A Long and Slow Recovery

Се Лянь просыпается спустя почти целые сутки. Первый за десятилетия разговор утомил его, и он медленно и сонно моргает. Как всегда, ему достаточно немного повернуть голову, чтобы обнаружить красный цвет. — Хуа Чэн, — шепчет он на выдохе, его голос хриплый после сна. Он запомнил это имя, необычное и красивое. Красная фигура внезапно пришла в движение. Раздается знакомый голос — Се Лянь считает, что его звучание довольно глубокое и нежное, хотя он уже давно никого не слышал, чтобы оценивать. Сквозь напускное спокойствие становится едва различимо напряженное волнение его обладателя. — Доброе утро, Ваше Высочество. Как вы себя чувствуете? — Хочу пить, — удаётся выдохнуть Се Ляню. У него болит грудь. Он не успевает закончить просьбу, прежде чем красная фигура Хуа Чэна движется, и он слышит изящный звон фарфора. Он узнает еле слышимый шум воды, а затем чувствует, как Хуа Чэн наклоняется ближе и, просунув руки под плечи и колени, укладывает его удобнее на подушках. Се Лянь изо всех сил старается держать голову поднятой и не мешать, пока Хуа Чэн устраивает его поудобнее. Се Лянь хочет, чтобы ему не приходилось так много двигаться только для того, чтобы попить, не подавившись. По крайней мере, Хуа Чэн позаботился, чтобы ему не пришлось сидеть слишком высоко. От Се Ляня требуется только лежать под наклоном, поддерживать собственный вес ему не нужно. Все, что он должен, это правильно двигать ртом и горлом, пока Хуа Чэн, поддерживая его затылок, с хирургической точностью вливает воду из маленькой чашки ему между губ. Се Лянь успешно выпивает все, и это, кажется, доставляет Хуа Чэну удовольствие. — Хорошо, — мягко хвалит его Хуа Чэн. — Хотите еще? — Не… не сейчас, — с трудом шепчет Се Лянь. Он позволяет глазам закрыться и дышит медленно и глубоко. — Одна минута. — Хорошо, просто позовите. У вас отлично получается. Се Лянь понимает, что ему удаются лишь самые минимальные задачи, но, тем не менее, он чувствует гордость и улыбается. Хуа Чэн хорошо знает, как его подбодрить. Хуа Чэн молчит, но Се Лянь чувствует себя окруженным его заботливым присутствием – всегда наготове, чтобы служить. Он заботливо позволяет Се Ляню отдыхать столько, сколько нужно, не принуждая к разговору. — Говори? — спрашивает Се Лянь через некоторое время. Его глаза все еще закрыты и дыхание сбивается, когда он говорит. — Нравится слышать тебя. Хуа Чэн усмехается удивленно. — Вам нравится слушать, как я говорю? — он пытается замаскировать недоверие под видом мягкого любопытства. — Да. Что угодно. Просто… слова, — Се Лянь сглатывает. Он снова хочет пить. — Ты красиво говоришь. Хуа Чэн снова смеется. Се Лянь хотел бы увидеть его выражение лица. Ему в принципе хотелось бы увидеть его лицо. — Ладно. Посмотрим… Я почитаю вам стихи и рассказы. Они вам нравятся? — Да, — задумывается Се Лянь. — Но ты говоришь лучше. Лучше слова. Поза Хуа Чэна изменилась. Се Лянь думает, что он ерзает. Когда он снова заговорил, Се Лянь услышал в его словах усмешку. — Вам нравится, как я говорю? У Се Ляня выходит кивнуть. Он понимает, что только что подтвердил то, что голос Хуа Чэна сам по себе ему нравится больше, чем стихи. — Говори о тебе? — спрашивает Се Лянь. — Вы хотите услышать обо мне? — Хуа Чэн смеется снова. — Ах, мне особо и нечего о себе рассказать. Вам быстро наскучит. Се Лянь не может сформулировать ответ, поэтому он предпочитает нахмуриться и недостойным жестом выпятить нижнюю губу. Хуа Чэн в очередной раз наградил его, удивленно рассмеявшись, и нежно провел большим пальцем по нахмуренному лбу Се Ляня. — Что это за взгляд, Ваше Высочество? Хорошо. Обо мне… Я построил это место