так была закрыта для изучения столь долгое время: затхлый запах пепла, застывший в воздухе, труднопроходимая местность и обширная территория были огромной проблемой для исследователей, которые не могли войти на гору без угрозы для здоровья. К слову, «горой» её называли в честь огромного вулкана, являющегося центром горных цепей. Скалы и ущелья, что покрывают всю территорию Тунлу, не уступают в размерах целой стране, и добраться до города, лежащего едва ли не в самом центре горного комплекса, – задача не из лёгких. Поэтому так важно то, что они всё-таки смогли сюда попасть, пусть и на такой короткий срок. Чем больше они успеют найти за это время, тем выше шанс, что экспедицию повторят, несмотря на все затраты и расходы.       Лин Вэнь раздает последние указания, определяя каждому его место работы и примерные цели, и распускает их мини-собрание. Работать в таких местах само по себе сложно лишь потому, что невероятно трудно определить, с чего необходимо начать и в каком направлении следует искать. Подобные раскопки – непаханное поле информации и кладезь знаний, и очень важно подойти к этому правильно, чтобы ничего не упустить и не дай бог не повредить, а то проблем не оберёшься.       Се Лянь, наконец, остается один, выбрав для начала работы небольшой храм с покатой крышей, почти разрушенной и осыпающейся на глазах. Сквозь дыры в потолке слабо светит солнце, и в его лучах танцуют мириады песчинок пепла, осевшего буквально на каждой стене, на каждом камне в этом храме и городе в целом. Се Лянь вздыхает, представляя, сколько времени уйдет только на его расчистку. Становится интересно, как этот город выглядел в свои лучшие годы, какими цветами были расписаны храмы и алтари, чем жили местные люди, их ремесло и традиции, – все это сейчас под слоем пепла, похороненное и надежно спрятанное природой на долгие века.       Се Лянь осторожно раскладывает инструменты на полу, решая начать с центра каждого храма, – с его алтаря. Статуи бога нигде не видно, лишь его пьедестал, которому когда-то молились люди, прося благополучия и хорошего урожая. В конце концов, чего ещё желать людям в то время. Сейчас божественный постамент покрыт пылью и чёрной копотью, не представляя из себя уже ничего, кроме старого необработанного камня, местами потресковавшегося и разрушенного. Интересно, как всё-таки люди умеют придавать таким простым вещам столь важное значение.       Время идет медленно, практически тянется, потому что в таких местах уследить за ним достаточно трудно, а монотонная работа не помогает совершенно. Се Лянь слышит собственное дыхание под маской, что не даёт пеплу осесть в его легких, и уже который час расчищает алтарь, с предельной осторожностью касаясь кисточкой мест, на которых высечены древние надписи на уже мёртвом языке, которые ему потом предстоит разобрать по мере возможностей. Это работа не одного и даже не двух дней, потребуются месяцы, чтобы достоверно расшифровать все письмена, и это только в этом храме. Впрочем, заглядывать в будущее нет смысла, ему бы тут сначала закончить.       Се Лянь убирает инструменты на какое-то время, беря в руки камеру и делая пару снимков со всех ракурсов, чтобы точно ничего не упустить. Он быстро перелистывает отснятые кадры и кивает сам себе, выключая камеру, чтобы не садить батарею просто так. Только Се Лянь берет в руки кисть, как в глубине храма, в одной из небольших пристроек, раздаётся какой-то звук, заставляя отвлечься от работы. Се Лянь замирает, вслушиваясь, и даже его дыхание в маске теперь не такое громкое, как раньше.       Конечно, в подобных местах часто водятся грызуны или мелкие животные, но каждый раз у Се Ляня кровь стынет в жилах, когда он слышит в мёртвом городе посторонние звуки. В голове невольно всплывают все просмотренные когда-то страшилки и ужастики, а о документалках про всякого рода мистику и затерянные цивилизации и говорить не стоит. Се Лянь, к своему стыду, обожал подобные программы, – и это с его-то образованием историка, – но ничего не мог с собой поделать. Нравится, и все тут.       Так что теперь даже случайные звуки и порывы ветра не дают спокойно работать, – уж точно не в таких местах. Не то чтобы это было проблемой, но нервы щекотало неплохо. Впрочем, Се Лянь не жаловался, – так ведь интересней.       Поэтому он просто пожимает плечами, возвращаясь к работе. Однако вскоре вновь раздаётся этот странный гул, словно ветер шумит или сквозняк, что совершенно неудивительно в месте, в котором нет ни одной целой стены. Но ведь и снаружи нет ветра.       Се Лянь какое-то время мнется на месте, заставляя себя игнорировать непонятные явления, но в конечном итоге любопытство побеждает, и он встаёт, оставляя инструменты и идя в сторону шума. Скорее всего, он не найдёт там ничего интересного, но посмотреть-то хочется.       