Какая нить ведёт к тебе?

Очередная ночь без нормального сна. Которая подряд? Дима вряд ли может ответить на этот каверзный вопрос. Вчера и позавчера он точно проводил круглые сутки в участке. Пару раз отключался, но это едва ли можно было назвать полноценным отдыхом. Особенно учитывая, что у него — двадцатитрёхлетнего молодого и полного сил мужчины — в такие моменты жутко затекала и болела спина, так что за столом он старался не засыпать. В общем-то и сегодня Дубин планировал остаться на работе, но его поймали с поличным: Фёдор Иванович, проходя мимо его стола, по-отечески положил руку на плечо и абсолютно не в приказном тоне произнёс: «Давай-ка ты, Димка, домой сегодня. Если завтра до двенадцати увижу, отправлю тебя во внеочередной отпуск, отсыпайся». Этой своеобразной угрозы оказалось более чем достаточно. Кроме того, Прокопенко его даже до такси довёл и заботливо помог усесться на заднее сидение. То ли думал, что Дима его наставлениям всё же не последует, то ли боялся, что он завалится где-нибудь по пути. Что забавно, в машине его всё-таки вырубает. А вот дома, на удобном диване с головой на подушке и телом под одеялом — сна ни в одном глазу. Только мысли всё лезут и лезут в голову. Сколько себя помнил, Дубин никогда не имел никаких проблем ни со сном, ни с темнотой. В то время как Вера лет до пятнадцати спала исключительно с ночником, он уже в пять не мог взять в толк, для чего это нужно? Наоборот, лишний свет только мешал. Теперь же, по прошествии лет, он очень хорошо понимает сестру. Темнота, как оказалось, имеет свойство давить. Обволакивать, брать в тиски и не отпускать, пока лучи солнца не начнут пробиваться в окно. Больше всего на свете последний по меньшей мере месяц Дмитрий ждал, когда начнётся период белых ночей. Может, тогда станет легче? А пока что он откидывает одеяло и быстрыми шагами пересекает комнату, щёлкая выключателем. Свет тут же загорается, но необходимого уровня спокойствия так и не приносит. Дима кидает взгляд на настенные часы, стрелки которых едва перевалили за десять вечера, если он правильно видит без очков. Значит, следуя нехитрым математическим вычислениям, попытался лечь он только с час назад, а ощущение, словно бы прошла уже целая вечность. — Что ж такое, — выдыхает он, падая обратно на диван и протирая пальцами глаза. Отводит руку и видит, как она — то есть, размытое пятно вместо неё — трясётся. Да и сердце колотится быстрее, чем должно. Дубин хорошо знает эти симптомы, к собственному сожалению. Они преследуют его с того самого момента, когда началась работа над делом Чумного Доктора — пожалуй, одного из самых беспощадных преступников из всех возможных. И, едва оказавшись в полиции, Диме пришлось познакомиться с последствиями его преступлений — увидеть их воочию. В ушах уже начинает звенеть, и в этот момент Дубин в очередной раз убеждается, что не справился. Нащупывает очки, лежащие на тумбочке сзади и надевает их, пару раз зажмурившись, чтобы сфокусировать взгляд. Кажется, придётся прибегнуть к крайним мерам. Снова. В последнее время это происходило всё чаще и чаще, и каждый раз Дима будто бы расписывался в собственной беспомощности. Даже если понимал, что устраивать себе минуту самобичевания, в такие моменты совершенно глупо. Только если не хочешь сделать ещё стократ хуже, а он однозначно не хотел. Но сейчас, пытаясь доказать хотя бы какую-то способность справиться с негативными эмоциями самостоятельно, Дмитрий всё же старается разделаться с ними своими силами: как там? Назвать пять предметов, которые можно увидеть, четыре, которые можно потрогать… нет, бред какой-то. От этих бессмысленных попыток сосредоточиться хотя бы на чём-то становится только хуже. Переводит взгляд на потолок, пытается дышать ровно, и, естественно, это тоже не помогает. На что он вообще рассчитывал? Одним резким движением Дубин снова подскакивает с дивана, проходится по комнате и трогает горячий лоб, на котором уже