около четырехсот лет назад и переделываю его, когда мне скучно. Я коллекционирую всякие вещи, например, книги, мечи и необычные сокровища. В поместье есть библиотека и оружейная, которые я хотел бы показать, когда вы будете готовы. Вы бы хотели? — Ммм, — Се Лянь улыбается. Он не может представить, как могли бы выглядеть эти места. Еще у него не выходит из головы, что Хуа Чэн избегает личных подробностей. — Воды, пожалуйста? — Конечно. — Хуа Чэн помогает ему выпить еще одну чашку и затем изысканным носовым платком вытирает капельку воды в уголке рта Се Ляня. Се Лянь глубоко вздыхает и спрашивает, — Вопросы? — Что бы вы хотели узнать? Трудно выбрать, с чего бы он хотел начать. — Хуа Чэн, — шепчет Се Лянь, — настоящее имя? Хуа Чэн весело усмехнулся. — Я родился не с ним, — признал Хуа Чэн, — но, полагаю, теперь оно мое настоящее, да. Достойный ответ. Се Лянь все еще хотел бы услышать больше, но Хуа Чэн, похоже, не хочет развивать тему. — Князь? — просто спрашивает он. Хуа Чэн обдумывает вопрос. — Что значит быть князем демонов? — уточняет Хуа Чэн, и Се Лянь кивает. — Это значит, что когда открылась Медная печь – вулкан на горе Тунлу, и туда сбежались полчища демонов, будто муравьи на мед, я убил их всех и пережил испытания горы. Это сделало меня могущественнее, чем большинство богов, и теперь я могу делать все, что захочу. Это что-то вроде небесной кары, но для призраков, и она случается только раз в несколько столетий или около того. Объяснение вышло пространным, и Се Лянь был бы рад позже узнать больше деталей. Тем не менее, Хуа Чэн звучит так, будто просто перечисляет факты, и Се Лянь ему верит. Он поднимает брови, глядя на красную фигуру. — Впечатляет, — шепчет Се Лянь. — Для меня большая честь, что Его Высочество так думает, — Хуа Чэн говорит об этом как о банальной дневной тренировке. Он высокомерен. Се Ляню это нравится. Он собирается с силами для следующего вопроса. Теперь, когда он пришел в себя, он жаждет получить ответы и узнать все о мужчине, который его спас. Он хочет знать, что за человек так усердно трудился, чтобы исцелить его. — Что… — пытается сформулировать Се Лянь, — Что делает тебя счастливым? Хуа Чэн мнется с ответом. В момент, когда Се Лянь начинает смущаться, задаваясь вопросом, не пересек ли он какую-то черту, Хуа Чэн ухмыляется счастливо и немного задумчиво. — Это, — отвечает Хуа Чэн просто. — Мое глубочайшее, самое истинное счастье заключается в служении Вашему Высочеству. Се Ляня завораживает, что все, что говорит Хуа Чэн, звучит словно очевидный факт, известный всему миру. Этот человек так уверен в себе и так небрежен в своих высказываниях. До смешного очаровательно. Однако то, что он говорит, вызывает тревогу. Сейчас никто не должен верить в Се Ляня, и все же, он обладает бессмертной и, казалось бы, безусловной преданностью князя демонов. — Ты веришь в меня? — шепчет Се Лянь. — Конечно, — мягко говорит Хуа Чэн. Это все еще не имеет никакого смысла. — Я теперь не бог, — беззвучно вздыхает Се Лянь. — Ты всегда будешь моим богом. Безнадежно. Се Лянь не знает, хочет он заплакать или же рассмеяться, чтобы прогнать подступающие слезы. — Не могу… молитвы, — выдыхает Се Лянь. — Не могу помочь. — Это никогда не имело значения, — уверяет Хуа Чэн. Его голос настолько нежен, что Се Ляню становится больно. — Не для меня. Моя единственная молитва – чтобы ты был здоров и в безопасности. — На мгновение Се Лянь слишком шокирован, чтобы ответить, а Хуа Чэн напряжен из-за давно присутствующей, медленно нарастающей тревоги. — Ваше Высочество, тебе некомфортно? Такое предположение настолько сбивает с толку, что в груди Се Ляня пытается