Before Our First Case

      Уилл уже стоял в холле музея, нервно поправляя галстук, который давил на шею, не давая спокойно сделать вдох. Он крутил в руке телефон, смотрел на часы, а после начал ходить туда-сюда, чтобы не привлекать внимания, хотя тем, что начал ходить — привлек его еще больше. Стоя у входа в выставочный зал, Уилл начинал нервничать от большого количества людей, которые пришли не столько ради искусства, сколько из-за желания заявить о своём «отменном» вкусе. Он тревожился от того, что Дени опаздывала, в этом не было чего-то предосудительного, но это напрягало и заставляло нервно оглядываться вокруг. Люди уже толпились у входа в галерею, когда ему пришло сообщение от девушки со словами: «Прости, Уилл, мне пришлось срочно покинуть город. Посмотри выставку без меня. Когда приеду — встретимся».       Уилл ничего не почувствовал, просто легкое беспокойство и неуверенность в себе, которая стала более выраженной. Его снова отвергли, узнав о его особенности, хотя это сообщение и носило очень дружелюбный тон, не вызывало сомнений в истинности. Он вошел в зал вместе с другими людьми и решил, что пойдёт в обратную сторону, чтобы не быть частью светского общества, для которого и была организована выставка с последующим представлением в виде новой работы художника. Билеты были действительно дорогими, и многих людей вряд ли интересовало искусство авангарда, но здесь разливали шампанское и беседовали о самых непринужденных вещах, которые Уилла абсолютно не заботили. Он смотрел на эти произведения и не понимал в чем их суть. Эти полотна казались такими похожими, но все же различными: его не волновали цвета, фактура, композиция, которая, безусловно, вызывала странные чувства от нагромождения деталей, которые смешивались воедино, создавая своеобразную текучесть элементов, подобную четырехмерному пространству. Уилла заботили чувства, он буквально проникал в сознание художника, испытывая все те эмоции, что порождали эти картины. Многие были написаны не то в алкогольном опьянении, не то в наркотическом экстазе, отчего кружилась голова и начинало тошнить, другие — более темных оттенков, — вызывали тревогу и нечто прискорбное. Уилл отвлекся от разглядывания полотна лишь на мгновение и увидел Ганнибала, вежливо обсуждающего событие в окружении элиты. Доктор сделал вид, что не заметил его, продолжая беседовать, но уже в следующую минуту, Уилл почувствовал его присутствие рядом. — Мистер Грэм, — приветственно произнес доктор, — очень неожиданно видеть вас здесь. Увлечены живописью авангарда? — Не совсем. Не понимаю этого. По мне реализм куда лучше. Однако здесь, несмотря на нагромождение элементов, скрыто много чувств. — Вы порядком расстроены. Это связано с картиной или чем-то личным? — Всего понемногу, — Уилл не желал говорить о себе, поэтому задал встречный вопрос, — Вы не похожи на человека, которого интересует именно это направление в искусстве, у вас явно выраженное презрение. Возможно, вы далеки от этого, а возможно вам неприятен художник — мистер Одли. — Вы проницательны, Уилл. И вы правы по обоим аспектам. Авангард я нахожу безвкусным. Как вы к нему относитесь? — Ничего не могу сказать. Абсолютно далек от этой темы, доктор. Пожалуй, искусству я предпочел бы природу, — Уилл заметил, что ему хочется говорить с Ганнибалом, поэтому продолжил, меняя тему, — И все же в этой картине много не высказанной боли. Художник скорбит, испытывает страх перед неизвестностью, он потерял кого-то, потерял вдохновение, потерял смысл. — Вы удивительны, Уилл. Мистер Одли потерял жену, а после написал это полотно в честь ее имени, это ударило его в самое сердце, оставив несоразмерный с жизнью шрам. — Как она умерла? — Уилл посмотрел на мужчину и на несколько секунд завис на губах, а после смущенно отвел глаза в пол. — Она попала в аварию, машина сгорела и она вместе с ней. Довольно-таки громкое дело, неужели не слышали? — Я не интересуюсь несчастными случаями. Пусть это звучит цинично, но это скучно. — Это не несчастный случай. Есть версия, что он убил её. Вы знали, что отец миссис Одли оставил ей огромное наследство, которое уж очень понадобилось ее мужу, да и после смерти он писал эту картину