успела появиться испарина. В голову мгновенно приходит мысль о том, что было бы куда сподручнее и проще, если бы он остался в участке снова. Да, может, спина бы затекла, но у него был бы хоть малейший призрачный шанс немного поспать. Впрочем, он есть и сейчас тоже. Дима это прекрасно понимает. Поэтому, сдавшись, дёргает дверцу старинного шифоньера. Та, как обычно, поддаётся, но со скрипом. Ещё чуть не падает на пол, ведь верхняя мебельная петля отвалилась уже давным-давно, так что вся конструкция держалась на честном слове. Он планировал починить, честное слово, просто понятия не имел, каким образом. А после того инцидента, когда сантехник чуть было не заставил его купить новый унитаз, приглашать рабочих Дубин не рисковал. Лишь усилием воли удаётся одёрнуть себя от самобичеваний ещё и на эту тему. Вместо этого он достаёт с верхней полки моток толстой верёвки. Затем старается как можно аккуратнее, несмотря на трясущиеся руки, закрыть дверцу. Выходит неплохо — ну, то есть неприкрученный саморез, на котором висит верхняя петля, не падает, а нижняя продолжает стоически переносить все тяготы жизни в съёмной квартире Дмитрия Дубина. Снова устроившись на диване, Дима принимается распутывать верёвку, делая это на удивление бережно и почти любовно, скользя по распутанной части большим и указательным пальцами. Верёвка довольно мягкая и натуральная — хлопковая. В первый раз по незнанию он взял синтетическую из полипропилена, но она оказалась чертовски неудобной, а ещё натёрла кожу едва ли не до крови. Какими бы своеобразными ни были способы Дубина успокоиться, увечья он себе наносить не собирался, поэтому дополнительно изучил этот вопрос, перед своим вторым разом. Это забавно. Ещё с полгода назад он бы просто провалился сквозь землю, если бы кто-то по секрету сказал, что это успокаивает. Да, если честно, даже когда совершенно случайно удалось испытать этот удивительный эффект на себе опытным путём, он едва ли не умер со стыда. Тот момент остался в памяти до мельчайших деталей, даже если иногда хотелось стереть его. *** Наверняка, если бы Игорь услышал его это откровение, очень сильно посмеялся бы, но Диме действительно нравилось дело о двенадцати пропавших холодильниках. Да, Гром считал абсолютной глупостью, что после поимки Чумного Доктора им всё же пришлось заниматься этой бредятиной. Для самого же Дубина это ни в коем случае не было ерундой и пустяком. Он относился к этому делу с ничуть не меньшей серьёзностью, чем к делу Сергея Разумовского. Да, возможно, первый пойманный с его посильной помощью преступник — самая громкая сенсация за очень долгое время, но это ничуть не заставило загордиться или что-то в этом духе, скорее наоборот, очень сильно прибило к земле, доказав, что в работе полицейского нет совершенно никакой романтики, вроде той, о которой вчерашний студент академии грезил. Сожжённые дотла трупы, абсолютно не верящий ни в него, ни ему напарник, постоянные подтрунивания от ребят в участке, а затем лицо Разумовского в костюме, но без маски, которое сейчас Дима мог представить не иначе как собственную смерть. В тот самый момент он сохранял оптимизм, пытался прыгнуть выше головы, показать Игорю, которого незадолго до этого едва ли не предал, что чего-то стоит. Кроме того, не мог он потерять лицо перед Юлей, которая так стоически держалась, будто бы каждый день ей приходилось сражаться со злодеями в суперкостюмах. Но, сколько бы ни храбрился Дубин на людях, сколько бы ни пытался строить из себя бравого напарника великолепного майора Грома, стоило входной двери его съёмной квартиры закрыться, оставляя его наедине с собственными мыслями, и наружу вылезали демоны. Сперва, ещё в тот самый день, когда Игорь в первый раз его оттолкнул, Диме пришлось познакомиться поближе со своим новым товарищем — демоном неуверенности. Что, если Гром был прав, когда отталкивал его? Что, если Дубин со своим чёртовым красным дипломом полицейской