Какая нить ведёт к тебе?

Первые несколько секунд, увидев перед собой перепуганное лицо Архиповой, Дима, если честно, никак не мог сообразить, что именно происходит. Потому что лишь смутно помнит, что происходило до. Всё это в голове укладывается не сразу. Только когда Юля кидается обнимать его, и Дубин чувствует резкую боль в районе рёбер. Ушиб или может быть перелом. На самом деле, совершенно не суть. На фоне всего произошедшего это не имеет ни малейшего значения. Он жив — вот что по-настоящему важно. И вот, что по-настоящему ценно. Даже зная все риски для жизни, Дмитрий абсолютно точно не был готов к собственной смерти. Потому что слишком ценил жизнь. А ещё так много всего не успел. Забавно, но практически во всех планах, которые он не успел реализовать, рядом неизменно был Август.  Даже удивительно, что, едва отстранившись от Юли, Дима видит Отто, который стоит поблизости и прикрывает их. Даже несмотря на то, что дронов поблизости не видно. Интересно, уже всё закончилось? Хотя, наверное, если бы закончилось, вокруг него бы уже точно не было такого количества собравшихся людей. Все бы кинулись на улицу радоваться. Ведь что есть жизнь одного человека на фоне стольких оставшихся в живых людей? Дубин осматривается вокруг, и понимает, что, несмотря на присутствие Шрайбера, здесь нет одного человека. Того самого, которого сейчас хотелось увидеть больше всех на свете.  — Отто, где Август? — спрашивает Дмитрий на английском. Тот, осмотревшись вокруг и, убедившись, что, кажется, им ничего не угрожает, поворачивается лицом, присаживается на корточки рядом. И от этого становится ещё страшнее. Настолько, что совершенно не страшно, что кто-то ещё может заподозрить их с Августом в отношениях. Даже если и так, это уже давно стало секретом полишинеля. А если для кого-то это будет проблемой, Дима будет в полном праве их послать. Совсем не так, как Игоря, возможно разительно грубее. Потому что для всех быть хорошим всё равно не получится. Сейчас этого и не хочется. Хочется только оказаться рядом с ван дер Хольтом. Обнять его, наконец-то почувствовать, что всё в порядке. Остались лишь решаемые проблемы.  — Рад, что Вы в порядке, Дмитрий, — отзывается Шрайбер. От его слов становится не по себе. Сразу появляется стойкое ощущение, что с Августом что-то случилось. Потому что в противном случае он ведь не стал бы скрывать ничего. Не было бы резона. С другой же стороны, что Отто здесь делает, если с Хольтом что-то не так? — Вам сейчас ни к чему лишние переживания, поэтому Вам стоит знать, что он в порядке. На нём костюм, способный концентрировать его силу и использовать её эффективное. И, разумеется, этот костюм полностью защищает его.  Понятнее не становится. То есть, единственное, что сейчас понимает Дубин — это тот факт, что Август сейчас находится в опасности. И от этой мысли хочется то ли кричать, то ли наплевать на боль в рёбрах, которая ощущается ещё сильнее из-за давящего бронежилета, и пойти на помощь. Куда угодно, даже в самое пекло. И это совсем не просто слова. Он и правда готов к этому прямо сейчас.  — Что произошло? Где он? — повторяет свой вопрос Дима, даже не пытаясь скрыть собственной паники, которая так сильно охватывает сейчас, что приходится приложить заметные усилия, чтобы если не избавиться от неё, то хотя бы убрать её на второй план. Сейчас она не столь важна. Ничто не важно, кроме того, что происходит с Августом, где бы тот сейчас ни был. И, в самом деле, Дубин, конечно же, понимает, где тот сейчас находится. Просто не хочет признаваться в этом даже самому себе.  — Когда мистер Хольт увидел трансляцию с дрона, на которой в Вас попадают пули, предположил самое страшное. Он не подозревал, что на Вас бронежилет. После этого он принял решение самостоятельно разобраться с Волковым и Разумовским, — всё же отчеканивает Отто всё, о чём Дмитрий одновременно не хотел, но в то же самое время должен был узнать. Узнать, что Август подверг себя страшной опасности из-за того, что подумал, что он мёртв.  