A Long and Slow Recovery

Следующим утром пробуждение Се Ляня не было внезапным. Если он и видел сны, то он их не запомнил. Он уснул, лежа на спине, и проснулся без всяких происшествий. Он уставился в потолок. Се Лянь напомнил себе, что бывал и в худших ситуациях и только сейчас ему посчастливилось иметь на своей стороне такого человека как Хуа Чэн. Как-то Се Ляню приходилось валяться пьяным в пустой могиле – тогда он был замерзшим, запуганным и циничным. Обездвиженному, ему наносили раны на собственном алтаре. Он был потерян и находился в шаге от того, чтобы устроить геноцид. Сейчас все было не так уж и плохо. Неужели то, что его балует богатый и добрый призрак, который, к тому же, сдувает с него пылинки – это хуже, чем задыхаться в гробу? Се Ляню было почти шестьсот лет. Он выучился быть терпеливым. Происходящее не так уж ужасно. Он пытается убедить себя в этом. Он должен. Он чувствует, что что-то не так. Внезапно он замечает – ему становится слишком тесно в своем теле. На периферии зрения появляется серебристое пятно. Хуа Чэн резко просыпается в кресле у кровати и буквально падает на Се Ляня. Прежде, чем Се Лянь успевает пошевелиться, руки Хуа Чэна уже ложаться на его грудь и начинают резкие, размеренные толчки. Каждое нажатие сопровождается выверенным вливанием духовной энергии напрямую в сердце Се Ляня. Се Ляня кружит, он задыхается. Голова ощущается легкой, и его немного подташнивает. В глазах темно и размыто. Хуа Чэн не спрашивает дозволения, прежде чем зажать нос Се Ляня и прижаться ртом к его рту, начав качать прохладный воздух напрямую в его легкие. Се Ляню требуется всего лишь один вдох, чтобы вспомнить, как делать это самостоятельно. Он мычит и умудряется дважды похлопать Хуа Чэна по плечу, и Хуа Чэн отпускает Се Ляня, отодвигаясь и освобождая немного пространства. Хуа Чэн пропадает слишком внезапно. Се Ляню уже его не хватает. Оставшись один, Се Лянь поворачивается набок и кашляет, пока его легкие вновь не возвращаются к нормальной работе. Он хочет, чтобы Хуа Чэн продолжил дышать для него. Насколько еще более избалованным он может стать? Он почти смеется над собой. – Мое сердце остановилось, – отстраненно осознает Се Лянь, отдышавшись. Хуа Чэн не отвечает. – Это стало случаться реже, – добавляет Се Лянь, и это звучит лучше, чем “я уж было решил, что такое больше не повторится”. Хуа Чэн напряженно молчит довольно долгое время. В итоге он все же задает вопрос, – Как ты себя чувствуешь? – Я в порядке, – говорит Се Лянь. Он вымотан, но он в порядке. Он разлепляет веки и моргает, глядя на красные, черные и белые детали образа Хуа Чэна. Впервые он может разглядеть, что прикроватное кресло сделано из темного дерева и отделано белой тканью – парчой, по всей видимости. Внезапно он кое-что понимает. Он вновь моргает и затем замирает. Все это время он вел себя так эгоистично. Просто невероятно эгоистично. Да, он вымотан, но что насчет Хуа Чэна? – Хуа Чэн, – спрашивает Се Лянь медленно, – когда в последний раз ты спал на кровати? Хуа Чэн мягко смеется, но смех звучит искусственно. – Мне вполне удобно в кресле, Ваше высочество. – Хуа Чэн попытался уклониться от вопроса, но Се Лянь отказывается отступить. – Это не ответ, – мягко подмечает Се Лянь. Хуа Чэн щелкает языком и вздыхает, – По всей видимости, ты спрашиваешь, но и так уже знаешь ответ. – Ты не спал в постели с тех пор, как нашел меня, – говорит Се Лянь. – Мне правда нравится это кресло. Хуа Чэн несет чушь. И Се Лянь его любит. Это такая простая и очевидная вещь: Хуа Чэн любит своего бога, и его бог – Се Лянь, любит в ответ. Чистота этого чувства пробуждает в глубине израненной души Се Ляня нечто, чего он не чувствовал уже долгое время. Он и не догадывался, что дружба может ощущаться подобным образом уже спустя несколько месяцев. Однако так странно, что такое простое и чистое чувство может быть настолько запутанным из-за обстоятельств. Это несправедливо. Се Ляню кажется, что по-детски думать, что