Мальчик из Питера

Не обещай мне, не клянись на прощание

Извини за отчаяние и прости за печаль

Я без обид, отвечаю, закипаю как чайник

Не от твоих обещаний, а от своих ожиданий

Stervell — Не обещай.

Марина Владимировна молчит долго, будто ожидает, что Олег станет оправдываться или отрицать, но Олег лишь смотрит на кончики разноцветных ниток, торчащие из-под рукава толстовки и ничего не понимает. Совсем. — Можешь идти, — коротко говорит Марина, и отворачивается на кресле в сторону. — Даже не накажете? — приподнимает брови Олег и снова еле заметно морщится. Он осторожно поправляет пластырь и чувствует, что тот еле держится, вот-вот соскользнет от пропитавшей его сукровицы. — А смысл? — хмыкает она. — В город ты и так не выходишь, запереть тебя в комнате я не могу. А ты и так знаешь, что разочаровал меня, и мы оба знаем, что тебе на это плевать с высокой колокольни. Она медленно встает и подходит к шкафу с разноцветными папками, достает невзрачную тонкую и медленно листает. На ее лице — холодная отчужденность. — Они это заслужили, — зачем-то говорит Олег. Наверное, все-таки оправдывается. Наверное, безразличный взгляд директрисы все-таки задевает. — Не сомневаюсь, — хмыкает она и из файла достает какую-то черно-белую фотокарточку. — Только вот мы говорим не об этом. Олег обещал и не сдержал слова. Только это важно. Он неопределенно кивает и уже встает с кресла, когда директриса протягивает ему фото. — Я показать тебе хотела, вот. Олег берет кусочек глянцевого бумаги и напряженно всматривается: две девчонки в ветровках. Мама и Марина Владимировна, — узнает он запоздало. Молодые, им лет по пятнадцать, не больше; с открытыми улыбками и сияющими глазами на фоне какого-то здания в советском стиле, вокруг — почти черные кипарисы. Олег завороженно смотрит на маму. Не видел он, чтобы она когда-нибудь улыбалась так. А ведь улыбалась. Когда-то. — Мы тогда в Ялту поехали на соревнования по волейболу, — рассеянно вспоминает она, без особого интереса выглядывая в окно, — заняли второе место в командном зачете. И вся жизнь, казалось, будет такой же интересной, радостной. А вышло, как вышло. Олег и сам знает, что было дальше. Мама встретила папу, влюбилась, вышла замуж. Потом были гарнизоны, временные служебные квартиры, где порой даже кухни не было, больше звездочек на погонах, пьяные скандалы, командировки в горячие точки, драки, разбитые тарелки, мамины слезы. А в финале — сбитые костяшки Олега, окровавленная рубашка и детский дом. — Я пойду, — сухо говорит Олег и уже направляется к выходу, когда в спину ему прилетает контрольный выстрел. — Не будь, как твой отец, Олег, хоть иногда думай головой. — Я не мой отец, — оборачивается Олег у самых дверей и с нажимом отзывается, до боли впиваясь ногтями в ладони. — А пока выглядит именно так, — сухо отвечает Марина и окончательно отворачивается к окну.

****

Объясниться Сережа вовсе не пытается, даже больше того — все следующие дни начинает избегать. — Разумовский, ты прикалываешься что ли? — окликает его Олег, когда Сережа, опустив вниз голову и занавесив лицо волосами, пытается проскользнуть мимо него в пустом коридоре. Маскировка — уровень бог. Он реально надеялся, что его можно не заметить? — Ну, что? — устало бросает через плечо Серёжа. — Ничего не хочешь объяснить? — иронично скрещивает на груди руки Олег. — Ну хотя бы, что это за хуйня была? — Я не просил меня защищать. Даже не так, — в бесцветном голосе едва мелькает раздражение. — Я тебя не об этом просил. Олег непонимающе хмурится. А о чем он вообще просил? — Но тебе же надо сделать все, как тебе хочется, — усмехается Сережа с незнакомой едкой улыбкой Он поднимает глаза и с вызовом сверлит Олега глазами. — Тебе же наплевать на то, что я там просил. — Ну, и в чем же я конкретно виноват? — глухо спрашивает Олег, а на душе такая беспросветная тоска, что хочет выть. Должно же быть какое-то объяснение. Не может же Сереже быть совсем плевать? — Я же говорил тебе, — затравленно шепчет Сережа, опуская глаза под ноги. — Не подходи ко мне в школе, не трогай меня, не говори. А ты только хуже сделал. Ты! Олег вдруг понимает. Серёжа боится этих утырков так сильно, что готов терпеть что угодно. Сохранить все как есть, важнее, чем дружбу с Олегом. И Олег вовсе Серёже не нужен, и не был никогда нужен. — Иди ты нахер, — сухо бросает Олег, — понял? В своей комнате Олег срезает с запястья фенечку, на которой загадал… Он — что — действительно загадал такое дебильное желание? Когда мама сидит в СИЗО. Вина тотчас подкатывает комом к горлу. Будто бы кусочек ткани действительно мог вытащить маму из СИЗО, а Олег все проебал.