академии совершенно ни на что не годился? И правда, а на что, собственно, он был способен? Перекладывать бумажки, рассказывать про инструкции, читать мотивирующие речи, рисовать преступников, что за него чудесно мог сделать компьютер, или заглядывать своему напарнику в рот с восторгом, даже в те моменты, когда не согласен с его действиями? Этого было ничтожно мало, чтобы по-настоящему сделать систему лучше, чтобы помогать людям, чтобы стать полицейским, которым он рисовал себя в собственных фантазиях. Следующий его ближайший друг появился и пошёл с ним рука об руку в тот момент, когда пришлось поближе познакомиться с Евгением Борисовичем Стрелковым. В тот момент Дима оказался слишком слабым, чтобы сопротивляться. Вопреки тому, что говорил бравый фсбшник с кошмарной улыбкой, он прекрасно знал, что поступает неправильно, когда выдавал секрет Игоря. Какими бы методами ни пользовался Гром, он точно знал, что делает, и мог помочь этому городу куда лучше, чем Стрелков. Но, несмотря на это осознание, повёлся на запугивания, и рассказал про то, что они продолжают расследование, про тусовку в казино, куда был приглашён лишь «высший свет», про то, что Игорь работает там под прикрытием. И, как только Евгений Борисович ушёл, получив необходимую ему информацию, Дубин и сблизился с этим новым другом, который отчего-то вёл себя совсем не по-дружески, сразу же с порога схватив за горло и не позволяя дышать. Этим товарищем был уже ставший родным демон самобичевания. Пожалуй, именно с ним Дмитрий сроднился больше, чем с другими. У него будто бы правда был голос, лицо, пускай, они были так размыты, что описать Дима никак не смог бы. Или просто не хотел, потому что это было его лицо и его же голос. Прямо как в есенинском «Чёрном человеке». Только, зная, как закончил Есенин, уж точно не хотелось проводить таких аналогий. Третьим же демоном стал страх. Тот самый обнимающий со всех сторон, заставляющий тело оцепенеть, граничащий с самым настоящим животным ужасом. Дубин не испытывал его, когда ещё в первые месяцы обучения увидел трупы, когда во время практики ходил на места самых кровавых преступлений. Он смотрел на всё это вживую, но ничто не сравнится с криком мучительно умирающего человека, предаваемого огню психом, которого они никак не могут поймать. Да, эти крики Дима слышал только на трансляциях, видел, как те люди горят тоже исключительно на видео, но каждый раз было стойкое ощущение, будто он горит вместе с ними, как бы кошмарно это ни звучало. Дров в этот адский огонь добавила та самая встреча с Разумовским. Страх за напарника, за Юлю, которой в общем-то там и быть не должно было. И всё же, Дубин не боялся за самого себя. Как однажды верно, но с огромным сожалением сказал Фёдор Иванович, Дима был из тех, кто не раздумывая бросится под пули, чтобы спасти другого человека. В тот момент он просто боялся не справиться. И, даже после того, как всё получилось, этот страх остался с ним, органично закончив тандем демонов, пожирающих его изнутри. В первый раз это случилось с ним в ту самую ночь после того, как они взяли Разумовского. Тогда Дмитрий даже близко не мог понять, что с ним происходит. Его словно била лихорадка, не давая ни на секунду забыться хотя бы в тревожном сне, хотя бы в самом страшном кошмаре. И он даже успел ненароком подумать на какую-нибудь простуду или что-то вроде того, но когда сердце вдруг начало бешено колотиться прямо в виски, вызывая адскую головную боль, стало ясно, что это нечто совсем иное. Так Дубин узнал, что такое паническая атака. Решил, что это всё от перенапряжения после недавних событий. Слишком много всего произошло, чтобы просто спокойно спать после этого. Нужно лишь совсем немного времени, и он обязательно справится со всем. Но справиться не получилось ни на вторую, ни на третью, ни на десятую ночь. Поэтому дело о пропавших холодильниках Дима расследовал дома по ночам, вопреки строгому наставлению Прокопенко о