Мой новый репетитор слишком милый!

— Я сейчас упаду. В голосе Цукасы прослеживается нескрываемое раздражение. Он с шумным вздохом закатывает глаза. Перед ним открытая дверь, а за ней сущий кошмар Тенмы: полутемный гараж, захламленный всякой дребеденью. Юноша делает неуверенный шаг вперед и поражается еще больше. — Не падай, Цукаса-кун, — за его спиной смеется Руи. Цукаса открывает шире глаза, и челюсть его падает. — Какого черта, Руи... — блондин нечаянно запинается, — как такое вообще возможно? В просторном помещении разместились просторный стол, голубой диван и высокий шкаф, заполненный доверху какими-то книгами и бумагами. Но не это первым бросается Цукасе в глаза. Бардак. Ужасный бардак. На полу валяются ватманы с чертежами, гаечные ключи и прочие инструменты, под потолком повисло не менее десятка воздушных шаров, на стены наклеены плакаты, таблицы, листы с непонятными Цукасе расчетами и... Да зачем ему, шут возьми, фотки птиц над диваном? Двое старшеклассников проходят глубже в комнату и Камиширо неловко посмеивается. Вся былая его уверенность молниеносно улетучивается, а ведь он думал, что Тенма отреагирует как-то иначе. Нет, конечно, Руи и раньше замечал, что комната старосты, как и весь его дом, вылизана до скрипа — ни пылинки, ни паутинки, ни малейшей крошки он не замечал, но и у Цукасы тоже был небольшой бардак! Он нередко разбрасывал книги и другую мелочь по рабочему месту, не брезговал и забыть собственную кружку возле кровати, потому для Руи такая реакция была неожиданной. Ладно, он не прав. Нет, все-таки, в комнате блондина всегда было чисто... Какой бы, откровенно говоря, срач, они вдвоем не разводили, на следующий день Руи возвращался к юноше в абсолютный порядок. Никогда раньше он не краснел стыдливо перед друзьями за кавардак в комнате. Цукаса же пребывал в небольшом астрале, слушая запахи пыли и масла. Чуть оторопев, он приходит в себя. Быстрым шагом подойдя к дивану он спеша убирает с него пустые упаковки от еды и чертежи. — Ложись, — резким, почти приказным тоном, рявкает староста и указывает пальцем на диван. — Зачем? — недоумевает Руи. — Ты дурак? Ложись! — Тенма тут же перемещается за друга, ощутимо двигает его двумя руками к дивану. Камиширо не видит, но глаза блондина опасно сужаются, а он только намеренно понижает голос, продолжая: — Ты поминутно чихал всю дорогу, думал помрешь раньше, чем дойдем! И, должен напомнить, у тебя подозрение на температуру. Руи почти сразу же сдается, громко упав в мягкий диванчик. Ему все еще немного досадно из-за неубранного жилища. Механик прикрывает глаза и вдруг чувствует внезапное облегчение. Пока ребята шли до дома он вовсе не обращал внимания на ломоту и усталость в теле. Или они появились лишь сейчас? Цукаса коротко интересуется о местонахождении аптечки. Руи, подумав с полминуты, описывает маршрут до кухни, и староста скрывается в коридоре, не теряя ни минуты. — Почему гараж? — вполголоса староста вопрошает сам себя. От гаража к основной части дома вел длинный узкий коридор. Окон не было, Цукасу окружала беспросветная темь, с которой боролись только парочка тусклых лучей из конца пролета. Выйдя, парень очутился в просторной гостиной. Он все не унимался и говорил вслух: — Осталось найти кухню... Оглядев несколько открытых дверей, кухня обнаруживается достаточно быстро. Интерьер в доме совершенно отличается от комнаты Руи. А точно ли это комната? Светлые стены серого цвета, угловатые поверхности, бархатный пепельный диван и три белых торшера по периметру зала. Кухня несильно отличается от первой комнаты. С горем пополам Цукаса дотягивается до крайнего верхнего ящика кухонного гарнитура. В небольшой белой коробке юноша мгновенно находит градусник и некоторые лекарства, что могут пригодиться. Честно говоря, ему было достаточно неловко ползать по чужому дому, но Цукаса как мог убеждал себя, что раз все ради здоровья Руи, то ничего страшного и, тем не менее, голову никак не покидало легкое замешательство. Убрав аптечку на место, Тенма прикрывает за собой дверь на кухню и убегает обратно в гараж. По дороге брови его приобретают жалостливый излом, но уже с порога он глубоко вдыхает воздух, стараясь придать лицу безмятежное выражение. Неожиданно — даже сам Цукаса не знает почему — он прислушивается. За дверью царит такая тишина, что и войти блондин старается как можно глуше. Дверные петли чуть скрипят, осторожно староста подходит к другу. Тот даже не обращает на него внимания. Вдруг Цукасу охватывает волнение. От самых кончиков пальцев мурашки пробегают через все тело. Руи стало очевидно хуже. Глаза его закрыты, щеки побагровели, отчего и без того светлая кожа выглядела нездорово бледной, на висках выступили блестящие капельки пота. Цукасе была знакома эта картина. Он присаживается на корточки возле дивана и прикладывает ладошку ко лбу. Юноша ужасается — слишком