Чтобы увидеть звезду, нужно открыть глаза

Молчание повисло тяжёлое. Минхо не нравилось. И расселись все как-то… не очень. Непреднамеренно они словно на два лагеря разбились — в первом Минхо с Гонилем и менеджер, в другом — все остальные. Да Чан с Ёнбокки в уголке, ни туда, ни сюда. Ёнбокки, вцепившийся в телефон с запущенным гуглопереводчиком, вообще выглядел испуганно. Чувствовал явно по запаху, что что-то происходит, но почти стопроцентно не понимал, что. Нагнувшись к его уху, Чан торопливо что-то говорил, но Минхо не слышал ни слова, только видел, как шевелятся губы. — Что происходит? — взял первым слово, как ни странно, именно Чанбин. То ли на правах старшего того лагеря, то ли как самый адекватный в целом. — Что-то я уже могу предположить, но хотелось бы услышать более чёткие объяснения. — Мне, кстати, тоже, — это уже вступил Чан. Минхо взглянул на него как на предателя, и, видимо, в запахе что-то такое отразилось, что встрепенулись и встревоженно уставились на него, заёрзали аж сразу трое: Гониль, хоть это и было совершено ожидаемо, сжал его ладонь сильнее; Ёнбокки заморгал, покосился на Чана и вдруг вскочил. Проронил что-то этакое, отчего Гониль вдруг вскинул брови, и пересел к Минхо, и сразу почти привычно полез «под крыло». Так они во время течки сидели большую часть времени, и так Минхо рефлекторно подпустил его к себе — омега же, свой, знакомый и почти родной, дал ткнуться носом в шею. Лица что Гониля, что Чана надо было видеть. Минхо даже пожалел, что камеры нет, он бы с удовольствием пересмотрел в будущем. Третьим, как ни странно, хмуро заёрзал Хёнджин. Его почти тоскливый взгляд скользнул по Чану, по Минхо, и показалось вдруг, что ему тоже хочется сорваться с места к кому-нибудь под бок — но нет. Обхватив себя руками, он остался сидеть молча где сидел. — Начну я, пожалуй, — разрушил вновь повисшую тишину Дохён, и вот тут Минхо скорее был даже ему вновь благодарен. Как сказать всё это самому так, чтобы все поняли, как заставить себя это сказать, как признаться вообще в… в собственной слабости, он понятия не имел. И крайне подозревал, что на середине рассказа сорвётся напрочь в истерику. Но раз был шанс свалить всё на менеджера, стоило этим пользоваться. — Контракт с Уджином--сси, по-видимому, будет расторгнут. — То есть он не перейдёт ещё раз в другую группу? — осведомился Чанбин. Явно собиравшийся спросить то же самое Хёнджин тут же закивал в поддержку. — «Ещё раз»? — неожиданно озвучил мысли Минхо Гониль. Кажется, самому Минхо вообще можно было молчать весь вечер, и без него бы разобрались. И не то чтобы его это не радовало. Он бы с удовольствием ушёл разогревать еду и убираться, но, будучи центральной фигурой этого неожиданного собрания, не мог. — Он пришёл сюда несколько месяцев назад из… — Из «SM», — помог запнувшемуся Чанбину Хёнджин. — Я знаю, что у него там тоже какие-то проблемы были, но до сегодняшнего дня даже не задумывался, какие именно. Дохён задумчиво кивнул. — А теперь он, скорее всего, уйдёт совсем, — сказал он. — Вряд ли всё получится замять. Слишком многие в курсе. — Что — «всё»? — это уже был Сынмин. — Что вы не говорите? Как это связано с Гонилем-хёном здесь… с Минхо-хёном рядом? — А это, — вздохнул Дохён и, как показалось Минхо, мстительно повернулся к нему, — должен рассказывать не я. Минхо-сси? Не пронесло. Минхо откашлялся. Айгу, как же сложно было подбирать слова, как же… страшно. Словно почувствовав его страх — хотя почему «словно», пах Минхо сейчас так, как будто на его месте был постоянно работавший освежитель воздуха, — Ёнбокки издал тихий звук и старательно запа́х тоже. Даже ещё и Гониль снова успокаивающе погладил по ладони. — Уджин, — Минхо намеренно использовал самую грубую речь, какую мог, никаких вежливых стилей, — меня… Он вдруг замолк, потому что всё никак не мог подобрать правильное слово. «Меня» — что? Унижал? Не описывало всего, что тот делал, не звучало достаточно весомой причиной, чтобы Минхо сломался. Вот в чём было дело и была основная причина его затруднения: ничто не звучало