зародиться смех. Он улыбается и кашляет, ему требуется секунда, чтобы возобновить дыхание. — Нет, — шепчет он. — Странно. Не… не не-комф-тно. — Произносить звуки сложно. Се Ляню приходится тянуть язык и напрягать губы. Он думает, стоит ли ему спрашивать, почему Хуа Чэн, могущественный князь демонов, следует за бессильным и опозоренным бывшим небесным чиновником, но на данный момент Се Ляню кажется это неважным. Он все еще просто счастлив, что Хуа Чэн вообще нашел его. Се Лянь не хочет спрашивать. Он меняет тему. — Как… — Се Лянь снова делает паузу, чтобы отдышаться. — Как ты меня кормил? Не голодал. Хуа Чэн вздыхает. — Пока ты не мог есть, — говорит Хуа Чэн, — мне приходилось «кормить» тебя духовной силой. Это далеко не полноценное питание, но оно поддерживало в тебе жизнь. Се Лянь криво улыбается. — Не волнуйся. Ничего, если я умру. Я вернусь. — Это не самый приятный опыт, но он не хочет, чтобы Хуа Чэн испугался, если он снова отключится. Хуа Чэн резко вздыхает. Се Лянь сожалеет, что коснулся этой темы. — Ты. Не. Умрешь. — Голос Хуа Чэна опустился до мрачного, убийственного звучания. Он произносит это обещанием, нерушимым как сам мир. — Не здесь. Никогда больше. Не пока я существую. Хуа Чэн возвращал его к жизни всеми возможными способами, проявляя неизменную и постоянную бдительность в течение нескольких месяцев. Любой другой сошел бы с ума. Хуа Чэн, вероятно, и есть сумасшедший. Се Лянь, вздыхая, закрывает глаза и погружается глубже в подушки. У него болят суставы, и в последнее время он стал ощущать боль сильнее. — Устал, — шепчет он. Хуа Чэн помогает лечь обратно. Он прикасается нежно, как к свежей картине, боясь лишний раз его потревожить, и подтягивает одеяло до подбородка Се Ляня. — Отдохните, Ваше Высочество, — шепчет Хуа Чэн, и Се Лянь слушается. Состояние Се Ляня стало устойчивее. У него получается пить и воду, и бульон, и чай. Когда приходит время для растяжки, Хуа Чэн остается таким же нежным, как и раньше, но он просит говорить, если напряжение в мышцах станет слишком сильным или их потребуется размять. Се Лянь начинает немного стыдиться такой обходительности, но они уже несколько месяцев придерживаются этой новой нормы, и Хуа Чэн, похоже, искренне рад подобному ходу вещей. Се Лянь чувствует, как Хуа Чэн оживляется всякий раз, когда его о чем-нибудь просят. Се Лянь все еще пытается научиться заново распознавать зрительные образы, и даже так чрезвычайно приятно, что речевые навыки восстанавливаются быстро, во многом благодаря тому, что он так долго слушал Хуа Чэна. Се Ляню немного сложно связывать слова в предложения, и не всегда получается делать это правильно, и у него перехватывает дыхание посреди разговоров, но он, без сомнения, выздоравливает. Движения даются сложнее. Он может приподнимать голову, и, когда ему снятся кошмары, его руки и ноги определенно могут метаться из стороны в сторону, но у него не получается поддерживать собственный вес, чтобы садиться самостоятельно. Однажды ему удается провести руками по своему телу, пока Хуа Чэн спит. Когда Се Лянь чувствует, как сильно выпирают его ребра и тазовые кости из тела, которое он тренировал и совершенствовал с такой самоотдачей, он тихо плачет. Он чувствует себя скелетом. Жое отпускает его руку и скользит к щеке, изо всех сил стараясь его успокоить. Се Лянь выкладывается максимально, когда Хуа Чэн помогает ему размяться. Хуа Чэн сидит на краю кровати, чтобы расположиться удобнее, лицом к Се Ляню, помогая поднять лодыжку и подвести колено к груди. Он сразу замечает, что Се Лянь чересчур напрягается. Се Лянь слабо отталкивается от опоры, тут же пытаясь воспользоваться возможностью для