Саламандра

      В день похорон миссис Ли природа словно взбесилась.       В последнюю неделю погода стояла прекрасная: солнце светило уже совсем по-летнему, воздух прогрелся так, что даже по ночам было тепло, небо радовало глаз чистой лазурью, а в парках вовсю цвели цветы. В те моменты, когда Феликс выныривал на поверхность из той пучины скорби, отчаяния и безысходности, в которой он так внезапно оказался, и видел как все радуются погожим денькам, ему хотелось наорать на глупых людей. О какой радости могла быть речь, когда его бабушка умерла? Он ненавидел всех, кто выглядел хоть немного счастливым. Его тошнило от улыбок, от смеха, от весёлых разговоров мимо проходящих людей, беспечно болтающих о какой-то нелепой чепухе. Если бы это ему хотя бы немного помогло, он бы с удовольствием набросился на таких глупцов, отлупил бы до разбитых в кровь костяшек, осыпал ругательствами или зашвырял камнями.       Горе сделало его кровожадным, однако рассудок до такой степени он не потерял. Можно было с утра до вечера срываться на других, но бабушку все равно этим не вернуть. Да и к тому же, несмотря на агрессивные мысли, Феликс никому бы не смог причинить боли — это вовсе не было присуще его натуре. Он всегда был слишком добрым и мягким. Единственный, кто постоянно страдал по его вине — это Чанбин.       Феликс начинал себя ненавидеть за то, что собственными руками рвет сердце парня на мелкие кусочки. Он раз за разом говорил Чанбину гадости, обвинял его во всем, чем только можно, даже один раз выплеснул на него стакан воды.       Друг оказался ещё более упрямым, чем думал Феликс. Он молча сносил все нападки и продолжал везде ходить за ним следом. Он даже взял на себя переговоры с похоронным бюро, потому что Феликс не мог заставить себя перешагнуть порог здания, в котором предоставлялись ритуальные услуги. Он мялся у входной двери, а сам находился на грани обморока вкупе с панической атакой, и тогда Чанбин полуобняв его за плечи, отвёл к ближайшей скамейке и усадил на нее, пообещав, что все уладит сам.        Феликс знал, что на друга всегда можно положиться. Его переполняла бесконечная благодарность, но всё что он мог сказать это сухое, почти неслышное «спасибо».       Чанбину хватило и этого.        Больше всего хотелось наплевать на Бена, отпустить контроль и вверить себя его заботливым рукам. От души нарыдаться на его плече, рассказать как больно и как плохо ему после смерти бабушки, объяснить как боится, что Бен выполнит свои угрозы, попросить прощения за свое поведение, ну и, конечно, признаться в своих чувствах. Им о стольком надо было поговорить…        Но Феликс не мог позволить себе такую роскошь. Он не мог рисковать человеком, которого любит. Если Бен лишит его Чанбина, то смысл жизни окончательно будет потерян. Поэтому приходилось сжимать зубы и продолжать вести себя как последняя неблагодарная мразь.        — Не приходи завтра на похороны, — Феликс даже не повернулся, чтобы посмотреть на друга.        Он шел пешком от самой пожарной станции, где написал заявление на недельный отпуск. Ему требовалось время, чтобы похоронить бабушку и хотя бы немного прийти в себя, а уже потом возвращаться к работе. Чанбин, конечно же, увязался следом, следуя за ним как тень. Феликс кожей чувствовал встревоженные взгляды, которые прожигали ему спину, но друг молчал. Наверное, понял, что лучше ни о чем не говорить и ничего не просить, потому что каждый раз получал в ответ, в лучшем случае, полный игнор, в худшем — обвинения вперемешку с оскорблениями.        Сейчас, когда Феликс стоял на крыльце своего дома и уже держался за ручку входной двери, он решился на отчаянный шаг. Чанбин должен уже понять, что им нужно оставить друг друга. Забыть, вычеркнуть из жизни, вымарать из воспоминаний. И пусть Феликс сам делать это не собирался, но ему надо было подвести к этому Чанбина.        — Почему? Я тоже любил твою бабушку, — запротестовал тот. — Я имею полное право быть на ее похоронах.        — Сколько раз мне надо повторить, чтобы до тебя наконец-то дошло, что я не хочу тебя видеть? — Феликс тяжело вздохнул и повернулся к другу, нацепив на лицо презрение. — Меня тошнит от одного твоего вида. Завтра предстоит тяжёлый день, не хочу, чтобы мне было ещё хуже из-за того, что ты будешь маячить рядом.        В темных глазах Чанбина мелькнула такая боль, что Феликс почти сорвался. Он был в шаге от того, чтобы извиниться. Сердце толкало его на то, чтобы броситься к парню в ноги и умолять простить за все злые слова, что тот услышал в свой адрес. Хотелось рассказать о том, что Чанбин — единственная причина, по которой он ещё не сошел с ума и кое-как держится на плаву, несмотря на все удары судьбы.        Но делать этого было нельзя, поэтому Феликс стиснул зубы и сжал кулаки, прикладывая нечеловеческие усилия, чтобы не выходить из своей роли. Со стороны же казалось, что он с трудом сдерживает себя от злости.        — Уходи, — процедил он, пока Чанбин не начал возражать. — И только попробуй завтра явиться на похороны — сразу же об этом пожалеешь!        Феликс снова повернулся к двери и вставил ключ в замочную скважину. Точнее попытался это сделать. Руки дрожали и пальцы не хотели слушаться, поэтому он как слепой котенок тыкался в дверь ключом, в тщетных попытках ее открыть и спрятаться под защитой стен дома. Там можно было хотя бы немного расслабиться.        Позади послышались шаги, и буквально через секунду руку накрыла теплая ладонь. Чанбин стоял так близко, что Феликс чувствовал спиной, как вздымается от дыхания его грудь. Сердце загрохотало где-то в горле, готовое вот-вот выпрыгнуть. Надо было сделать хоть что-то: оттолкнуть, наорать, убежать — все лучше, чем стоять истуканом и ловить секунды близости. Феликс сглотнул.       Надо было срочно приходить в себя.        — Я же сказал… — не особо уверенно начал он.        — Можешь говорить, что угодно, — Чанбин обнял его за талию свободной рукой, а другой помог вставить ключ в скважину. — Я не верю ни единому твоему слову, Ликс. Ты не сможешь от меня избавиться. Я все равно буду рядом.        Чанбин легко провернул ключ и, больше ни слова не говоря, ушел. А Феликс ещё долго стоял на крыльце, глотая горячие слезы, что помимо воли катились из глаз. Больше всего на свете он хотел, чтобы Чанбин и правда всегда был рядом.       Вот только его желания не совпадали с возможностями.       На следующий день с самого утра в небе клубились темные тяжёлые тучи. Никто даже не удивился, что в итоге пошел дождь, стоило процессии оказаться на кладбище.       Для Феликса все происходящее превратилось в темную бесформенную массу людей в траурных одеждах под черными зонтами. В этой размытой картине иногда мелькали белые пятна — розы, что сотрудники похоронного бюро раздали всем присутствующим, чтобы бросить на опущенный в могилу гроб.        Кажется, он что-то говорил в память о бабушке. В глубине души его удивляло то, как у него вообще получалось ворочать языком и шевелить губами. Как будто в него вселился чей-то дух, чтобы помочь ему не превратиться в размазню и достойно проводить бабушку в последний путь.        Он первым подошёл к могиле, чтобы бросить розу. То ли от налетевшего пронизывающего ветра, что чуть не вырвал зонт из руки и бросил в лицо дождем, то ли от сдающих нервов, Феликс мелко затрясся, сжимая в руке цветок. Он словно снова превратился в худого забитого мальчишку, которого вечно колотила мать.        Бабушка была для него единственной спасительной гаванью, пока не появился Чанбин. Она как могла защищала его от матери, покупала новую одежду и обувь, кормила и разговаривала с учителями, потому как больше никому не было до него дела.        Мать считала его своей ошибкой, ярмом на шее, и если бы не пособие, которое она получала по программе помощи нуждающимся семьям с детьми, то давно выкинула сына на улицу, как совершенно ненужную вещь.        Впрочем, она часто любила повторять, что помимо денег от Феликса была еще одна польза — он был отличным способом для того, чтобы выпустить пар. Плохое настроение, проблемы с деньгами, ломка от неполученной вовремя дозы кокаина, а потом и героина, очередные неудавшиеся отношения — Феликс становился для нее мальчиком для битья абсолютно за любую мелочь. До десяти лет он постоянно ходил в синяках, пока не научился уворачиваться от ударов и вовремя сбегать из дома, завидев мать в плохом настроении. Только когда они переехали в Фэрфакс, где жила бабушка, ему стало намного легче.        Феликс перевелся в новую школу, познакомился и подружился с Чанбином, окончательно переехал жить к бабушке после смерти матери, и только тогда вдруг почувствовал себя счастливым.       Теперь же он как будто возвращался в свои самые темные времена, когда в нем жили постоянный страх, беспомощность и отчаяние. И сейчас, стоя на кладбище перед только что выкопанной могилой, куда опустили гроб с телом бабушки, он понял что снова находится на самом дне пропасти, в которую привела его беспечность.       Сможет ли он выкарабкаться обратно?       В попытках взять себя в руки он неосознанно сжал ладони в кулаки. Боль от впившихся в кожу шипов заставила его оторваться от размышлений. Он перевел усталый взгляд на свою руку, отмечая, что на коже уже выступили капельки крови. Почему-то ее вид привел его в ступор. Наверное, он еще долго стоял бы, застыв каменным изваянием перед могилой, окруженный стеной дождя и перешептыванием людей, судачащих о его состоянии, но рядом раздался спокойный голос:        — Тебе надо бросить розу.        Феликс сразу же узнал этот мягкий тембр.        Чанбин пришел, несмотря на его запрет. Стоял прямо за спиной, чтобы не показываться на глаза, но осознание, что он рядом затопило горячей волной облегчения.        