том, что лучше не стоит носить работу домой. Конечно, можно было бы работать сверхурочно в участке, но от него осталось совсем немного помещений, а ремонт проходил довольно медленно. Естественно, в начале восстанавливался главный зал, где сидели сотрудники, но и для этого требовалось достаточно длительное время, так что им приходилось довольствоваться небольшими полуподсобными каморками. И, если бы Дубин притащил в свою каморку доску с нитками, словно в самых клишированных детективных фильмах, его однозначно засмеяли бы в ту же самую секунду. Мультяшное дело, мультяшный зелёный (хоть и уже с явным надломом, а не щенячьим восторгом во взгляде) Дима, мультяшная доска и, конечно же, расследование тоже абсолютно мультяшное. К подобным разговорам он точно был не готов и уверенности такие беседы ни в коем случае бы не добавили. Основной задачей было не только найти сами пропавшие холодильники, но и понять, кто именно являлся заказчиком этой кражи. Интересным был и тот факт, что со склада пропали именно холодильники, а не что-то другое. Ещё когда Игорь даже не думал браться за это дело, Дима озвучивал эту мысль, но тогда тот его просто проигнорировал. Теперь же Гром вовсе только смеялся и махал на это рукой. А вот Дубин, кажется, был близок к тому, чтобы докопаться до истины. Выяснилось, что только эти холодильники, в отличие от остальной техники, были застрахованы, то есть, гарантию на них предоставлял поставщик. Естественно, это наталкивало на очевидную мысль, которой Дмитрий пока не нашёл доказательств. Так что в самом центре его доски висела фотография владельца склада, к которой был прикреплён стикер со знаком вопроса. — Я так и знал! Вот ты и попался! — возбуждённо восклицает Дима, едва не свалившись со стула от переизбытка эмоций, затем кидает на стол папку с документами и тут же пафосно срывает с фотографии тот самый противного жёлтого цвета стикер. Один из уже найденных холодильников они с Игорем обнаружили в баре. На первый взгляд, не было совершенно никакой связи, но, как оказалось, совладельцем этого бара был сын нынешней супруги владельца ограбленного склада. В большинстве актов и прочей документации был указан только генеральный директор, поэтому пришлось заглянуть глубже и найти выписку с учредителями. И вот он, собственной персоной, пасынок человека, у которого украли двенадцать холодильников, пользуется одним из них. На то, чтобы найти хорошее портретное фото счастливого совладельца козырного бара в Санкт-Петербурге, уходит всего пара минут. Затем ещё пара на подумать старенькому принтеру, который и печатает-то через раз, и фотография уже красуется на доске прямо под той, что в центре. Осталось только соединить их ниткой. В своей работе Дима использовал синие нити, потому что красные были бы явным перебором — слишком пафосно и уж точно киношно. Если бы кто-то даже случайно увидел, без сомнений засмеял бы в ту же секунду. — Чёрт, ну как так-то? — уже с десяток раз использованные нити, лежащие в отдельной коробке на столе, оказываются связаны между собой в один, кажется, нераспутываемый клубок. В планы Дубина совершенно точно не входило возиться с ними сейчас и, в общем-то, беспорядок в одной коробке он мог стерпеть, но вот беспорядок на своей детективной доске ни в коем случае нет, так что с тяжёлым вздохом приходится взяться за кропотливую работу. Устроившись на диване, и положив под спину подушку, Дима включает себе телевизор на фон, чтобы хоть ненадолго отвлечься. Правда, получается не слишком хорошо, ведь в голове остаются лишь мысли о расследовании. Уже распутанные нити он навязывает на собственные запястья, потому что кажется, что если оставить свободный край не связанным, всё снова запутается, пока он будет распускать остальное. И с полчаса он действительно борется с подручным средством для своей работы, но то ли монотонное занятие, то ли скучный фильм по телевизору, то ли свалившаяся на него уже давно