Капкан для лисьего духа

***

      Ван Чжи и Дин Жун, склонившись перед императором, готовятся слушать его распоряжения.       В ожидании, Ван Чжи анализирует недавние события: конечно, он не может судить о замыслах самого Сына Неба, но, как ему показалось, тот приятно удивился, когда увидел, что на утреннюю аудиенцию его доверенный евнух всё-таки пришёл не один.       Ван Чжи рад снова показать Чжу Цзяньшэню, что на него можно положиться, что ему по силам справиться с любой поставленной задачей: даже такой, как отыскать себе помощника за один лишь вечер.       В глубине своей души Ван Чжи надеется, что всё же сделал правильный выбор, остановившись на Дин Жуне.       Ван Чжи теперь, когда соглашение заключено, а роли обозначены, отчего-то боится разочароваться в своём подчинённом, хотя изначально и мечтал разобраться со всем этим делом без сторонней помощи.       — Что ж, уважаемые, теперь вы можете приступить к расследованию. Надеюсь, ваша кампания пройдёт успешно, и вы сможете выявить злоумышленника, — с поистине имперским величием вещает Чжу Цзяньшэнь.       — Эти подданные благодарны Вашему Величеству за доверие, — почти в один голос откликаются Ван Чжи и Дин Жун.       — С чего бы вы хотели начать? — Чжу Цзяньшэнь, сидя на своём троне, слегка наклоняется вперёд, в обращении к своим подданным, — я видел, как действовали другие служащие, и сейчас, в этом расследовании, дарую вам полную свободу действий. Можете не стесняться также просить моего содействия. Я обеспечу всё, что вам потребуется.       — Эти подданные благодарны Вашему Величеству, — евнухи вновь благодарят правителя.       — Но вы должны держать меня в курсе расследования постоянно, — наставляет Чжу Цзяньшэнь.       — Эти подданные приняли приказ.       — Тогда… С чего вы начнёте? — Чжу Цзяньшэнь заинтересованно смотрит на Ван Чжи и Дин Жуна, — можете подняться.       Они оба исполняют команду, но Дин Жун всё равно продолжает смотреть в пол. Ван Чжи же подтягивается, начиная свою речь:       — Этот подданный для начала хотел бы ознакомиться с теми материалами, что уже имеются у Вашего Величества. Ваше Величество взяли дело под свой контроль, но, возможно, есть какие-то доклады Императорской Стражи? Ведь они успели прибыть в усадьбу Чжао Линъаня перед тем, как Ваше Величество огласили приказ о завершении расследования для них.       Чжу Цзяньшэнь задумывается: на его лбу пролегает складка.       — Да, Ван Чжи, — в итоге, подтверждает император, — в архиве есть материал с описью дома и жертв, подготовленный Стражей. Довольно краткий, но обстоятельный. Также есть бумаги о покушении на меня, что случилось около месяца назад. Множество докладов от Восточной Ограды… Но все они заканчиваются одним и тем же выводом о лисьем духе.       — Несмотря на то, что этот подданный в целом знаком с картиной, с этими докладами ему тоже стоит ознакомиться. Этот подданный благодарит Ваше Величество, — Ван Чжи склоняется в поклоне.       — Отправляйтесь в архив. В западную секцию, там должны быть все материалы. И возьмите это, — Чжу Цзяньшэнь протянул Ван Чжи нефритовую подвеску с печатью, — скажете, что это — приказ императора, и все обязаны покинуть помещение. На время вашей работы, вы должны оставаться там одни.       — Слушаюсь, — синхронно отозвались Ван Чжи и Дин Жун.       — Ступайте.       Выйдя из торжественной залы, чтобы не терять столь драгоценного времени, они сразу же отправились на место. Глава архива, конечно, не был доволен, что его работу так бесцеремонно нарушили, но нефритовая подвеска, вкупе с лёгкой толикой ядовитого устрашения, что Ван Чжи вкладывал в свой взгляд и слова, сделали своё дело: глава архива, вместе со всеми подчинёнными, вскоре покинули зал.       Пока Ван Чжи наступал на служащего своими речами, краем глаза наблюдал за Дин Жуном: тот оставался всё таким же молчаливым, предпочитал смотреть куда-то за высокие полки, доверху забитые бумагами, и делать вид, будто это его не касается.       Сначала Ван Чжи раздражало такое, как ему показалось, равнодушное отношение, но, случайно столкнувшись взглядом с Дин Жуном, который, оказывается, всё же время от времени поглядывал на него, Ван Чжи прочитал в его глазах что-то похожее на восхищение.       Пусть это было глупо и даже, наверное, по-детски самолюбиво, Ван Чжи было приятно: будто на сердце мёд разлили. И, что более важно, Ван Чжи всегда считал, что Поднебесная в руках сильных мира сего, и ему ни в коем случае нельзя показывать свою слабость.       Ван Чжи предстал перед Дин Жуном сильным: потому тот потянется за ним, не разочарует и не предаст.       От этих мыслей Ван Чжи немного успокаивается. А ещё, становится, как ему кажется, даже красноречивее. А потом вдруг опять сталкивается взглядом с Дин Жуном. Только на этот раз эта уже вторая случайная встреча глазами заставляет, точно обжёгшись, поскорее отвести взгляд.       Потому что где-то Ван Чжи слышал, что, если что-то происходит единожды, — это случайность, а вот если дважды — то это уже закономерность.       В таком случае, выходит немного странно.       — Проходи, — командует Ван Чжи, пытаясь вытравить недолгий эпизод их немого диалога из памяти и пропуская Дин Жуна вперёд.       