его жизнь несправедлива, но все же между ними двумя существует неоспоримая пропасть. Фэн Синь и Му Цин работали на Се Ляня. Они были самыми близкими его друзьями, но, в то же время, они все же были его работниками. Хуа Чэн же ставит себя в еще более низкую позицию – он поклоняется Се Ляню. Даже из принца и слуги выйдет более равная пара, чем из бога и его последователя. Помимо этого, происходящее усложняет еще и то, что Се Ляню приходится полностью полагаться на Хуа Чэна: в еде, убежище, безопасности, медицинском уходе, одежде, передвижении, компании и в любых прочих видах удовлетворения потребностей и оказания поддержки, и Хуа Чэн продолжает отдавать и отдавать. Се Лянь нуждается в нем, и Хуа Чэн чувствует себя обязанным заботиться и ухаживать за ним. Это далеко не крепкая основа для дружбы. И все же, Се Лянь любит его. Эта часть ощущается простой. Он улыбается слегка безумно и тянется к Хуа Чэну. Демон укладывает его руку в свою. – Настаиваешь, чтобы остаться у моей постели? – спрашивает Се Лянь. Он уже придумал решение, и оно неожиданно радует его. – Настаиваю, – отвечает Хуа Чэн. У него на то есть очевидные причины: он только что доказал, почему для него необходимо все время оставаться поблизости. – Если, конечно, Его высочество не хочет, чтобы я ушел. – Напротив, – говорит Се Лянь, – в этой комнате как раз есть довольно большая кровать. Она достаточно широкая, чтобы на ней могли спать пятеро, так что с двумя людьми не должно возникнуть проблем. Ладонь Хуа Чэна дернулась под рукой Се Ляня. – Ваше высочество, – начал он несколько напряженно. – Если не хочешь делить постель, – говорит Се Лянь, – я вынужден требовать, чтобы ты принес в эту комнату еще одну кровать. Не могу поверить, что так долго заставлял тебя обходиться без нее. – Ты не заставлял… – голос Хуа Чэна едва слышно обрывается. – Пожалуйста? – тогда говорит Се Лянь, потому что знает, что Хуа Чэн не может устоять, когда он так сладко тянет пожалуйста. – Эта кровать слишком огромная для меня одного. Как по-твоему мне следует использовать столько места? – Спать, – отвечает Хуа Чэн. Се Лянь невольно смеется. – Как я теперь смогу заснуть, зная, что ты практически врос в это кресло? Пожалуйста, спи в постели, когда устаешь. Иначе чувство вины замучает меня. – Что же, – медленно произносит Хуа Чэн, – мы не можем этого допустить. – Согласен, – Се Лянь отпускает руку Хуа Чэна и откидывается на спинку кровати, освобождая весьма приличную часть кровати. С этими словами он закрывает глаза и прижимается щекой к своей любимой подушке. – Я хочу отдохнуть еще немного, – сообщает он Хуа Чэну. – Мой сон будет крепче, если я буду знать, что мой щедрый опекун позаботится и о себе тоже. Проходит всего несколько секунд, прежде чем он слышит тихие движения Хуа Чэна. Он чувствует, как слегка сдвигаются одеяла. Забираясь в постель, Хуа Чэн изо всех сил старается  лишний раз не тревожить Се Ляня и ложится на самый край кровати. Довольно неплохо для начала. Се Лянь улыбается так широко, что его прикрытые глаза щурятся. – Тебе требуется еда? – уточняет Се Лянь. – Я могу есть ради удовольствия, – отвечает Хуа Чэн тихо, словно уже сейчас старается не разбудить Се Ляня. – Но в этом нет необходимости. И снова, пока что неплохо. Се Лянь кладет свою ладонь посередине между ними, и Хуа Чэн бережно берет ее вновь. – Когда ты в последний раз позволял себе принять ванну? — продолжает спрашивать Се Лянь. Он слишком долго пренебрегал Хуа Чэном. Теперь он полон решимости убедиться, что с этого момента все потребности Хуа Чэна будут удовлетворены. Хуа Чэн тихо фыркает. – Призракам не... нужно мыться так часто, как смертным, – признается Хуа Чэн, – но я принимаю ванны, пока ты спишь. – Он делает паузу, и в его голосе почти невозможно расслышать смущения, когда он задает вопрос, – Мне нужно мыться чаще? Се Лянь издает тихий смешок. – Я не это имел в виду, – уверяет его Се Лянь. – Ты вкусно пахнешь. Я просто хочу, чтобы ты не