достаточной причиной. Всегда казалось, что он — мужчина, бета или альфа в будущем, а не тряпка — обязан был держать себя в руках, переносить все проблемы стойко, справляться с ним сам, и… Веяло от этих мыслей запахом аппы, ещё тем, до аварии, горько пахло акацией, и Минхо, конечно, понимал, что это всё неправильно, но справиться с собой не мог. И это только ухудшало ситуацию, уводя его в замкнутый круг: признание того, что он слаб, казалось ему не меньшей слабостью и заставляло себя стыдиться. С другой стороны, омега же. Что уж теперь. Слабак. Пока он пытался понять, что сказать, с мгновения на мгновение ожидая, что вот-вот кто-то разозлится, начнёт его торопить, то дождался, но вовсе не того. Лицо Чанбина, и так уже достаточно мрачного, вдруг изменилось в осознании. — Погоди, хён, — поражённо выдохнул он. — Хочешь сказать, что всё, что этот ублюдок говорил, было правдой?! Подавившись вздохом и сразу забыв всё то, о чём думал, Минхо во все глаза уставился на Чанбина. — О чем он говорил? — переспросил он неожиданно трезво, чувствуя, правда, как уже непроизвольно начинают трястись колени. Ещё немного — и встать бы он не смог чисто физически и внятно слова произносить тоже. — Что ты… — Чанбин вдруг замялся. — Что он… Йа, да не могу я! Всё-таки Минхо приходилось говорить самому, да? Вселенная раз за разом обнадёживала его и тут же разочаровывала обратно. Издевалась. — Что он приставал ко мне? — мёртвым голосом, из которого ушли все силы, переспросил он. — Что ловил меня по углам и угрожал? Что трогал… везде? Что называл «своим омегой» и говорил, что имеет право выебать меня на любой поверхности, в любом углу, у всех на глазах, и не делал этого только потому, что «был слишком добр»?.. На последней фразе голос Минхо всё-таки сорвался. Он бы даже с каким-то совершенно мазохистским удовольствием перечислял бы ещё и ещё, ушёл бы в подробности, но собственный организм предал его и сдался волне совершенно неуместного страха и жалости к себе. Здесь не было никакого Уджина, не было никого, кто бы ему угрожал, но Минхо не мог, просто не мог!.. Чувствуя, как слезы застилают взгляд туманом, Минхо отчаянно заморгал, глядя куда-то наверх всё пытаясь с собой справиться, и никак не получалось, позорился ещё сильнее. Ёнбокки жалобно пискнул под боком, явно, хоть и не поняв ни слова, но уловив тон и запах омеги в беде, и попытался стиснуть ещё сильнее, но не смог. У него, изумлённого, переживающего, Минхо просто вырвали и, как действительно какую-то слабую омежку, утащили на колени. В нос ударил привычный уже защитный запах озона, ладонь Гониля надавила на затылок, впечатала в шею носом — мол, дыши! , — а другая погладила по спине. Где-то там, на грани слышимости, Чанбин рассказывал что-то про хваставшегося такими отвратительными вещами Уджина, что он, Чанбин, решил, что тот врёт, чтобы заработать уважение, и не поверил ему, а рассказывать об этом не хотел, чтобы дурацкие слухи не раздувать. Но, хоть слышать Минхо слышал, сосредоточиться на его словах всё равно не мог. Голову вело, глаза чесались, и дышать казалось подобным подвигу; но с каждым вдохом становилось вдруг чуть легче. От озона всё вокруг, казалось, кружилось, от уровня феромонов по всему телу тесным, сплочённым строем маршировали мурашки, и вообще Минхо ощущал себя очень-очень странно. Разумом он понимал, что всё это из-за того, что чувствует и транслирует в запахе Гониль, что на него самого влияет альфа, держит в безопасности и подавляет, как тогда, на лестнице — его и всех вокруг, рефлекторно, не задумываясь, чтобы защитить омегу и отогнать возможных врагов. На бет, правда, всё действовало слабее, и Хёнджин где-то там фыркнул, сказал что-то — и Гониль вдруг как будто опомнился, ослабил нажим, прекратил феромонную атаку, но было уже поздно. Минхо накрыло так, что он вновь держался прямо только за счёт руки Гониля из-за того, что уши вдруг заложило, словно он слышал всех через толщу воды, ему вдруг показалось, что ещё немного — и он упадёт в обморок. Наверное, он и правда как-то обмяк, потому что Гониль