Когда его помощник заходит внутрь, в его глазах читается удовлетворение всем увиденным: он с воодушевлением оглядывает полки, подмечая нумерацию и стройные ряды свитков. Проводит вытянутыми пальцами по иероглифическим надписям, слегка щурится, читая их, и кивает, что-то подмечая для себя.       Ван Чжи почему-то невольно засматривается таким вовлечённым и живым интересом, ведь даже сам Дин Жун как будто бы преображается в работе.       Удивительно.       — Сюда, Ван Чжи, — Дин Жун подзывает Ван Чжи ближе, — третья ячейка. Здесь должны быть все нужные нам бумаги.       — Как ты узнал? — Ван Чжи не скрывает своего удивления.       — Здесь вполне очевидный порядок архивирования, — пожимает плечами Дин Жун, — прошу.       Ван Чжи принимает бумаги из рук Дин Жуна, и они раскладывают всю имеющуюся документацию в хронологическом порядке.       — Я прочту доклад по делу Чжао Линъаня, — извещает Ван Чжи, — потом поменяемся. Ты начни с записей Восточной Ограды о покушении, ведь я уже примерно и так представляю, что там написано. Замечай странности и нестыковки, Дин Жун.       — Слушаюсь, — отзывается Дин Жун и принимается за чтение.       На некоторое время между ними воцаряется тишина, которую можно было бы даже назвать уютной, если бы они читали книги для досуга, а не материалы расследования.       Документ, что изучает Ван Чжи, краткий, но излагает самые важные факты: поздним вечером того дня, когда Ван Чжи впервые изложил свои мысли о «лисьем» деле драгоценной супруге Вань, в усадьбе Чжао Линъаня случилось несчастье, о котором императору донесли уже во время его утренней аудиенции с Ван Чжи. В доме не осталось выживших. Там были сам хозяин, богатый горожанин, его жена и двое детей, а также пятеро слуг.       У хозяина, найденного в своей же постели, — ножевая рана. У других членов семьи и слуг всё разнится: кто-то оказался задушенным, кого-то нашли с расшибленной головой, кого-то утопившимся в бочке для купания, а кого-то так же, как и хозяина, с раной, нанесённой клинком или ножом. Более того, не все смерти кажутся насильственными. Какой-то конкретной логики и единого стиля здесь выявить не удаётся. Ничего подозрительного во время обыска обнаружить не получилось, кроме лисьей шкурки на подушке в постели самого Чжао Линъаня. Дом опечатан после распоряжения отдать дело под контроль императора.       На этом скудные факты из доклада подходили к концу, и Ван Чжи начал размышлять, что можно было бы из этого сложить и как теперь действовать дальше.       Он в задумчивости подпёр подбородок кулаком и, тяжело вздохнув, поднял голову выше.       Ненароком вышло посмотреть на Дин Жуна, и на лице его читалось такое непередаваемое выражение, что Ван Чжи не смог сдержать улыбку: возмущение, переплетённое с недоумением, и, даже, наверное, с каким-то нездоровым любопытством.       — Не любишь читать мифологические истории, Дин Жун? — Ван Чжи не удерживается от ехидного комментария.       — А… Я… Простите, — Дин Жун прерывается от чтения, когда его окликает Ван Чжи, — я до сих пор не могу поверить, что такое… Могли написать в официальном документе. Это в какой-то мере смешно, но в какой-то мере даже… Безрассудно смело.       — В Восточной Ограде и не такие сказки могут сочинить, Дин Жун, — легко отзывается Ван Чжи, и то мимолётное, но очень искреннее и яркое выражение стирается с лица его помощника: жаль, и Ван Чжи отчего-то думает, что это выражение хотелось бы сохранить подольше и запомнить.       — Я предпочитаю читать научные трактаты и довольно равнодушен к выдумкам, — поясняет Дин Жун.       — Это правильно, — соглашается Ван Чжи: ведь он тоже не верит ни во что эфемерное, — тогда прочитай вот это, Дин Жун, если в твоём «сказочном» чтиве тебя ничего не смутило, и ты не считаешь нужным мне рассказать о чём-то.       — Вовсе нет, Ван Чжи. Я не увидел здесь ничего полезного.       Прочитав записи после Дин Жуна, Ван Чжи убеждается в том же: эти бумаги мало чем могут помочь. Все они настаивают на мистическом духе, быстром, гибком, неуловимом, легко пропавшем в тени ночи. А выводы об отточенных умениях и навыках нападавшего Ван Чжи сделал уже давно.       — Здесь гораздо больше ценной информации, — в то время, хвалит небольшой доклад Дин Жун, — но всё равно мало что можно уяснить. Не хватает совпадений, для какой-то логической цепочки.       — Я согласен с тобой, Дин Жун, — кивает Ван Чжи, — и именно поэтому нашим следующим шагом будет обыск дома. Мы должны осмотреть всё сами.       — Вы правы, Ван Чжи. И для этого…       — Мы должны попросить всё устроить Его Величество, чтобы о нашем обыске никто не знал. Как в городе, так, тем более, и во дворце. Мы должны делать своё дело так тихо и незаметно, как только можем, чтобы поймать нашу лисицу в капкан, — с дерзким азартом, Ван Чжи хватает кулаком воздух, точно воображаемую лису в ту самую ловушку.       Дин Жун отвечает как-то невнятно, хватает бумагу с докладом, будто бы забыл там что-то прочитать, и начинает беспокойно водить пальцем по иероглифам.       — Точно, адрес дома! — осеняет Ван Чжи, — прочитай адрес, что там указан, Дин Жун.       — Слушаюсь, — тихо отзывается Дин Жун, и едва различимо в голосе его сквозит что-то, отдающее мягким теплом.