Капкан для лисьего духа

***

      — Этим делом занимаются Восточная Ограда и Императорская Стража. Неужели ты считаешь, что даже такие серьёзные ведомства, как эти, не сумеют решить задачу? Их дело — защищать Его Величество. Они обязательно установят, каким образом…       — Но ведь и они бессильны перед сверхъестественным, — голос служанки кажется совсем слабым и дрожит от страха.       — Ты правда думаешь, что это был злобный дух лисы? — Ван Чжи не сдерживает скептический смешок, ведь он, в отличие от служанки своей госпожи, совсем не верит в подобные вещи, — расслабься, сяо Ли. Преступники обязательно будут пойманы. А пока, подай мне вон ту корзинку. Госпожа просила принести ей фруктов.       — Но ведь… Уже почти месяц прошёл с того покушения! Люди из Восточной Ограды обыскали уже всех! И чиновников, и гарем, и слуг! Так зачастили с проверками, что даже работать нормально не получается! — девушка подходит к Ван Чжи ближе, он же последовательно шагает от неё назад, — и так ничего и не нашли! Ван Чжи, ты не думаешь, что… Ай!       Преисполненная эмоциями, Ли Чунь запинается, прервавшись на полуслове.       Молодой евнух пару раз раздосадованно качает головой.       «Я думаю, что те самые служащие, скорее всего, сами замешаны, а потому намеренно тормозят расследование», — для Ван Чжи это было очевидно. Даже не так: это было ясно, как белый день. Тем не менее, он всё равно предпочитает смолчать.       Высказывания такого рода могут быть опасны: Ван Чжи помнит, что даже у стен есть уши. А ещё, он привык никому не доверять во дворце, — кроме, естественно, драгоценной супруги Вань и Его Величества. А уж тем более не доверять слугам и другим евнухам, что могут быть очень продажны и напакостить исподтишка.       К тому же, кто он такой, в конце концов, чтобы судить Восточную Ограду и Императорскую Стражу? Эти ведомства были службами, непосредственно защищавшими интересы императора. А что он?       Да, Ван Чжи занимал большое место при Вань-гуйфэй, любимой супруге императора. Да, его посвящали во многие дворцовые дела. Но этого влияния едва ли было достаточно, чтобы позволить себе вольные суждения о крупнейших сыскных ведомствах.       — Я думаю, сяо Ли, что наша госпожа уже проголодалась, — голос Ван Чжи звучит равнодушно.       — Ой, с тобой невозможно! — Ли Чунь в возмущении взмахивает руками, — держи свою корзинку, и иди уже отсюда!       Ван Чжи, наконец закончив столь изматывающий разговор, многозначительно хмыкает и уходит исполнять поручение: наверное, служанке было бы интереснее посудачить о таинственном покушении лисьего духа на самого императора с кем-то, умеющим верить в сказки, как она.       Но дело в том, что Ван Чжи не верит в сказки столько, сколько себя помнит. Ван Чжи очень рано научился считывать пороки человеческой натуры среди хитросплетений дворцовых интриг, и именно поэтому он ещё держится на плаву. Именно поэтому его благодетельница и император растили его, как своё доверенное лицо. Потому Ван Чжи не может оплошать: он должен отплатить им за доброту и служить так усердно, как только может.       «Быть добродетельным — значит быть честным», — именно так считает Ван Чжи. А вот те служащие из Восточной Ограды, которые, Ван Чжи почти полностью уверен, так или иначе причастны к делу о лисе, совсем позабыли понятие «честность». И заврались настолько, что решились задеть императора.       Неслыханная дерзость!       Жаль только, что в своём нынешнем положении Ван Чжи почти ничего не может сделать: лишь только поддержать и в очередной раз выразить безусловную верность.       За этими мыслями он не замечает, как добирается до императорской кухни. Выбирает самые лучшие, самые спелые персики, яблоки и мандарины для своей госпожи, и отправляется обратно в Восточный Дворец.       Немного потоптавшись на месте и успокоив свои чувства, Ван Чжи учтиво входит в покои: он, когда посещает свою госпожу, почти всегда ощущает благоговейный трепет.       — Проходи, Чжи-эр, — Вань-гуйфэй сидит у зеркала и вставляет в ухо серёжку, богато украшенную драгоценным камнем.       По правде говоря, Ван Чжи убеждён, что его госпожа — прекраснее всех в императорском гареме, ведь в ней сочетаются и прелестная красота, и недюжинная смелость, и острый ум.       — Этот слуга принёс вам угощение, госпожа, — Ван Чжи склоняется к полу, вытягивая руки, держащие поднос, вперёд, в уважительном жесте.       — Поставь где-нибудь, — легко командует драгоценная супруга Вань, — дай я посмотрю на тебя. Подойди сюда.       Ван Чжи повинуется, делая шаг ближе. Вань Чжэньэр подходит к своему воспитаннику и начинает, мягко улыбаясь, внимательно оглядывать его. Ван Чжи чувствует, как от такой заботы против воли щемит сердце.       — Ты исхудал, — делает вывод Вань-гуйфэй, недовольно сведя брови, — последнее время много работаешь. Хотя бы успеваешь поесть нормально?       — Госпожа, вам не стоит тревожиться об этом слуге, — Ван Чжи снова склоняется в поклоне, — давайте этот слуга лучше нарежет вам фрукты.       