усталость, заставляют задремать, откинувшись на мягкую подушку, а затем и вовсе полностью устроившись на диване. Да так запутавшись в нитях, что теперь они оказываются и на руках, и на ногах. Тем утром Дубин впервые за продолжительное время просыпается по-настоящему выспавшимся. Более того, с ужасом обнаруживает, что эти синие нити едва ли не во рту совершенно не доставляют неприятных ощущений. Скорее наоборот, в голову сама собой приходит тут же отгоняемая мысль о желании полежать в таком положении ещё немного. Разумеется, принимать этот факт Дима не хочет, пытается найти оправдания, но так и не выходит. Поэтому на следующую ночь руки снова тянутся к нитям. Только в качестве эксперимента. Ничего такого ведь, верно? *** Даже сам по себе кропотливый и требующий сосредоточения процесс распутывания верёвки совсем немного успокаивает. Дима, кажется, даже начинает дышать ровнее. Или, возможно, это самовнушение — не суть. Главное, что становится по-настоящему легче. С верёвками он, как правило, не делал ничего особенно замудрённого. Просто обвязывал себя по рукам и ногам, иногда, когда тревога не проходила, умудрялся привязать руки вдоль предплечий до локтей к телу. Но сейчас Дубин чувствовал себя слишком уставшим для таких манипуляций. Поэтому первым делом без лишних церемоний верёвка плотно обхватывает бёдра чуть выше колена под пижамными штанами. И лишь одно это выбивает из лёгких шумный выдох. Но, разумеется, на этом всё не заканчивается. Второй отрезок опоясывает бёдра уже чуть выше, а за ним и третий, пока Дмитрий не удостоверяется, что не может двигать ногами, расслабив ранее напряжённые мышцы. Узлы получаются простыми и незамысловатыми — прямыми, но вполне себе симпатичными. Оно и неудивительно, ведь ему приходилось вязать их ещё в академии. Кто бы мог подумать, что знания пригодятся в настолько неожиданном занятии. Ещё один кусок верёвки так же плотно обхватывает щиколотки всего в одном месте. Зато здесь путы ложатся не на ткань, а прямо на кожу, ведь штаны заканчиваются чуть выше. Закончив с ногами, Дима откидывает голову назад и ещё раз облегчённо выдыхает. Даже сейчас сердце начинает стучать спокойнее, а впереди ещё руки. Пожалуй, самое сомнительное удовольствие — проводить ночь с кистями в одном положении, но, вопреки тому, что утром их оказывается тяжело размять, а боль в мышцах сохраняется едва ли не до обеда, Дубин никогда не пропускает этот пункт, потому что спокойный сон оказывается разительно важнее удобства. Поэтому пару минут спустя он возвращается к последнему отрезку верёвки, делая петлю и продевая в неё нерабочую левую руку, пока правая заботливо сплетает следующий узел. Одно выверенное точное движение, и вот, запястья уже плотно прижаты друг к другу. Так, чтобы без особых усилий ни одну руку нельзя было вытащить. Какое-то время назад Дмитрий не рисковал связываться слишком крепко, потому что, если бы пришлось связанными руками искать телефон, а затем просить кого-то приезжать и развязывать себя, было бы слишком уж неловко. Но в таких случаях, ворочаясь ночью, он освобождал руки, что спокойному сну совсем не способствовало. Один глубокий вдох и за ним громкий выдох. Да, вот теперь гораздо лучше. Можно спокойно ложиться спать. Один нюанс: свет немного мешает, но это не критично. В последнее время Дима привык засыпать со светом, а вот связывать себя без света пока нет. Можно было бы, конечно, добраться до выключателя прыжками, и он даже иногда делал так, но сегодня совершенно не было никаких сил на это. И голова кошмарно раскалывалась после очередного приступа паники. Ему просто нужно было отпустить себя хотя бы на одну ночь. Именно это он и планирует сделать прямо сейчас, как вдруг слышит: в замке медленно поворачивается ключ, а затем открывается входная дверь. Дубин уже заранее знает, кто стоит на пороге. Лишь у Юли, которую он попросил поливать цветы, когда уезжал на несколько дней к маме, был ключ. Кажется, надо