горячий. Бережно треплет плечо, Руи с трудом приоткрывает глаза. Затуманенный взгляд ярких лимонных глаз растерянно изучает лицо перед собой. — Уснул? — отныне Тенма не может скрыть волнение ни в голосе, ни в мимике. Староста сразу же извиняется. Он хватает градусник, уже брошенный куда-то на пол, и нежными похлопываниями словно просит больного о чем-то. Долго ждать самой просьбы не приходится: — Поднимись, пожалуйста. Лениво Камиширо привстает на локтях. Цукаса протягивает градусник и после кроткого «возьми» вновь скрывается в коридоре. Недовольно проскрипев зубами, сунув градусник под мышку, механик усаживается на диване. За пару минут он успел задремать. Голова начинала побаливать. Совсем скоро блондин возвращается со стаканом воды и без предупреждения начинает стягивать с одноклассника серый свитер. Руи пришел в шок: — Что ты делаешь? — хрипит он. — У тебя температура, поэтому лишний раз перегреваться не стоит. Через силу они вдвоем стягивают с механика кофту. Цукаса принимается лепетать о здоровье, о том как важно за ним следить, Камиширо мог бы подумать, что его отчитывают, но уже учится читать товарища, голос которого заметно дрожит и скачет на пару тональностей выше обычного. — «Он не столько ругается, сколько беспокоится за меня,» — хоть и не в лучшем состоянии, но Руи улыбается от этого осознания. Всегда приятно, когда кто-то хочет искренне позаботиться о тебе, особенно если раньше это делали только родители и два единственных друга. Руи умиляется, а у Цукасы развивается полноценная паника. Больше двух часов Тенма хлопотал вокруг Руи, желая как только угодно облегчить симптомы зарождающейся простуды. Как мог вливал в Камиширо воду, менял влажный платок на лбу когда тот нагревался. Температура была самая омерзительная — еще не тридцать восемь, но и явно больше тридцати семи. Таблетками сейчас сбивать — не вариант, оставалось только по старинке "охлаждать" Камиширо сырыми тряпками, да собственными промерзшими руками. Все это время Цукаса изо всех сил пытался держать лицо, ибо показывать накатывающий страх вовсе не хотелось. Вскоре Руи уснул, а Цукаса уже не знал куда себя девать. Одновременно у него с души и упал камень — теперь можно паниковать не стесняясь, — и горло сковали тиски — сейчас, пока его "маленький пациент" спит, не получится узнать о его самочувствии. Черт. Черт! Парень в сотый раз за сегодня садится вплотную к дивану и тихонько укладывает на него голову. Если бы не этот урок физкультуры! Если бы он не принял тогда от Руи олимпийку! Если бы, если бы! Если бы он не был таким слабым тогда, Руи бы не заболел. Руи бы не мучился сейчас. Глаза его моментально тускнеют, в уголках скапливаются мерзкие режущие слезы. Стрессовая ситуация для Тенмы настолько, что пальцы начинают трястись. Он помнит, все помнит. Помнит, как сестра томилась в больнице месяцами, как в мгновение ока ей удавалось захворать, как маленькая Саки изнывала от боли в теле, как тяжело ей давались те дни. Цукаса навещал ее так часто, как мог. Он играл с ней, читал книжки, разыгрывал сказочные спектакли с сестринскими игрушками. Порой Тенме было легче, ее большие глаза искрились самыми яркими рубеллитами, переливались светлыми чистейшими кунцитами. Тогда ее старший братец сиял. Так хорошо становилось на душе, вот она — надежда. Вот-вот его драгоценная младшая сестра поправится! Жаль, что моменты такие бывали редко. Саки улыбалась почти каждую их встречу, но радужки ее меркли. Иногда Цукасе виделось, что он слишком громко крикнет, заденет сестренку и она сразу же зачахнет окончательно. Это было почти смертельно страшно. Ему совершенно не нравится наблюдать за болеющими людьми. Плечи парня пробивала мелкая дрожь, он был готов разрыдаться прямо сейчас и сбежать. И бежать, бежать, бежать отсюда! Поскорее домой, поскорее к сестре, к родителям, к безопасной комнате, где он мог просто закрыться и переждать особенно травмирующие моменты. Только и оставить Руи здесь он не мог. Не понимал, чего пугался больше... Остаться здесь с болезным или знать, что ему могло стать хуже. Поднявшись на ноги, Цукаса растирает заслезившиеся глаза и отходит от дивана. Бесшумно собирает по всему гаражу чертежи. За окном стремительно темнеет, однако свет он ни за что не включит. Руи может проснуться. Тихо, как мышка, Тенма убирает комнату. Практически ежеминутно Цукаса посматривает на спящего. — Почему ты каждый день меня волнуешь? Не устал еще? Он говорил достаточно громко. Был уверен, что Руи его не услышит. Постепенно успокоение начало обволакивать встревоженный разум. Вероятно, он просто начал принимать ситуацию. — Руи, — зовет Цукаса. — Руи, — он медленно приближается к Камиширо. — Руи, — изящная ладонь с длинными пальцами пианиста ласково-ласково поглаживает чужую макушку с сиреневыми волосами, — Руи, — волосы у Камиширо непослушные, немного вьются на концах, — не болей.