Вань-гуйфэй вздыхает: но отнюдь не тяжело, а по-доброму. Так, будто наверняка знает, что Ван Чжи в этом плане неисправим, и трудиться меньше не станет.       Ван Чжи уже хочет заняться фруктами, как вдруг, немного погодя, драгоценная супруга Вань добавляет:       — А о чём же тогда мне стоит тревожиться? О «лисьем» деле, с которым всё глухо почти месяц?       Ван Чжи, услышав об этом противоречивом событии от своей госпожи, застывает, сразу же становясь серьёзным.       — Госпожа, вы столкнулись с чем-то пугающим? Почему тут же не рассказали? — произнеся последнее, Ван Чжи прикусывает язык: он не имеет права так говорить с Вань-гуйфэй, — этот ничтожный слуга нижайше просит прощения за дерзость. Этот слуга просто очень разволновался из-за госпожи.       Вань Чжэньэр лишь тихонько смеётся и совсем не выглядит разозлённой:       — Нет-нет, Чжи-эр, всё в порядке. Я ни с чем таким не сталкивалась. Да и никто в гареме, кажется. После того покушения на Его Величество всё спокойно. Но придворные всё равно неустанно болтают про демоническую лису. А ты что думаешь об этом, Чжи-эр?       Ван Чжи опускает глаза в пол:       — Этот слуга не имеет права…       — Я хочу услышать твоё мнение, — Вань-гуйфэй звучит решительно и одним тоном голоса, одним взглядом даёт Ван Чжи разрешение говорить начистоту.       — Тогда, моя госпожа… — Ван Чжи ненадолго задумывается, собирая воедино свои размышления, а потом признаётся, — этот слуга не верит в существование лисы. Думается, это был хорошо обученный человек, знающий боевые искусства, и, возможно, ещё какие-то трюки… Трюки, позволившие ему так быстро и почти мистически исчезнуть. Ведь даже наши стражи не смогли его поймать.       Окончание фразы Ван Чжи произносит чуть тише, но Вань-гуйфэй согласно кивает.       — Продолжай, Чжи-эр.       — Этот слуга смеет предположить, что это — спланированная акция. Организованная и продуманная. А кто это был… — Ван Чжи прерывается, мысленно прикидывая варианты, — вряд ли кто-то из дворца… Здесь на каждого есть детальные данные в архиве, скрыться было бы сложнее, к тому же, судя по показаниям, почерк боевых искусств нападавшего совсем не похож на то, что практикуют наши стражи. Но человек этот попал во дворец не просто так, и именно поэтому расследование тормозится до сих пор. Наверное, какая-то связь с придворными у него есть. Вылазки в город тоже ничего не дали: только удалось выяснить, что простые люди судачат о лисе и придумывают всякие байки… Но, быть может, искали не очень тщательно…       Пока Ван Чжи рассуждает, он беспокойно сминает ткань своего халата: «неподобающее поведение», — пробегает мысль, а потому он тянется к ножу, чтобы всё же порезать фрукты и хоть чем-то себя занять. Но Вань-гуйфэй вкладывает Ван Чжи в руки листок бумаги.       Ван Чжи недоумённо смотрит на этот «дар».       — Госпожа… Это?       — Нож — слишком опасно, Чжи-эр. Да и не до фруктов сейчас. Лучше сложи мне журавлика.       — Слушаюсь, — Ван Чжи начинает складывать бумажную птицу и продолжает рассуждать вслух, — известно, что слухи о лисе стали распространяться при дворе уже довольно давно. Значит, их кто-то распространил намеренно и подготовил почву для покушения на Его Величество. Этот слуга сделал такие выводы для себя. Но смысл всей этой игры ему пока неясен. Тем не менее, Его Величество в опасности, и этот слуга не может не выражать своё беспокойство.       — Я тоже очень волнуюсь за Его Величество, Чжи-эр, — драгоценная супруга Вань расстроенно поджимает губы и выглядит подавленно: она не может не переживать о своём любимом муже, — скажи мне… А что, если ты поведаешь о своих мыслях ещё и Его Величеству? Он должен прийти ко мне, я поговорю с ним и попрошу вызвать тебя завтра на аудиенцию.       — Разве этот слуга достоин? — Ван Чжи вновь склоняется в почтении и протягивает сложенного журавлика своей госпоже: он и обрадован, и удивлён, и слегка испуган такому великодушному предложению.       Конечно, Ван Чжи всегда мечтал решать какие-то серьёзные дела, а не только прислуживать в гареме, потому прилежно учился и всячески доказывал свою преданность. Но он никак не думал, что шанс проявить себя может выдаться так неожиданно. К тому же, он ещё молод, ему всего пятнадцать лет… Но, как бы то ни было, если императора удовлетворят его разумения, он должен будет приложить все усилия, чтобы разобраться в деле поистине впечатляющего масштаба.       — Более чем, Чжи-эр, — Вань-гуйфэй крутит журавлика в руке, приглаживая острые крылья, — всё, что ты сказал, звучит очень правильно. Его Величество попал в ловушку, и бессовестные подданные, кажется, обманывают его. Прошёл месяц безрезультатных поисков. Ты должен остановить это ради Его Величества и ради меня.       — Этот слуга сделает всё возможное, что в его силах, госпожа, — Ван Чжи падает ниц и склоняется ниже.       Он обязательно справится. Даже если другие не могут, даже если целые ведомства оказываются бесполезны, он защитит императора самолично.