A Long and Slow Recovery

Про себя Се Лянь повторяет Дао Дэ Дзин. Функционирование его тела ограничено слепотой и другими увечьями. Он смирился – неважно, изменится ли это в будущем или нет – и вошел в состояние удовлетворения, отказавшись от каких-либо желаний. Такое состояние спасало его рассудок на протяжении многих веков. В текущей ситуации его последующие шаги не отличаются кардинальностью действий: заботиться о своем здоровье, благодарить судьбу и быть терпеливым. (Чем больше Се Лянь медитирует, тем меньше вынужден задумываться о неспособности заниматься другими вещами.) Се Лянь самостоятельно поднимается на ноги, но Хуа Чэн берет его за руку и ведет сквозь комнату к открытому окну. Се Лянь может видеть, как яркие краски полудня перекликаются всевозможными цветами в разнообразии форм вокруг него. У стены стоит роскошная скамья, и когда Се Лянь садится на нее, он вдыхает полной грудью чистый зимний воздух, наполненный ароматом цветущего круглый год сада. – Тебе удобно? – спрашивает Хуа Чэн. Он не сел рядом с Се Лянем и так и не отпустил его руки. Се Лянь улыбается. – Если ты дашь мне еще больше подушек, – отвечает Се Лянь с нежностью, – я в них потеряюсь. Мне замечательно. (Это не так. В его груди дыра.) Благодаря всем этим подушкам, разложенным на скамье, его костлявым бедрам не больно. Он чувствует свет солнца на шее и ленивый ветерок в волосах. Этот день прекрасен. Он медитирует часами. Это успокаивает его. (Он хочет плакать.) Выйдя из медитации, он вдыхает, медленно и глубоко, и выравнивает свое внутреннее состояние. Се Лянь чувствует запах чая. – Хуа Чэн? – говорит он мягко. Комната оставалась совершенно тихой, но он знает, что в какой-то момент Хуа Чэн должен был принести чайник. – Да? – звонко отвечает Хуа Чэн с другой стороны комнаты. Его голос ленивый и радостный. (Что-то теплое трогает сердце Се Ляня.) Се Лянь понял, что не успел придумать вопрос. Он просто хотел услышать голос Хуа Чэна. Он пытается выбрать тему и останавливается на той, над которой уже размышлял некоторое время. – Как долго ты хочешь, чтобы я тут оставался? – спрашивает Се Лянь. Хуа Чэн постепенно замер. Наступило молчание. – Так долго, как ты сам пожелаешь, – отвечает Хуа Чэн. – Если не принимать это во внимание, – уточняет Се Лянь. – Если бы ты принимал решение. Как долго ты видишь меня здесь? Еще некоторое время Хуа Чэн остается неподвижен. Наконец он вздыхает, и его красная фигура опускается на пол. Се Лянь предполагает, что там находится чайный столик. – Как ты сам пожелаешь, – повторяет Хуа Чэн, тише. – Ты можешь приходить и уходить, как тебе заблагорассудится. Он бы позволил Се Ляню остаться насовсем, вот что слышит Се Лянь. Конечно он бы позволил. Се Лянь – его бог. – Даже когда я выздоровлю? – спрашивает Се Лянь, позволяя уголку его улыбки дернуться. – Даже когда я смогу носиться вокруг и буду доставлять тебе всякого рода трудности? – Ты никогда не доставишь мне трудностей. Я всегда рад тебе. – Хуа Чэн тихо смеется, и вместе с этим Се Лянь слышит звон керамики. – Пожалуйста, не думай, что тебя здесь терпят. Эта комната твоя, когда захочешь. Хуа Чэн невероятно талантлив по части того, чтобы дарить Се Ляню чувство, что им дорожат. Ни один человек не был так безнадежно самоотвержен по отношению к нему после Фэн Синя. Благодаря Фэн Синю Се Лянь чувствовал поддержку и любовь, но не так, как сейчас. И близко не так, как сейчас. Фэн Синь никогда не заставлял Се Ляня краснеть. – Ты слишком хорош для меня, – едва слышно смеется Се Лянь. – У меня не было такой чудесной комнаты с тех пор, как … никогда, на самом деле. – Я рад, что тебе нравится, – отвечает Хуа Чэн просто, несмотря на то, что он весь светится гордостью. – Ты также можешь выбрать другую, если захочешь. Или я построю тебе новую. Иди сюда, хочешь чаю? Хуа Чэн поднимается, чтобы помочь Се Ляню, и Се Лянь спокойно принимает, что ему нужна чужая помощь. (В мечтах он видит, как идет самостоятельно.) Они пересекают короткое расстояние между окном и чайным столиком, и Хуа Чэн помогает ему устроиться на подушке, прежде чем занять место напротив. Чай божественен. Се Лянь не пробовал такого идеально заваренного чая с тех пор, как рядом был Му Цин, и даже у Му Цина никогда не получалось добиться такого качества. Хуа Чэн также подготовил тарелку воздушных маньтоу – видимо он нашел отличного поставщика с тех пор, как узнал, что это любимая еда Се Ляня. Еще один простой, прекрасный