Забвение любви.

Глава 5. Не нам любить болезнь других Не нам спасать их из их горя Не нам лечить слепых, глухих Не нам пить из морей их боли Не нам ценить поступков след Не нам оценивать страданья Не нам смягчать жестокость, вред Не нам быть лучшим в сострадании Не нам губить себя виной Не нам ценить лишь проявления чести Не нам быть радостной ценой Не нам подарком быть из мести Не нам всецело доверять Не нам любить, но быть избитым Не нам покровы свои снять Не нам быть творчеством забытым (с) Мои неидеальные стихи ---- «Как я могу ему сказать о том, что со мной происходит? Как я могу предать его? Я приняла решение, но как сказать?» — эти мысли кружились пламенными мотыльками в голове у Тани целую неделю. И если обычно семь дней жизни были размерены и просты, пролетая мимо как ласточки, то сейчас они тянулись бесконечно долго. Принятое решение — сильный шаг внутри, но воплотить его в физическую реальность не так просто. Особенно, когда чувства превратились в клубок из разноцветных нитей, который уже не распутать. А если ты понимаешь, что то, что скажешь сделает человеку невыносимо больно… то как на это решиться? Ведь мы все склонны думать за других. «Сейчас я скажу ему это… но ему будет невыносимо, как он будет жить, что будет чувствовать». А что это? Забота? Нет. Доброта? Нет. Почему нет? Потому что это такой прекрасный способ эгоцентризма, а еще проще представления себя богом, некая корона на голове. Почему мы думаем, что будет чувствовать человек, вместо того, чтобы жить свою жизнь? Почему мы решаем за другого, что ему будет тяжело и сложно после наших поступков? Почему мы думаем, что мы вообще ответственны за это тяжело? Да все потому, что считаем себя слишком важными и ответственными за жизнь других. Но с какой стати? Мудрость — позволить человеку справляться со своими проблемами самостоятельно, не забирая у него возможность быть сильным, взрослым или просто собой. Но где эта мудрость? Она обычно идет где-то рядом с настоящим моментом в жизни людей, как две параллельные линии, имеющие одно известное свойство — не пересекаться. Ну только иногда моментами линия мудрости все таки соприкасается с нашим прошлым, хорошо выражаясь во бытовых фразах, например, «хорошая мысля приходит опосля» или «задним числом мы все умные». Кстати, женщины, будучи более интуитивными созданиями касательно жизни других людей и не в коем случае не своей собственной, обожают еще одно «а я же говорила». А вот в моменте. Эх, такую степень осознанности развить в себе человек почти не способен. За исключением очень редких случаев, подтверждающих правило. Мы не роботы — и не можем делать только правильные решения или говорить только правильные слова. Мы подвержены огромному числу факторов, одним из которых являются эмоции, а еще жизненный опыт или жопыт. И в этом состоит и невероятная человеческая слабость, но и потрясающая человеческая волшебная сила и притягательность. — Ваня, доброе утро. Я так больше не могу и не смогу. Я уеду в Тибидохс. Скорее всего на совсем… Нам нужно расстаться. — вот какие слова смогла найти Таня на заре одного из дней. Именно утром она решилась, решилась сказать сразу, как только они проснулись. Она сказала из прямо в глаза, потому что по-другому не могла. Это была ее дань уважения и большой любви к человеку, которому она это говорила. — Это шутка? — спросил он, смотря на нее неморгающими глазами. — Нет, — прошептала она, не найдя в себе сил на уверенный тон в голосе. Таня ожидала чего угодно — злости, ненависти, криков, уговоров… но увидела лишь как слезы выступили на его глазах. От чего сердце сжалось в тугой узел, а дыхание перехватило. Не знаю, что увидел Ваня в ее глазах, возможно, ту бескрайнюю боль, которую она испытывала в перемешку с уверенностью в принятом решении, но закрыв глаза, и позволив скатиться слезе, он молча собрал вещи, захватил с собой Тангро и хлопнув дверью просто ушел, оставив гулкую пустоту в их доме. Таня сидела и смотрела в пол, пока дверь не закрылась. А после легла на кровать, и уставившись в потолок молчала. Мыслей не было. Была только пустота и тишина. А в груди выжигающим душу огнем горело пламя. Оцепенение, охватившее ее схлынуло только через час, из-за этого руки и ноги двигались плохо. Но она уже не могла оставаться здесь. Ей было стыдно, ей было больно, ей было плохо. «Срочно улететь» — кричало все ее естество. Таня взяла контрабас, смычок, быстро покидала в рюкзак вещи первой необходимости и, оглянувшись на столь родную избу, взлетела в воздух.