****

Олег не приходит больше под лестницу, а Сережа больше не появляется в компьютерном классе. Легче, однако, не становится. У Олега будто какую-то лампочку выкрутили, до того все вокруг кажется теперь бесцветным. Дни становятся похожи один на другой, иногда он замечает хищные взгляды Гречкина и ждет возмездия, но проходит еще целая неделя, пока из-за угла столовки выныривает Вадим. Олег тормозит. — А я все думал, что ты темнишь, — ехидно ухмыляется Вадим и передвигает зубочистку, зажатую между губ, на другую сторону. За его спиной материализуются Кирилл, Паша и еще один парень, имя которого Олег не помнил. Кажется, Ромка. — Ну, и чего тебе? — вздыхает Олег, уже понимая, что уклониться не получится. Сам виноват, задержался на ужине, а к мусорным бакам, у которых его предположительно собираются пиздить, уже точно никто не пойдет. — Про мамку твою перетереть, — подает хриплый голос Гречкин. Нос у него красный, зуб на зуб не попадает. Видно, долго ждали. — Толпой будем перетирать? — усмехается Олег и сжимает покрепче лямку рюкзака. Вадим смотрит оценивающе. Олег на полголовы ниже, и мышечной массы у него явно меньше, чем у Вадима. Но в прошлой драке он уже почувствовал тяжесть руки Волкова, во второй раз нужно быть осторожнее. — Правила — это так скучно, — наконец манерно тянет Вадим. — А че тогда сразу не с травматами? — невинно уточняет Олег. — Волков, ну че ты сразу, — морщится Вадим и вздыхает. — Мы же не звери. Хочешь один на один? Тебе, может, еще ринг нужен и капы? — Обойдусь, — сухо цедит Олег и быстро отбрасывает в сторону рюкзак. Оказывается, вовремя, потому что Вадим в два шага преодолевает расстояние между ними и бьет Олега по лицу. Олег чудом успевает увернуться, цепляет только по щеке, оставляя массивным перстнем лишь царапину. Кто вообще в наше время носит перстни? Вадим, что, «Нарко» пересмотрел? Боковым зрением Олег видит маячившие фигуры однокашников, готовых вступить в драку, если это понадобиться, и пропускает апперкот. От боли в глазах сверкают звездочки. Запоздало Олег думает, что, если Вадим разобьет ему лицо, то проблемы будут не только у него. А еще — что пиздиться в пуховиках изначально было ошибкой. — Не вмешивайтесь, усекли? — коротко бросает Вадим через плечо Кириллу и остальным. Проулок за столовкой искрится напряжением: с самого начала Вадим будто диктует темп, нанося быстрые и сильные удары, которые Олег едва успевает отражать. Вадим выше, поэтому успешнее блокирует удары в голову, а по корпусу, благодаря ебучему пуховику, Олегу не пробить. Олег старается держаться, но Вадим контролирует ситуацию слишком хорошо. До них долетают приглушенные смешки дружков Вадима. Когда Вадим заезжает Олегу в нос, а кровь фонтаном брызжет на снег, Вадим брезгливо морщится. Он, кажется, даже немного разочарован. — Мамка, оказывается, батю твоего грохнула, — понизив голос, говорит Вадим, даже слегка подаваясь вперед. На лице — жадный, голодный интерес. — Такой контент, чего не поделился, Олеж? Мгновение замирает, Олег ухмыляется в ответ, по-прежнему прижимая ладони к носу, а потом резко бросается вперед, ставит подножку и тянет Вадима на себя, падая на голый асфальт спиной. Боли он не чувствует. Олег захватом перехватывает шею Вадима, перебрасывает через него ногу и тянет на себя сильнее. Тот от неожиданности почти не сопротивляется. — С чего ты решил, что