силовой тренировки, и Хуа Чэн со вздохом ставит его ступню обратно на кровать. — Пожалуйста, не переутомляйся, — бормочет он. — Сначала нужно набраться сил. Се Лянь откидывается на подушку и мрачнеет. Он знает, что нетерпелив, но вся эта ситуация довольно печальная, и у него нет терпения Хуа Чэна. С огромным усилием и сосредоточенностью он поднимает руки к своему лицу и касается впалых скул. — Как ты узнал меня? — шепчет Се Лянь. — Я бы всегда узнал Ваше Высочество, — отвечает Хуа Чэн натянуто. — Как? — Се Лянь снова недоверчиво дышит. — Я жил в Сяньлэ, — напоминает ему Хуа Чэн. — Я часто видел изображение Вашего Высочества. Это непохоже на правду, или, по крайней мере, на всю правду. Се Лянь хмурится. — Как ты меня нашел? — спрашивает Се Лянь. — Почему ты меня спас? Хуа Чэн дрожит. Совсем немного, но Се Лянь чувствует, небольшую вибрацию около своей лодыжки. — Я не знал, что это ты, — говорит Хуа Чэн. Его голос снова затих, как будто говорить на эту тему было больно и неприятно. — Я расследовал инцидент на Золотом пиру, потому что как только официальная версия распространилась, я стал подозревать, что в этом замешан кое-кто, кто мне сильно не нравится. Я раскопал захоронение, потому что подумал, что смогу найти какие-нибудь подсказки о том, что произошло. Я не знал, что это ты. Я думал, что Фан Синь мертв. Почему-то это тоже не похоже на всю правду. В любом случае, Се Лянь старается не показывать эмоций на лице. — Как думаешь насчет официальной версии? — спрашивает он безучастно. Ему кажется, что грамматика нарушена. — Веет козлом отпущения, — говорит Хуа Чэн, — и более сложным внутренним заговором, особенно с учетом того, что смерть князя Аньлэ последовала так быстро. Мотив Фань Синя не имел смысла. Посвятить годы наставничеству принца Юнъаня, чтобы тот преуспел достаточно, чтобы вознестись, и все только для того, чтобы убить королевскую семью во имя патриотизма Сяньлэ? И сразу после этого убить Аньлэ вместо принца Юнъаня? В таком случае Фан Синь не получил бы никакой выгоды. — Почему ты думаешь, что Фан Синь убил князя Аньлэ? — спрашивает Се Лянь равнодушно. — Смерть князя была слишком внезапной, скорее всего, это было прикрытием. Мне кажется, Фан Синь защищал принца Юнъаня от настоящего убийцы на Золотом пиру. У Се Ляня застрял комок в горле. — Слишком много предположений, — сказал он. — Ты этого не делал, — с абсолютной уверенностью заявляет Хуа Чэн. — Ты не пытался отомстить. Ты не предавал членов королевской семьи Юнъаня. Ты бы не поставил под угрозу стабильность, которую люди Сяньлэ наконец обрели в Юнъане. — Ты так хорошо меня знаешь? — немного холодно спрашивает Се Лянь. Он звучит как государственный советник Фан Синь. — Да, — говорит Хуа Чэн. Се Лянь шокировано замолкает. Затем его настигает новое потрясение. — Лан Цяньцю вознесся?! — Се Лянь подавился из-за слишком резко сказанных слов. Хуа Чэн подается вперед, берет его за руку и гладит ее, пока Се Лянь кашляет. — Да, — недовольно бормочет Хуа Чэн в ответ. — В наши дни Небесные чертоги принимают кого угодно, поэтому у него получилось. Се Лянь качает головой, одновременно грустно и гордо. — Он этого заслуживает, — говорит он тихо. — Он много работал. — Он инфантильный кусок дерьма, который предал своего невиновного учителя, — огрызается Хуа Чэн. — Ты слишком много мне доверяешь, — вздыхает Се Лянь. — Может, я и не знаю причины, но все же ты взял вину на себя. Ты этого не делал, но он все равно… — Для него очень важна справедливость, — говорит Се Лянь, — и он был в трауре. — Он…он похоронил тебя…, — Хуа Чэн даже не может произнести это вслух. Он слишком расстроен, чтобы произнести эти