Роза упала на лакированную крышку гроба, по которой стекали капли майского ливня. Она одиноко лежала там какое-то время, пока к ней не начали присоединяться остальные. Люди подходили, бросали свои розы, приносили Феликсу соболезнования, на которые он отвечал больше на автомате, чем серьезно вдумываясь в слова. Все, что его волновало — Чанбин, стоящий за его спиной и держащий над ним зонт, который мягко забрал из его руки. Где-то на краешке сознания Феликс понимал, что парня надо было прогнать. Если Бен увидит их вместе, то без последствий не обойдется. Но сегодня очень хотелось побыть эгоистом и черпать силы в своем ангеле-хранителе.       Из всех присутствующих на похоронах Джисон оказался самым эмоциональным. Когда парень подошел, бледный и растерянный, и бормоча соболезнования крепко сжал в объятиях, Феликсу пришлось приложить все жалкие крохи своей воли, чтобы хотя бы внешне остаться спокойным. Джисон искренне за него переживал, предлагал любую помощь и, если бы не веселый рингтон входящего звонка, показавшийся таким неуместным посреди мрачной атмосферы кладбища, парень еще долго пытался бы его утешить, не понимая, что делает только хуже. В утешении Феликс сейчас нуждался меньше всего. Чем больше сочувствия и переживания он видел, тем сложнее было держать себя в руках и создавать хотя бы слабую видимость, что он не собирается вот-вот упасть в обморок. Прежде чем ответить на звонок и уйти, Джисон еще раз его обнял и заверил, что примчится по первому зову, если вдруг понадобится.        Последним в череде почти одинаковых черных костюмов оказался Минхо. Он как обычно был очень серьезен. От его внимательного взгляда невозможно было куда-то спрятаться, и Феликсу вдруг стало не по себе. Ощущение было такое, как будто ему заглядывают прямо в душу, где надежно были спрятаны все секреты. Минхо он считал близким другом, но не хотел втягивать в свои проблемы, поэтому выдавил из себя бледное подобие улыбки и быстро поблагодарил парня за то, что пришел. Тот кивнул в ответ и посмотрел на Чанбина.       — Позаботься о нем.        Получив согласный кивок в ответ, он ушел, не прощаясь.        Феликс еще какое-то время смотрел ему вслед, даже когда темный силуэт полностью размыли струи дождя, а потом нашел в себе силы снова перевести взгляд на могилу. Только тогда он понял, что все давно разошлись, и теперь, помимо рабочих, уже закидывающих гроб землей, на кладбище остался только он и стоявший позади Чанбин.        Он не мог сдвинуться с места, все смотрел и смотрел на то, как могила постепенно заполняется комьями мокрой земли. Казалось, что там, на глубине, похоронена не только его бабушка, но и последняя надежда на счастливую жизнь.        Он не знал сколько прошло времени, но Чанбин никуда не ушел. Он так и стоял чуть позади, держа над их головами зонт. Погода до сих пор буйствовала и стена дождя, кажется, только усилилась. Ветер резкими порывами бросал холодные капли прямо в лицо, заставляя ежиться и вздрагивать.        Наверное, пора было возвращаться домой, но Феликс не знал что хуже: остаться под яростью стихии на кладбище или уехать домой, где гостиная, практически превращенная в руины, напоминала ему о срыве, что произошел пару дней назад. Он так и не нашел в себе силы убраться, поглощенный своей болью и жалостью к себе. Теперь же винил себя, что оставил в комнате хаос.        Но кроме дома ему некуда было идти. Минхо он стеснять не хотел, с Джисоном хотя и был в хороших отношениях, не позволил бы себе наглость проситься к нему на ночевку, а Чанбин… Чанбин был заранее вычеркнут из списка — он ни за чтобы не позволил себе так рисковать другом.        — Уходи.        Слова давались Феликсу с трудом. Только сейчас он понял, что замерз и дрожит так сильно, что зубы были готовы отбивать чечетку. Чанбину явно было не лучше. На самом деле сердце протестовало и не хотело подчиняться доводам рассудка. Хотелось, чтобы Чанбин никуда не уходил, хотелось, чтобы обнял и пообещал, что все будет хорошо, даже если это будет откровенной ложью.        К великой радости Феликса и такому же великому сожалению, друг не сдвинулся с места. Даже не глядя на него было понятно, что парень был непоколебим как скала, и не собирается идти на поводу. Разговаривать с ним было бесполезно. Сколько не проси, сколько не убеждай, Чанбин все равно будет стоять на своем.        И тогда Феликс сам вышел из-под зонта, бросив сердитое «не ходи за мной». Однако он успел сделать всего лишь шаг, а друг снова был рядом, укрывая от непогоды.       Феликс свернул в другую сторону и бегом бросился прочь. Он бежал мимо незнакомых надгробий, почти ослепший от тугих струй дождя, бежал так, как будто за ним гналась стая бешеных псов. Ему вдруг стало очень страшно. Он почувствовал как слаба его воля, как сложно оставаться холодным и равнодушным рядом с Чанбином, особенно сейчас, когда его душа была вывернута наизнанку. Он боялся, что если парень так и не отступит, то не сможет больше его отталкивать. А к чему это все могло привести страшно было представить.        Возможно ему удалось бы убежать. Подгоняемый страхом он и правда двигался очень быстро, но ливень щедро заливал глаза водой, поэтому пробежав еще несколько метров, Феликс споткнулся и упал. Падение вышло почти безболезненным, ведь он приземлился на мягкий газон, который слегка спружинил под его телом. Но растянувшись на земле, Феликс больше не поднялся. Он только перевернулся на спину и, щуря глаза от льющихся сверху потоков воды, безучастно смотрел на небо. У него не было сил бежать дальше, он даже встать сейчас не мог. Его не волновало, что одежда уже полностью намокла, а губы начинали отливать синим оттенком от холода. Все, что он хотел — просто лежать так, пока не отключится.        Но Чанбин быстро его нашел.        — Вставай, Ликси, поехали домой.        — Оставь меня в покое, — еле слышно ответил он.        — Ты и сам прекрасно знаешь, что я не уйду, поэтому хватит прикидываться ветошью. Поднимайся, а то заболеешь.        — Мне и здесь хорошо.        — Ведешь себя как ребенок. Думаешь, бабушка обрадовалась бы, увидев тебя таким?        Феликс вдруг разозлился. Он все-таки нашел силы отодрать себя от мокрой травы. Он встал и сердито уставился на Чанбина. Холодные порывы ветра так и норовили сбить с ног, но он не обращал на это внимания. В нем клокотала злость, которая искала выход.        — Да кто ты такой, чтобы вообще говорить сейчас о бабушке? Это я ее внук, я! Ты вообще никто, понятно? Откуда тебе знать, что она могла сейчас почувствовать?        — Я понимаю, что ты сейчас очень расстроен…        — Понимаешь? Аха-ха-ха! Если бы ты меня понимал, то давно уже ушел и прекратил то и дело меня донимать. Ты же всё…        — Ликс, — Чанбин так быстро шагнул к нему и заключил в объятия, крепко прижимая к себе, что он даже не успел отшатнуться. — Успокойся. Хватит уже болтать всякую чушь. Ты меня все равно не проведешь.        — Почему ты меня не слышишь? — Феликс по крупицам собрал оставшиеся силы и ударил Чанбина кулаком в грудь. Тот даже не моргнул. — Я говорю тебе бросить меня, не подходить, не говорить со мной, а ты все равно делаешь по-своему! Ты долбанный эгоист!        — Хорошо, я эгоист, — Чанбин погладил Феликса по мокрым волосам, как глупого ребенка, которому бесполезно что-то объяснять и проще с ним согласиться. — Я просто ужасный человек. А теперь давай уйдем отсюда, сядем в машину и я отвезу тебя домой. Мы вместе придумаем, что делать дальше.        — Ты не можешь продолжать вести себя как ни в чем не бывало, — Феликс все-таки вырвался и отступил на шаг. — Я устал повторять тебе, что никаких «мы» нет и не было никогда… И не будет.        — Просто позволь отвезти тебя домой. Хватит шарахаться от меня как от огня. Я знаю, как тяжело кого-то терять. Я понимаю, в каком ты сейчас состоянии и просто хочу, чтобы тебе было легче. Я больше ни о чем не прошу.        — Легче мне будет, когда ты уйдешь, — стоял на своем Феликс.        — Хорошо, тогда объясни мне, назови хоть одну внятную причину, из-за которой я даже подойти к тебе не могу! Не это вранье, что ты скармливаешь мне который день. Сам видишь, я не верю ни единому слову. — Чанбин как будто гипнотизировал его взглядом. Не прекращая говорить, он подошел и осторожно притянул к себе. — Скажи мне правду, Ликс. Скажи, что на самом деле происходит.        — Потому что, когда ты так близко, — Феликс обессиленно прислонился к крепкому телу парня, — я начинаю терять над собой контроль.        Чанбин не стал ничего выяснять дальше. Он просто вздохнул, покачал головой, а потом легко, как пушинку, подхватил Феликса на руки и понес к своей машине.        Феликс не сопротивлялся и больше ничего не говорил. Он в одну секунду сдулся как воздушный шарик. Вся злость, все негодование ушло, оставив после себя опустошение. Как будто поднявшая голову кобра, уже готовая к нападению, вдруг услышала звук флейты заклинателя змей и превратилась в ручного крольчонка. Так и Феликс обессиленно положил голову на плечо Чанбина и не сводил взгляда с серьезного профиля.       «Мустанг» друга был уже в паре метров, когда шум дождя перекрыл насмешливый голос, от которого сразу же онемели конечности.       — И далеко вы вдвоем собрались?       Судя по тому, как напряглось тело Чанбина, тот тоже узнал говорящего. Феликсу стало страшно. Нет, он был в ужасе. Бен все-таки явился на кладбище и увидел его с Чанбином. Надо было срочно что-то придумать, должен же был какой-нибудь выход!       — Отпусти меня, — прошептал Феликс, особо ни на что не рассчитывая.       — Секунду.       Чанбин в два широких шага оказался возле своей машины, поставил Феликса на ноги и сразу же сунул ему ключи.       — Открывай машину и садись. Иначе совсем окоченеешь.       — Бин…       — Кажется кое-кто забыл о нашем милом разговоре. — Бен не собирался стоять в сторонке и ждать, пока они уедут. Вместе с двумя широкоплечими верзилами, один из которых держал над ним зонт, он подошел к «Мустангу» и остановился от него в трех шагах. Его голос казался абсолютно бесстрастным, но в глазах горел опасный огонек злости. — Малыш, ты находишься не в той компании. Подойди ко мне, я отвезу тебя домой.       — Он никуда с тобой не пойдет, — спокойно ответил Чанбин и как будто невзначай откинул полы пиджака, чтобы можно было увидеть кобуру с пистолетом.       — Потише, ковбой, — усмехнулся Бен. — Давай лучше спросим у Феликса. Малыш, что скажешь? Ты же не дурак, и выберешь меня, верно? Разве мы не решили все недопонимания несколько дней назад?              Феликс судорожно сжимал ключи от «Мустанга» и не мог заставить себя пошевелиться. Бен выглядел как оживший самый страшный кошмар и одной своей кривой ухмылкой напоминал о том, что произошло в туалете больницы. Феликс боялся, горло сжимало от страха, но несмотря на это он понимал, что должен защитить Чанбина.       Поэтому он решительно вышел из-за спины друга и, пряча взгляд, протянул ему ключи от машины.       — Прости, Бен прав. Я поеду с ним.       — Малыш, ты молодец, — Бен театрально захлопал в ладоши, а потом раскинул руки в приглашающем жесте. — А теперь иди к папочке.       Наверное, Феликс слишком зациклился на Бене, упустив из внимания тот факт, что Чанбин ни за что его не отпустит. Это было глупо. Глупо думать, что услышав его решение, друг просто отойдет в сторону и сделает вид, что не знает о страхе перед Беном, не знает, какой тот мерзавец. Возможно, кто-то другой так бы и поступил, но не Чанбин.       — Ликс, садись в машину, — друг твердо отвел от себя протянутую руку с ключами. — Не слушай этого придурка.       — Малыш, иди ко мне, — лицо Бена превратилось в застывшую маску и только глаза ярко блестели, излучая смертельную опасность.       — В машину, — твердо повторил Чанбин, но видя что Феликс не реагирует, выхватил ключи и сам открыл дверь. — Садись.       — Малыш, не совершай ошибку, — процедил Бен. — Помни, что каждое твое действие влечет за собой последствия.       — А ну захлопни свою пасть, мудила! — рявкнул Чанбин и повернулся к Феликсу. — Ликс, блядь, сядь уже в эту гребаную машину!!!       Чанбин впервые на него кричал. Феликса это ввело в такой ступор, что он на несколько мгновений позабыл о Бене. Друг сразу же воспользовался его заминкой, и не сильно церемонясь, запихнул в машину, а потом что есть силы хлопнул дверью.       От громкого звука Феликс пришел в себя и уже хотел выбраться наружу, но снова замер, когда увидел, как Чанбин достает из кобуры пистолет и снимает с предохранителя. Дело приобретало слишком опасный поворот. Пальцы Феликса, вцепившиеся в ручку, холодные и прежде, сейчас превратились в тонкие куски льда.       — Только попробуй еще раз что-то вякнуть или приблизиться к нему и я, клянусь, всажу в тебя всю обойму!              Феликс видел с какой ненавистью Бен сжал кулаки, но на этот раз ситуация была не в его пользу, а глупцом он точно не был. Поэтому вовсе не удивительно, что его губы снова скривились в усмешке, он поднял ладони, показывая, что не собирается ничего делать, все так же молча развернулся и ушел. Но перед тем как скрыться за пеленой дождя, Бен бросил последний взгляд на Феликса. В этом далеко не мягком взгляде застыло обещание. Обещание расплаты. И его не мог смыть даже сильный ливень.       Чанбин сел за руль и все время, пока они выезжали с парковки кладбища молчал, сурово сжав губы. Феликс не знал, что сказать и что теперь вообще делать. Бен увидел их вместе, более того, не смог забрать его с собой. Это и правда грозило серьезными последствиями, а что мог выкинуть этот безумец страшно было представить. Но в чем Феликс был уверен точно — в первую очередь пострадает Чанбин.       Надо срочно всё исправить.       — Отвези меня домой, — тихо проговорил Феликс.       — Мы едем ко мне, — отрезал Чанбин.       — Нет. Мне надо домой.       — Черта с два я отпущу тебя домой, — прорычал парень и так сильно сжал руль, что побелели костяшки. — Сегодня переночуешь у меня. К тому же, нам надо серьезно поговорить.       — Нам не о чем говорить. — Феликс упрямился и пытался придумать хотя бы одну вескую причину для того, чтобы остаться одному. — Мне срочно надо домой. Кажется… я забыл выключить газ, когда готовил завтрак.       Чанбин затормозил так резко, что Феликс чуть не ударился лбом о торпеду. От неожиданности он повернулся к другу, собираясь отругать его за опасное вождение, но тот его опередил.       — Хватит врать мне, Ликс, — в голосе Чанбина слышался еле сдерживаемый гнев. — Я прекрасно знаю, что ты толком не ел за эти три дня, и уж дома ты точно ничего не готовил. Не в том ты состоянии, чтобы готовить завтраки. Я все думал, гадал в чем же причина такого резкого твоего преображения? Почему ты стал меня отталкивать? Все дело в Бене, да? Он тебе угрожал, я прав?       — Нет, — Феликс отвернулся, не в силах вынести осуждающего взгляда друга. — Ты во всем ошибаешься, поэтому отвези меня домой. Мне надо побыть одному.       — Ликс, — Чанбин мягко развернул его обратно, взяв за подбородок. — Думаешь я слепой? Или совсем идиот? Где и когда вы с ним встретились? Что он тебе сказал? Чем угрожал?       — Я с ним не разговаривал. — Феликс дернул головой, но Чанбин только сильнее сжал руку, не собираясь его отпускать. — Прекрати так себя вести.       — Это ты прекрати! — Чанбин наклонился ближе и отчеканил: — Мы едем ко мне. Ты все расскажешь и мы вместе придумаем, что делать дальше.       Словно наконец-то осознав, что сжимает подбородок Феликса слишком сильно, парень разжал пальцы, но не удержался и отвел с его лица мокрую прядь волос, а потом ласково, как будто извиняясь, погладил бледную щеку.       На самом деле Феликс собирался сражаться до последнего. Он же сразу сделал свой выбор после разговора с Беном — защитить Чанбина любой ценой. Ему было сложно отталкивать друга, сложно говорить все те отвратительные вещи, когда все внутри горело огнем от того, что хотелось кричать обратное, сложно прикидываться отстраненным и холодным. Но он кое-как справлялся.       Однако все имеет свойство заканчиваться. Вот и его выдержке, силе воле или что там еще оставалось у него в запасе, чтобы бороться с самим собой, пришел конец. Что-то с громким хрустом надломилось где-то внутри. Только что он готов был вылезти из машины, убежать от Чанбина, затеряться в потоках дождя, а потом спрятаться от всего мира в своей маленькой гостиной, павшей жертвой его боли, страха и злости.       Но теперь… Чанбин смотрел на него с такой любовью и беспокойством, так нежно прикасался холодными из-за дождя пальцами, которые все равно приносили тепло, что Феликс больше не мог сопротивляться. Нервы не выдерживали, тело и разум, истощенные страданиями последних дней, отказывались подчиняться и только сердце продолжало тянуться к единственной тихой гавани, которая могла укрыть от всех невзгод. Сердце, что уже десять с лишним лет принадлежало вовсе не Феликсу, просилось на свободу из клетки, в которую было заперто.       И он убрал все преграды.              — Поехали, — успел выдохнуть Феликс, прежде чем задохнуться от слез, что брызнули из глаз.              Наверное, Чанбин и правда слишком хорошо его знал. Он не стал задавать вопросов, не стал тратить время на утешение, он просто сделал как и было сказано — рванул с места, выжимая из «Мустанга» максимум. Он молчал всю дорогу, и только на очередном светофоре стащил со спинки сиденья свою неизменную кожаную куртку, с которой никогда не расставался и накрыл ей дрожащего парня.       Феликс судорожно вцепился в хорошо знакомую ему вещь. От куртки исходил отчетливый аромат: смесь пачули, сандала, разбавленные кожей и мускусом. Так пах Чанбин. Феликс прижал к себе куртку, уткнулся в нее носом и отвернулся к окну, продолжая плакать, не в силах остановиться. Слезы все стекали и стекали по его лицу, подобно майскому ливню, что продолжал бушевать на улицах Фэрфакса.       Очнулся он на диване. На несколько секунд его накрыла волна паники — он не сразу понял, где находится. Но страх быстро сменился облегчением, потому что он узнал квартиру Чанбина.       Феликс лежал на диване, заботливо укрытый толстым пледом. Он сел, сонно моргая, и только тогда понял, что из одежды на нем остались только трусы. Это же как крепко он заснул, что даже не почувствовал, как его раздевают?       В этот момент в комнату зашел Чанбин. Парень уже успел сходить в душ и переодеться и теперь на ходу вытирал волосы полотенцем. Увидев, что Феликс проснулся, он подошел к нему и сел напротив него на небольшой столик, который жалобно хрустнул под его весом. Чанбин даже не обратил на это внимания — он полностью сосредоточился на Феликсе.       — Ты заснул еще в машине. Не хотел тебя будить, поэтому устроил на диване. Извини, что раздел, но я не мог оставить тебя в мокрой одежде. Не хватало еще, чтобы ты заболел. Сходи в душ, постой под горячей водой, тебе станет полегче. Я сейчас приготовлю тебе чистую одежду.       Чанбин говорил спокойно, в его облике больше ничего не напоминало о той ярости, что вырвалась наружу после встречи с Беном. Карие, почти черные глаза были полны заботы и волнения.       — Ты как? Дойдешь сам или тебе помочь?       — Сам справлюсь, — тихо ответил Феликс.       — Тогда погоди секунду, принесу вещи.       Чанбин скрылся в спальне буквально на минуту, а потом быстрым шагом вернулся к Феликсу со стопкой одежды и полотенцем.       — Держи. Как почувствуешь себя лучше, приходи на кухню. Я приготовлю поесть, а потом мы обо всем поговорим. Так больше не может продолжаться дальше.       Феликс послушно кивнул, хотя разговор его страшил. Разве он вправе вывалить все свои проблемы на друга? Может все-таки лучше дождаться, пока тот займется готовкой и по-тихому сбежать?       — Дверь я закрыл, а ключи спрятал. Ты не сможешь уйти без моего ведома.       Чанбин как будто прочитал его мысли. Феликс даже разозлился.       — Ты меня похитил что ли?       — Можно сказать и так. Если это единственный способ с тобой откровенно поговорить, значит я буду держать тебя здесь, пока ты все мне не расскажешь. Прости, что веду себя вот так, но у меня есть предчувствие, что если я так и буду оставаться в неведении, то все очень плохо закончится.       — Ладно. Давай сюда одежду, — буркнул Феликс и встал, по-прежнему кутаясь в плед.       — Держи. — Чанбин положил стопку в протянутую руку и, больше ничего не говоря, ушел.       Через двадцать минут Феликс появился на кухне. После теплого, почти горячего душа, ему стало легче. Он пришел к логичному выводу, что раз Бен не только видел его с Чанбином вместе, но и лично убедился, что он не собирается выполнять приказы, то вряд ли оставит все просто так. Да и следовало взглянуть правде в глаза: было вполне реально оставить Чанбина и все-таки уехать с Беном. Всего-то и надо было быть чуточку решительнее. Но, кажется, страх перед Джефферсоном все-таки перевесил. Или перевесила надежда, что Чанбин сможет что-то придумать, чтобы избежать последствий его выбора. Или он просто устал. Устал настолько, что решился рискнуть всем и довериться другу.       — Ты как раз вовремя, — сказал Чанбин, когда увидел Феликса. — Садись за стол.       Ужин прошел в молчании. Феликс нехотя ковырялся вилкой в макаронах с сыром, но все-таки заставил себя съесть всю порцию. Ему нужны силы. Он понимал, что предстоящий разговор высосет из него последние соки, но все равно решился идти до конца. Правда чем ближе был момент истины, тем больше он нервничал.       Чанбин же наоборот был спокоен. Он убрал со стола, закинул посуду в посудомоечную машину, налил себе кофе, а Феликсу чай с жасмином и кивнул в сторону гостиной.       Они устроились на диване. В одежде Чанбина было уютно, несмотря на то, что футболка ожидаемо оказалась на несколько размеров больше и норовила слезть с одного плеча, а завязки на шортах пришлось туго затянуть, чтобы они не спадали. Друг даже выделил теплые носки, чтобы у него не замерзли ноги. Даже в этом простом жесте чувствовалась забота.       — Не знаю с чего начать, — тихо проговорил Феликс, прокручивая в руках кружку с чаем.       — Бен выловил тебя в больнице, да? Когда мы приехали туда, после сообщения о смерти бабушки. Ты пошел в туалет, а там поджидал он.       — Как ты узнал? — Феликс оторвался от созерцания кружки перевел удивленный взгляд на друга.       — Сложил два и два, — вздохнул тот. — Этот придурок сказал сегодня, что у вас был разговор несколько дней назад. К тому же жирно намекнул о последствиях. Я помню, в какой момент ты стал вести себя по-другому. Еще тогда, в больнице, как вернулся из туалета. До этого ты согласился поехать ко мне, а потом резко передумал. Ну и стал меня отталкивать всеми возможными способами. Я идиот, раз сразу обо всем не догадался. Я понимал, что все, что ты говоришь не может быть правдой, но все-таки списывал все на стресс. Бен совсем вылетел у меня из головы. Он тебе угрожал?       — Да, — еле слышно ответил Феликс. — Он…       Его пальцы затряслись так, что из кружки грозил выплеснуться чай. Чанбин сразу же выхватил ее, отставил на столик вместе со своей и сжал дрожащие руки в своих теплых ладонях. Глаза Феликса затуманились от слез и кошмарных воспоминаний, но он все равно попытался выдавить из себя хоть что-то.       — Он намекнул, что бабушка… умерла с его помощью. Сказал, что я ему нравлюсь и он не собирается меня отпускать. Я должен быть с ним, а от тебя избавиться. Он тебя ненавидит.       — Мы проверим его причастность к смерти миссис Ли, — заверил Чанбин и на его скулах заиграли желваки. — Чем он тебе угрожал?       — Он…       — Грозился побить? — Чанбин начал предлагать варианты, видя, что Феликс не может продолжить сам. — Поджечь дом? Навредить по работе? Подкинуть наркотики?       — Нет, я бы смог это все пережить, — Феликс задрожал еще сильнее, окунаясь в воспоминания.       — Тогда что? — не сдавался Чанбин. — Прости, но я должен знать. Скоро Ллойд Ривер даст против Бена показания, так что мы обязательно посадим этого мерзавца за решетку. Если ты присоединишься к обвинениям, рассказав свою историю, то это добавит козлине еще несколько лет тюрьмы. Но я должен знать все подробности. Пока Бен на свободе, надо обезопасить тебя от его появления.       — Он угрожал убить тебя, — собравшись с духом выпалил Феликс, не замечая, что по щекам потекли слезы. — Сказал, что если я не избавлюсь от тебя сам, то вмешается он и тогда точно тебя убьет. Поэтому я и вел себя как… как неблагодарная скотина и говорил все эти ужасные вещи. Прости, прости меня за это, но я не мог иначе. Ты и бабушка — все, что у меня есть. Бабушку я уже потерял, если бы я лишился еще и тебя, то не смог бы жить дальше.       — Ликс, — Чанбин придвинулся ближе и принялся вытирать мокрые от слез щеки.       — Я мог бы наплевать на любые угрозы, но ты… Я должен был защитить тебя. Я думал, что у меня получится. Но я трус, Бин. Я такой трус! Я же мог сегодня бросить тебя и уйти с Беном. Сделать так, чтобы он убедился, что ты больше не представляешь никакой проблемы. Но я испугался. Испугался Бена, испугался, что причиню тебе сильную боль… В моих руках была твоя безопасность, но я все испортил. Из-за меня ты в опасности. Биркок был прав, когда говорил, что я разрушаю твою жизнь.       — Биркок? Причем здесь Стэн? — Чанбин нахмурился, но слезы Феликса разбивали сердце и он не мог сидеть спокойно, просто наблюдая как парень плачет. Он притянул его к себе и обнял, прижимая к груди. — Забудь все, что тебе говорили. Это все чушь, чушь и еще раз чушь. Боже мой, Ликс, тебе просто надо было сразу все мне рассказать. Я же полицейский, ты забыл? Бен ничего мне не сделает, он просто тебя запугивал. Стал бы он кого-то посвящать в свои планы, если это с легкостью можно использовать против него. Да и к тому же, ты правда думаешь, что со мной так легко справиться? Меня вовсе не надо защищать, скорее от меня придется защищать этого ублюдка, потому что я готов придушить его собственными руками. И не вздумай больше называть себя трусом. Ты самый храбрый человек, которого я знаю. Ты столького натерпелся в этой жизни, что пора бы уже избавиться от привычки со всем справляться в одиночку. — Чанбин устроил подбородок на макушке парня и продолжил: — Ты же знаешь, что я тебя люблю. Позволь мне тебе помочь. Обещаю, все будет хорошо. Скоро ты забудешь о том, что когда-то в твоей жизни был Бен. Ты… Больше ничего не хочешь мне рассказать?       — Больше ничего, — сдавленно проговорил Феликс, вдыхая успокаивающий запах парня.       — Ликс, тогда в больнице… Бен что-нибудь тебе сделал? Только, прошу, ответь мне честно. Ты же знаешь, я сразу пойму, если ты соврешь.       Феликс замер. В памяти всплыли четкие воспоминания о грубых поцелуях и о жадных руках, шарящих по его телу. К горлу подступила тошнота. Тело сковало от панического страха. Как бы он не храбрился перед Чанбином и перед самим собой, но мысль о том, что Бен снова к нему притронется была просто невыносимой.       Чанбин быстро понял, что что-то не так. Он осторожно приподнял Феликса за подбородок и заставил посмотреть на себя.       — Что он сделал? Клянусь, я убью его, если он тебя изн…       — Нет! — выкрикнул Феликс. — Нет, он этого не делал. Поцеловал и облапал. Это все.       — Это тоже насилие, раз было против твоей воли, — Чанбин покачал головой и погладил парня по щеке. — Он за все ответит, Ликс.       Феликс улыбнулся сквозь слезы. Чанбин всегда был таким. Прошло больше десяти лет, а он все так же встает на его защиту. Даже если об этом его не просят, даже если можно было справиться и без него. Чанбин был его ангелом-хранителем и оставался рядом, даже когда он его прогонял.       — Уже поздно, тебе надо отдохнуть. — Чанбин отнял ладонь от его щеки. — Я застелил свежим бельем кровать, так что ложись спать в моей комнате, а я посплю на диване, чтобы тебя не тревожить своим храпом. Тебе надо как следует выспаться. Уверен, что за последние дни в сумме у тебя не наберется и пяти часов сна.       Чанбин встал с дивана, но Феликс тут же схватил его за руку. Парень вопросительно на него посмотрел, но не получил ответа. Они смотрели друг на друга целую минуту, пока взгляд Феликса не опустился на его губы. Тогда он быстро встал, шагнул вплотную к Чанбину и, продолжая держать его за руку, поцеловал.       Наверное, он хотел извиниться за всю боль, что причинил своими словами, хотел признаться, что любит, но слова никак не шли. Горло как будто разъело от нервов и пережитых страданий, поэтому Феликс сделал единственное, что мог на данный момент. Он вложил все свои чувства в этот поцелуй. Впервые, с той ночи, когда он был под воздействием наркотиков, он целовал Чанбина так смело. И чем дольше длился поцелуй, тем дальше отступали все плохие воспоминания. Тело словно наполнялось чистой и светлой энергией, как будто поцелуй обладал волшебными исцеляющими свойствами.       — Ликс, — выдохнул Чанбин. — Ликс, подожди. Зачем ты это делаешь?       — Я… — Феликсу хотелось признаться, но всего три коротких слова, которые он все эти годы надежно прятал глубоко в себе, не давались так просто. Он так привык умалчивать, лгать, делать вид, что вовсе не любит Чанбина, что теперь не мог легко произнести нужные слова. Поняв это, он нервно хохотнул и крепко обнял парня. — Дай мне время. Я должен тебе кое-что сказать.       — Хорошо, — ответил Чанбин, хотя вряд ли что-то понял. Он просто как всегда соглашался с просьбами Феликса. — Идем, провожу тебя до комнаты.