Сердце начинает колотиться быстрее, а от попытки встать его удерживает крепкая рука Шрайбера. Который, кажется, прекрасно понимает, что дай Диме хотя бы какую-то возможность, и он сбежит туда, даже если там от него не будет ни малейшего толка сейчас. И плевать, что если вдруг с ван дер Хольтом что-то случится, он никогда в жизни не сможет себе этого простить.  — Я должен попасть туда, — совершенно не задумавшись о правильности этого решения заявляет Дубин. И понимает, что безрассудные поступки совершает крайне редко. Но это как раз одна из таких ситуаций. Ситуаций, когда иначе он просто не может поступить, ведь где-то там, на той чёртовой телестудии, находится человек, которого он безмерно любит. Больше всего на свете.  — Вы должны сейчас подумать о том, что будет с ним, если вдруг Вам что-то навредит прямо на его глазах, даже не через экран, — его пыл резко охлаждает Отто, говоря совершенно логичные и очевидные вещи. От этого становится ещё хуже, если говорить совсем честно. Потому что теперь Дима ощущает ещё большее бессилие, чем раньше. — Давайте вот как поступим: с минуты на минуту здесь должна быть скорая. Вы поедете в больницу и будете следовать указаниям врачей. Ради того, чтобы Августу было спокойнее. А я поеду туда и сделаю всё возможное, чтобы он был в порядке.  От мысли о том, что там будет Шрайбер, однозначно способный защитить ван дер Хольта, становится немного легче. И ничего не остаётся, кроме как дать согласие на эту идею. Потому что это единственная здравая мысль в этой ситуации. Дубин это прекрасно осознаёт, точно так же, как и понимает, что помочь любимому человеку сейчас при всём желании никак не сможет. Приходится согласиться на эти условия и поехать в чёртову больницу.    Основным и, пожалуй, единственным плюсом этой поездки оказывается, что с Димы наконец-то снимают этот чёртов бронежилет, в котором и так не слишком-то удобно, но ещё менее удобно, когда в нём куча пуль, которые чудом не вошли прямо в тебя. Зато оставили презент в виде нескольких безобразных синяков в районе груди и ниже. Впрочем, естественно, синяки были наименьшей проблемой среди прочих. Главной всё же оказываются переломы рёбер в разных местах, что в общем-то не слишком удачно для него. Естественно, травматолог, увидев снимок, настаивает на госпитализации, несмотря на то, что Дмитрий, прямо как Фёдор Иванович, заявляет, дескать он в полном порядке и даже ходить может. Ходить-то, конечно же, может, только вот наклониться, резко встать или даже тяжело вздохнуть оказывается просто невероятно тяжело и больно.  Оказавшись в общей палате на шестерых, Дубин совершенно не может найти себе места. Тут же лезет в интернет, чтобы проверить новости обо всём произошедшем и, конечно же, коршуны-репортёры тут же бросаются на свежее мясо в виде сенсации. Даже несмотря на то, что сенсация эта была кровавой и унесла множество жизней. Совершенно глупо, несправедливо, страшно, но совершенно беспощадно. Так же беспощадно, как эти вопросы к очевидцам трагедии и родственникам пострадавших и очевидцев от журналистов. Впрочем, ничего иного, пожалуй, от них ожидать не стоило. Не считая Юли, конечно. Может, она и была той ещё охотницей за сенсацией, но и сердце имела. Причём очень доброе сердце, как бы там кто-то другой о ней ни думал.  К сожалению, сильно легче после этих статей не становиться. Разве что, груз падает с плеч, когда Дима узнаёт, что Игорь жив. Какими бы их отношения теперь ни были — это совершенно не имеет значения. Для Дубина он навсегда останется одним из самых важных людей, и этого никогда не изменит какой-то пустяк вроде даже самой серьёзной и страшной ссоры. Все ссоры уходили на второй, а то и третий план, когда друзьям угрожала даже малейшая опасность. И Дмитрий точно знал, хоть и не видел этого лично, если бы Гром узнал, что с ним случилась беда, он бы тоже вдруг перестал считать важными эти глупые ссоры. Даже если они отражали его мировоззрение, которое до сих пор так и не было понятно для Димы. Самое главное, что они всё ещё были больше, чем друзья. Пускай и друзьями быть перестали, но точно остались стаей.  