это она, а не я? — еле слышно шипит Олег на ухо Вадиму. — С чего ты, блядь, решил, что я не повторю этого снова? Когда лицо Вадима синеет, а глаза закатываются, Рома и Паша все-таки оттаскивают Олега в сторону. Кирилл подскакивает к Вадиму. Рома с запалом пинает Олега в живот, выбивая приглушенный стон, и уже собирается продолжить, когда Вадим хрипит откуда-то сбоку: — Не… Не трогайте… блядь… Пока Вадим мучительно долго кашляет, не поднимаясь, Олег осторожно отползает к стене и неловко садится. Рома растерянно смотрит на Олега. Желание всечь Олегу у него еще есть, а вот разрешение уже отозвали. Кирилл и Паша неловко топчутся на месте, переглядываясь, но не решаясь больше вмешиваться. — Охуеть, Волков, — выдыхает наконец Вадим с восторгом и приподнимается с пола на локтях. В его глазах какое-то запредельное восхищение. — Да ты просто зверюга. Волчара. — Отъебись, — скорее машинально огрызается Олег, бок от удара ботинком ноет. Вадим рассеянно улыбается, кивает, потом невозмутимо скользит взглядом по своим товарищам. — Съебались, — коротко говорит он. — Че? — непонимающе нахмуривается Гречкин. — Вад, ты че? — Побазарить надо, — безразлично отзывается Вадим и, неловко приподнявшись, садится у противоположной стены проулка. — Поэтому валите. Мы с Волковым перетрем и в курилку подойдем. Съебывайте, говорю. Когда Кирилл, с сомнением переглядываясь с Пашком и Ромой, исчезают за поворотом, они какое-то время еще молчат, сидя по разным сторонам коридора. Сидеть на асфальте холодно, но Олег чувствует на себе взгляд Вадима, и старается не отсвечивать. Только тянется к грязному сугробу, сбивает верхнюю корку льда и набирает немного мокрого снега в ладони, чтобы приложить к носу. Понять сломан или нет Олег пока не может. — А батю-то за что? — вкрадчиво уточняет Вадим. — За маму, — после драки честность так и рвётся из Олега. В голове ни одной мысли. Только калейдоскоп воспоминаний: поломанная беззащитная фигура мамы на полу, кровь из разбитого носа и перекошенное от удивления лицо отца, который летит со второго этажа и уже понимает, что больше не встанет. Олег крепко зажмуривается, чувствуя, как волной подкатывает знакомое темное, удушающее чувство. Не хватает только свалиться с панической атакой перед Вадимом. Он машинально тянется к руке, но браслет он срезал еще утром. Сережа, — глухой болью отдается в груди. Он начинает считать вдохи. — Пиздил? — с неожиданным пониманием вдруг спрашивает Вадим. — Два рёбра сломал, — с ненавистью вспоминает Олег, мысленно продолжая считать. Кажется, понемногу отпускает. — Руки ломал. Селезенку пришлось удалять. Это только то, о чем я знаю. И никогда ведь по лицу, ведь тогда все узнают, а он же уважаемый человек. Скотина. — Скотина, — вновь со знанием дела соглашается Вадим. — Женщин пиздят только конченные мрази. Всё ровно сделал, Волк. У Олега на языке вертится вопрос, в чем разница-то между конченными мразями и Вадимом, который с толпой пиздит тех, кто слабее, но не успевает, потому что Вадим вдруг сам начинает: — Думаешь, я с Разумовским так, потому что такой же, как твой батя? — Не такой? — криво усмехается Олег. — Ладно, мы уебки. Ты-то с ним по-человечески, — вкрадчиво говорит Вадим. — А он тебя продал за пять рублей. — Тебя-то как это ебет? — огрызается Олег. — Откуда такая забота, Вад, а? — Ты вообще-то нормальный чувак, — неожиданно