день. Се Лянь терпелив. Он знает – чтобы начать уверенно ходить, потребуется время. Он также знает, что это потребует упражнений, поэтому очень терпеливо старается каждый раз, когда они гуляют по поместью. Хуа Чэн подбадривает его все больше и больше, и когда Се Лянь устает слишком сильно, чтобы продолжать, Хуа Чэн берет его на руки и несет, куда Се Ляню будет угодно. (Се Лянь ненавидит, когда ноги подводят его и он не может заставить свое тело сделать еще один шаг. Он хочет рассыпаться пеплом от позора.) (Но он любит, когда Хуа Чэн несет его.) Его зрение тоже улучшается. Теперь он точнее определяет расстояние между предметами, и может сказать, насколько далеко они находятся от конца любой комнаты или зала, сквозь которые они проходят. Он наслаждается большим разнообразием цветов и форм в саду, и ему даже удается посидеть у одного из прудов, пока Инь Юй ухаживает за жасмином, взбираясь по фонтану. (Ему страшно смотреть кому-то в глаза. Он пробует иногда, но отворачивается, как только начинает вглядываться слишком внимательно. Пока он не может видеть ясно выражение чужого лица, он не хочет ошибиться, истолковав его неверно.) Се Лянь практикуется на статуях. В саду есть статуи животных – тигров, оленей, коров и десятки других, и понемногу он учится распознавать их черты. Он помнит, как выглядят тигры. Он видел их раньше, как в неволе, так и в дикой природе. Они красивы. У него есть любимая скульптура, которую он любит гладить всякий раз, когда они останавливаются у нее. Хуа Чэн дарит ему цветы всех сортов, но Се Лянь догадывается, что самые любимые цветы у них одни и те же. Маленькие белые астры по итогу всегда оказываются в волосах Се Ляня, или заправленными в полы его халата, или лежащими на краю его кровати. Он всматривается в каждый цветок, пока ему с трудом не удается подсчитать все лепестки. У него начинает болеть голова, но он делает успехи. (Он все еще боится темноты. В некоторые ночи он засыпает, держа в руках бесценную ночную жемчужину – Хуа Чэн обещает, что не даст ей скатиться с кровати и разбиться.) Зрение Се Ляня улучшилось достаточно, чтобы определить, где он идет. Он может видеть разделительную перегородку и ванну, также он может раздеваться на ощупь. Он знает, где находится его одежда, когда откладывает ее в сторону. Этим вечером он отмокает в ванне дольше обычного. Волосы заколоты наверх нефритовой шпилькой. Пар отогревает его тело, а горячая вода успокаивает болезненные ощущения в мышцах. Он становится сильнее. (Это изнурительно, и это больно, но) он становится сильнее. Раньше он обожал тренировать свое тело (но сейчас это приносит боль.) (Кого он обманывает?) Взять себя в руки это… амбициозная затея, но в итоге она принесет свои плоды – Се Лянь собирается быть рациональным на этот счет. Он просто устал. Собирать свое тело заново требует огромного количества энергии. Се Лянь снова глубоко выдыхает, пытаясь унять напряжение в груди. Быть уставшим – нормально. Это не значит, что он не справляется. Се Лянь не ждет, пока вода в ванне остынет, чтобы выйти из нее – на воду наложено заклинание. В конце концов ему все же приходится убедить себя встать, когда бедра начинают болеть. Он все еще довольно тощий, и длительное сидение в твердой ванне заставляет тело болеть, от поясницы и до коленей. Он чувствует себя старым и немощным. Он в порядке. Он восстанавливается. Он гордится своим прогрессом. В этот раз ему не нужна помощь Хуа Чэна. Он сможет с этим справиться. Он должен знать, что он в состоянии одеться сам. Се Лянь глубоко вдыхает и осторожно приподнимает свое тело, постепенно растягивая суставы. Ему тяжело поддерживать собственный вес, но у него действительно получается лучше. Одну ногу за раз. Он сосредотачивает силу в руках и запястьях, балансируя на краю бронзовой ванны, а также в одной из ног, как только ему удается вытащить ее наружу. У него отлично получается. Он стоит самостоятельно. Его лодыжки слабые, ему нужно будет поработать над ними. – Ваше Высочество? – спрашивает Хуа Чэн. Значит он слышал, как Се Лянь вышел из воды. – Все хорошо, – откликнулся Се Лянь. Полотенце и одежды сложены на табурете рядом, так что он делает еще один осторожный шаг и берет в руки первое. У него хорошо получается. Он крепко стоит на ногах. Он разворачивает полотенце и – Его ноги подгибаются лишь на мгновение и больше не выдерживают. Падая, он вскрикнул и выбросил в сторону руку в надежде за