пренебрегал временем, когда ты можешь расслабиться. – Я вкусно пахну? – Ага. Садом. И цветами. – И немного кровью, будто Хуа Чэн не может до конца смыть этот запах со своих красных одежд. Но даже так, легкий оттенок металла в какой-то степени… привлекателен, думает Се Лянь – в самом невинном и эстетически приятном смысле. – Подходит твоему имени, – добавляет он, находясь на грани между задумчивостью и сонливостью. – Вот как, – шепчет Хуа Чэн, и Се Лянь думает, что слышит улыбку в его голосе. Он сжимает ладонь Хуа Чэна. Это совсем не так уж и плохо, думает Се Лянь, и в этот раз ему даже не нужно лгать самому себе. Он улыбается до тех пор, пока его лицо не расслабляется под действием сна. Когда Се Лянь просыпается снова, он некоторое время недоумевает, почему оказался в самом центре такой огромной кровати. Он вспоминает, что Хуа Чэн должен лежать рядом с ним, однако не видит красной фигуры ни на кровати, ни в кресле. Тогда он садится и оглядывает комнату. Ни проблеска красного. – Хуа Чэн? – зовет он встревоженно. Он чувствует себя глупо. Насколько же нужно быть зависимым, чтобы не суметь даже ненадолго остаться без Хуа Чэна? – Я здесь, – откликается Хуа Чэн из ванной. Се Лянь слышит тихие всплески воды и чувствует запах пара и еще чего-то цветочного. Кажется, Хуа Чэн решил последовать его совету. Се Лянь чрезвычайно этому рад.Что-то внутри него успокаивается от осознания того, что Хуа Чэн заботится и о себе тоже. Хуа Чэн лежит в ванне. Се Лянь переводит взгляд в направлении, где, как он знает, находится соседняя комната. Дверь открыта, и ему кажется, он узнает декоративные панели складной перегородки. Он отводит глаза и быстро ложится обратно, притворяясь, будто вновь заснул. Однако его взгляд был направлен в потолок. Хуа Чэн и раньше бывал в этой ванне. До недавнего времени он, будучи предусмотрительно одетым, помогал Се Ляню мыться, позволяя опираться на свою сильную грудь. В этот раз он просто… не был одетым. Серебристое пятнышко обеспокоенно запорхало у груди Се Ляня. Он все никак не мог понять, откуда появляются эти создания. В этот раз он захотел рассмотреть поближе, потому поймал и, бережно держа в руке, принялся разглядывать послушную, стеклянно-белую бабочку. – Ваше высочество, – позвал Хуа Чэн, – дыши. Се Лянь прочищает горло, вспомнив, что ему нужно глубоко вдохнуть. Невозможно поверить – подобные вещи не должны отвлекать его настолько сильно, чтобы он мог забыть сделать вдох. С долей интереса его разум цепляется за мысль о купании вместе с Хуа Чэном. Если бабочка наблюдает за ним, Се Лянь точно не хочет, чтобы она увидела, как покраснело его лицо. Он аккуратно подталкивает ее в сторону, призывая улететь, и отворачивается, утыкаясь лицом в подушку. Конечно, это должно было произойти с ним именно тогда, когда ему удалось убедить Хуа Чэна спать в одной постели. Вполне соответствует удаче Се Ляня. Это нормально, напоминает он сам себе. Хуа Чэн уже много раз видел его раздетым. И держал его. И с мягким почтением прикасался к нему. Оказывается, все, что требуется Се Ляню для того, чтобы развеять внезапно накатившее смущение, это вспомнить, насколько он на самом деле тощий и непривлекательный. Хуа Чэн видел его лишь в самом отталкивающем виде. Ради всего святого, Хуа Чэн прикасался своими губами к губам Се Ляня, когда впервые нашел его в гробу. Должно быть, он отвратителен Хуа Чэну. Эти мысли прогоняют непривычное волнение из сердца Се Ляня. Он прячется в постели и хочет снова умереть в том гробу. Все это является объективными истинами: Хуа Чэн великолепен – даже будучи слепым, Се Лянь в этом уверен – а Се Лянь нет. В конце концов, Се Лянь просто смущен. На протяжении долгого времени ему не приходилось бывать в ситуации, подобной этой. Раньше Му Цин каждый день одевал его, а Фэн Синь видел его в разной степени раздетым бесчисленное количество раз: во время тренировок, вылазок к диким рекам и так далее. Но его бывшие друзья никогда не видели его в настолько атрофированном состоянии, и уж тем более, Се Лянь никогда не делил постель ни с одним из них. Хуа Чэн еще некоторое время лежит в воде, и, каким-то образом, сама информация о том, что он расслаблен и обнажен и между ними ни одной закрытой двери, заставляет Се Ляня захотеть придушить себя. Когда Хуа Чэн наконец выходит из ванны, Се Лянь очень остро слышит легкие всплески воды и тихие шаги босых ног. Шелест ткани. Приглушенный, довольный вздох.  