заявляет Вадим. — Но прежде чем за руку с кем-то здороваться, выяснил бы, сколько членов эта рука отдрочила. — Свежо, — хмыкает Олег. — Может, уже что-нибудь новое придумаешь? — Мало тебе, что Разум тебя сдал? Крыса, — фыркает Вадим. — Еще доказательства нужны? — По факту же сдал, — с обманчивой легкостью говорит Олег. — Я и начал драку. Получается, не спиздел. Вадим с невесомым сочувствием смотрит на Олега, а потом вытаскивает из внутреннего кармана куртки телефон и медленно подсаживается к стене, у которой уже сидит Олег. Плечом к плечу, будто и не было никакой драки. — Только это взрослый контент, Олеж, — насмешливо улыбается Вадим, уже вводя окоченевшими пальцами пароль. Одного взгляда в экран Олегу хватает, чтобы желудок опасно скрутило и тошнота подкатила горлу. Видео начинается с битых пикселей, бежевого кафеля, чьих-то кроссовок, коленок, обтянутых джинсой, а потом Олег узнает рыжие волосы, слишком знакомые, чтобы принадлежать кому-то еще. При такой близкой, нестабильной съемке рассмотреть можно только изломы худого тела, ключицы, острые плечи и длинные, длиннее, чем сейчас, волосы Сережи, намотанные на чей-то кулак. Олегу не нужно видеть продолжение, чтобы догадаться, что происходит, он не хочет видеть больше ничего, но отвести взгляд тоже не может. Словно издалека он слышит насмешливый голос Вадима на записи. После монотонных движений камера дрожит, видоискатель упирается в кафель, а через пару секунд Вадим направляет наконец в камеру лицо Серёжи: на щеке багровеет свежий ушиб, красивые губы разбиты в кровь. Подбородок измазан в крови, слюне, сперме. Голос Вадима за кадром раздаёт какие-то комментарии, приглушенно смеется, но Олег не слышит. Он смотрит только в глаза-озера: безжизненные, бессознательные. Вадим отпускает длинные волосы и небрежно хлопает Серёжу ладонью по щеке. Голова от легкого удара безвольно отворачивается в сторону, бьется виском о кафель. Безвольной поломанной куклой Серёжа застывает на стоп-кадре видео. Кулаки Олега сжимаются сами собой, глаза застилает ярость прямо как тогда, когда отец столкнул маму с лестницы. Мразь. — Э, Разумовский, — рядом неожиданно радостно окликает Вадим, и у Олега все обрывается внутри. Он, наконец, поднимает глаза от отвратительного секстейпа, и смотрит туда, куда приветливо машет Вадим. Серёжа застывшей фигурой в огромной куртке, явно с чужого плеча, маячит в проходе у мусорных баков. Лицо белее мела, глаза огромные, испуганные. В них — туман. — А мы тут как раз с Олежей кинцо смотрим интересное, — вальяжно тянет Вадим. — Присоединишься? Как год назад. В горле у Олега резко пересыхает, когда он видит, как пошатнувшись, Серёжа пятится назад. Нет никакой разницы, когда снято видео: и сейчас на улице, и на видео в туалете был Серёжа. Серёжа. Вадим еще что-то говорит, но Олег не слышит: в ушах звенящая тишина. Ему хочется бросится вслед за Серёжей или остаться и разбить голову Вадима об унитаз в том самом туалете. Он не сомневается, что сможет. — Теперь понял? — миролюбиво хлопает его по плечу Вадим. — Блядь дешевая твой Разумовский. Нельзя с ним по-человечески. Только сосать и годиться. Сережа. Видео. Олег считает вдохи. Сережа ведь не хотел бы, чтобы об этом узнали. — Курить теперь пойдешь? Олег немыслимым усилием воли заставляет кулаки разжаться. Губы растягиваются в мрачную улыбку. — Курить так курить.