было забрать его по возвращении. Не потому что он не доверял Пчёлкиной, а потому что однозначно не хотел, чтобы кто-то увидел его в таком положении. Сев на постели, Дмитрий тут же начинает распутывать руки, но понимает, что это абсолютно бесполезно. — Димка, ты дома, да? — от голоса в прихожей снова становится чертовски нервно. Он ничего не отвечает, да и что ответить, если Юля разувается и продолжает говорить: — Ты извини, что я так. Помнишь, я у тебя GoPro свою забыла? Так вот, у меня тут форс-мажор произошёл, вторая накрылась, я её вдребезги разбила, прикинь? Так что кровь из носу срочно нужна. Игорь сказал, что ты вообще на работе грозился на ночь остаться, я тебе там в телегу написала, ты не прочитал, подумала, что занят… Тормозит свою речь Пчёлкина только когда заходит в комнату. Именно такую немую сцену Дима себе и представлял, когда думал, что будет, если кто-то из друзей узнает, чем он тут занимается. Становится до невозможности стыдно за себя, а желание провалиться сквозь землю, лишь бы больше никогда не попадаться на глаза Юле, растёт в геометрической прогрессии. — О господи, Дим, я не хотела помешать ва… — Пчёлкина тормозит, осматривается по сторонам. Да, не нужно быть детективом, чтобы понять, что никакого второго человека здесь нет. Только один Дубин и его чёртовы верёвки, от которых сейчас хотелось избавиться, но делать это при ком-то он точно не планировал. — Тебе. В смысле, ты сам это или тебя ограбили и нужна помощь? Конечно, Юля сразу начинает придумывать причины, почему это может быть не сам Дима, но на деле верным оказывается первый названный вариант. И, более того, спорить с этим нет совершенно никакого смысла. Даже если после этого она брезгливо посмотрит на него, отвернётся и уйдёт. Или, к примеру, просто посмеётся над ним. Лучше уж второе. Тогда есть шанс, что он по крайней мере не потеряет подругу. А с ней, возможно, и друга заодно. — Да нет, помощь не нужна, это я сам, — стыдливо бормочет Дубин, а взгляд мечется по стенам, углам, предметам в комнате, лишь бы случайно за Юлю не зацепиться и не понять её реакцию на весь этот кошмар, — я знаю, как это выглядит стрёмно. Ты только это… Игорю, пожалуйста, не говори, ладно? Если считаешь, что надо, я лучше сам расскажу. — Дубин, ты что, совсем с ума сошёл? — голос Пчёлкиной звучит совсем не осуждающе, не неприязненно, скорее искренне удивлённо. А сама она пересекает комнату в три шага и садится на диван рядом с Димой, по-свойски укладывая ладонь на его плечо. — Кто тебе вообще внушил, что это может выглядеть стрёмно? Это такая ерунда. Смысл сказанных Юлей слов доходит не сразу, но как только доходит, Дмитрий запоздало поднимает глаза и смотрит на неё, пытаясь понять, в чём подвох. Но она совсем не выглядит так, будто бы есть какой-то подвох. Скорее даже так, будто совершенно ничего особенного не произошло. — И ты не планируешь припоминать об этом до конца моих дней и смеяться надо мной? — в словах Димы всё ещё буквально сквозит недоверие, но во взгляде его уже нет. Потому что одно прикосновение Пчёлкиной говорит о том, что всё в порядке, и они всё ещё друзья. Это, пожалуй, самая приятная новость. — Смеяться? Это вообще ничуть не повод смеяться. Скажи, тебе это нравится? — вопрос звучит вполне однозначно, но такой же однозначный ответ в голову не приходит. Всё ещё есть стойкое ощущение, будто бы он делает что-то неимоверно стыдное. И, скорее всего, это даже близко не так, но мысль об этом въелась куда-то слишком глубоко вместе с мыслью о том, что, каждый раз, когда связывает себя, Дубин признаётся в собственной беспомощности. — Ну… наверное, да. Мне просто нравятся ощущения и процесс, — выпаливает он неуверенно, но в подтверждение собственным словам кивает. Подробностей, конечно, не рассказывает, потому что Юлю волновать совершенно не хочет. Да и что он скажет? Что встретился лицом к лицу с Чумным Доктором и теперь боится спать по ночам? В этом случае