Он слышит, как Хуа Чэн заходит в спальню и тихо ступает по полу, и чувствует его присутствие, когда Хуа Чэн садится на край кровати. – Ваше высочество, – шепчет Хуа Чэн, – ты спишь? Се Лянь собирается с духом и поворачивается, чтобы взглянуть на Хуа Чэна. И понимает, что собрался недостаточно. Он чувствует свежий запах пара и масел для ванны. Каким-то образом он знает, что волосы Хуа Чэна все еще влажные, а призрачная кожа теплая на ощупь. Се Лянь чувствует себя странно. Его телу одиноко – это единственные слова, которыми он может описать свое состояние. Он пытается успокоиться, ухватившись за кольцо на цепочке и перебирая его между пальцами. – Не сплю, – отвечает он. – Готов одеваться? – спрашивает Хуа Чэн. Нет. Се Лянь хочет провести весь день под одеялами. – Думаю, да, – говорит Се Лянь. Хуа Чэн издает радостный звук. – У меня есть новый комплект одежды для тебя. Хочешь взглянуть? – Конечно, – смеется Се Лянь. Какой уж тут аскетизм, когда Хуа Чэн постоянно осыпает его роскошью. Се Лянь решает сосредоточиться, и с трудом садится. Хуа Чэн позволяет ему сделать это самостоятельно. Хуа Чэн встает с кровати, оставляя Се Ляня ненадолго, подходит к шкафу и достает оттуда стопку красного и белого. Се Лянь прищуривается, когда Хуа Чэн подносит ее поближе, чтобы показать ему. Комплект не менее изысканный, чем все прошлые, а качество ткани хорошее настолько, что без использования магии здесь определенно не могло обойтись. Хотя большая часть внешнего халата жемчужно-белого цвета, по всей ткани мелькают органичные узоры алого. Комплект выполнен в весьма традиционном-но-в-то-же-время-инновационном стиле, и это отлично передает характер того, как Хуа Чэн поклоняется своему богу. – На следующей неделе Новый год, – говорит Хуа Чэн. Его голос исключительно спокойный и очаровательный; он разговаривает так, когда ему не терпится произвести впечатление на Се Ляня. – На самом деле, я заказал для тебя еще десяток новых комплектов, но подумал, что этот может быть ранним подарком. Се Лянь почувствовал, как его щеки заболели, и ему нужно мгновение, чтобы понять, что он сияет от счастья. – Ты ужасно избаловал меня, – смеется Се Лянь. – Так красиво. Мне очень нравится. – Мне приятно, что я сумел угодить Его высочеству. Позволишь? Се Лянь неохотно выбирается из-под теплых одеял и позволяет Хуа Чэну одеть его. Каждый слой шелка был изысканнее чем что-либо, что Се Ляню когда-либо приходилось иметь, даже в эпоху расцвета Сяньлэ. Хуа Чэн обладал чутьем на качество вещей и редким чувством вкуса, и Се Ляню нравился его стиль – он умел придерживаться образа, не будучи вычурным. Он мог быть высокомерным и наглым, но никак не напыщенным. По опыту Се Ляня, неприличных размеров богатство не обязательно приводит к хорошим стилистическим решениям, и художественные способности Хуа Чэна освежали и вдохновляли его. Хотя это было и не в его характере, но красивые одежды действительно заставили Се Ляня почувствовать себя красивым. Он улыбался, глядя на свои колени, пока Хуа Чэн запахивал последний слой одежд и завязывал пояс. Он всё ещё улыбался, когда Хуа Чэн расчесывал и укладывал его волосы, и позволил себе почувствовать материальное удовлетворение, когда Хуа Чэн подарил ему новую золотую шпильку для волос, выполненную в виде извивающейся ветки цветов. Новый набор золотых сережек, инкрустированных сверкающими опалами, которые соответствовали великолепию белого шелка, словно подчеркивали тот факт, что он и сам был сокровищем для Хуа Чэна. – Ты всё ещё