Разговоры соседей по палате тоже нисколько не возвращали Дубина в состояние душевного равновесия. Потому что все они были связаны с сегодняшним происшествием. Кто-то обсуждал количество погибших, кто-то Волкова, который был задержан. Кто-то говорил об умершем Разумовском, причём совершенно неожиданно исключительно в позитивном ключе. Естественно, обсуждали и Игоря тоже. Кажется, после всего произошедшего общественное мнение о нём очень сильно разделилось. Кто-то продолжал считать его героем, а кто-то главным злодеем всей этой истории, действия которого привели к самым страшным последствиям. Но последней каплей стал разговор об Августе и его дронах. Пожалуй, именно в этот момент Дмитрий принял решение, что придётся всё же нарушить правила.  Побеги из больницы для Димы казались чем-то совершенно неправильным и из ряда вон выходящим. Это было нечестно и неправильно по отношению к медицинскому персоналу, это было нечестно и неправильно по отношению к самому себе. И всё же, сейчас другого выхода Дубин элементарно не видел, как ни пытался найти. Потому, дождавшись вечернего обхода врача, принял решение всё же уйти. Как иронично, что именно в этот момент ему вдруг пришло сообщение в общем-то вполне себе ожидаемого содержания:  Пчёлка: Димась, скажи, в какой ты больнице. Завтра обязательно заеду к тебе. И скажи, может, что-то нужно купить или привезти? У меня, если что, ключи от твоей квартиры так и остались.  Отвечать на сообщение Дима не спешит. Мысленно ругает себя за собственное глупое решение, ведь за него так беспокоятся близкие люди. А что, если не меньше беспокоится и Август? Он наверняка тоже будет не в восторге, если узнает, что Дубин сбежал. Тем не менее, чтобы не вызывать подозрений, Дмитрий всё же отправляет номер больницы и пишет, что привозить ничего не нужно. Да, ведь не факт, что после такого происшествия его вообще оставят в этой больнице по возвращении. Хотя, наверное, вряд ли кого-то возможно в принципе выгнать из подобного учреждения.  Сбежать оказывается не трудно. На посту на этаже медсестры не оказывается, а выходит Дима прямо через главный вход. Не через окно, как это обычно показывают во всяких фильмах, где пациент чуть ли не по простыням выбирается. Что же, из окна Дубину сейчас уж точно сигать не стоило, так что это явно к лучшему. Приходится купить в аптеке обезболивающее и на всякий случай эластичный бинт, чтобы, если потребуется, заменить тот, что сейчас был на нём. Хотя, облегал он достаточно плотно, так что Дмитрий даже не собирался снимать его.  Это и логично, ведь ушёл Дима отнюдь не ради того, чтобы заниматься самолечением, к которому в принципе относился крайне скептично. Единственной его целью было найти Августа, где бы тот сейчас ни был. Его телефон не отвечал, в интернете новостей пока не было, а номер Отто Дубин как назло взять не додумался. Кажется, в ближайшее же время следует озаботиться этим, потому что ему определённо необходим номер телефона одного из ближайших людей его любимого человека. Мало ли, что может произойти. К примеру, как сейчас. Тем не менее страшнее всего была мысль, которую Дима всеми силами старался отгонять от себя каждую секунду: мысль о том, что этот самый номер элементарно может не понадобиться.  Успокаивала лишь одна единственная мысль о том, что если бы вдруг с Августом что-то даже гипотетически случилось бы. Что-то настолько серьёзное или вовсе самое страшное, об этом в ту же самую секунду написали бы в новостях. Тоже сделали бы из этого сенсацию, завернули бы в такую обёртку, что она скрыла бы весь ужас события, и тут же написали бы об этом везде, где только можно. А ещё о международном скандале точно написали бы, ведь ван дер Хольт был представителем другой страны. Причём совершенно точно не последним человеком ни там, ни в принципе в любом уголке земного шара.  