слова, но Се Лянь слышит их: Он похоронил тебя заживо с колом в твоем сердце. — Он не знал, — шепчет Се Лянь. — Он думал, что я действительно умер. — Ему нет оправдания, — говорит Хуа Чэн злобно. — Единственная причина, по которой я не уничтожил все, что у него есть, потому что он был твоим учеником, и я подумал, что ты не захочешь этого. — Ты прав, — рявкает Се Лянь, — я не хочу, чтобы ты это делал. Я хочу оставить его в покое и просто забыть обо всем. Мы можем это сделать? Хуа Чэн замирает и замолкает. Се Лянь сразу почувствовал себя ужасно; Хуа Чэн на его стороне и он переживает всю ту несправедливость, которую Се Лянь отказывается признавать. Хуа Чэн заботится о нем. — Да, Ваше Высочество, — шепчет Хуа Чэн. Красный силуэт сжимается, и Се Лянь хочет умереть. — Этому человеку стыдно, что он вышел из себя. Он не был добр к Его Высочеству. Этот человек очень сожалеет. Се Лянь безумно хочет вернуться обратно в ящик. — Нет, — хрипит Се Лянь, — Прости меня. Я не должен был… Ты не сделал ничего плохого. — Он сглатывает, и у него болит горло. — Ты спас меня. Ты хочешь только защитить меня. Фигура Хуа Чэна сжимается еще больше – он горбится, будто пес, которого наругали. — Я буду больше стараться, — клянется Хуа Чэн. Его мягкий, успокаивающий голос стал грубым. — Я стану лучше. Он вообще перестал прикасаться к Се Ляню. Его колено теперь находится где-то далеко от лодыжки Се Ляня. Се Ляню это не нравится. — Хуа Чэн, — шепчет он. С трудом, но ему удается протянуть руки вверх ладонями к Хуа Чэну. — Ты… ты хочешь ко мне? — Се Лянь задыхается, и ему приходится взять паузу, чтобы поймать дыхание. — Это нормально? Хуа Чэн колеблется настолько долго, что Се Лянь уже открыл рот, чтобы взять свои слова обратно. Но затем он перемещает свой вес и двигается ближе по простыням. Он осторожно кладет руку на ладонь Се Ляня и ждет, пока Се Лянь сожмет ее как можно крепче, и приняв это за приглашение, ложится рядом с ним. Се Лянь закрывает глаза и медленно вздыхает, отпуская все возможное напряжение. Он хочет показать Хуа Чэну, что он не злится и все еще доверяет ему. Постепенно, Хуа Чэн успокаивается, пока не становится достаточно расслаблен, чтобы переплести их пальцы вместе. Едва заметно Жое обвивает их соединенные руки, радуясь, что они больше не ссорятся. После этого они становятся в каком-то смысле осторожными, оба ведут себя друг с другом, как с испуганным диким зверем. Се Лянь больше благодарит Хуа Чэна и хвалит его всякий раз, когда тот что-то делает. Он замечает, что хотя Хуа Чэн и ограничивает себя в физическом контакте, но это все же приносит ему удовольствие, поэтому Се Лянь сам предлагает и всячески поощряет прикосновения. Хуа Чэн стал вести себя тише, а заботиться еще больше. Он делает все возможное, чтобы Се Лянь чувствовал себя комфортно и полностью удовлетворенно. Когда ему случайно удается узнать любимый сорт чая Се Ляня, он его находит и помогает пить этот чай в течение следующих нескольких часов. Когда он узнает, что Се Лянь вообще перестал дрожать, просто потому что слишком привык к холоду, он добавляет к его постельному белью еще одно одеяло и слой шерсти. На следующий день после ссоры Хуа Чэн дарит ему цветок. Се Лянь поднес его близко к лицу и сконцентрировался настолько, что понял, что он маленький и белый. Цветок ощущается нежным на его губах и пальцах, пахнет мягко и знакомо. Се Ляню это очень нравится. К счастью, возникшее напряжение проходит быстро. Возможно, ему пока не стоит пробовать ходить, но он сойдет с ума, если не обретет хотя бы немного независимости. Хуа Чэн подбадривает и осторожно помогает ему встать, и, по правде говоря, Хуа Чэн