носишь эту подвеску? – спрашивает Хуа Чэн. Он не звучит так, будто хочет, чтобы Се Лянь снял ее. Наоборот, в его голосе слышится особенная радость. – Ношу, – отвечает Се Лянь. Он подцепляет цепочку пальцем и ведет кончиком вниз к бриллиантовому кольцу. Со временем у него сложилось впечатление, что это необычный бриллиант – будто на нем не останется ни царапинки, что бы с ним ни делали. Не то чтобы Се Лянь когда-либо собирался проверять эту теорию. Если кто-нибудь другой попытается прикоснуться к кольцу, Се Лянь, вероятно, будет кусаться. – Тебе настолько нравится? – спрашивает Хуа Чэн. Забавно, что он вообще спрашивает. Се Лянь не снимал подвеску с тех пор, как Хуа Чэн ее подарил, даже в ванной. Доказательства очевидны. – Это моя самая любимая вещь из всего, что ты мне дарил, – говорит Се Лянь. Это его самая любимая вещь, которую он когда-либо называл своей, хотя он не может точно сформулировать, почему именно. Кольцо является для него загадкой, и он любит его так сильно, словно оно живое. – Правда? Эта маленькая безделушка? – спрашивает Хуа Чэн легко, веселье и удовлетворение очевидны в его голосе. – Я подарил много подарков. Почему именно этот? – Оно кажется особенно личным, — это все, что может сказать Се Лянь. Каким бы элегантным и ценным ни было это кольцо, оно все еще было одним из самых простых подарков Хуа Чэна. Благодаря своей простоте кольцо стало незаменимо дорогим для Се Ляня. – С ним я чувствую себя… в безопасности. Не знаю почему. Хуа Чэн удивляет его, взяв за обе руки. Он снова стоит на коленях у кровати, глядя вверх на все еще сидящего Се Ляня. Он обхватывает его руки своими и на мгновение крепко их сжимает. – Я очень рад, – говорит Хуа Чэн. Его голос особенно мягок, и Се Лянь чувствует себя в безопасности благодаря его звучанию тоже. Спустя мгновение Хуа Чэн, похоже, становится удовлетворен и возвращается к своему обычному легкому и беззаботному тону. – Если позволишь, то у меня есть просьба к моему принцу. – Конечно, – отвечает Се Лянь, чувствуя, что засиял ещё ярче. Хуа Чэн так много дал ему, что ради любой его просьбы Се Лянь готов свернуть горы. – Этот человек смиренно просит Его высочество о компании на праздновании Нового года в городе. – Хуа Чэн звучит, будто он улыбается, но в его голосе все же присутствует нотка тревоги. Он прелестен. – Ты выразил желание посетить город, и у меня есть паланкин, чтобы тебе не пришлось идти дольше, чем ты будешь готов. Хуа Чэн хочет прогуляться с Се Лянем и встретить Новый год вместе с ним. С ним, к тому же, это один из лучших дней в году. Хуа Чэн хочет помочь Се Ляню вернуться в мир, чтобы исследовать его в комфорте и безопасности. Се Ляню хочется плакать. Его губы почти задрожали, поэтому он натягивает искреннюю улыбку и кивает. – Да. Конечно. Почту за честь. – Это честь и для меня, – отвечает Хуа Чэн нежно, а затем дерзко целует тыльную сторону руки Се Ляня. Его губы прохладные и гладкие, и Се Ляню нужно срочно что-то сказать. – Я думаю, – говорит Се Лянь, и он действительно размышлял об этом уже некоторое время, – раз уж мы собираемся в город, то, возможно, лучше не звать меня по титулу при посторонних. –О? – Хуа Чэн поднимает голову, чтобы взглянуть на него. Се Ляню кажется, что он вновь вскидывает бровь. – Тогда как мне тебя называть? Об этом Се Лянь еще не думал. – Подойдет что угодно, – говорит Се Лянь. Хуа Чэн гораздо находчивее, так что он оставляет это на него. – Хмм. – Хуа Чэн приподнимает подбородок, чтобы затем непринужденно опереться им на тыльную сторону руки Се Ляня. Он ведет себя будто избалованный ребенок. Короли демонов не должны быть такими милыми. Он нарушает все правила. – Как скажешь, гэгэ. Слишком мило. Се Лянь склоняет голову и тихо смеётся. – Замечательно, – соглашается Се Лянь. – Отлично. Однако, – говорит Хуа Чэн, задумавшись, – думаю, ты тоже должен называть меня как-нибудь иначе. Так будет справедливей. – Как именно? – Ну… Я третий сын, так что как насчёт Сань Лана?