***

             Когда он проснулся было еще темно. Феликс заворочался в большой кровати, слишком просторной для одного. Хотелось пить. Следующие пять минут он провел в сомнениях: попытаться заснуть, чтобы не тревожить Чанбина своими перемещениями по квартире и не нарушать его сон или все-таки тихонько пробраться на кухню за водой.       В итоге он решил рискнуть. Бесшумно приоткрыв дверь, он на цыпочках прошел в гостиную, убедился, что парень спит, а потом тенью скользнул на кухню. Утолив жажду, крадучись, он пошел обратно. На улице до сих пор шел ливень, поэтому его и без того почти неслышные шаги скрывали капли дождя, без устали барабанящие по окну. Немного осмелев, Феликс приблизился к разложенному дивану.       Чанбин спал в своей любимой позе: лежал на спине, заложив руку, согнутую в локте, за голову. И, конечно же, не храпел. Феликс с самого начала знал, что храп — всего лишь повод спать отдельно. Наверное, так друг давал ему свободу.       Феликс осторожно присел на самый краешек дивана. Сейчас, когда Чанбин спал, он мог вдоволь налюбоваться его спокойным лицом. Исследовал взглядом четкую линию бровей, спустился вниз по спинке носа, остановился на расслабленных губах, которые так жадно сегодня целовал. Если бы Феликс был смелее, то сейчас бы спал вместе с ним, а не втихаря, как воришка, рассматривал его под покровом ночи.       Чанбин зашевелился и повернулся набок. Феликс испуганно дернулся, но все же остался сидеть на диване. Сердце загнанным крольчонком колотилось в груди, но он все равно протянул руку и легонько коснулся подушечками пальцев щеки парня.       По коже словно пробежал ток. Дыхание Феликса сбилось, но он не убрал руку. Скользнув по щеке вниз, он едва заметно провел по нижней губе. Непреодолимое желание поцеловать Чанбина превратилось в зуд, разъедающий кожу. Во рту пересохло, хотя он выпил целый стакан воды буквально пару минут назад.       Правильнее было бы вернуться в комнату и постараться заснуть, но как себя заставить? Сколько можно бегать от самого себя? Сколько не убегай, но от своих чувств и желаний все равно не спрячешься.       Быстро приняв решение, Феликс скользнул к Чанбину под одеяло и сразу же его обнял. Парень заворочался, потерся носом о его макушку, глубоко вдохнул и сонно пробормотал:       — Ликси, что-то случилось?       — Замерз, — тихо ответил он. — Согреешь?       Вряд ли Чанбин до конца понимал, что делает, когда прижимал Феликса к себе. Его ладонь скользнула между узких лопаток и стала медленно поглаживать спину. Феликса охватила дрожь, и он шумно выдохнул куда-то в шею парня.       — Если это сон, — вдруг четко проговорил Чанбин, — то он чертовски реалистичный.       — Если это сон, тогда нам снится одно и тоже.       Феликс придвинулся к парню так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Не сводя с Чанбина взгляда, он снова провел пальцами по его губам и, отбросив стеснение, тихо попросил:       — Поцелуй меня.       — Ликс, не думаю, что сейчас…       — Я правда этого хочу. Хочу тебя.       — Ты просто еще не пришел в себя и… — Чанбин замолчал, когда ладонь Феликса скользнула вниз по его груди и остановилась на животе. — Черт, Ликс, что ты творишь?       — Беру все в свои руки.       Чанбин все-таки поцеловал его первым. Жадно, глубоко, как будто от этого зависели их жизни. Феликс отвечал с такой же силой. Он вкладывал в поцелуй все свои чувства, всю любовь, которую пока не мог облечь в слова. В нем жила надежда, что Чанбин сможет все понять. В конце концов парень всегда его понимал.       Феликс потерял счет времени. Они целовались так долго, что тело, казалось, вот-вот воспламенится. Под кожей словно разгорелся сильный пожар, настоятельно требующий чтобы его потушили. Руки Феликса скользили по крепкому телу Чанбина, исследуя каждый сантиметр. А вот парень в ответ лишь гладил его по спине или плечам, не решаясь зайти дальше. И это было понятно. Чанбин никогда бы не сделал что-то против его воли. Иногда он был даже слишком правильным.       Феликс решился. Он еще раз очертил пальцами пресс парня, а потом спустил руку намного ниже, накрывая член, давно натягивающий тонкую ткань боксеров.       Воздух с шипением вырвался сквозь стиснутые зубы Чанбина.       — Ликс, что ты делаешь?       — Ты правда не понимаешь? — Феликс немного сжал пальцы, и парень тихо застонал.       — Глупый вопрос, согласен, — выдохнул Чанбин и приподнялся на локте, чтобы внимательнее рассмотреть его лицо. — Только мне кажется, ты торопишь события.       — Бин, мы знакомы больше десяти лет. К тому же я сейчас не пьян, не употреблял наркотики, в здравом уме и в полном сознании. Разве я тороплю события?       — Ты многое пережил за последние дни, — Чанбин отвел руку Феликса, сел и притянул его к себе, обнимая со спины. — Такое не забывается за пару часов. Я бы на твоем месте записался к психологу. Хочешь отвезу тебя завтра? А когда все утрясется, если ты еще захочешь…       — Послушай, — Феликс вывернулся из рук парня, а потом, пока тот не успел опомниться, нагло оседлал его бедра и уложил ладони на плечи. — Я надеялся, что мне не придется объяснять, потому что мне очень трудно подобрать нужные слова, но раз так, то слушай внимательно. Вряд ли я еще раз найду в себе достаточно храбрости, чтобы повторить снова. Ты мне нужен, Чанбин. Нужен как воздух. Десять лет назад и сейчас я чувствую к тебе все то же самое. И мне мало тебя только как друга. Я хочу тебя всего. Наверное, я говорю сейчас как эгоист, но я хочу, чтобы ты был только моим. Я очень боялся испортить тебе жизнь, ведь кто я, а кто ты? Т-с-с, — он не дал парню вмешаться и накрыл его губы ладонью. — Но теперь я понял. За все десять лет ты все равно раз за разом выбирал меня. Ты всегда был рядом. Даже, когда я вел себя отвратительно и несправедливо. Я понял, что только мучаю нас обоих. Понял, что ты взрослый человек, который сам может решить, как ему поступить. Я отобрал этот выбор у тебя, решив все за нас двоих. А теперь возвращаю его обратно. Прости меня за то, что так припозднился. И если ты еще не захотел от меня сбежать, то давай… Давай закончим то, что начали в ту ночь. Что скажешь?       Феликс чувствовал как горят от стыда щеки. Он еще ни разу за прошедшие десять лет не был таким откровенным. Смущение, страх и желание превращались в гремучую смесь, которая жгла его тело, заставляла дрожать от переполнявших эмоций.       Чанбин мягко убрал его ладонь, до сих пор закрывающую рот, поцеловал ее и улыбнулся.       — Я тоже тебя люблю, Ликси. Очень сильно.       Феликс облегченно выдохнул, а потом так же счастливо улыбнулся. Теперь все обязательно будет хорошо.

***

Сынмин: Если бы я знал, что твоя посылка доставит столько проблем, то ни за что бы ее не принял! Считаю часы до твоего приезда.                                                                                                                                     Джисон:                   Да ладно тебе. С каких пор ты стал таким нытиком? Завтра в 12 буду у тебя.       Хан устало бросил телефон на диван и с удовольствием откинулся на мягкую спинку. За эти три дня столько всего произошло, что голова шла кругом. Смерть бабушки Феликса, объявившийся Ллойд, проработка плана его допроса и вообще сотрудничества, еще и поджигатель сделал свой ход, как будто знал, зараза, что сейчас совсем не до него и решил напомнить о себе. Гарретт же вместо того, чтобы обрадоваться важному свидетелю по делу Джефферсона, разорался из-за долбанного любителя поиграть со спичками. А под раздачу попал только он, бедный и несчастный Джисон, потому что Чанбин ожидаемо не отлипал от Феликса. Хотя злиться на него было бесполезно — он поступал правильно. Ликсу сейчас очень требовалась поддержка, а Чанбин мог преуспеть в этом лучше всех.       Но обиднее всего было то, что, кажется, Джисона бросили. Он провел с Минхо незабываемую ночь, чуть не потерял голову от умопомрачительного секса, а потом они узнали о смерти миссис Ли и рванули в больницу. Тогда-то Минхо и замкнулся. Последний раз они разговаривали, когда Джисон довез его до дома. Он еще, дурак, надеялся, что покинув давящие стены больницы, парень объяснит, что с ним происходит. Однако после того, как они вдвоем поднялись на этаж, Минхо просто зашел к себе в квартиру и буквально захлопнул дверь у него перед носом! Даже на стук не отозвался. Ни в тот день, ни в последующие.       Джисон видел его только на похоронах, все такого же отстраненного и как будто держащего на своих плечах все проблемы этого мира. Решив, что кладбище не самое лучшее место для выяснения отношений, он решил перехватить его на выезде. Но то ли стена дождя была слишком плотной, то ли Минхо сумел как-то незаметно проскочить мимо, но план так и не увенчался успехом.       Звонки и сообщения тоже оказались в полном игноре, точнее, как подсказывала интуиция, в черном списке. Такое с Джисоном случалось впервые. Это его-то, красивого, сексуального, да и честно признаться, почти идеального парня, отшили сразу после первой же проведенной вместе ночи?       Поматросил и бросил, значит?              — Ну Минхо, ты у меня еще получишь, — Джисон пробормотал угрозу себе под нос и вскочил с дивана. — Я тебе еще покажу.       Он принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину. Фантазия услужливо рождала одну идею за другой, но Джисон отмахивался от каждой. Все было не то.       — Точно! Сначала надо добиться, чтобы он открыл дверь. Возможно, он наконец-то захочет поговорить. А если так и продолжит меня игнорить, то я просто его арестую. Имею полное право, между прочим! — Джисон не заметил как начал разговаривать сам с собой. — Но для ареста нужна веская причина. Например, он вор. И украл у меня… украл… — он задумчиво оглядел квартиру в поисках подходящей вещи, но так ничего и не нашел. — Получается, что украл он только мое сердце. Ладно, и это сойдет. Теперь надо придумать, как заставить его выйти из дома.       Спустя еще пару минут у него был готов идеальный план. Он рассчитал все до секунды. У него как раз хватит времени постучаться, а там уже все будет зависеть от Минхо. Джисон знал, что он дома. Вечером в понедельник он всегда свободен и проводит время с дочерью. Так что было бы чудно, если бы парень наконец-то соизволил обратить на него внимание. Иначе… Иначе придется разыграть спектакль.       Он вышел в коридор и оставил дверь в квартиру приоткрытой. Старательно спрятав довольную улыбку, он уже занес руку, чтобы постучаться, но дверь Минхо неожиданно открылась, и он почти столкнулся с Лулу. Девочка подпрыгнула от неожиданности, но мгновенно пришла в себя, схватила его за руку и завела в квартиру.       — Вы мысли научились читать что ли? — шепотом спросила она, волоча его за собой. — Я как раз собиралась к вам. Мне нужна ваша помощь.       — Что-то случилось?       — Говорите тише, а то разбудите папу, — грозно шикнула девочка.       Лулу привела его на кухню, и Джисон удивленно поднял брови — вокруг все было как будто припорошено снегом. Правда при ближайшем рассмотрении снег оказался обыкновенной мукой, но картина была та еще. Мука осела белой пылью повсюду: на столе, полу, плите и даже на листьях какого-то неведомого растения, что чинно возвышалось на подоконнике. В центре всего этого безобразия, на снежно-мучном столе стояла небольшая миска, а рядом с ней лежало несколько яиц.       — Это мучной апокалипсис? — проявил любопытство Джисон.       — Это будущие панкейки.       — Какой-то новый рецепт? Просеять муку по всей кухне, а потом из того, что осталось сделать тесто?       — Вообще-то сейчас не до ваших шуток, — серьезно ответила Лулу. — Папа в ужасном состоянии. Вы вообще о нем не заботились, пока меня не было?       — Эй, да я его даже не видел! Он от меня прячется, — буркнул Хан, но потом взволнованно спросил: — Что еще за ужасное состояние? Он заболел?       — Переживает смерть миссис Ли, — тяжело, совсем по-взрослому, вздохнула девочка. — Наверное, вспомнил маму. Поэтому я решила приготовить что-то вкусное, чтобы его порадовать. Но из продуктов, что у нас есть, получатся только панкейки, а я ни разу их не готовила. Поможете?       — Так и быть, — Джисон состроил страдальческую гримасу, понимая, что Лулу придется помочь, хотя он сам совершенно не знал, как готовить эти несчастные панкейки. — Наверное, для начала надо убрать муку. Как ты вообще умудрилась ее так сильно рассыпать?       — Просто случайно уронила с полки.       — Вышло феерично.       Вспомнив о своем плане, Джисон быстро сбегал к себе и наспех задул разведенный в кастрюле прямо под датчиком дыма небольшой костер. Раз он оказался в квартире Минхо, то задуманный спектакль больше не требовался. Удивительно, что датчик так и не сработал, хотя костер получился весьма внушительным.       Джисон беспечно отмахнулся от этой мысли.        Он вернулся к Лулу и бросил связку ключей на тумбу в коридоре. Зачем он каждый раз таскал их с собой было не совсем понятно, потому что дверь в квартиру он снова не закрыл.       Тихонько переговариваясь, он принялся за уборку вместе с девочкой. От мучного апокалипсиса оказалось не так просто избавиться, но за разговорами они незаметно для себя со всем управились и в какой-то момент поняли, что кухня стала относительно чистой.       — Ты же не всю муку рассыпала? — подозрительно спросил Джисон. — Не делать же нам панкейки из того, что мы собрали с пола.       — В верхнем шкафчике стоит еще одна банка. Я ее не трогала.       — Хорошая новость, — Джисон достал муку и вытащил из кармана телефон, чтобы загуглить рецепт. — Так, нам нужны яйца, мука, сахар, молоко и разрыхлитель. Все есть?       — Ага, — Лулу радостно улыбнулась. — Можно начинать?       — Шеф-поваром будешь ты или я? — серьезно спросил Джисон.       — Давайте по очереди. Я готовлю тесто, а вы жарите.       — Хорошо, — Джисон подвинул Лулу ингредиенты. — А ты сама как себя чувствуешь?       — Вы о чем?       — Ну… — он помог аккуратно разбить в миску яйца. — Вот твой папа, к примеру, ты сама сказала, тяжело переносит похороны. А ты вроде бы спокойная.       — Сейчас его очередь.       — Какая очередь?       — Ну понимаете, — Лулу достала из ящика с приборами венчик и сосредоточилась на взбивании теста, — мы же с папой живем вдвоем. Представьте, если бы нам одновременно стало плохо, кто бы за нами присмотрел? Вот мы с ним и договорились, что будем горевать по очереди. Недавно, — девочка стрельнула в Джисона быстрым обвиняющим взглядом, — я сильно расстроилась, а папа меня утешал. Теперь мой черед за ним присматривать.       Джисон не сводил с ребенка глаз. Она так просто говорила о таких вещах, как будто ей было не пять, а пятнадцать, как минимум. Лулу активно взбивала тесто, стоя на низкой табуретке, и от усердия даже высунула кончик языка. Ее черные кудряшки смешно прыгали вокруг лица в такт движениям и постоянно лезли в глаза. Эта надоедливая девчонка выглядела очень забавно, но почему-то в горле встал ком. В носу защекотало, а зрение затуманилось и Джисон вдруг понял, что находится на грани слез.       Он резко отвернулся в сторону и быстро заморгал, пытаясь отделаться от дурацкого состояния. И с чего он вообще расчувствовался? Подумаешь, заботятся друг о друге. Ничего необычного. У всех семей так… Кроме его.              — Давай я помогу, — Джисон повернулся к Лулу и отобрал у нее венчик. Ему срочно надо было занять руки. — Я же вижу, что ты уже устала.       — Вообще-то не устала, мне даже нравится, — девочка надулась и сердито сложила руки на груди, но отбирать венчик не стала. Вместо этого она с пытливом любопытством пригляделась к Джисону. — А чего это у вас глаза покраснели?       — Мука попала. Такое себе ощущение, знаешь ли, — он хмуро сдвинул брови к переносице. — Кажется, тесто готово. Где у вас сковорода?       — Левый нижний ящик, — подсказала Лулу. — Раз вы отобрали от меня венчик, то печь тоже буду я.       — Вот вредная козявка, хочешь забрать себе все лавры? Потом будешь хвастаться, что приготовила все сама? Нет уж, первая партия моя.       — Ага, так значит похвастаться хотите вы?       — Ничего я такого не хочу. Ну и делай сама, как хотела.       — Нет уж, — фыркнула нахалка. — Раз вы так настаивали, то пожалуйста. Уверена, что мои панкейки будут выглядеть намного лучше.       — Вот и посмотрим. Уступаю место даме. Давай, покажи мастер-класс.       Они беззлобно переругивались, пока по очереди колдовали у плиты. Через двадцать минут у каждого на тарелке возвышалась аккуратная горка золотистых пышных панкейков.       Девочка деловито оглядела результаты своих трудов, а потом окинула придирчивым взглядом творение Джисона. Он тоже тщательно приглядывался к содержимому тарелок, почти утыкаясь в них носом. Рядом с его лицом появилась сосредоточенная моська Лулу. Он скосил на нее подозрительный взгляд.       — И каково твое заключение?       — Хм, — девочка снова выпрямилась и разочарованно вздохнула. — Вынуждена признать, что они почти одинаковые.       — Полностью согласен с вами, коллега. Значит покорение панкейков прошло успешно. Дай пять!              Лулу хлопнула ладонью по его протянутой руке и весело захихикала. А в следующий момент она сделала то, что Джисон ожидал от нее меньше всего — крепко его обняла. Он замер, совершенно сбитый с толку. И что теперь надо делать?       — Вы дикий что ли? — засмеялась Лулу, поднимая лицо и радостно сверкая глазами. — Когда вас обнимают, надо отвечать тем же. Всему вас учить надо, ну что за глупый человек!       — Уж точно поумнее всяких кудрявых козявок, — пробурчал Джисон и до ужаса неловко обнял ребенка.       — Вообще-то у меня очень красивые волосы, — сразу же уточнила Лулу.       — Вообще-то я полностью согласен.       — Они мне от мамы достались, — голос девочки прозвучал как-то сдавленно, а объятия стали сильнее.       — Малявка, ты чего это? — насторожился Джисон, но девочка не ответила. У него на языке уже вертелась колкая шуточка, но тут он почувствовал как намокла футболка на животе, куда она прижималась лицом, а через пару мгновений послышался тихий всхлип. — Лулу?       — Мне так жалко бабушку дяди Феликса, — еле слышно проговорила она, всхлипывая через каждое слово. — А еще я скучаю по маме. И за папу сильно переживаю. А вдруг он тоже заболеет и умрет, что тогда мне делать?       — Лулу-у, — жалобно протянул Джисон, подхватил ее на руки и сел с ней на стул, устраивая у себя на коленях. — Ну-ка посмотри на меня. Давай-давай, я жду.       Девочка неохотно подняла голову и посмотрела на него сквозь пелену слез. Он подхватил со стола салфетку и быстро вытер мокрые щеки, ворча как старый дед:       — Вот еще, что удумала. Ты чего тут сырость развела? С твоим папой уж точно ничего не случится, поверь мне. Он здоровый как бык. Других в пожарные не берут. И разве не ты говорила мне, что сейчас твоя очередь быть сильной? И кто здесь тогда ревет, как маленький ребенок?       — Вообще-то, я и есть маленький ребенок, — всхлипнула девочка.       — Если моя память мне не изменяет, не так давно ты говорила, что очень даже взрослая.       — Я бы не доверяла вашей памяти, вы же старый, — пробубнила нахалка.       — Вообще-то я даже моложе твоего драгоценного папочки! И вообще, прекращай лить слезы. Что он скажет, если застукает тебя всю в соплях?       — Все-таки вы очень хороший, дядя Джисон. Я рада, что вы появились в нашей жизни, — нижняя губа Лулу снова задрожала.       — Вот давай-ка без громких слов, — он отвернулся, почувствовав как к горлу снова подкатил ком. — И хватит уже реветь, ненавижу слезы.       — Если тоже хотите поплакать, то можете меня не стесняться, — Лулу утешающе похлопала его по руке. — Я за вами присмотрю.       — Вот до чего же ты вредная, — Джисон тихо засмеялся, но по щеке все-таки успела сбежать предательская слезинка, которую он сердито смахнул.       — Что здесь происходит? — послышался сонный голос Минхо. — И почему пахнет гарью?       — Папочка, ты проснулся! — Лулу украдкой вытерла мокрые щеки. — Мы тебе панкейки испекли.       Джисон принюхался. Странно, откуда-то ощутимо несло горелым, но он был уверен, что в этом не было их вины. Он задумчиво повернулся к коридору и тут его осенило.       — Малявка, ну-ка вернись на землю, — он быстро поставил девочку на пол и понесся к выходу. — Твою мать! Мать твою!              Расстояние до своей квартиры он преодолел в считанные секунды и сразу же понял, что сбылись его худшие страхи — из-за двери тянулась тонкая полоска дыма. Он уже тянулся к ручке, чтобы войти внутрь, но оказался грубо отпихнут в сторону.        — Сдурел? Куда лезешь? А вдруг там пламя до потолка?       В руках у Минхо уже был огнетушитель, а взгляд тщательно исследовал еле заметное щупальце дыма.       — Вроде ничего серьезного, — сделал он вывод, но дверь открыл не спеша, на всякий случай шагнув в сторону от траектории возможного огня.       В квартире было дымно, но на пожар похоже не было. У Джисона как-то пригорела котлета к сковороде, которую он забыл вовремя снять с огня, так дымило примерно так же.       Минхо все равно зашел первым и сразу же направился на кухню.       Оказалось, что все это время тлел небольшой коврик, что был постелен у раковины.       Минхо быстро облил его пеной из огнетушителя, удивленно огляделся и остановил взгляд на Джисоне.       — Как это вышло?       Вот и Джисону было интересно. Неужели, когда он тушил костерок в кастрюле, то не заметил как сдул уголек или искру на пол? И почему не сработал датчик дыма? Но на вопрос парня он ответил пожатием плеч и удивленным взглядом. Не признаваться же сходу во всем?       — Мда, поздравляю, — покачал головой Минхо. — У тебя неисправен датчик, квартира будет вонять еще, как минимум несколько дней, ну а коврик безнадежно испорчен. Надо открыть окна, чтобы быстрее проветрилось, а коврик выкинуть. Ночевать здесь точно будет невозможно, по крайней мере сегодня. Есть кто-нибудь на примете, кто сможет тебя приютить?       — Ну да, — для Джисона ответ был очевиден.       Минхо бросил на него странный взгляд.              — Хорошо. Тогда я пойду. Пока.               Джисон уже открывал окна и сначала подумал, что Минхо шутит, но после того, как тот преспокойненько ушел, стало понятно: этот парень и шутки — вещи несовместимые.       — Приехали, — пожаловался Хан самому себе. — Я значит ему панкейки жарю, а он даже не додумается переночевать позвать. Неблагодарный осел.       Быстро закончив с окнами и выбросив коврик, Джисон собрался спуститься на улицу, да переночевать в машине, а может вообще сразу же рвануть в Нью-Йорк, раз уж завтра все равно собирался туда ехать. Но похлопав себя по карманам, он понял, что оставил ключи от квартиры и машины у Минхо в квартире.       Беспокоить семейство Ли не хотелось. Не потому что был уже поздний вечер, а потому что Джисон был чертовски зол на одного кретина. Видят боги, если бы не Лулу, то он сейчас устроил бы такой скандал, что Минхо пожалел о том, что на свет родился.       Но делать было нечего. Ключи от машины ему нужнее, чем оскорбленные чувства. Он подошел к соседской квартире и уже занес руку для стука, как дверь распахнулась и он чуть не столкнулся с Минхо. Хан даже усмехнулся — сегодня эта дверь открывалась для него без каких-либо усилий с его стороны.       — И без Джисона не возвращайся! — командовал где-то позади застывшего Минхо звонкий голосок Лулу.       — Даже искать не пришлось, — Минхо отошел в сторону, освобождая вход в квартиру. — Проходи, поужинаем.       — Спасибо, не хочется, — упрямо заявил Джисон. — Я хотел забрать ключи, забыл их у вас.       — Дядя Джисон! — Его увидела Лулу и радостно запрыгала. — Скорее заходите, папа должен попробовать наши панкейки и сказать, у кого они вкуснее.       Девочка бесцеремонно схватила его за руку и потащила за собой на кухню.       — Я сказала папочке, что мы не будем есть панкейки без вас. Все-таки вы тоже готовили.       — Хоть кто-то в этой семье не обделен мозгом, — пробубнил себе под нос Джисон.       — Ты что-то сказал? — спросил Минхо, идущий позади.       — Нет.

