finding home within./в поисках дома изнутри

Следующие несколько недель казались бесконечными: они были полны незнакомых лиц, неудобных вопросов и стресса. Его правая рука все еще немела от всех ответов, которые ему приходилось записывать на вырванном листе блокнота. Большинство полицейских сталкивались с его неграмотным почерком. Абрам видел это по крайней мере несколько раз: как их рты слегка приоткрывались, когда они произносили каждое слово буква за буквой, пытаясь понять, что он имел в виду. Его рана чесалась, но Абрам знал, что лучше не чесать ее. Мать научила его переносить боль без каких-либо жалоб. Он мог с этим справиться. Края стали выглядеть здоровее, а агрессивный красноватый цвет медленно побледнел, став более естественным, напоминая шрам. Выглядело это не очень хорошо, но определенно выглядело лучше, чем раньше. По крайней мере, он так думал. Доктор мало что ему рассказал, и он определенно не планировал спрашивать об этом. Он взял еще одну простую бумагу и ручку, если ему возможно будет любопытно и он захочет спросить о чем-то, но Абрам отказался использовать их, если ему не нужно было отвечать на прямые вопросы. Молчание было благословением, он продолжал молчать, с этим он не запутается в собственной лжи и не выставит себя подозрительным. Мэри не вернулась, и Абрам медленно начал понимать, что она, вероятно, никогда не вернется. Ему пришлось подавить рыдание, когда в его голове впервые возникла мысль, более резкая и жестокой, чем все, что он когда-либо представлял. Вся боль была ничем по сравнению с его чувствами, когда пришло осознание. Он предпочел бы снова почувствовать железо, прижатое к его ободранной коже, если бы это означало, что его мать вернется за ним. Но это было невозможно, и Абрам остался совсем один с новым удостоверением личности, выданным ему одним из полицейских. Хиггинс, или как там звали офицера полиции, отнесся ко всему делу с большим энтузиазмом: он показал ему новый документ по меньшей мере три раза, действуя так, как будто Абрам был совершенно не в курсе, для чего используется удостоверение личности.. Вероятно, это была добрая воля и честная попытка, учитывая всю его ложь и фальшивые заявления о том, что он ничего не знал о своей семье. Он только уставился на него, подняв брови, как раз в тот момент, когда впервые услышал имя “Нил Доу”. Это казалось неестественным, даже более странным, чем все имена, которые у него были за прошлый год. — Мы используем ”Доу" в качестве фамилии, потому что у тебя нет фамилии твоих родителей, которую мы могли бы использовать, — объяснил Хиггинс, вероятно, заметив его внезапное расстройство. — Может быть, кто-нибудь изменит это, если тебя усыновят. Его улыбка была натянутой на морщинистом лице. Абрам попытался забыть об этом, но эта мысль засела у него в голове, и он не планировал оставлять ее в покое. Абрам мог потерять свою мать, но у Нила Доу ее не было с самого начала. Он не мог оплакивать женщину, которой не существовало, по крайней мере, не тогда, когда его могли видеть посторонние глаза. Это было тяжело, поскольку дом для приемных детей, в который его поместили, был постоянно полон детей, и ему оставалось тихо рыдать в туалетной кабинке, подтянув колени к груди, надеясь, что никто не заметит его отсутствия в постели. Нил Доу был мальчиком без семьи, который большую часть своей жизни провел на улице. То, что он решил проникнуть в мотель, привлекло к нему внимание, было скрытым благословением. Здание приемной семьи, детского дома, расположенного в Южной Калифорнии, было лучше, чем большая часть номеров мотеля, в которых они останавливались, но все равно было ужасно неудобно. Абрам ненавидел тот факт, что к его спине не прижималась спина его собственной матери: он спал так весь прошлый год и даже не заметил, когда это вошло в привычку. Теперь у него была проблема даже с закрытием глаз, поскольку он мог думать только о том, что Мэри была вне досягаемости его руки. Он не мог схватить ее, когда в комнате было совершенно темно, и он слишком нервничал, чтобы чувствовать себя комфортно: место рядом с ним всегда было пустынным и холодным, только напоминая ему о ее отсутствии. В приюте не было никакого кондиционера: Абрам чувствовал, как пот стекает у него с коленей, отчего старые простыни казались влажными. Даже у самых маленьких детей не было сил играть в такую погоду, они искали любую тень, чтобы отдохнуть. Дети