по-прежнему поддерживает весь его вес, пока они вместе делают шаг за шагом. Тем не менее, нагрузка на все тело освежает и напоминает его ссохшимся мышцам, на что они способны. Без нормального зрения ему все еще затруднительно управлять своим телом, но Се Лянь хорошо адаптируется, используя осязание и пространственное мышление. Он вновь обретает способность садиться самостоятельно. Это требует от него максимальных усилий, и иногда Жое помогает ему подняться, цепляясь одним концом под плечи, а другим за каркас кровати. Тем не менее, он настаивает на том, чтобы подниматься самостоятельно на трясущихся руках, всякий раз, когда приходит время что-нибудь выпить. Организм Се Ляня пробуждает остальные системы, и когда он начинает есть простую пищу, он испытывает облегчение от того, что, по крайней мере, может позаботиться о себе сам за ширмой в уборной. Он думает, что в противном случае он бы не смог пережить такое унижение. Ему по-прежнему нужна помощь, чтобы выбраться из постели и добраться обратно, но самостоятельность хотя бы в некоторых мелочах делает это терпимым. Разговаривать – это еще одна проблема. Се Лянь медленно расширяет объем своих легких при помощи дыхательных упражнений. С практикой поддерживать разговор становится легче, его разум быстро и непрерывно синхронизируется с языком. Говорить с Хуа Чэном и слушать его чтение — единственные источники развлечения для Се Ляня, поэтому он достаточно мотивирован, чтобы стараться восстановить этот навык быстрее, чем любой другой. Хуа Чэн — увлекательный собеседник и замечательный слушатель, он задает проницательные и значимые вопросы о взглядах Се Ляня. Какую бы тему они ни затронули, его понимание широко и глубоко словно океан. Он жаден до знаний, и его радует всякий раз, когда он может дать удовлетворительные ответы на вопросы Се Ляня. Несмотря на все высокое воспитание и образование Се Ляня, Хуа Чэн использует слова, которые он никогда раньше не слышал. Его разум — стрела: ослепительно быстрая, острая и точная. Они говорят об истории. Они обсуждают философию и искусство из разных уголков мира. Хуа Чэн объясняет последние технологические разработки и с большим вниманием слушает, когда Се Лянь рассказывает о боевых искусствах и технике владения мечом. Они оба приходят в восторг, когда речь заходит о самосовершенствовании и различиях между традиционными методами и демонической энергией. Куда бы ни свернул их разговор, они погружаются в самые разнообразные, совершенно случайные темы, просто наслаждаясь обществом друг друга и говоря обо всем: от музыки до медицины, от геологии до астрономии. Они увиливают от таких деликатных тем, как религия или текущие события. Се Ляню не терпится спросить о ситуации на Небесах, и все же, он дорожит своей неосведомленностью. Он хочет насладиться этой возможностью, и еще какое-то время оставаться в неведении. На данный момент он в безопасности. Он знает, что он в безопасности, под опекой Хуа Чэна. Он начинает понимать, что гроб остался в прошлом и он больше никогда туда не вернется, и каждый день ему хочется плакать от облегчения. Се Лянь сосредоточивается на этом. На благодарности. Он отдает все свое сердце облегчению и признательности за то, где сейчас находится, потому что всякий раз, когда он забывается, он начинает задаваться вопросом, что будет дальше. Се Лянь не знает, как долго пробудет здесь, слепой и прикованный к постели, полностью зависимый от человека, лица которого он никогда не видел. Он не знает, когда снова сможет сам себя обеспечивать. Он не знает, когда сможет читать. Он не знает, выйдет ли когда-нибудь из этой комнаты. Лучше просто быть благодарным.