не столько из-за скорби, сколько из чувства вины, а они очень уж похожи, не находите? — Вы полагаете, что он подстроил аварию. — Более того, с помощью огня он скрыл доказательства своей причастности. Так что мистер Одли не совсем тот за кого себя выдает. — Впрочем как и вы, — Уилл снова посмотрел на мужчину перед собой и заметил веселую улыбку и не менее любопытный взгляд карих глаз. — Как и вы, — это было флиртом, который граничил с угрозой, — Вы интересны мне, Уилл. — А вы мне нет. — Я стану интересным, поверьте, — Ганнибал улыбнулся, это было искушение, было не поддельное любопытство, которой вызывал трепет, — с вашего позволения, пройдемте к следующему полотну.       Они продолжили прогулку по музею, перемещаясь из зала в зал, останавливаясь лишь напротив некоторых картин. Уилл был на удивление спокоен в компании с Ганнибалом, порой даже ловил себя на мысли, что ему стало уж слишком комфортно с ним. Он не давил, не начинал говорить без повода или пока сам Уилл этого не захочет. Их последующая беседа касалась в основном творчества и в конечном итоге Уилл заявил, что всё, что есть на выставке более чем бездарно, а Ганнибал с улыбкой подтвердил его слова, лишь слегка качнув головой, чтобы не показаться грубым. И Уилл усмехнулся, понимая, что тот согласен с ним. Настроение профайлера заметно улучшилось, он уже и забыл, что Дени не приехала. Ближе к концу выставки люди начали собираться у центрального зала, до этого закрытого от глаз гостей.       Мартин Одли так и не появился, чтобы представить новое произведение, и как бы ему ни звонила менеджер и по совместительству любовница, дозвониться до пропавшего художника она не могла. Не оставалось ничего кроме как самой представить полотно. Уилл же, до этого расслабившийся, почувствовал себя крайне странно, особенно, когда к нему и к Ганнибалу подошла миссис Комеда. Грэм практически не общался, лишь поздоровался и представился, остальные темы касались непосредственно мистера Одли, и именно женщина предположила, что он не явился из-за бурной ночи. Когда люди вошли в зал на презентацию, Ганнибал предложил место рядом с собой, в самом центре зала в первом ряду, и Уилл, конечно, согласился. Лучше уж оставаться рядом со знакомым человеком, чем сидеть с теми, кому вообще не стоило бы доверять. Уилл изредка смотрел на мужчину рядом и присматривался. То, что тот был непоколебимо спокоен было ясно, ибо хирург не может быть эмоциональным. Он сидел выпрямившись, гордо подняв подбородок и устремив взгляд на привезенную сюда сцену, со всех сторон накрытую тканью. — Это должно быть феерично. — начала женщина, сидевшая рядом с ними, — Говорят, что мистер Одли создал интерактивную картину, поэтому она находится в стеклянном ящике, чтобы не запачкать зрителей краской. — Или кровью, — прошептал про себя Уилл. Никто не услышал этой фразы, кроме Ганнибала, улыбнувшегося уголками губ, совершенно незаметно. Уилл просто вспомнил про историю, рассказанную Ганнибалом и мгновенно пришла ассоциация именно с кровью. Он не желал как-то оскорбить или привести окружающих к сомнениям, и без этого казался странным и очень одиноким. — Что, Уилл? — Ганнибал сделал вид, что не расслышал, а Грэм просто помотал головой, молча разглядывая любовницу Одли, которая распиналась перед аудиторией, чтобы не выставить мужчину подлецом, который забрал деньги и даже не выступил перед светским обществом.       Она объявила о начале шоу и попросила аплодисменты, чтобы под восторженные овации механизмы начали поднимать бордовую ткань, которая покрывала черный ящик с затененным стеклом, которое становилось прозрачным при нажатии на кнопку. Ее взгляд был обращен к зрителям, пока девушка говорила про концепцию произведения, вот только овации стихли, а на лицах людей отразился ужас от увиденного. Уилл завороженно смотрел на «творение» и на его лице не промелькнула ни одна эмоция, а внутри все похолодело. Не было сомнений в том, кто являлся автором.       