постарше, напротив, боролись с ними, постоянно пытаясь показать, как высоко они стоят в жалкой иерархии. Абраму этого было достаточно. Натан убил бы его, если бы он когда-нибудь попытался заключить подобную сделку из-за температуры. Он был не совсем готов к такой обстановке, особенно учитывая, что в особняке в Балтиморе почти всегда было холодно. Большую часть своей жизни он носил только одежду с длинными рукавами; если не из-за температуры, то из-за шрамов, ушибов и порезов, которые могли привлечь к нему нежелательное внимание. Но теперь директор приюта заставил его надеть несколько разноцветных футболок, которые демонстрировали все бледные отметины на его руках. Другие дети даже не пытались скрыть свой интерес к ним, глядя на него без какой-либо неловкости. Абрам чувствовал, что погружается в смущение каждый раз, когда ловил чей-то взгляд, лениво скользящий по видимым шрамам, но он пытался скрыть это, насколько мог. Смущение показало бы, что ему не все равно, а он не мог в этом признаться. Не тогда, когда все остальные дети смотрели на него как на добычу, только и ждущую момента, когда он оступится. Абрам никогда бы не доставил им удовольствия от своего падения. Он никогда бы не показал слабости. Мэри всегда говорила: слабость в конечном итоге приводит к смерти. Абрам не мог умереть, по крайней мере, до встречи с ней снова. Ему нужно было, по крайней мере, показать, что он выжил даже без нее рядом. Она не заслуживала верить, что ее сын мертв, после всех испытаний, которые ей пришлось пережить. Нил собирался добиться этого, несмотря ни на что. — Доу, — одна из смотрительниц заглянула в комнату, ее глаза блуждали по сторонам, прежде чем она увидела его лицо. Нил заметил, что большинство людей в приюте, казалось, не могли вспомнить свои имена, все воспитатели, несмотря ни на что, использовали их фамилии. Внимание остальных детей в комнате немедленно переключилось на него. — Кое-кто хочет тебя видеть. Его внутренности скрутило, когда он медленно встал со своего места. Пристальные взгляды следовали за ним, пока он, наконец, не достиг двери, выходя на улицу. Женщина уже шла по коридору, заставляя его перейти на шаг, чтобы наверстать расстояние. — Веди себя прилично, — сказала она, подойдя к нему. — Эта женщина полна решимости заполучить тебя, но все будет напрасно, если ты облажаешься. И мы оба это знаем, Доу - ты не самый острый инструмент в сарае. Единственное, что в тебе хорошего, это то, что ты молчалив. Кроме этого? Тебе нечего предложить. Нил уставился на нее, но прошло некоторое время, прежде чем она посмотрела на него. Заметив выражение его лица, она громко вздохнула. — Я не пытаюсь тебя дискредитировать, — добавила она, закатывая глаза. — В приюте полно таких же детей, как ты и тот факт, что ты не умеешь говорить или что-то в этом роде является твоей проблемой, не отличает тебя от них. Но знаешь, что отличает тебя? Тот факт, что твое существование наделало столько шума. Люди захотят тебя, потому что ты ходячая трагедия, и они хотят исправить таких детей, как ты, чтобы они лучше относились к себе. Она больше не смотрела на него, вместо этого уставившись в конец коридора. — Касс Спир - хорошая женщина, — наконец признала она, останавливаясь у двери. — Дай ей шанс и веди себя прилично. Она, вероятно, задаст тебе несколько вопросов, так что постарайся написать, хорошо? Он кивнул головой, и смотрительница слегка улыбнулась, взъерошив рукой его волосы. Ее пальцы на секунду запустились в его локоны, запутавшись них. Она высвободилась с помощью силы, но Нил знал, что лучше не отступать. Имя ‘Касс Спир’ эхом звучало в его голове, когда он открыл дверь, медленно входя внутрь. Его сердце упало, когда он заметил совершенно незнакомого человека, хотя это было вполне ожидаемо. Нил не был уверен, о чем он думал; какая-то часть его упрямо верила, что это Мэри нашла его. Его собственный разум обманул его, и он остался с чувством разочарования, которого вообще не должно было быть. Он заставил себя сесть напротив женщины, сразу положив руки на блокнот, оставленный на столе. Ее лицо просияло, когда она заметила его, и она немедленно протянула ему руку для рукопожатия. — Приятно познакомиться с тобой, — мягко сказала она, медленно пожимая ему руку. — Я слышала о тебе много хорошего. Я Касс Спир. Нил решил, что говорить, что она лжет, не лучший способ начать разговор, поэтому он просто написал короткое “ты тоже” на