Первой в голову приходит совершенно завиральная мысль о том, чтобы отправиться в участок. Вариант, конечно, но каков шанс, что там не окажется никого из коллег, кого не озаботит его состояние здоровья? Особенно учитывая, что несколькими часами ранее его увезли на скорой. Да и, если честно, продолжать слушать подробности всего произошедшего сегодня не хотелось. Ещё обязательно успеется, но сейчас в голове мысли только о самом близком человеке, которого Дубин просто ни при каких обстоятельствах не мог потерять. И, потому, сейчас его нужно было найти как можно скорее. Далее появляется идея позвонить Игорю, который был там, и наверняка знал, что произошло с Августом, но эту мысль Дима сразу же отметает. Понимает, что не стоит лишний раз беспокоить человека, для которого последние дни оказались наиболее стрессовыми. Дело было даже не в их отношениях. Нет, сейчас они уже ушли на второй план. Во всяком случае, для Дубина было именно так. Потому что не мог он обижаться на человека, которому пришлось пережить так много, что вряд ли он вынес всё это если не сломавшись, то хотя бы не надломившись.  Как же хорошо, что Дмитрий частенько брал работу на дом. Как ни удивительно, прямо сейчас это сыграло ему на руку, ведь на домашнем ноутбуке уже были все необходимые для поиска базы данных. В связи с этим думать, куда пойти, долго не приходится. Всё оказывается на поверхности, так что Дима вызывает такси, не отрывая взгляда от окна всю поездку. Рабочие трудятся не покладая рук, убирают последствия выхода дронов из строя. Уже завтра утром большая часть города, кроме стихийных мемориалов, посвящённых погибшим, станет точно такой же, как и за день до этого. Будто бы и не произошло одно из самых страшных событий по меньшей мере за последний год.  Оказаться дома после всего произошедшего чертовски странно. Уже на входе у Дубина возникает стойкое ощущение, что он не был здесь целую вечность. Потому что за последний день, кажется, именно вечность и прошла. Даже более того, все жители города буквально за несколько часов прожили целую жизнь. Стали ли мудрее? Время покажет. А пока что можно перевести дыхание. И Дмитрий тоже непременно сделает это, как только убедится, что Хольт в порядке, в безопасности. Выскажет ему, какой тот идиот, что полез в самое пекло, а потом обнимет и больше никогда не отпустит. Ладно, возможно, чуть менее радикально, но суть определённо останется той же самой.  Первым делом, чтобы исключить самый страшный и пробирающий до самых костей даже своей возможностью вариант, Дима проверяет списки погибших, составленные по первым оценкам. Ещё не финальные, и от этой мысли кровь, если честно, стынет в жилах. Имён было очень много и среди них попадались даже знакомые. Особенно досталось, естественно, сотрудникам их отдела, потому что практически каждый из них был знаком с Игорем, замечен с ним на общих фотографиях. Дубин и представить себе не мог, что из-за этого чувствовал сам Гром. Оставалось надеяться, что он сейчас с Юлей, а уж она-то наверняка поможет ему хотя бы немного прийти в себя.  Среди погибших Августа, естественно, не оказывается и, как ни кошмарно это осознавать, учитывая все обстоятельства, Дмитрий испытывает облегчение. Даже несмотря на то, что оно мешается с горечью от длины списка, от каждого знакомого в нём имени. Тяжело осознавать, что ему самому повезло, а другим нет. Он ведь даже не потерял самых близких людей в этом кошмаре, а что же с теми, кто их всё же потерял? Как они чувствуют себя сейчас?  С трудом, но всё же отбросив все эти тяжёлые мысли, Дима начинает самый трудный процесс: поиск Хольта среди пострадавших. Что-то подсказывает, что его вряд ли повезли в одну из тех больниц, куда доставляли раненых, но всё же, Дубин принимает решение проверить. Среди списка находит самого себя, но, к сожалению, не Августа. Остаётся лишь один возможный и логичный вариант: тот был в одной из частных клиник или же его вовсе перенаправили в родные Нидерланды или в какую-нибудь другую страну с толковой медициной.  