В центре ящика на темном фоне, который был освещен лишь софитами, стоял обнаженный по пояс человек, с одного плеча его свисала белая ткань. В одной его руке красовался серебряный меч, закрепленный там с помощью тонкой веревки, почти незаметной, а второй он держал голову уже убитого Мартина Одли. На полу лежало его тело. Оба мужчины были мертвы, холодный оттенок кожи первого, прозрачные глаза и кровоподтеки на шее, говорили об асфиксии, однако умер он вероятно от потери крови. А из головы художника до сих пор капала кровь, оставляя пятна на полу. Самым примечательным во всем этом было другое — должно быть, девушка не заметила, что в главной роли на картине был сам художник, поэтому нажала на следующую кнопку и с потолка короба посыпались лепестки красных роз. — Как будто с полотен Караваджо… — проговорила миссис Комеда, от испуга схватив Ганнибала за руку.       Все вокруг засуетились, началась паника. Журналисты без сомнения начали все это фотографировать, представляя насколько большим будет ажиотаж среди общественности. Это громкое дело. Еще одно, принадлежащее Чесапикскому Потрошителю. Людей попросили покинуть помещение, и все уже продвигались к выходу и только Уилл задержался дольше, чем следовало бы. Поднявшись с сиденья, профайлер увидел, что в той луже крови виднелись лепестки белых роз, когда все остальное пространство было окрашено в бордовый.       Он видел его. Видел его чувства. В картине Караваджо искусствоведы находили различные смыслы, подкрепленные либо философией, либо непосредственно личной жизнью самого творца. Но здесь было нечто другое. Потрошитель насытил эту «картину» любовью. Неразделенной любовью. Уилла отвлек голос Ганнибала, он звал его, а после прикоснулся к плечу, чтобы встряхнуть и привести в чувства. — Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросил мужчина, а Уилл просто молчал, начиная тонуть в глазах цвета янтаря. Безопасность. Вот, что он испытал в тот момент, находясь рядом с ним, ведь до этого профайлера охватил страх, что это еще одно обращение к нему, что за ним следят и вероятно внимание Потрошителя обращено также к нему. — Я… Я в порядке. Нам нужно уходить, да? Просто со мной такое случается, — он проморгался и вздрогнул, отчего Ганнибал проводил его к выходу, не касаясь спины, но держа руку позади.       Уилл не заметил, как оказался возле Бентли и долго смотрел перед собой. Ганнибал стоял рядом, пытаясь привести Грэма в чувства, но тот все еще был не здесь. Это была нормальная реакция на ненормальную ситуацию, и все же профайлер по полной мере ощутил его присутствие. — Уилл, ассоциации приходят быстро и ваши фантазии становятся слишком реальными. Думаю, мне следует отвезти вас домой. — Нет. Доктор Лектер, я в порядке, просто не нужно меня анализировать. Все хорошо, правда — Уилл чувствовал, что слишком сильно дерзит, слишком резко реагирует на заботу этого мужчины и потому закрыл лицо, чтобы осознать случившееся в музее. Доктор же больше не давил, но все еще пытался успокоить его. — В любом случае я не настаиваю, Уилл, но с той аварии прошло всего-то два месяца и, исходя из вашего психического состояния, я лишь предложил свою помощь. Мне бы не хотелось встретиться с вами вновь у операционного стола. — Вы хотите снова встретиться? — Уилл усмехнулся, но это было сделано не со злобой, скорее, он просто пытался остановить подступившие к глазам слезы. Он присутствовал на убийствах и раньше, составлял профиль нападающего, видел все эти детали, ощущая то, что чувствовал убийца. Уилл часто просматривал фотографии из дел ФБР, которые находил в архивах и прочие вещи, но никогда не присутствовал на месте преступления настоящего маньяка. Все на фотографиях и видео, а теперь он оказался там не официально и эмоции слишком сильно взяли верх над его рассудком, отчего он начинал грубить и не осознавал своих действий. И все же он продолжил: — Вряд ли вам понравится общаться с местным сумасшедшим, доктор Лектер. С кем бы я не стал встречаться, со временем меня начинают избегать, особенно, когда я поднимаю завесу. — Возможно, эти люди не из вашей категории. — У вас же исключительно научный интерес, не так ли? Вам кто-то рассказал обо мне. Смею предположить, что Алана. Вам будет не интересна моя компания, после того как вы поковыряетесь в моих мозгах. — Вовсе нет. Уилл, я нахожу вашу компанию интригующей и безмерно желаю стать вашим другом. — Что ж, к сожалению, я