подхватил его, прижал ближе, позволяя перенести на себя весь вес, найти в себе опору. Отчаянно дыша, Минхо наконец разрешил своему телу постыдно расслабиться и прикрыл глаза. Там, в кухне, казалось, сейчас находившейся где-то очень далеко, что-то сказал Джисон — и вдруг снова полыхнуло прямо в нос, ударило ядовитой яростью так, что Минхо сначала услышал жалобное хныканье, а потом уже осознал, что оно исходило от него самого. Где-то на фоне его голосу вторил другой, гораздо более тихий и куда более болезненный. Чан зло рявкнул, тоже плеснул феромонами, давя Минхо окончательно, выдавливая из него все остатки не только омеги — человека. Чувствуя, что его вот-вот стошнит, Минхо завозился, пытаясь отодвинуться, выбраться, освободиться, тяжело дыша одним только ртом. — …Да вы охренели оба, хватит! — кажется, это был Чанбин. Всегда спокойный, вежливый, сейчас, с панмалем, он звучал настолько непривычно, что Минхо даже голову в его сторону повернул, проверяя — и да, действительно, это Чанбин вскочил, опёрся обеими руками о стол и, щерясь, переводил взгляд с Минхо на… на Ёнбокки? Ёнбокки, свернувшись в жалкий комок между двумя неожиданно разъярёнными альфами, жалобно закрывал уши, а нос уткнул в собственное же предплечье. Тихий, на грани слышимости, стон боли исходил именно от него — и вот теперь, услышав его снова, Минхо включился окончательно. Зашипел он так, что услышали в комнате все. Перебил всех: и звуком, и запахом, заставил обратить на себя внимание; сполз вниз, на пол, к Ёнбокки и потянул его к себе. Действуя на одних лишь инстинктах, Минхо, словно щенка, закрыл его собственной грудью, спрятал, и зашипел снова на всех. На альфу, шагнувшего было навстречу, на бет, вроде бы не шевелившихся — но мало ли, кто же знал, что им в голову придёт, один выглядел очень агрессивно… И только ещё один альфа понятливо отступил назад, хоть от него как раз опасностью не пахло. Злостью — да, но угрозы Минхо почему-то не чувствовал. Бета с другой стороны стола попытался было шевельнуться, но Минхо вновь зашипел на него, предупреждая, что ещё одно движение, ещё один шаг — и он кинется, он будет защищать себя и щенка до смерти, и смерть здесь подразумевалась вовсе не Минхо. Всё снова замерли. Мгновения текли слишком напряжённо, и, когда один из бет дёрнулся к выходу, Минхо вновь проводил его угрожающим, хоть и не слишком, рычанием. Пусть уходит. На одну угрозу меньше. Правда, чего он не ожидал — это что буквально через пару мгновений тот ворвётся обратно с какой-то штукой в руках и начнёт шипеть ею на всех. Бета! Сам не умел, так придумал, как угрожать иначе?! Если бы у Минхо была бы на шкирке шерсть, она бы собралась и встопорщилась, настолько он был зол. От штуки с каждым шипением вылетали какие-то микроскопические капельки, и Минхо всё внюхивался, ожидая встретить угрозу, почуять её искусственный, злой запах — но почему-то всё не чувствовал. Более того, уходил и густой, сводящий с ума феромонный смешанный туман, что висел на кухне до того, до того, как Сынмин ворвался с нейтрализатором… Недоумевающе моргая, Минхо выпрямил голову. До этого момента он, оказывается, смотрел на всех исподлобья, вытянув шею, словно кот — и эта шея, к слову, начинала уже болеть. Забившийся куда-то ему мелким комком под грудь незнамо как Ёнбокки тоже вдруг распрямился, перестал прятать часть себя в пятом измерении и сел ровно меж его ног. По его глазам — расширенные, словно у наркомана зрачки, шальное выражение, — Минхо видел, что и его накрывало в полную силу. Перестать обнимать Ёнбокки он не мог заставить себя чисто физически, будто и правда щенка защищал. Наконец зашевелились и остальные: Чанбин разжал пальцы, перестав пытаться продавить ими столешницу, Хёнджин, тоже большеглазый и испуганный не хуже Ёнбокки, вскочив, заоглядывался по сторонам, Джисон же попросту забился в угол чуть ли не в приступе паники. Чан, сжав руки в кулаки, тяжело дыша, стоял, вытянувшись в злую, агрессивную струну и вроде бы тоже начинал приходить в себя. По крайней мере, слепая, недвусмысленная агрессия в