***

      Минхо не понимал, как охарактеризовать чувства, что сейчас испытывал. Наверное, больше всего преобладало недоверие. Сложно было поверить в реальность, в которой Джисон сидел на их кухне за столом и беззаботно болтал с Лулу. Дочка выглядела очень довольной и постоянно хихикала, когда удавалось пошутить над парнем, или когда шутил он.       Минхо поставил перед ними по тарелке спагетти и наконец-то сел сам.       — Это еще что? — Джисон уставился в свою тарелку, словно видел еду впервые в жизни.       — Папочка еще днем приготовил спагетти с фрикадельками в томатном соусе, — ответила Лулу. — Это очень вкусно, пробуйте скорее.       — Какая щедрость, — Джисон соизволил посмотреть на Минхо, вот только взгляд, как и тон был полон насмешки. — Надеюсь, не отравлено.       — Тебя за столом никто не держит, — спокойно ответил он. Настроения играть в игры у него не было, поэтому он ткнул вилкой в направление коридора. — Выход там.       — Папа! — возмутилась Лулу и переключилась на Джисона: — Не слушайте его, я же говорила, что он не в духе. Попробуйте спагетти, вам понравится.       — Сомневаюсь, — буркнул Джисон, но все-таки взялся за вилку.       Минхо так и подмывало спросить о чем Лулу говорила с парнем, пока он спал, тем более он успел заметить следы слез на ее лице, но все-таки решил подождать момента, когда останется с ней наедине. Он принялся за еду, но ничего не мог с собой поделать — его взгляд все равно возвращался к Джисону.       Парень долго ковырялся вилкой в тарелке, размазывая по ней спагетти, словно и правда выискивал следы яда. Он хмурил брови и выглядел таким недовольным, что Минхо уже собрался выгнать его из-за стола, но в последний момент заметил, как на губах Джисона появилась улыбка, которую он тут же спрятал.       Этот засранец просто притворялся!              — Ладно, попробую все-таки, — с видом великомученика произнес парень. — Эй, малявка, если мне резко станет плохо, сразу же звони в 911. От твоего папаши вряд ли дождешься помощи.       — Папочка тоже знает как оказывать первую помощь. Он даже умеет делать искусственное дыхание. Так что не волнуйтесь, вы в надежных руках.       — Лулу, — услышав слова дочери, Минхо чуть не подавился. — Хватит болтать за столом.       Дочка сразу же замолчала, но вряд ли из-за его слов, а потому что с превеликим интересом уставилась на Джисона. Минхо присоединился к ее наблюдению.       Парень накрутил спагетти на вилку, поднес к лицу, принюхался, зачем-то закрыл глаза и только после этого отправил вилку в рот. Удивительно, как только не промахнулся. Через пару секунд его глаза удивленно распахнулись, и он, даже не успев прожевать до конца, принялся за фрикадельки.       Спустя минуту, Джисон расправился с половиной своей порции и на его лице отражалось полное блаженство. Минхо переглянулся с дочкой. Лулу хихикнула и прикрыла рот ладошкой. Она как будто с самого начала знала, что так будет.       Минхо покачал головой и продолжил ужинать, больше не обращая на парня внимания.       Доели они в тишине, каждый поглощенный своей порцией. Минхо собрал тарелки и сложил в мойку. Подогрел для дочери стакан молока с медом, а себе и Джисону налил по кружке ароматного чая. Пока он относил кружки, дочь помогла с панкейками.       — Пап, смотри, — Лулу нетерпеливо заерзала на стуле, когда Минхо занял свое место. — Слева — мои панкейки, а справа — дяди Джисона. Ты должен оценить, чьи вкуснее.        — Вообще-то они все из одного теста, так что не могут быть разными на вкус, малявка, — Джисон снисходительно улыбнулся девочке. — Они одинаковые.       — А вот и нет! — Лулу назидательно подняла палец. — Я заметила, что ваши панкейки чуть-чуть бледнее моих. Это может повлиять на вкус.       — Ничего подобного!       — Прекратите спорить, — вмешался Минхо. — Так значит те, что слева, выпекала Лулу, а справа — Джисон. Что ж, попробуем.       — Сейчас ты убедишься, что они одинаковые, — успел шепнуть Хан девочке.       Минхо с видом эксперта откусил небольшой кусочек от одного панкейка, тщательно прожевал, запил чаем, а потом повторил все тоже самое с другим. Одобрительно покивав головой, он прокашлялся и вынес вердикт:       — Вкуснее у Лулу.       — Что? — Джисон опешил, а когда девчонка показала ему язык, не на шутку рассердился. — Абсурд! Этого не может быть!       — А вот и может, — упрямилась Лулу.       — А я говорю не может!       — Может!       — Не может!       Минхо, слушавший их перебранку, только покачал головой и спрятал улыбку за кружкой чая. Спор был бредовым, но в груди разливалось приятное тепло. Он постарался убедить себя, что в этом виноват горячий чай и ничего больше.       — Хорошо, давайте договоримся, что панкейки одинаково вкусные, — примирительно начал Минхо, но что дочь, что Джисон так на него зыркнули, что он сразу же взял свои слова обратно. — Ладно-ладно, не мешаю.       И все началось по новой. Лулу и Джисон спорили самозабвенно, но панкейки есть не забывали. Минхо по привычке хотел сделать дочери замечание, чтобы не болтала с набитым ртом, но в последний момент передумал — уж слишком радостно горели ее глаза. Сейчас она была счастлива. Он не хотел ей мешать. В ее жизни было не слишком много поводов для такой беззаботной радости.       — Ладно, так и быть, — Лулу выдохлась первой. — Признаю, что они одинаковые.       — Вот так бы сразу. — Джисон победно улыбнулся.       — Но раз я пошла вам навстречу, значит буду выбирать, что смотреть.       Минхо уже открыл рот, чтобы напомнить Лулу о позднем времени, к тому же они не договаривались с ней на совместный просмотр фильма. Он согласился привести Джисона только на ужин и без того его задержал. Кажется, парень торопился поскорее к кому-то уехать, когда Минхо позвал его в гости.       — Выбирай, конечно, — его мысли прервал голос Джисона.       — Как-то вы слишком быстро согласились, — Лулу подозрительно прищурилась. — В чем подвох?       — Будешь смотреть одна.       — Ну-у-у! Так нечестно!       — А вот и честно!       — А вот и нет!       — Компромисс?       — Опять «Ходячий замок»? — Лулу театрально закатила глаза.       — Ты ни разу его не досмотрела. Каждый раз сопишь уже к середине.       — Потому что мы смотрим его слишком поздно, вот я и засыпаю.       — Значит не будем ничего смотреть?       — Ладно уж, идемте, — Лулу молнией слетела со стула и уже пританцовывала от нетерпения рядом с Джисоном, дожидаясь, пока он встанет из-за стола. Как только тот повернулся к ней, она схватила его за руку и потащила в гостиную, но не забыла и об отце: — Папочка, ты идешь?       Минхо пошел. Ему было любопытно наблюдать за Лулу. Сейчас она больше всего походила на ребенка своего возраста, а не на умудренную опытом старушку, застрявшую в теле пятилетней девочки. Она капризничала, обижалась, проказничала и самое главное — очень много улыбалась.       С ним же она всегда старалась показать, что уже достаточно взрослая, хотела чтобы он меньше переживал, заботилась о нем, почти беспрекословно слушалась, но ее красивые каре-зеленые глаза очень редко светились от радости.       Джисон же все менял одним своим присутствием. Наверное, потому что не стеснялся вести себя так же легко, по-детски и даже немного по-глупому.       Минхо нашел в своей коллекции диск с «Ходячим замком», включил и уселся на диван. Он всегда любил это аниме, смотрел уже раз сто, поэтому был удивлен, услышав, что Джисону оно тоже нравится. Но сегодня просмотр не задался. Вместо того, чтобы наслаждаться мультфильмом, спустя четверть часа он только и делал, что наблюдал за дочкой и Джисоном.       Лулу сидела между ними и комментировала происходящее на экране почти каждую минуту и задавала кучу вопросов. Парень оказался очень терпеливым, спокойно отвечал ей и не забывал мило подшучивать, что каждый раз вызывало на ее лице улыбку.       — Мне так нравится Хаул, — призналась Лулу.       — Да, он красавчик, — согласился Джисон.       — Как папочка.       — Пф, вот уж нет!       — А вот и да!       — А вот и нет.       — Успокойтесь, иначе выключу, — вмешался Минхо.       Лулу и Джисон насупились и одновременно сердито сложили руки на груди, а потом так же одновременно показали друг другу языки. Минхо фыркнул. Он неожиданно почувствовал, что тяжесть, давившая на него последние три дня, испарилась как по мановению волшебной палочки. А все потому что дочка и этот невероятный парень действовали на него исцеляюще, покруче самого лучшего лекарства.       Минхо улыбнулся, а потом и вовсе громко рассмеялся. Естественно, он завладел всеобщим вниманием и, когда увидел как на него удивленно таращаться две пары глаз, засмеялся еще сильнее. На глазах даже выступили слезы, а он все продолжал хохотать.       — Лулу, как думаешь, уже можно звонить в 911 или стоит подождать? — спросил Джисон.       — Считаете, что папочка заболел?       — С головой у него точно не все в порядке.       — Не надо никуда звонить, — попросил Минхо и попытался принять серьезный вид. — Видели бы вы себя со стороны, тоже бы сейчас смеялись.       — Видел бы ты себя со стороны, схватился бы за сердце от ужаса, — съязвил Джисон.       — Давайте смотреть дальше, — Минхо переключил их внимание.       — Папочка, — Лулу прижалась к его боку и тихо прошептала: — Ты так давно не смеялся, что я стала думать, что ты разучился это делать.       — Смотри мультик, золотце, — он потрепал ее по волосам. — Не отвлекайся.       