однозначно будет выглядеть как полнейший идиот. — И в чём тогда вопрос? Димка, давай-ка ты себе мозг не выноси, главное, что это тебе нравится. Если ты этим никому, включая себя, не вредишь, кто тебя может осудить? А если кто-то и осудит, шли их куда подальше, психи какие-то, в двадцать первом веке за предпочтения осуждать, — если честно, уверенность Пчёлкиной заражает настолько, что теперь её слова кажутся абсолютно логичными, а вот собственные рассуждения на эту тему как будто бы совершенно несостоятельными. — Может, ты и права. Наверняка права, — признаёт Дмитрий, наконец-то улыбнувшись ей в ответ. Хотя, эта сцена со стороны, наверное, выглядит очень странно. Он сидит связанный, а Юля успокаивающе гладит его по плечу. Как будто бы это она его и связала, а теперь учит, как правильно вести себя, будучи связанным. Но эти мысли Дубин сразу же отгоняет. Вопреки недавним комментариям Игоря на тему того, что Дима якобы в Пчёлкину втрескался, ничего подобного к ней он не испытывал. Разве что, исключительно платонические чувства. Так что даже гипотетически он бы ни за что не рассматривал её как человека, который мог бы его связать. — Конечно же права, даже не думай о том, что это не так, — добавляет Юля, и от этих слов по какой-то неведомой причине окончательно становится легче. Теперь кажется, будто бы если даже она решит рассказать Грому, сама же и стукнет его, если вдруг он начнёт хотя бы немного насмехаться по этому поводу. — А вообще, как это у тебя так шикарно получается, а? Совершенно безо всяческого зазрения совести и без смущения Пчёлкина берёт его запястья, рассматривая узел. В общем-то Дима был практически уверен в том, что в своих расследованиях, которые можно было назвать весьма своеобразными, ей наверняка приходилось связывать кого-нибудь. Да, разумеется, вряд ли саму себя, но всё же, кого-то однозначно приходилось. Об этом, правда, он тактично решает не спрашивать. — Не знаю. Просто в академии нас этому учили несколько занятий подряд, и мне самому изначально понравилась эта тема, даже когда я и близко не задумывался, где именно она может пригодиться. Вот и научился, — Дубин как-то неуверенно пожимает плечами. Разумеется, теперь, когда он так вовлечён в эту тему, кругозор как-то сам собой расширяется после прочитанных статей о связывании и самосвязываниями, но всё же, основные навыки были получены именно во время обучения. — Я тоже так хочу, возьмёшь меня ученицей? Правда, я не на себе буду тренироваться, а на ком-нибудь другом, но я тоже, вроде как, способная, — смеётся Юля, а Дима снова ловит себя на мысли о том, что в каждой шутке всего лишь доля шутки, а в остальном чистая правда, так что ей наверняка уже приходилось заниматься этим. — И вообще, знаешь, я бы на твоём месте на этом такие бабки рубила. Ну а что? Лицо скрыл, на каком-нибудь зарубежном сайте зарегистрировался анонимно, и снимаешь эти свои связывания. Тебе платят, а ты даже не порно занимаешься, а можно сказать искусством. Да чего можно сказать? Точно искусством. В ответ на это предложение, которое звучит слишком уж восторженно и серьёзно для обычной безобидной шутки, Дубин только неловко посмеивается, мысленно убеждая себя в том, что Пчёлкина просто сошла с ума на почве увиденного или из-за смерти своей экшн-камеры. Кто её разберёт? В любом случае, распутаться Диме всё-таки приходится. Юля в процессе нисколько не помогает, только отвешивает новые комментарии о том, как это круто выглядит, что только добавляет уверенности в том, что всё действительно в порядке. А затем они пьют чай, разговаривают на отвлечённые темы, а уже за полночь, после того, как Дубин раскладывает диван, засыпают вместе прямо поперёк него. В этот раз Дима спит спокойно, но не из-за верёвок, а из-за того, что рядом с ним близкий человек, который всегда обязательно поймёт и поддержит. *** Та самая шутка Юли вспоминается уже через пару дней. Прямо в тот же самый момент, когда на телефон