Мой новый репетитор слишком милый!

Темнота. Он совсем ничего не видит. Глаза удается открыть только с непомерным усилием. В них неприятно печет, голова гудит, Руи чувствует духоту и прохладу одновременно. Ему явно жарко, хотя понятно, что окно в комнате приоткрыто, и из него течет сладкий холодный ветерок. Глаза привыкают к темноте, теперь юноша может различить окружение. Он у себя в комнате, на диване. Горло першит от сухости, хочется срочно сделать пару глотков воды. Парень медленно встает. Мышцы ноют. Руи уже мысленно готов наступить на что-нибудь, прочувствовать боль в ноге, но реальность сталкивает его с пустым полом. Он ступает дальше: неторопливо, аккуратно, боясь все-таки споткнуться о любую деталь, но вновь ничего. Камиширо добирается до двери. Обессиленный, он выползает в коридор. И здесь темно. Дальний выход в гостиную закрыт. Когда же Руи дотягивается до ручки, глаза режет яркий свет, отчего парень сразу жмурится. Из кухни шумят посуда и разговоры. За столом трое. Первая, кто попадается Руи на глаза — мама. — Мам? — ныне он замечает отца и... Цукасу? — Вы уже вернулись? Айко тотчас вскакивает и спешит приобнять сына. — Проснулся, — вздыхает женщина, проверяя ладонью температуру лба Руи, — как себя чувствуешь? — Не волнуйся, мам, — юноша отправляется за стаканом воды. Она, свежая и охлаждающая, словно Божья роса. Это не просто глоток воды — это дар свыше. Мозг Руи включается в работу. В голове появляется много вопросов, например: сколько он спал, раз родители уже дома? Который час? Почему Цукаса здесь? Почему, в конце-то концов, он так плохо себя чувствует? Заболел из-за того, что ненадолго остался без кофты? Возможно ли это вообще?.. — Цукаса-кун, — решается он, — почему ты здесь? Цукаса, прежде бесшумно приглядывающий за Руи, спокойно отвечает: — Как это? Ты заболел, разве я мог оставить тебя одного? Сердце Руи пропускает удар. — «Не мог меня оставить?» — недоумение захватывает: — «Цукаса-кун волнуется за меня настолько, что остался до прихода мамы с папой?» Как же непривычно. Парень давно не болел и совсем отвык от такой трепетной заботы. Более того, только родителей, Мизуки и Нене раньше интересовало его самочувствие. Другим, коли захворал, дела особо не было — Руи банально не имел близких связей с остальными. Теперь за Камиширо беспокоится еще один человек. Это... Достаточно трогательно. Руи бесспорно благодарен. Больной вздрагивает, как только Тенма поднимается из-за стола. Блондин почтительно кланяется господину и госпоже Камиширо. Супруги вежливо благодарят юношу и уверяют, что Цукаса может посещать их дом в любое время: — Будем рады видеть тебя снова, Тенма-кун, — Нобуо пару раз хлопает парня по плечу. В теплом свете ламп сиреневые волосы мужчины переливаются персиковыми бликами,— серьезно, заходи еще. Ты очень милый ребенок, я бы хотел поболтать с тобой побольше. — Огромное спасибо, Камиширо-сан, — Цукаса мягко улыбается. На радужки его падает холодная тень, окрашивая их в почти винно-бордовый оттенок, но контрастно сверкает искорка в темных глазах. — И Вам, госпожа, спасибо за гостеприимство, — блондин поворачивается к Айко. Родители долго прощаются со старостой, а когда Цукаса покидает кухню, Руи бросается за ним: — Я провожу Цукасу-куна. Он застал Цукасу уже у самой двери. Хотел было сказать спасибо, но товарищ опередил его. Руи замер. Цукаса не улыбался так же, как тогда, при родителях. Выражение лица его было напряженным, светлые брови опустились, а в глазах застыла такая тоска что, казалось, случилось нечто непоправимое. У двери мрак, свет из гостиной и кухни сюда просто не доходит. Голос Тенмы тихий и низкий, наполнен тревогой, непониманием. — Руи, — тонкой ладонью с молочной кожей он касается лба Камиширо, — только попробуй разболеться. Получишь. — А... Да. На секунду механик вовсе забыл, как дышать. От лба рука Тенмы поднимается выше, зарываясь длинными пальцами