не ищу друга, — Уилл почувствовал себя еще более странно после сказанного. Он хотел найти друга, хотел найти того, кто способен был бы понять его и принять, но внутренняя неуверенность и страх перед предательством или привязанностью отталкивали его от создания прочных социальных связей. Он и сам казался всем вокруг социопатом, который способен был на убийство, и да он точно был способен, вот только игнорировал эти желания, ловил себя на них, но не поддавался, стараясь казаться лучше, чем был на самом деле. Уилл не знал, правда ли Дени просто уехала домой из-за чего-то серьёзного или все-таки осторожно бросила его, испугавшись. Он бы не стал винить её, но внезапность случившегося настораживала. — Уилл, в таком случае могу предположить, что вы сами отталкиваете людей. Простите мне эту прямолинейность. До свидания. — Ганнибал протянул ему визитку, а после оставил наедине с собой.       Он знал, что профайлер сейчас взволнован и растерян, это было понятно с самого начала «представления» из-за разрушенных на вечер планов. Должно быть, Уилл надеялся, что Дени напишет ему, объяснит что случилось и вернётся, но Ганнибал точно знал, что этого не произойдёт. Ему нужен был весь Уилл. И сейчас он собирался уехать: подошел к двери со стороны водителя и открыл её. Профайлер все еще стоял около машины и прижимался спиной, сложив руки на груди, а Ганнибал считал секунды, перед тем как дверь автомобиля открылась и Уилл все-таки сел на пассажирское сидение. — Ты прав, — профайлер принял это решение с сомнениями, легко хлопнув дверью, а брови Ганнибала на секунду поднялись, а на лице застыла довольная, почти незаметная ухмылка.       Его мысли в тот момент были полностью отданы Чесапикскому Потрошителю, поэтому он избегал реальных людей, конкретно Ганнибала, ведь только он проявлял интерес. Да, он являлся высокомерным, самолюбивым и экстравагантным, но казался заботливым и надежным претендентом на дружбу. Хотя это и звучало так, будто Уилл здесь претенциозный и высокомерный, он все же был скорее запутан и искал действительно подходящего человека, борясь с проблемами доверия. Он хватался за тех, кто проявлял заботу о нем и привязывался, а после страдал от собственной чувствительности и порой разбитого сердца. Так случилось с Аланой и теперь по-видимому с Даниэлой. — Что заставило тебя передумать? — Я же уже сказал, что ты прав. Я действительно избегаю людей, потому что меня слишком часто бросали из-за «дара», и поэтому я одинок. — Уилл закрыл лицо руками и глубоко вздохнул. — И ты решил довериться мне? — Я хочу тебе доверять. Да, ты кажешься таким социально активным, открытым к людям, постоянно ходишь в этих костюмах, — он указал рукой и продолжил, — но сегодня я разглядел в тебе кое-что, когда ты подошёл ко мне. Они тебе не интересны. Те люди из светского общества, с которыми ты общаешься, лишь способ получить поддержку и избежать одиночества, которое очень уж схоже с моим. — Ганнибал слушал его внимательно, понимая, что Уилл составляет его портрет. Проницательно, но очень опасно. Профайлер мог сказать нечто, что заставило бы Ганнибала убить его, но Уилл остановился в своем анализе и посмотрел на Ганнибала. — Я рад, что ты разглядел во мне равного, но прошу, Уилл, впредь не анализируй меня, раз уж сам просил этого не делать с тобой, — он завел двигатель и бросил очередной взгляд в сторону профайлера. — Теперь ты понимаешь меня, да? Я становлюсь вредным, когда меня анализируют… — И мстительным, — Ганнибал усмехнулся, а следом это сделал и Уилл, понимая, что ему очень легко общаться с этим мужчиной.       