Второй шанс

Лань Ванцзи пробудился первым. Комнату заливал лунный свет, серебряный и холодный, но ему было тепло, даже немного жарко — тесно прижавшись к нему, рядом лежал Вэй Ин, лежал на животе, и волосы его разлохматились, как будто он снова пережил бурю.        Лань Ванцзи на этот раз был причиной этой бури. И после неё они оба уснули так скоро, точно истратили последние силы.        Теперь Лань Ванцзи мог рассматривать Вэй Ина, нарушая все правила и заветы клана. Удивительно, как однажды, совсем не так давно, смущение породило в нём всплеск ци, только бы скрыть от внимательного взгляда чужую наготу — и красоту, от которой трепетало и сердце, и собственное тело. Лань Ванцзи помнил об этом — и удивлялся себе.        Отчего он тогда сразу не понял, что это значит, как мог не понять в то же мгновение? Или дело было в том, что он не желал тогда принять собственных чувств?        Лань Ванцзи мог ощущать Вэй Ина. Тот лежал рядом в спокойной расслабленной позе, черты его лица тоже смягчились, но губы хранили полуулыбку. Он был так близко, что излучаемый его телом жар окутывал и согревал Лань Ванцзи лучше жаровни.        Разве не это тепло он, не отдавая себе отчёта, искал едва ли не всю жизнь? Искал, даже не понимая того, что именно жаждет найти?        Лань Ванцзи мог вдыхать запах — отдельные ноты аромата Вэй Ина и пряность того, что случилось между ними, смущающий и обличающий запах, смешанный с тысячью оттенков — свежее постельное белье, дерево, отголосок благовоний, что курились внизу.        И снова — Вэй Ин.        Из темноты, нежно окружавшей разум, вынырнуло ещё одно воспоминание. Они совсем не успели поесть! Вдруг язык на мгновение охватило пламенем — это привкус вина вновь воскрес во рту и заставил глубоко вздохнуть.        Взглянув на Вэй Ина снова — внимательнее, чутко и жадно, Лань Ванцзи осознал, насколько был несдержанным. Он не удержался — и отведал алкоголь, а потом не сумел отказаться от… Его духовный зверь объединился с ним, откровенный и честный, выбрал то, чего истинно желал, запретив разуму вмешиваться. Вот откуда на теле Вэй Ина столько отметин, которые как будто бы должны всему миру показать, что он, Лань Ванцзи, забрал этого человека себе — и сам начал принадлежать ему. Укусы, мелкие царапины, жадные следы страсти… Он и этим нарушил бесконечное множество правил клана, он…        Усилием воли Лань Ванцзи прогнал такие мысли, не позволил себе упасть в пропасть, к которой они толкали. Он не стал осуждать ни себя, ни Вэй Ина. Тот не преступником сделал, а стал ключом к истинной свободе. Вот что это — свобода дышать, чувствовать, мыслить без гнёта тысяч правил, которые так старательно душили Ванцзи столько лет. Свобода любить наконец, любить всей душой и всем телом.        Как давно он уже не впускал в себя белого тигра вот так? Как давно он не позволял части своей души открыть всю правду?..        Лань Ванцзи ещё немного полюбовался Вэй Ином, но затем всё же укрыл его, усилием воли направив на них обоих соскользнувшую на пол простынь.        Он опять вспомнил о собственном смущении там, на пляже, и о том, как не мог истолковать своих порывов. А после будто снова увидел, как действовал белый тигр. Как он — животный осколок его, Лань Ванцзи, души поддерживал, оберегал, согревал. Показывал глупому пленнику устаревших представлений, что Вэй Ин — единственный, кто на самом деле важен и нужен.        …Но теперь-то он понимал. Теперь он понимал и себя, и свои чувства, и собственные желания. Понимал как никогда ясно и ярко.        Лань Ванцзи осторожно поднялся с постели, но утомлённый их любовной игрой Вэй Ин не проснулся от этого. Только между бровей пролегла крохотная морщинка, точно он угадал, что Ванцзи решил оставить его на слишком большой для одного кровати. Убедившись, что сон Вэй Ина не стал менее глубоким, Лань Ванцзи тихо вышел из спальни и спустился на первый этаж. Бездумно он призвал собственную одежду, а в глубине души колыхнулось воспоминание: «Каждый из нас владеет огромной силой, но это вовсе не значит, что следует тратить её бездумно. Множество вещей мы можем совершить, направив поток ци, но должны сдерживать себя».        Зачем и почему?        Лань Ванцзи впервые осознал с такой ясностью, что всё так же не видит смысла в этом. Не видел в детстве — и теперь не нашёл. Все эти ограничения… к чему они? Они не помогали совершенствованию, напротив, даже несколько мешали. Они постепенно превратились в цепи, которые Лань Ванцзи сковал для себя.        Цепи, заставлявшие сдерживаться даже тогда, когда нужно было воспользоваться всем, что у него было! Если бы не эта привычка ограничивать собственную силу, быть может, он…        Впрочем, сейчас внутри всё ещё чувствовались отголоски жара, Лань Ванцзи ещё был слишком счастлив и спокоен после того, как они с Вэй Ином отдавались друг другу. И потому гнев в нём так и не родился, не вспыхнула холодная ярость, не пробудились горечь или сожаления. Без церемоний и красных одежд он признал Вэй Ина своим супругом, и теперь увидел новый путь — и для себя, и для них обоих.        Однако ему не удалось удержать этот внутренний покой слишком долго. Что-то вдруг зазвенело внутри, стало требовать всё больше и больше внимания, развернулось тревогой. Лань Ванцзи ощутил необходимость выйти из дома, остановиться среди лунного света, как будто нечто звало его прочь, стремилось рассказать о чём-то.        Он сопротивлялся недолго, а когда всё же послушался, сначала снова выпустил белого тигра из себя. Не было нужды говорить что-то — эта часть его души тянулась к Вэй Ину беспрестанно. Огромный зверь совершенно бесшумно вбежал по лестнице и исчез в спальне.        Защитив сон Вэй Ина таким образом, Лань Ванцзи покинул дом.              