что-нибудь ухватиться. Его ладонь наткнулась на угол ванны, но столкновение такой силы и под неправильным углом должно быть поломало пальцы. Кроме того он умудрился смахнуть несколько баночек с бортика ванны, и они разбились как раз вовремя для того, чтобы его травмированная рука упала сверху на фарфоровые осколки. Не то чтобы это привычка, но у него вырывается: “Дерьмо!” Все это произошло за долю секунды. Се Лянь слышит перепуганный голос Хуа Чэна, зовущий его по титулу, но он продолжает смотреть на трепещущую руку и красную жидкость, разливающуюся по полу. В то же мгновение он чувствует, как на его спину и мокрые плечи накинули одеяние, затем его бережно подвинули подальше от осколков. – Ваше Высочество, дай мне посмотреть, – еле слышным шепотом просит Хуа Чэн, будто успокаивает испуганное животное. Се Лянь хочет закричать. Он хочет закатить истерику. Он хочет взять в руки все, что осталось от разбитых баночек, и кинуть этим в стену. У него не выходит. Он даже не плачет. Внутри него пусто, и он не сопротивляется, когда Хуа Чэн пересаживает его и прислоняет к своей груди. Он бесстрастно рассматривает цвета, несвойственные его руке, когда Хуа Чэн трогает его запястье, проверяя состояние. – Все хорошо. – Голос Хуа Чэна продолжает успокаивающе шелестеть, когда он берет ладонь Се Ляня в обе свои, обнимая его тело с двух сторон. – Не переживай. Все почти прошло. Все почти – Хуа Чэн действует четко и без промедлений. Он выравнивает руку Се Ляня, размещая его пальцы в нужном положении, и несколько порхающих серебряных сущностей опускаются на его костяшки. Боль молнией пронизывает всю его руку и затем отступает. – -прошло. Еще болит? – Нет, – говорит Се Лянь. – Больше нигде не ранен? – Нет, – говорит Се Лянь снова. Хуа Чэн замолкает на мгновение, и когда его руки обнимают Се Ляня чуть крепче, Се Лянь не думает, что это было сделано осознанно. – Позволишь помочь тебе одеться? – спрашивает Хуа Чэн, однако его голос так мягок, словно он боится причинить еще больший вред. И это больно. Это подтверждение его неудачи – это последняя горсть земли на могиле, где похоронена хрупкая вера Се Ляня в себя. Се Лянь закрывает глаза. Он делает медленный, глубокий вдох – такой, что становится больно в груди, и сглатывает ком в горле. – Хорошо, – говорит Се Лянь тихо. – Хорошо, – шепчет Хуа Чэн в ответ. Он действует до невозможности мягко, помогая Се Ляню подняться и беря на себя весь его вес. С каждым касанием он убаюкивает его. Хуа Чэн поднимает одежду и помогает Се Ляню сесть на табурет, после чего, как и всегда, он помогает ему надеть штаны и халат, которые должны были быть сильно ушиты, чтобы подойти своему владельцу. Однако Се Лянь знает, что Хуа Чэн заказывает пошив вещей специально для него. Они изначально были узкими, но вероятно Хуа Чэн намеренно выбрал размер побольше, чтобы одежда была в самый раз, когда Се Лянь пойдет на поправку. Се Лянь молчит. Когда Хуа Чэн спрашивает, не хочет ли он пройтись до кровати, Се Лянь хочет покачать головой и позволить Хуа Чэну нести себя, однако он должен хотя бы попытаться. Ему больно напрягать ноги, и приходится держаться за руку Хуа Чэна, пока они идут обратно в спальню, но у него получается – по одному унизительному, неуверенному шагу за раз. Когда они наконец-то доходят до кровати, Се Лянь хочет рухнуть вниз мешком с костями, которым он и является, но Хуа Чэн не согласится обходиться с ним менее, чем почтительно. Хуа Чэн помогает Се Ляню устроиться в постели, обращаясь с ним как с хрупкой скорлупой. Хуа Чэн достает шпильку из его волос, позволяя им упасть вниз, и видя, что Се Лянь также неподвижен, проводит рукой по прядям, позволяя им рассыпаться более свободно. Наконец, он заправляет одну из прядей за ухо Се Ляня, мгновение изучает его лицо, а затем помогает ему лечь, укладывая в многочисленные подушки и одеяла. – У тебя невероятный прогресс, – уверяет его Хуа Чэн тихим, терпеливым бормотанием. – Я все время был здесь и видел, как далеко ты продвинулся. Ты достаточно сильный, ты справишься. Се Лянь не знает, плакать ему или смеяться. Он хочет и то, и другое, и кричать, и сломать что-нибудь. Он вздыхает всем телом и закрывает глаза. – Я так устал, — шепчет он, и Хуа Чэн понимает. – Станет легче, Ваше Высочество. Обещаю. Просто отдыхай и не торопись. Се Лянь не хочет торопиться. Он хочет одеваться без посторонней помощи. Ему хочется пройтись по комнате и не чувствовать, что он умирает.