бумаге. Улыбка Касс стала шире. — Я много слышала о тебе, но ты ничего не слышал обо мне. — Она слегка откинулась на спинку стула, положив локти на стол. — Итак, что я могу сказать? У меня есть сын, но он уже взрослый, и в настоящее время его нет в моем доме. Я очень скучаю по нему. Она на секунду остановилась, ее взгляд переместился на стену, а лицо слегка напряглось, когда она погрузилась в свои мысли. — Ну, он, вероятно, скоро навестит нас. В остальном ... — Она прочистила горло. — Я забочусь о другом ребенке, он чуть старше тебя. Он очень милый, хотя большую часть времени пытается выглядеть крутым. Я также живу со своим мужем. Нил задумался, должен ли он поздравить ее или просто дать ей выговориться. В конце он решил хранить полное молчание, отложив ручку. Касс совсем не возражала против его молчания, и остаток встречи тонул в ее голосе, он с любопытством слушал все ее истории, даже если они были совсем не занимательными. Его пальцы постукивали по краю блокнота, пока он устраивался поудобнее на стуле, подтягивая ноги к груди. Ее взгляд сразу заметил этот ход, но она ничего не сказала по этому поводу, продолжив свой рассказ о гудящем холодильнике. Взгляд Нила скользнул по ее лицу, заметив маленькую родинку под левым глазом. Ее щеки морщились каждый раз, когда она улыбалась, а челка странно завивалась вокруг круглого лица. Касс выглядела мило, и Нил даже не заметил, как расслабился в ее спокойном присутствии. Она не была Мэри, но и этого было достаточно. Он не мог просить ни о чем другом.

***

Нил не мог вспомнить вкус печенья - которое пекла его мать - Мэри не пачкала руки такими глупыми способами. У семьи Веснински было достаточно денег, чтобы покупать незначительные вещи, но даже тогда печенье было скорее роскошью. Нил смог съесть их только на Рождество, когда слишком острым ножом достал пачку смятого печенья из коробки. Касс Спир испекла печенье сама, и даже когда его охватила нервозность, он все равно заставил себя проглотить его, почти нахмурившись из-за слишком сладкого вкуса. Она посмотрела на него с легкой улыбкой, от которой ее морщинки стали еще более заметными, на ней не было никакого макияжа, поэтому он мог легко заметить все следы загара на ее лице. Ричард Спир, с другой стороны, был слишком сосредоточен на своей газете, чтобы даже заметить его, а Нил не был в восторге от того, что пялился на него дольше необходимого. Ричард имел тенденцию игнорировать его и Нил не планировал это менять. Прошло два месяца, и погода снова похолодала. Нил наконец-то смог вернуться к своим длинным рукавам, и он не планировал менять это в ближайшем будущем. Касс не имела ничего против, даже если она уже видела его руки. Он также был почти уверен, что она знала об остальных шрамах, поскольку она разговаривала с его врачом по крайней мере несколько раз. Он, вероятно, даже не знал обо всех их встречах. Это был его первый день в семье Спир в качестве второго приемного ребенка. Взгляд Нила по крайней мере несколько раз останавливался на светловолосом мальчике, сидящем напротив него. Он также почувствовал, как Нил смотрел на него, когда пытался заставить себя сосредоточиться на чем-то другом. Касс не замечала этого напряжения, все еще сосредоточившись на объяснении, как они будут справляться с его школьными заданиями. Он заставил себя проглотить немного пасты, хотя во рту у него был привкус пепла. Его желудок скрутило от нервозности, и он не мог перестать думать о собственной матери, как бы сильно ни пытался отвлечься. Касс выглядела слишком мягкой, чтобы хоть немного походить на его мать, когда она была нежной и вежливой, Мэри была жесткой и не боялась поднять руку. Они были полярными противоположностями, и Нил не мог понять, почему он все еще думает о своей матери. Он все еще скучал по Мэри. — Итак, это Нил. — Касс подняла руку в его направлении, слегка наклонившись, чтобы быть ближе к Эндрю. Затем ее взгляд переместился на него. — А Нил, это Эндрю. Я уже говорила об этом с Эндрю, но у меня не было возможности поговорить с тобой - вы двое будете жить в одной комнате. Это не будет проблемой, верно? Нил кивнул головой. Это звучало как роскошь после месяцев тесноты в одной комнате с шестью другими детьми, но Эндрю явно так не чувствовал. Его хмурое выражение лица, вероятно, было видно за много миль. — Я надеюсь, вы двое поладите, — тихо добавила она, и Нил начал задаваться вопросом, было ли это ее способом