***

       Лунный свет причудливо изменял всё вокруг. Ночная прохлада, совсем уже осенняя, заставила Лань Ванцзи поёжиться. Он двинулся вперёд, чутко вслушиваясь, всматриваясь в темноту, составленную из лунных бликов и густых теней, но не нашёл ничего странного или опасного. Тревога в нём нарастала, будто всё сильнее и сильнее звенел колокольчик, но внешних причин этому не возникало.        Наконец он остановился и сложил руки на груди. Он не произнёс ни слова, но и без того его поза ясно показывала, что если кому-то хочется вести с ним диалог, нужно начинать прямо сейчас.        Проснулся ветер, с ним и тени заплясали, задрожал лунный свет, и вместе они наконец переродились, сплелись в знакомую фигуру.        Спиной к Лань Ванцзи замер Лань Сичэнь. Если присмотреться, можно было бы увидеть, как сквозь его ханьфу просматривается тропа и вновь застывшие без движения деревья. Призрак. Всего лишь крохотный осколок души, получивший право ненадолго принять форму.        — Видения обретают силу, — сказал он наконец. Лань Ванцзи осознал, что голос брата по-прежнему звучит только внутри его головы, не больше. Ночь была такой тихой, даже листва и травы больше не шелестели.        — Разве мертвецам приходят видения? — всё же спросил он, и его голос раздался даже слишком громко в наступившей ужасающей тишине.        — Ванцзи, только ты сумеешь спасти этот мир, — Лань Сичэнь повернулся к нему лицом. Удивительно, но оно не пугало бледностью или следами крови. Оно казалось очень живым, очень настоящим. Но Ванцзи не изменил позы и не поспешил приблизиться. — Поверь мне.        — Возможно так и есть, — согласился Лань Ванцзи. В конце концов только что он ощутил в себе достаточно сил, а главное — не нашёл больше ничего, что могло бы сдержать. — Но зачем мне это делать?        — Зачем? — Лань Сичэнь удивился. Он был всего лишь призраком — и всё равно удивился. — Что значит — зачем?        — Разве мы с тобой не пробовали прежде? — Лань Ванцзи покачал головой. — Нет смысла в спасении человечества. Оно изобретёт иные возможности уничтожить себя. Я не хочу, слышишь?        — Не хочешь? — Лань Сичэнь сам подступил ближе. Но его полупрозрачным ладоням не дано было коснуться Ванцзи. Наверное, силы его были на исходе.        — Все прошлые попытки спасения приносили только разрушения для меня самого. Те, кто был со мной рядом, погибал, — пояснил Лань Ванцзи. — Теперь со мной рядом Вэй Ин, и его гибели я не допущу. За спасение мира приходится платить слишком дорого. Да, быть может, моих сил достаточно, наверное, в нашем клане не было никого, кто сравнился бы по могуществу с тем, что у меня есть сейчас, но тем больше во мне желание спасти только его, только Вэй Ина — и никого больше.        Лань Сичэнь слабо улыбнулся.        — Наконец мой брат полюбил — да ещё и так сильно, всем сердцем.        Лань Ванцзи не отрицал, но и не соглашался. Он всё так же стоял напротив. Тревога уже улеглась, он всего лишь ждал, когда разговор закончится, чтобы вернуться, согреть остывший ужин и принести его в постель. Он видел такое в фильме — и осудил, потому что правила запрещали здоровым есть в кровати, но почувствовал тогда, что Вэй Ину такое понравилось бы. Он думал о Вэй Ине, а не о брате.        — Всё начнётся в провинции Хубэй, там, где течёт Янцзи и Ханьшуй, среди болот и озёр. Всё начнётся там, Ванцзи. И если хочешь уберечь того, кого так любишь, от горя, тебе придётся пойти туда и остановить то, что там зарождается. Придётся, слышишь?..        Внезапно призрачные ладони обрели вес. Лань Сичэнь положил руки ему на плечи, всмотрелся в глаза.        — Мне ведомо будущее, Ванцзи, — повторил он, и голос разбил ночную тишину, точно вырвался из его разума. — Мне ведомо будущее, и я покажу тебе, куда нужно идти. Только согласись.        Лань Ванцзи вспомнил Вэй Ина, спокойно спящего там, наверху. Его жаркую кожу и его поцелуи, его желание и то, каким уязвимым и нежным он кажется в тот момент, когда достигает пика.        Вэй Ин был слишком важен для Лань Ванцзи.        — Я уберегу его, брат, — сказал он холодно. — Уберегу по-своему. Для этого не нужно отправляться к болотам и озёрам провинции Хубэй. Мы останемся здесь.        И в тот момент он был убеждён, что сделал правильный выбор.