его глазах уже начинала меняться на недоумение и страх не хуже, чем внутри у Минхо. В последнюю очередь Минхо повернул голову влево. Альфа, его альфа… Гониль. Гониль отошёл к самому углу, отступив от них не меньше, чем на метр — насколько позволяло пространство. Его выражение лица Минхо прочитать не мог, но сжатые челюсти и игравшие желваки видел отлично. Очередное громкое шипение окончательно довершило картину. — Придурки. — В голосе Сынмина в кои-то веки слышались эмоции, и вовсе не любовь и умиление. — Устроили тут бойню на пустом месте! — Не на пустом, — возразил дрожащий… Хёнджин? Минхо даже ушам не поверил, но шагнул вперёд именно он, упрямый, злой, задравший нос. — Если бы Джисон держал язык за зубами… — …то они бы не нашли другой повод? — издевательски вскинул бровь Сынмин. Не на того напал: несмотря на весь его светский опыт, Хёнджин, дива, звезда и королева драмы, уделывал его что в прошлые разы, что в этот, как минимум за счёт эмоциональности. Хёнджин попросту закатил глаза и шлёпнул тонкую, изящную ладонь о лицо. Или лицом о ладонь, показывая, как разочарован и удивлён. — Сынмин-а, — протянул он. Кого он играл, Минхо не брался угадывать, но интонации были вовсе не хенджиничьи. — Ты настолько безносый, да? Это Джисон сбил первую костяшку! — Я ничего не… — попытался воспротивиться Джисон, но Хёнджин его проигнорировал, только приблизился на шаг, грациозно, словно леди на европейском балу и покачал головой. — Джисон спровоцировал Гониля-хёна, тот задавил… Пелыкса-сси? («Феликса, — поправил Чан, поморщился, увидев выражение его лица, и уточнил: — Ёнбока»). Минхо-хён стриггерился, потому что… Ёнбок-сси тоже омега, и Чан-хён тоже среагировал — и этого всего бы не было, держи ты, Джинсон-а, язык за зубами! Минхо в упор не помнил, что там Джисон такого сказал — и вообще не помнил, чтобы Джисон что-то говорил, но мог и пропустить. Психика сама отключалась, сохраняя хозяину возможность мыслить внятно, за что Минхо, в принципе, был ей очень благодарен, но не слишком. — Я не… — снова попытался слишком бледный Джисон. — Ты — да! — взвыл Хёнджин и уставился почему-то на Гониля с преувеличенно-просительной мордашкой, сразу растеряв всю свою насыщенную грацию: — Ну хён, ну хоть одну сигарету, ну пожалуйста! Ты видишь, какие они все?! Гониль в кои-то веки шевельнулся. Его обжигающий взгляд на мгновение метнулся в сторону Чана, но тут же вернулся обратно к Хёнджину. — Одну, — хрипло разрешил он. — Последнюю. И то только потому, что мне тоже нужно. Открой окно, Хёнджин-а. До сих пор совершенно не отсвечивавший и молчавший Чонин тихо поинтересовался, и то скорее у Хёнджина, чем у всех остальных: — Откуда вы вообще знакомы, хён? Кто это? — Курим вместе периодически, — бросил тот, возясь со створкой. Распахнул её, схватил с полочки тарелку для панчхана и поставил на подоконник. В другой день Минхо бы его убил — и Гониля тоже, глядя, как тот разом подкуривает две сигареты, двигаясь к окну, и протягивает одну Хёнджину — за порчу посуды, но сейчас у него откровенно не было сил. На фоне того, что происходило в кухне чуть раньше, даже табачный дым вдруг показался Минхо неожиданно приятным. Ему — но не Чану. Тот коротко и намекающе кашлянул, но не помогло — Хёнджин, будто чувствуя рядом хёна, взмахнул сигаретой и совершенно неуважительно отрезал: — Нет, Чан-хён, не в этот раз. Считай, что я тоже решил на вас феромонами повонять, терпите. Словно надеясь, что тот вступится, что Чан покосился на Сынмина, но тот как-то разочарованно молчал. И смотрел в том числе и на Джисона. — Что же до того, кто я такой и откуда взялся здесь… — Гониль стряхнул пепел на тарелочку и выпрямился как будто даже ещё сильнее, чем раньше. — Для тех, кто не знает — Гу Гониль, музыкант лейбла. — Мы с хёном записывали демку для трейни, — тихо прокомментировал наконец Сынмин, отставляя нейтрализатор в сторону. И привычно прислонился к холодильнику плечом. — Да, — благодарно кивнул ему Гониль. — Я вышел покурить сегодня на лестницу и столкнулся с неожиданной картиной. Омега стоял на коленях