Лулу послушно отвернулась, а Минхо посмотрел на Джисона. Парень в этот момент задумчиво изучал девочку, но заметив его взгляд, сделал вид, что больше заинтересован происходящем на экране. Какое-то время они молчали, а потом Джисон снова посмотрел на Лулу, что не укрылось от Минхо.              — Засекай пять минут, — Джисон указал подбородком на ребенка. — На нее «Замок» каждый раз действует как снотворное.       — Вообще-то я все слышу, — с трудом держа глаза открытыми, напомнила девочка.       — Спи уже, малявка, — усмехнулся парень. — Ты сегодня хорошо потрудилась.       — Вы тоже.       Джисон вполне обыденно потрепал ее по волосам, сладко зевнул и сонно улыбнулся. Кажется он и сам был в шаге от того, чтобы заснуть.       — Пойду приготовлю ее постель, — Минхо тихонько поднялся, чтобы не потревожить уже прикрывшую глаза Лулу.       — Я за ней присмотрю, — пробормотал парень.       В крохотной комнате дочки Минхо включил ночник и сразу же убавил свет до минимума. На кровати сидел целый зоопарк из любимых игрушек Лулу. Пока он убирал все на комод, то отметил, что игрушки выглядели совсем потрепанными. Надо было бы купить парочку новых, тем более на носу ее день рождения. И свозить ее в парк аттракционов. И купить новое платье. Минхо поджал губы — денег сразу на все точно не хватит, но он обязательно что-нибудь придумает.       Когда он вернулся обратно через пару минут, и Лулу, и Джисон мирно спали. Он даже не удивился. Он уже привык видеть такую картину, когда забирал дочку из соседней квартиры. Кажется, просмотр аниме действовал как снотворное не только на ребенка. Минхо улыбнулся, разглядывая спящих, а потом очень осторожно взял дочку на руки.       Уложив Лулу спать, он вернулся в комнату и потряс Джисона за плечо.       — Просыпайся.       — М-м? — парень нехотя открыл глаза. — Черт, я заснул. Лулу уже спит?       — Да.       — Хорошо, я тогда пойду.       — Оставайся, уже поздно, — выдал Минхо и пошел на кухню, чтобы помыть посуду. Хотя сам прекрасно понимал, что просто пытается спрятать свое смущение. И зачем он это предложил, ведь парню и без того было куда податься?        Через минуту на кухне появился Джисон и встал рядом, буравя напряженным взглядом.       — Что-то хочешь сказать? — не выдержав, спросил Минхо.       — Я правда могу остаться?       — Ты разучился понимать английский? — он сунул ему помытую тарелку и указал на полотенце. — Вытирай и убирай в шкафчик напротив.       — Просто это очень удивительно, — Джисон беспрекословно принялся за дело. — То ты игноришь меня три дня подряд, то вдруг предлагаешь переночевать. По-твоему здесь нет ничего странного?       — С чего ты взял, что я тебя игнорировал? — Минхо спокойно мыл посуду и передавал ее Джисону.       — А как еще назвать то, что ты захлопнул перед моим носом дверь, когда мы вернулись из больницы, не отвечаешь на мои звонки и смс-ки, не открываешь дверь, когда я стучу, да и сам не сделал ни одной попытки со мной поговорить? Что я должен думать?       — Бред, — отрезал Минхо. — Когда мы ехали из больницы, ты говорил, что надо поскорее приступить к делу Бена, потому что свидетель вышел на связь. Я думал, что ты будешь занят, поэтому просто ушел домой, вот и все.       — Ты хлопнул дверью прямо у меня перед носом.       — Я не видел, что ты пошел за мной, — Минхо пожал плечами и всучил парню вымытую сковородку.       — Ладно, допустим. А на звонки и сообщения почему не отвечал? Я же тебе постоянно звонил!       — Так это был ты? — Минхо нахмурился. — Я добавил чей-то номер в черный список, но я думал, что это очередной колл-центр.       — То есть мой номер даже не был добавлен в твои контакты?       — Да как-то не было нужды.       — Треснуть бы тебя этой сковородкой, — Джисон угрожающе повертел ею в руках. — Где твой телефон?       — На столе, — Минхо сам вытер последнюю кружку и повернулся к парню.       — Пароль, — нагло потребовал тот, взяв телефон в руки.       — 051019. Зачем тебе?       — Собираюсь исправить твою ошибку. — Джисон ввел цифры. — Так-с, и где же он? Ага, нашел. Ты и правда заблочил мой номер!       — Я же сказал, что не знал, что он твой.       — Мог бы хотя бы раз ответить на звонок, чтобы удостовериться! Ну ничего, сейчас я все исправлю.       Минхо как завороженный наблюдал за Джисоном. Тот что-то неодобрительно бормотал себе под нос и быстро печатал, потом качал головой, стирал и печатал заново. Наконец, он остался доволен своей работой, вытянул перед собой руку и сделал фото.       — Не самое удачное, конечно, но на первое время сойдет. Готово.       Минхо принял протянутый телефон и с любопытством посмотрел на экран. Конечно же, Джисон забил в контакты свой телефон. Он добавил к нему только что сделанное фото и записал себя как «Самый лучший парень на свете». В конце стояло красное сердечко.       — Сначала я хотел ограничиться просто своим именем, — объяснил парень. — Но потом решил, что Джисонов может быть много. Хотя вряд ли в Фэрфаксе найдется кто-то еще. Зато самый лучший парень на свете уж точно только один. Теперь ты ни с кем меня не перепутаешь, когда я позвоню. И не вздумай удалять!       — Какое раздутое самомнение, — фыркнул Минхо, но не стал ничего менять и убрал телефон в карман. Он снова вернулся к раковине, чтобы закончить уборку.       — Потом пришлю тебе фотку получше, а то эта вышла не совсем удачной, — Джисон подошел и встал рядом. — Почему ни разу не открыл мне дверь? Я несколько раз пытался с тобой поговорить. И не надо пудрить мне мозги, я знаю, что ты был дома.       — Наверное, просто не слышал, — спокойно ответил Минхо, вытирая капли воды со столешницы. — Я ушел в себя, поэтому был немного рассеянным.       Минхо помыл руки, вытер полотенцем и повернулся к парню.       — Послушай, я правда делал это не специально. Просто так вышло.       — А почему не предложил сегодня переночевать у тебя?       — Что? — Минхо нахмурился. — Я же спросил у тебя, сможет ли тебя кто-то приютить?       — И что? Это не похоже на приглашение к себе.       — Я думал, если у тебя не будет вариантов, то позову к себе. Но ты уже собрался к кому-то другому.       — Что за херню ты несешь? — возмутился Джисон. — Когда я отвечал, то имел в виду тебя, кретин!       — Так бы сразу и сказал. Так что сам ты кретин, — огрызнулся Минхо. — Я что, мысли твои должен читать? Твой ответ прозвучал так, как будто ты собирался умотать к кому-то другому. Откуда мне знать, что ты имел в виду?       — Боже, дай мне сил! Я связался с идиотом, — взмолился Джисон. — Почему не спросил меня, у кого я собрался ночевать?              Минхо промолчал. На самом деле он не хотел признаваться в своих сомнениях. Когда Джисон сказал, что у него есть человек, который его приютит, то в первую очередь Минхо подумал про Айзека. Он тогда так разозлился, что даже не подумал о других вариантах. Хорошо, что не стал кидаться на парня с обвинениями, сейчас он и без того чувствовал себя дураком.       — В следующий раз обязательно спрошу, — в итоге сказал он.       — В следующий раз не надо вообще задавать тупых вопросов, а сразу же звать к себе! — вышел из себя Джисон и повысил голос. — Ты пропадаешь на три дня, ведешь себя равнодушно…       — Если разбудишь Лулу, я тебя прибью, — перебил Минхо.       — Прости, — сразу извинился Джисон и как ни в чем не бывало продолжил громким шепотом. — Я думал, что ты меня бросил. Так что это я тебя прибью за то, что вытрепал мне нервы.       На губах Минхо сама собой появилась улыбка. Он думал, что парень начнет возмущаться из-за его угрозы, а тот мало того, что стал говорить намного тише, так еще и извинился. А уж обещание расправы, сказанное шепотом, звучало забавно… и мило.       — Ты издеваешься, да? — Джисон изумленно на него посмотрел. — Я ему тут жалуюсь, а он лыбится стоит. Здесь нет ничего смешного.       — А вот и есть, — Минхо притянул парня к себе, запуская ладони под его футболку.       — А вот и нет, — машинально ответил тот и тихо вздохнул.       — Ведешь себя как Лулу. — Минхо поцеловал Джисона в шею, а потом потерся об нее носом.       — Завтра я уезжаю в Нью-Йорк, чтобы поговорить со свидетелем, — Хан наконец-то обнял его и прижался плотнее. — У тебя есть время до утра, чтобы хорошенько загладить свою вину. Как думаешь, моя квартира уже достаточно проветрилась, чтобы не дать нам задохнуться?       — Проверим?       — Пойдем.       Джисон взял его за руку и потащил к выходу. В квартире еще отчетливо пахло дымом, хотя дышать определенно стало легче. Парень поморщился:       — Может в спальне ситуация получше? Все-таки дверь туда была закрыта.       Они заглянули в комнату. Там и правда было все не так плохо. Из открытого окна тянуло дождем, а ветер безжалостно трепал шторы. Дымом хоть и пахло, но не так критично, как в остальной квартире.       — Холодновато и запашок так себе, — констатировал факт Джисон, но в следующее мгновение стянул с себя футболку. — Но что-то мне подсказывает, что ты не дашь мне замерзнуть.       — Лулу просыпается в семь, — Минхо быстро подхватил парня под ягодицы и тот запрыгнул на него, обвив стройными ногами. — Надо успеть вернуться, чтобы она не испугалась.       — Тогда не будем терять время, а то мне уже холодно.       Слова Джисона были наглой ложью, потому что Минхо чувствовал, как жарко горела его кожа.       — Обманщик, — хмыкнул он и понес его к кровати.       — А вот и нет.       — А вот и да.