И Дмитрий понимает, что так, наверное, было бы правильно. Ван дер Хольту и правда сейчас следовало быть где-то, где ему предоставят самых лучших врачей, лечение. Особенно с учётом его основного недуга. Тем не менее какое-то ноющее чувство внутри заставляет надеяться на то, что Август всё ещё в Санкт-Петербурге. Что он не может улететь, пока они не встретятся. Даже если не по своей воле. Может, Дима просто верит в счастливый финал для них, что очень глупо, ведь жизнь — это и близко не кино, но надежда всё равно теплится внутри.  Одна клиника, вторая, третья… в какой-то момент Дубину начинает казаться, что платных пафосных больниц в их городе не меньше, чем бесплатных. Лишь с шестого по счёту звонка Дима попадает в нужную. Самую дорогую и пафосную, естественно, иначе и быть не могло. Уже спустя пару минут он вызывает такси, предварительно лишь сменив рубашку на ту, что не была изрешечена пулями.  Кидает взгляд на себя в зеркало, мысленно отмечает, как кошмарно выглядит, но, кажется, это будет первый раз на его памяти, когда Хольт вряд ли будет выглядеть лучше. Оба уставшие, вымотанные. И, судя по тому, что его возлюбленный лежал всего лишь в терапевтическом отделении, оба достаточно легко отделавшиеся. Если подумать, с учётом того, что они оба, не жалея самих себя, оба оказались там, где было наиболее опасно, это и правда было везение. Только вот Дмитрий определённо планировал объяснить Августу, что судьбу ему снова испытывать ни к чему. Взамен даже был готов пообещать постараться тоже этого не делать.  В очередной раз убедиться, как сильно платная медицина отличается от бесплатной, что в общем-то и без лишних подтверждений было всем известно, Дубину удаётся, когда он, войдя в клинику, останавливается на посту медсестры, и называет имя пациента. Та не начинает возмущаться, не говорит, что ночью его никуда не пропустит, и необходимо дождаться, когда будут часы приёма, и даже мысленно не проклинает его. Только уточняет имя и, видимо, сверив его со списком возможных посетителей, объясняет, куда идти. Чудесная девушка, обязательно нужно завтра же купить ей букет цветов и коробку конфет. Хотя, если Хольт в порядке, наверное, у его не будет причин прийти сюда, по крайней мере, пока его самого не выпишут, потому что рано или поздно ведь его самоволка должна закончиться.   К тому, что у палаты Авуста соберётся целая толпа охраны, Дима готов не был, ведь клиника и так отлично охраняется. Впрочем, дополнительная безопасность никогда не навредит. Самое главное, что никто даже не думает мешать Дубину войти. Только Отто кидает явно озабоченный взгляд. Ещё бы, ведь Шрайбер видел, как его увозили в больницу, и прекрасно знал, что его госпитализировали, так что появления не ждал. Сам же Дмитрий делает вид, что не заметил этого взгляда. Только слегка виновато улыбается, демонстрируя, что ему жаль.   Ведь действительно, в любой другой ситуации Дима не стал бы нарушать правила, сбегать из больницы. Потому что это было неправильно, и явно доставляло хлопоты врачам, которые, по сути, несли ответственность за его здоровье во время госпитализации. Но ситуация была действительно экстренной. Как он мог просто лежать на койке, по наставлениям врача не позволяя себе никаких резких движений, если даже до конца не понимал, жив ли его любимый человек.  К счастью жив, но выглядит так, что от одного его вида сердце кровью обливается. Дубин видит, что Август не спит. Смотрит на него взглядом, в котором та же вселенская усталость, что и во взгляде Дмитрия. И полное ощущение, что всё произошедшее произошло уж никак не за один день. Потому что за один день просто не могло произойти такое количество событий. Но, как бы то ни было, продолжали безмерно любить друг друга, переживать друг за друга.  — Август, — едва слышно, так, будто бы он всё же спит, и есть риск его разбудить, шепчет Дима. Делает несколько шагов вперёд, чтобы остановиться у постели ван дер Хольта. Пытается наклониться к нему, но тут же оказывается наказанным своими сломанными рёбрами, кривясь от боли, но стараясь делать это как можно менее заметно. Так, чтобы Август не переживал. Хотя, на его лице все переживания и так обозначены. Даже если переживать куда больше следует Дубину. — Всё в порядке, не волнуйся, я сейчас присяду.  Благо, кровать оказывается очень и очень просторной, так что тащить кресло к ней не приходится. В этом случае Дима бы не удивился, если бы Хольт попытался бы встать, чтобы броситься помогать, хоть и был сейчас совершенно не в состоянии сделать это. Одно из немногих действий, на которые хватает сейчас его сил, даже с учётом работающего позвоночника — попытка поднять руку, чтобы снять с себя маску. Получается не сразу, и Дубин даже не понимает, что тот сделать пытается, потому и спохватывается только в тот момент, когда это всё же удаётся.  — Ави, ты уверен, что это безопасно, может, лучше не стоит? — тут же бормочет Дима, готовый в любой момент надеть маску обратно. Ведь Август, вместо того, чтобы сделать это, тянет руку к нему, чтобы накрыть тыльную сторону ладони собственной ладонью, заставляя Дубина ровно в тот же момент задержать дыхание от переполняющих его эмоций, от биения сердца, которое было бы способно сломать рёбра, если бы они и так не были сломаны.  — Димочка, — едва слышно, практически одними губами произносит Хольт, и Дмитрий едва сдерживает слёзы. Ещё час назад он не боялся не услышать этого никогда больше. Ни одного этого ласкового слова, от которых сердце таяло. Никакого невероятного акцента, глубокого тембра, никакого Августа. И мысль об этом была способна убить, растоптать, раскромсать на кусочки. — Ты… жив.  В голове пролетает мысль о том, насколько кошмарно ван дер Хольту было не только допускать мысль о том, что он умер, но и верить в неё как в единственно возможную, ведь так вышло, что Диму расстрелял дрон прямо у него на глазах, пускай и дистанционно. Это явно было ничуть не менее страшно, чем видеть, как твоего любимого человека убивают прямо рядом, в одном с тобой помещении. — Боже, конечно же я жив, куда бы я делся, — пытается отшутиться Дубин, но получается не слишком хорошо. Потому что, очевидно, им обоим, включая и его самого тоже, сейчас однозначно было не до смеха. — Как же сильно ты меня напугал.  Эти слова, может, и были весьма ёмкими, но не вмещали в себя и половины того, что Дмитрий хотел бы ему сказать. Да, может, в обычное время он и был очень даже красноречивым, но сейчас ни о каком красноречии речи не шло даже близко. Слова в предложения не связывались между собой не только на языке, но и в голове тоже. Потому что с того момента, когда он только увидел Августа здесь, все мысли в принципе улетучились, будто бы пытаясь оставить их тем самым наедине.  — Прости, — отзывается Хольт, но в этот раз выходит уже немного лучше. Так, будто бы какая-то часть сил вернулась к Августу, что однозначно радовало, но в то же время заставляло переживать ещё сильнее. Не хватало только, чтобы он потратил свои силы на разговоры сейчас.  — Никогда больше так не делай, прошу тебя. Я знаю, что ты очень сильный и можешь задать кому угодно, включая кого-то вроде Волкова, но реализовывать это лучше не стоит, — пальцами Дима скользит по чужой щеке, тепло улыбается. Теперь уже можно и пожурить слегка, но совершенно беззлобно, только лишь показывая таким образом свои переживания.  Да и как он мог злиться? Если бы подобная ситуация произошла, но они бы поменялись местами, Дубин бы тоже не задумываясь бросился к Волкову. Только ещё и без суперкостюма, который был у Августа. И без суперспособностей. Просто движимый своими душевными терзаниями. Пусть это стократ было бы неправильно, мешать собственную работу и чувства, но последние дни однозначно заставили Диму заметно пересмотреть понятия правильного и неправильного. Потому, естественно, отчитать возлюбленного он всё ещё планировал, но уж точно не сейчас, когда им обоим и без того было тяжело и плохо. Когда им обоим станет получше, и травмы этого дня станут хотя бы слегка менее болезненными, чем сейчас.  — Я думал, что… — ван дер Хольт замолкает на полуслове, кажется, даже вслух это боится произнести. И Дубин его, естественно, может понять. Потому что и сам больше всего на свете боялся даже допустить мысль о том, что с Августом случилось что-то непоправимое. И хорошо, что не поверил в это в итоге. Хорошо, что продолжал искать.  — Со мной всё хорошо, искорка. И у нас теперь всё будет в порядке, обещаю, — может, выводы, конечно, поспешные и сделанные на эмоциях, но в это Дмитрий хочет верить особенно сильно. Было так много обстоятельств, сводивших их вместе, но ещё больше обстоятельств, наоборот, мешающих. Но они преодолели все из них. — Мне очень жаль, что тебе пришлось увидеть всё это.  Хотя, конечно, наблюдать за ним через свои дроны, разумеется, было не совсем правильно. Равно как и отправлять к нему Отто, устраивать слежку за ним, но едва ли теперь это имело хотя бы какое-то значение. И, более того, Дима даже не мог относиться к этому как к нарушению границ. Лишь как к проявлению заботы, волнению. Это их расставание уж точно было не кстати, учитывая, что происходили такие кошмарные события, и пришлось очень сильно друг за друга попереживать, даже не общаясь в этот кошмарный момент.  — Почему ты не в больнице? — вдруг задаёт вопрос Август, хмурясь, и заставляя Дубина тоже начать хмуриться. Вообще-то изначальным планом было прийти и отчитать Хольта, а не явиться ради того, чтобы тот сам его отчитал. Потому что, если Дима, перебинтованный и ушёл из больницы, то Август просто чуть было не пожертвовал собой, и это точно было гораздо хуже.  — Разве я мог лежать там взаперти, не зная, что с тобой случилось, как ты… я сдамся и поеду лечиться. Завтра же утром, сегодня позволь мне остаться с тобой, — просит Дима, хоть и понимает, что это нужно, очевидно, не только ему — им обоим. Быть рядом, удостовериться, что это не сон, не мираж. Что они действительно пережили всё это. Возможно, заплатили высокую цену, как в общем-то заплатил и весь город. Но всё же были живы, а всё остальное непременно наладится и приложится.  — Завтра попрошу тебя заселить в соседнюю палату, будешь лечиться здесь. Не хочу больше оставлять тебя, — дыхание на пару секунд спирает до физической боли, и Дубин знает наверняка: его рёбра тут совершенно ни при чём. Хватает лишь слов Августа о том, что он не хочет оставлять. Учитывая их расставание, которое теперь нельзя было считать ничем иным, кроме как недоразумением, этого Дима боялся больше всего. Что по собственной глупости они так же оставят друг друга, даже глазом не моргнув. Только теперь он чувствовал, что не оставят.  — Думаю, у меня не хватит денег за это с тобой расплатиться, но мы что-нибудь придумаем, — посмеивается Дмитрий, окидывая палату беглым взглядом. Если бы не медицинское оборудование, она бы абсолютно точно скорее походила бы на что-то вроде номера в дорогущем отеле.  — Уверен, что придумаем. А даже если нет, я должен тебе за пару встреч, насколько я помню, — поддерживает его ироничный тон ван дер Хольт, но вот посмеяться ему удаётся с трудом. Наверняка, больно делать это и в принципе лишний раз двигаться. Оставалось надеяться, что эта ситуация для Августа будет поводом больше никогда не лезть в подобные передряги. Хотя, Дима в этом отчего-то глубоко сомневался. И, кажется, ради того, чтобы Хольт больше не подвергал себя опасности, ему нужно было, в свою очередь, перестать подвергать опасности самого себя.  Правда, уже пару мгновений спустя Август становится заметно серьёзнее. Дубин даже грешным делом успевает подумать, что ему стало хуже, и уже готовится бить тревогу, но тот не подаёт больше никаких признаков, кроме серьёзного выражения лица. Очевидно, хочет сказать что-то, но никак не решается. Собирается с мыслями. А Дмитрий старается не мешать. Позволяет ему самому выразить свои чувства словами, какими бы они ни были.  — Мне очень жаль, mijn liefje, — шепчет он, и Дима, если честно, даже не понимает, за что извиняется. Пока не видит многозначительный взгляд на своей груди, куда прилетели те чёртовы пули. Будто бы под слоем одежды и бинтов может увидеть те кошмарные синяки. Те, которые Дубин ни в коем случае не станет показывать ему, пока не заживут. — Если бы не мои дроны, ничего этого не было бы.  — Нет, Август, что ты такое говоришь?! — восклицает Дмитрий, лишь после ловя себя на мысли, что это было слишком громко, учитывая, что они в больнице и есть вероятность, что за стенкой уже давным-давно спят люди. Потому продолжает уже тише: — Это совершенно не так. Знаешь, если бы не было дронов. Разумовский, ну, или вторая его личность, придумал бы что-то другое. И всё равно всем нам бы грозила опасность, ты не мог этого предвидеть. Никто не мог.  Поддавшись неожиданному порыву, Дубин скидывает с себя обувь и ложится рядом, в очередной раз скривившись от дискомфорта в районе рёбер. Кажется, не зря врач порекомендовал ему лежать только на спине, на боку было весьма и весьма неприятно. И всё же, Дима двигается ближе, стараясь не задеть никакие устройства, трубки, провода, и прижимается губами к виску ван дер Хольта. Будто бы пытаясь показать таким образом, что он ни капельки не злится, и Август тоже не должен злиться на самого себя.  — Я должен был сделать их неуязвимыми, такими, чтобы никто не смог их взломать, но у меня не вышло. В этом всё равно будет моя вина, — возражает Хольт, тяжело вздыхая. А Дубин в очередной раз убеждается в том, что сделал правильный выбор, потому что Август определённо в тысячу раз лучше, чем кажется на первый взгляд и даже лучше, чем сам о себе думает. И Дима обязательно сделает всё возможное, чтобы он тоже это понял. Чтобы увидел себя его глазами.  — Не должен был. И это было невозможно. Разумовский был гением, мог взломать любую систему. И взломал. Дело ведь было не только в дронах, — и всё же, Дмитрий прекрасно понимает, что его слова вряд ли смогут помочь. Может, разве что, со временем. Возможно, время и не такой хороший лекарь, как о нём говорят, но время и вместе с ним любовь, возможно, сработают эффективнее. — Ты сделал всё возможное, чтобы твой проект работал. И то, что всё сложилось именно так — стечение обстоятельств. Но, я уверен, проектов будет ещё много. У тебя получится сделать что-то, что перевернёт этот мир. Это не просто слова. Я правда в тебя верю.  — Спасибо, — одними губами произносит Август, а его глаза наполняются слезами, которым он явно пытается не дать хода. А Дима тем временем приподнимается и прижимается губами к его щеке, лбом к виску прислоняется, по волосам гладит. Делает всё возможное, чтобы показать, что он рядом. Вне зависимости от его эмоционального состояния.  — Я очень люблю тебя, искорка. И вместе мы со всем справимся, — может, слова не имеют того же веса, что и поступки, но Дубин точно знал, что готов доказывать это действиями ровно столько, сколько им будет отведено прожить вместе. В те моменты, когда Август будет верить в себя, в те, когда будет предаваться сомнениям, потому что сомнения — это часть жизни. Даже если сомнения эти в себе.  Но то, в чём Дима точно никогда не будет сомневаться — это в том, что они должны быть вместе. Должны были ровно с того самого момента, как в первый раз встретились ради пары часов в привате. Только окончательно пришли к этому выводу немного позже. Набив несколько шишек. Фигурально и, как оказалось, реально тоже. Но, если это помогло им найти друг друга, оно того стоило, верно? И это Дмитрий тоже планировал доказать Августу, самому себе и всему миру, неся, холя и лелея их любовь сейчас и в будущем.  «Ведь для нас что самое главное в жизни?  Любовь! Это единственное вообще, ради чего мы живём, ради чего мы существуем. Нам больше ничего не надо».

Матвей Лыков