Дорога выдалась долгая: то ли потому, что Ганнибал вел даже машину педантично и осторожно, то ли потому, что хотел провести еще больше времени рядом с профайлером. Уилл половину пути просто молчал, наблюдая за меняющимися пейзажами. Сдержанность доктора и безэмоциональная обстановка в салоне, дополненная классической музыкой, вызывали у профайлера внутреннее спокойствие, которое нарушалось лишь собственными размышлениями об убийстве. Он так и не понял, почему покинул здание так быстро, либо не хотел выступать в качестве свидетеля, когда приехали люди ФБР, либо испугался собственных эмоций в тот миг. С Ганнибалом он чувствовал себя в безопасности, будто тот мог без проблем встать на его защиту. Испытывать подобное чувство к мужчине было в новинку и даже напряженно. — О чем ты думаешь, Уилл? — Об убийстве. Эта работа Потрошителя другая, как и предыдущая. Насколько мне известно в картине Караваджо не было роз, а значит, что он дополнил её. Это было проявление внимания или что-то подобное. — Тебя навели на мысль об этом лепестки роз, что, словно снег, упали на землю, кружась в своеобразном вальсе? — красноречиво описал Ганнибал, а Уилл с недоумением прикусил губу, пытаясь определить к чему эта лиричность, — Думаешь, что Потрошитель влюблен? — спросил Ганнибал, чтобы убрать тень недоразумения. — Я не знаю. Возможно. Человек, которому он посвящает эти работы вдохновляет его, заставляет бороться. Там же была ревность, очень грубая и страстная, он проявил ее с холодной жестокостью, будто некто заслуживал наказания, но не за грубость, а за преданную любовь. Одли изменял своей нынешней девушке с тем парнем, да? Причем насколько я помню его лицо, ему не больше семнадцати, — Ганнибал восхищался им, слушая про самого себя и понимая, что Уилл видит насквозь Потрошителя, видит в его личности эти перемены, видит его замысел. — Не знаю, Уилл. Я не особо хорошо общался с мистером Одли. Почему ты решил, что это связано с преданной любовью? — Та девушка будто узнала юношу и только после закричала от ужаса. Черт. — Уилл снова закрыл голову руками. — Что-то не так? — Это был ее брат.       Бинго! Ганнибал не показывал чувства гордости за Грэма, но его любопытство переходило все границы. Он сделал вид, что удивлён, подняв брови и коротко взглянув на профайлера, когда тот уже отпустил ситуацию и снова замолчал. Молчание не напрягало их, оно добавляло моменту интимности и интриги.       Уилл до сих пор считал, что Ганнибал не интересен ему. Возможно, он дал им шанс подружиться, но считал, что доктор быстро отступит, когда узнает его поближе. Профайлер четко видел, что перед ним педант, который контролирует все в своей жизни, так что в тот момент, когда он увидит разбросанные по полу носки или крошки, застрявшие в диване, или не дай бог пятно на его старом кресле в гостиной, то без сомнения решит, что наверное погорячился на его счет и уйдет. И именно по этой причине Уилл начал говорить про преступление в музее, чтобы смутить того или напугать, но Ганнибалу будто было абсолютно без разницы, хотя что-то горело в его глазах, некоторая тайна, которую он держал внутри. Более того, Уиллу показалось, что он упивался картиной, когда все вокруг паниковали и плакали, хотя Ганнибал и вел себя сдержанно, но делал вид, что случившееся не допустимо. Вот эта часть личности доктора Лектера его завораживала, что-то было в ней особенно темное, будто густой туман окутывал его.       Они добрались до Вулф Трэп к закату. Машина Уилла осталась в Балтиморе, поэтому он планировал утром доехать на такси и забрать её. А пока что продолжал сидеть в Бентли и стучать пальцами по колену, отбивая ритм какой-то песни, которая бы точно не понравилась Ганнибалу. Уилл действительно продумывал план по тому, как отвадить доктора. Да, это было бы грубо, да, это не имело места быть, учитывая внимание и заботу, которую проявлял Лектер, да, это не стоило того, однако кто смог бы остановить его от такого желания, ведь им нужно потворствовать. Уилл может и чувствовал себя подлецом, но не до конца осознавал откуда в нем столько желчи, почему он ведёт себя столь странно.       Они холодно попрощались и все, что мог сделать Уилл, оказавшись в доме, это позвонить Дени, но ему никто не ответил. Уже тогда закралась мысль, что что-то не так. Перед сном Уилл немного поработал над текстом диссертации, благодаря которой мог бы без проблем получить официальную работу в Куантико. На самом деле за два месяца жизни в пригороде Балтимора с ним случилось больше событий, чем за последние пять лет жизни в Луизиане, он поэтому и решил остаться здесь и написать заявление об увольнении еще неделю назад. Просидев в компьютере до двух часов ночи, Уилл уснул прямо за столом, но все же минут через пять добрался до кровати и рухнул без сил.