добиться того, чего она хотела. Ее тон всегда становился мягче, когда она упоминала о своих ожиданиях и мечтах. И, как заметил Нил за последние несколько месяцев, у нее было много целей, которые нужно было реализовать. — Сегодня уже поздно, но, может быть, вы двое выберетесь завтра? Эндрю покажет тебе окрестности. Вопросы были адресованы им обоим, но высказался только Эндрю. — Хорошо, — коротко ответил он. Нилу показалось, что его слова прозвучали так, будто он не был согласен с этим, но Касс только кивнула головой с довольной улыбкой. — Отлично, — сказала она. — Я приготовлю тебе ланч. Здесь красивый парк, и я думаю, тебе все равно не помешает подышать свежим воздухом. — На улице холодно, — ответил Эндрю, проглотив кусочек печенья. Он не пытался скрыть свое раздражение, когда взял с тарелки еще одно печенье. — Тогда надевай теплую одежду, — сказала ему Касс, выглядя невозмутимой. — Закаляй свое тело. Эндрю что-то пробормотал себе под нос, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Касс только тихо хихикнула, наклоняясь еще больше, чтобы взъерошить ему волосы с любящим выражением лица. Он попытался убрать ее руку, но было очевидно, что он не прилагал никаких усилий в этой борьбе. Нил взглянул на них, медленно поедая свое печенье. — Тебе также придется показать Нилу свою комнату, — сказала она, наконец отодвигаясь. Ее щеки слегка покраснели, а грудь быстро поднималась и опускалась, когда она пыталась успокоиться. Ее внимание вернулось к Нилу. — Сейчас это довольно просто, но мы можем найти что-нибудь интересное для вас. У тебя есть какие-нибудь шоу, которые тебе нравятся?” Он медленно покачал головой. — Тогда мы найдем то, что тебе понравится, — ответила она, не сбиваясь с ритма. Ее пальцы постукивали по столу. — — Может быть, мы посмотрим что-нибудь вместе... — Не сегодня, — быстро вставил Ричард, даже не отрываясь от газеты. — Вечером матч экси. Нил заставил себя не реагировать, но почувствовал, как против воли сжимаются его пальцы. Он не мог осмелиться думать об экси: не тогда, когда мать заставила его пообещать, что он забудет об этом. Ему нужно было оставаться верным обещаниям - что, если Мэри решит вернуться за ним и увидит, что он предал ее? Нарушил данное ими обещание? Что, если затем она решит, что его не стоит держать рядом, и снова уйдет от него? Он отхлебнул воды из стакана, заставляя себя снова переключить внимание на Касс. Она драматично закатила глаза, но улыбка не исчезла. — Он преданный фанат, — сказала она, имея в виду своего мужа. Он не подтверждал, но и не опровергал заявление, полностью игнорируя ее. — Может быть, завтра? Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать после проведенного вместе дня. Я не буду заставлять тебя смотреть со мной фильм, если ты устанешь. Нилу стало интересно, как бы повела себя Кэсс, если бы была вынуждена сбежать от своего мужа-убийцы. По-прежнему ли она заботилась бы о его комфорте? Или, может быть, она была бы больше похожа на его мать? У Мэри не было времени заботиться о комфорте, поскольку она была слишком сосредоточена на их выживании. Нил понимал это лучше, чем кто-либо. Это не помешало ему задуматься, что было бы, если бы его мать вела себя по-другому. Эндрю не заботился о том, что он все еще ел, встав как раз в тот момент, когда Касс исчезла на кухне. — Пошли, — сказал он, махнув рукой. Нил быстро последовал за ним, чувствуя, как нервозность усиливается с каждым сделанным шагом. — Так ты не разговариваешь, да? Нил пожал плечами, а Эндрю громко усмехнулся, но больше ничего не сказал, пока они не остановились перед дверью в конце коридора. Он открыл ее, пропуская его в комнату первым. Нил немедленно огляделся, быстро поняв, какая половина комнаты принадлежит ему. В то время как сторона Эндрю была окрашена в приглушенные цвета, его собственная была почти полностью белой. Это напомнило ему больницу, и лучше он себя от этого не почувствовал. — Не устраивай беспорядок, — сказал Эндрю, подходя к нему. Он упал на кровать, матрас несколько раз подпрыгнул из-за резкого движения. — Касс это не нравится. Не трогай мои вещи, и у нас все будет хорошо. Нил уставился на него, не зная, как ответить. Эндрю взглянул на него, поэтому он заставил себя поднять большие пальцы. Казалось, это движение не тронуло его, он повернулся к нему спиной. Нил уставился в потолок. В ту ночь он еще больше осознал отсутствие Мэри по другую сторону кровати.