перед альфой, и я сначала решил, что они сексом заняться собрались, нашли же место… И сказал — Минхо-я, как я сказал? — «Если тебя держат насильно — моргни», — выдавил Минхо под любопытными взглядами. — Пошутил, да, — благодарно кивнул Гониль, стряхнул пепел — и замер, замолк на несколько слишком длинных мгновений. — Минхо-я, не мог бы ты подойти поближе? Отцеплять руки от Ёнбокки совершенно не хотелось. Да и тот как будто бы вовсе не стремился его объятия покинуть. Не зная, как ему объяснить, Минхо тронул его за плечо и уставился в тёплые, лучистые шоколадные глаза. Такие усталые и испуганные — и захотелось показать Гонилю хер и остаться рядом со… щенком? Только тут критическое восприятие наконец-то включилось, и Минхо растерянно наконец осознал в себе проснувшиеся омежьи инстинкты наседки. Щенок, серьёзно? Да он даже детей не любил, только кошек! С другой стороны, если дети готовые и взрослые, как Ёнбокки, то, может, ничего? Айщ, какая же херь в голову лезла! — Ёнбок-а, — позвал он. — Эги-я, пойдёшь к Чанни? Уж настолько-то тот должен был корейский понимать? Если говорить медленно и разборчиво? Ёнбок удивлённо моргнул и расплылся в такой радостной улыбке, что Минхо интуитивно догадался — понял, понял и перевёл. Правда, не закивал сразу и не рванулся к своему родному «Криси», а настороженно уставился в его сторону. Минхо буквально увидел, как тот резко побледнел, осознав, что его же омега его и боится. В принципе, как и Минхо Гониля в этот момент почему-то опасался. Не как источник опасности, а как неконтролируемый фонтан феромонов. Ещё один такой эмоциональный всплеск — и Минхо бы наверняка потерял сознание. С другой стороны, учитывая укус, возможно, именно тот факт, что Минхо держался бы где-то в стороне, мог Гониля и спровоцировать на очередной такой всплеск. Пятьдесят на пятьдесят. — Ёнбокки? — тихо позвал он. Потому что в большей степени сейчас всё зависело от него: не пошёл бы тот к Чану — и Минхо бы к Гонилю не пошёл, не в силах его бросить. Ёнбок вздохнул и насупился. Потом отодвинул Минхо ладонью и поднялся без каких либо проблем. Под изумлёнными взглядами всех в комнате пересёк разделявшее их с Чаном расстояние, подошёл вплотную и внезапно вскинул к его носу стиснутый кулак. Ужасно угрожающе потряс им и что-то пробормотал, глядя в лицо. Краем глаза Минхо заметил, как Гониль прячет умилённую улыбку. Ёнбок, кажется, действовал на всех одинаково, околдовывая и заставляя себя любить — и Гониль этой участи не избежал тоже. Минхо даже не ревновал. Особенно с учётом того, что Гониль ждал именно его, молча, не настаивая, но, стоило Минхо оказаться рядом, вцепился в него так, что разом стало явно, каких усилий ему стоило держаться в отдалении. — Пошутил, и?.. — напомнил Сынмин, в кои-то веки демонстрируя любопытство и — словно нарочно — отвлекая всеобщее внимание от нежно шептавшихся Чана с Ёнбоком. Ну, Минхо, по крайней мере, его манёвр оценил. — И оказалось, что не пошутил, — зло усмехнулся Гониль, туша сигарету и обхватывая Минхо обеими руками. — Представляешь, какие чувства, когда после такой шутки омега тебе в панике начинает моргать? А потом… потом этот ваш Уджин принялся давить, не давая этому омеге сказать ни слова, да ещё и ударил его по лицу. — И что было дальше? — Чонин зачарованно подался навстречу. — Дальше я забрал омегу, — решительно отчеканил Гониль, словно защищал и оправдывал постфактум свои действия. И — возможно, действия Минхо? — И подставился под укус. — В смысле «подставился»? — опешили, кажется, все, но спросил это первым всё-таки сам Минхо, ошеломлённый, кажется, сильнее всех в этой комнате вместе взятых. Гониль перевёл на него очень пристальный взгляд. Ощущалось так, как будто они друг другу в глаза нормально смотрели чуть ли не впервые за день, и Минхо через секунду уже успешно забыл, что они в этой кухне были вовсе не одни. Руки Гониля крепче обхватили его, сжались за спиной. — Ты очень долго выбирал место для укуса, — тихо, словно только с ним одним разговаривал, сообщил ему Гониль. — Примеривался. — И ты?..