Он идёт по коридору, стараясь одновременно смотреть себе под ноги, чтобы ни на что не наступить, и вперёд. Но чем дальше он идет, тем темнее становится вокруг, а завывания ветра слышны все сильнее. Се Лянь хмурится, думая, не повернуть ли обратно. По правде говоря, снаружи храм не казался ему таким большим, но он идет, а коридор все не заканчивается. Се Лянь не суеверный и в мистику не верит, но даже ему уже не смешно, а грудь сдавливает от непонятного страха и плохого предчувствия. И когда он уже решается остановиться и повернуть назад, длинный коридор внезапно заканчивается, сбивая Се Ляня с толку.       Это тупик, нет ни ответвлений, ни каких-то брешей в стенах, которые могли бы издавать тот странный звук. Только подойдя ближе, Се Лянь понял, на что он был похож. На гул рынка. На шум голосов, таких разных, но слитых в единое целое из-за своего количества и бессвязной речи.       И Се Лянь смог различить их только сейчас, дойдя до самого конца коридора, и от этого мурашки бегут по телу, а во рту внезапно пересохло. Что это...чьи это голоса? Это точно не его группа, он бы узнал их, да и не может их быть так много в одном месте.       Но пугает больше всего то, что Се Лянь не понимает, на каком языке они говорят. Он выхватывает отдельные слова, даже фразы, неосознанно подойдя вплотную к стене, но не может их перевести. Они кажутся отдаленно знакомыми, но Се Лянь не может вспомнить, где слышал этот язык. Он чувствует, как по шее бежит холодный пот, когда голоса становятся то громче, то снова отдаляются, будто кто-то проходит мимо того места, где он стоит.       Это что-то из разряда фантастики, и как бы Се Ляню ни нравились подобные документалки, он точно не планирует становиться их частью.       Он разворачивается, в этот раз точно планируя уйти отсюда как можно скорее, как стена под его рукой становится мягкой, как облако, и ладонь беспрепятственно проходит сквозь неё, исчезая где-то на другой стороне. Се Лянь едва не падает на подогнувшихся от страха ногах и пытается освободить руку, но его трепыхания приводят к обратному результату, – его затягивает глубже в неизвестность, и как бы он ни упирался в землю ногами, его просто протаскивает через некогда каменную стену, что растворяется у него на глазах.       Его затягивает так резко, что он едва не падает, в последний момент умудрившись удержать равновесие и не разбить дорогостоящую камеру, что все это время была при нём. Се Лянь круто разворачивается на месте, надеясь вернуться так же, как он сюда попал, – а куда «сюда», – уже не важно. Но за спиной ничего нет, – только длинный переулок и сотни деревянных домов, окрашенных в алый красный. Вдалеке горят огни торговых улиц, бумажные фонари ярко мерцают в темноте, придавая городу особенного шарма.       Подождите, почему стало темно? И откуда здесь эта улица? Где...где он вообще?!       На месте старой стены храма теперь пустота, и сколько бы Се Лянь не водил рукой по тому месту, там больше ничего не было, а вместе с тем градус паники в его голове приближался к критической точке.       То, что с ним произошло, просто не могло произойти. Это неправильно, так не бывает, это просто галлюцинации, просто последствия того, что он надышался затхлым пеплом. Маска сейчас кажется бесполезной, и Се Лянь срывает её с лица, пытаясь отдышаться.       Здесь, в отличие от храма, в котором он был еще минуту назад, воздух свежий и прохладный, а лёгкий ветер треплет собранные в хвост длинные волосы и приятно охлаждает кожу. И всё бы прекрасно, красивая атмосфера, все дела, если бы не тот факт, что Се Лянь оказался неизвестно где и неизвестно когда.       Он сознательно произносит это «когда», потому что, судя по его окружению, – он далеко не в своем времени, такие постройки ему просто не характерны. Нет, конечно, у них есть так называемые «традиционные кварталы», но это явно был не один из них.       Голоса теперь звучат намного громче и отчётливей, и Се Лянь пересиливает себя и свой страх перед неизвестным и выходит из переулка, мгновенно жалея о своем решении. Вокруг него кто угодно, но точно не люди, – нелюди, абсолютно любого размера и даже формы, со звериными головами и хвостами, с длинными, отчасти обломанными рогами. Некоторые из них напоминают людей, они почти ничем не отличаются от самого Се Ляня, но он нутром чувствует, что они такие же, как вся эта разномастная нечисть.       Сердце в груди бьётся, как заведённое, и душа уходит в пятки, когда демоны замечают его, отрываясь от своих дел. Они, кажется, не удивлены его появлению, но Се Лянь не уверен, что они настроены дружелюбно.       Он в панике оглядывается по сторонам, переводя испуганный взгляд с одного демона на другого, что столпились вокруг, рассматривая его, как забавную вещицу. Они что-то говорят друг другу, низко и громко смеясь над человеком, волей случая забредшим на их территорию. Кто-то кажется разозлённым непрошенным вмешательством, а кто-то в открытую потешается, забавляясь и дразня его, наслаждаясь страхом в чужих глазах и сотрясающей все тело дрожью.       Се Лянь пятится назад, в тщетных попытках сбежать от этого неприятного общества, и от всех этих голосов, ярких красок и грязного смеха у него голова идет кругом.       Куда...куда он попал?!