в лохматые волосы. Цукаса поглаживает макушку бережно, боится надавить чересчур сильно. — Я пойду, — внезапно обрывает он. В ту же секунду Руи чувствует разочарование. Пойдет? Так быстро? Нельзя задержаться еще чуть-чуть? — «Нет, Цукаса-кун был со мной все это время. У него точно были свои дела, но он не бросил меня. Я должен отпустить его.» Камиширо тянется к чужим плечам, но блондин уже вышел, хлопнув дверью. Цукаса даже не обнял Руи перед уходом. — «Неужели я помешал каким-то планам Цукасы-куна? Или я сильно утомил его? Ему было очень неприятно находиться рядом со мной?» Головная боль усиливается. Грудную клетку нехорошо сдавливает, дышать уже не так легко, как раньше. Сердце ноет. Чувство вины пожирает Руи изнутри. Он расстроил Цукасу. Разочаровал. Вымотал, разозлил, что-угодно. То были очевидно не позитивные эмоции. Что он может сделать? Что он может сделать? Что он может сделать для Цукасы? Весь оставшийся вечер Руи спал беспокойным сном. Он часто просыпался: не то от температуры, не то совесть и негативные мысли никак не давали расслабиться. Нормально уснул он через пару часов. *** Дверь хлопнула. Цукасе пора домой. Юноша совсем нахмурился и быстрым шагом направился прочь. На улице прилично стемнело, фонари не стесняясь слепили, а под ними, у самых ламп, летали мотыльки и стрекозы. Ну и мерзость. В траве и кустах стрекочут цикады. Уже не так громко, как летом, но достаточно, чтобы Цукаса их заметил. Ну и мерзость. Он плохо обошелся с Руи. Очень плохо. Цукаса хотел сказать не «Заболеешь — получишь», а «Я переживаю, не болей». Почему не смог? Чего он побоялся? Быть слишком мягким? Побоялся самого факта болезни? Он сбежал. Даже не обнял на прощание, хотя всегда делал это. Руи болеет. Он нуждается в его поддержке, а не пассивной агрессии. Цукаса знает, что поступил ужасно. Он испугался, смутился, но скрываться за злостью — обычное дело для него. Неужели это оправдание? — Нет, — бормочет он себе под нос. Нет, не оправдание. Нужно выражать свои чувства, а не прятать их за непонятными масками. Так он сделает только хуже. Ну и мерзость. — «Руи дорог мне, я не должен был так поступать,» — он зол исключительно на себя, — «это уже второй раз за сегодня. Я должен говорить о своих чувствах прямо, я должен показывать их такими, какие они есть.» — «Я обижаю его своей наигранной злостью.» Ужасно, ужасно. Тенма ускоряет шаг. Уйти, попасть домой прямо сейчас — вот его цель. — Я поступил отвратительно! Это правда. Но Цукаса знает, что может извиниться. Руи — особенный. Ради Руи он готов измениться. Нет, он сделает все, чтобы измениться. Парень даже не помнит, как дошел до дома. Его тепло встретила семья, но настроение было никудышное. Цукаса завалился на кровать без промедлений. Ужинать он не стал, да и за домашнюю работу так и не сел. Вместо этого думал, как исправиться. Свет в комнате блондин не включал. Он достал из шкафа благовония и зажег одну палочку. Успокаивало. Аромат распространяется по комнате, тянет за собой глубокие древесные ноты, невесомую сладость. Цукаса слушает запах. Вкусно. Одежда Руи пахнет чем-то похожим. Он извинится, все будет хорошо. Да, повел себя не так, как сам хотел; да, испугался своих же воспоминаний и убежал. Но... Он верит в Камиширо, верит в себя. Он сможет все исправить, и Руи поймет его. Мысли в голове путаются. Они похожи на паутину: в них много странных переплетений, в них легко попасться и сложно выбраться. Цукаса случайно останавливает беспросветный взгляд на палочке благовоний, когда в сотый раз рассматривает собственную комнату. Она догорела и успела остыть. Все будет в порядке. Да, все точно будет в порядке. На следующий день Цукаса отмечает присутствующих учеников. В графе «четверг» рядом с пятнадцатым учеником в списке числится минус. Руи не пришел. Однако, есть небольшая проблема... Что ж, похоже, придется обратиться к той девушке. — «Кусанаги-чан, да?»