Дубина приходит сообщение о зачислении зарплаты. Нет, разумеется, Дима знал, что в полицию лучше не идти за деньгами. Если ты, конечно, не планируешь получать огромные взятки от по-настоящему опасных преступников, у которых есть деньги. Но в их отделе, насколько он знал, таких не было. Стало быть, все приходили изначально будучи, как и он, идейными. Только вот вся эта идейность либо проходила через воду, огонь и медные трубы, либо терялась, оставляя человеку только осунувшееся лицо и разочарованный жизнью взгляд. Дмитрия же деньги никогда особо не интересовали, так что будущая зарплата его более чем устраивала. А вот стажёрская… её могло хватить либо на оплату квартиры, либо на еду. Одно из двух, но и то и другое точно не получится. Занимать у мамы или сестры он точно не планировал, потому что это уж слишком. В таком возрасте это он должен помогать деньгами близким, а не клянчить у них. Было решено попробовать договориться с хозяйкой квартиры, чтобы отдавать деньги частями: половину после аванса, вторую после зарплаты. Чтобы и там, и там оставались деньги на еду. Хозяйка даже на удивление быстро согласилась, а Дима вот поймал себя на мысли о том, что теперь ему ни в коем случае нельзя болеть, потому что на лекарства он не сможет потратить ни единой лишней копейки, потому что лишней попросту нет. Поэтому, сидя дома вечером, Дубин в какой-то момент всё же берётся за ноутбук, мысленно убеждая себя в том, что это всего лишь новое расследование. Просто не рабочее, а из чистейшего любопытства. Оказывается, что таких сайтов, где можно не только проводить стримы и показывать людям всякое за донаты, но и просто выкладывать фото и видео, за просмотр которых после заплатят, превеликое множество. Этот факт, если честно, вводил Диму в самый настоящий ступор. Он даже и подумать не мог, что кто-то и правда готов на такое. В смысле, сколько для этого нужно иметь денег? Так много, чтобы без раздумий выкидывать их на ветер? От одной мысли о том, что там однозначно сидят какие-то психи, если они готовы на это, заставляет Дубина закрыть все вкладки, а с ними и ноутбук. Сумасшествие какое-то. Зачем он вообще туда полез? Налив себе кружку чая, Дима возвращается в комнату и снова открывает ноутбук, но в этот раз, вопреки соблазну, старается ни на какие посторонние сайты не лезть. Лучше посмотреть серию какого-нибудь ситкома и отвлечься. Что там есть про отсутствие денег? Что-то вроде «Две девицы на мели»? Уж там-то проблемы похуже, чем у него. Хотя, ещё пара таких месяцев, и он тоже пойдёт подрабатывать в какую-нибудь забегаловку совершенно неприглядного вида. По ночам например. Ну а что? Зато будет от его проблем со сном хотя бы какая-то польза. Правда, после этого он однозначно отправится в психушку вслед за Разумовским, а эта перспектива как-то совсем не привлекает, если уж говорить откровенно. Всего-то минут десять душевных терзаний, и вот, Дубин уже открывает раздел «шибари» на одном из зарубежных сайтов. Просматривает аккаунты и приветственные страницы. Фотографии можно посмотреть только после регистрации, но Диме даже фото не нужно, чтобы понять, что там нет ничего особенного. Разве что, какие-то парочки, которые связывали друг друга или же обычно был связан только один партнёр. Но с таким же успехом, как подписаться на них, зритель ведь мог посмотреть какой-нибудь порно-ролик. Когда на экране только один человек, он будто бы вовлечён в общение с тобой, даже если это просто записанное заранее видео. А контент в паре предполагает, что внимание в первую очередь направлено именно на второго человека. Ребята же, которые выступали самостоятельно, делали связывание лишь частью игры, а не её основой. Они слегка опутывали руки, и на этом, пожалуй, всё. А ещё были модели, которые ведут стримы, но на их страницы Дубин заходит абсолютно точно исключительно из общего интереса. Нет, стримы он бы однозначно вести не стал. Выполнять чьи-то просьбы по запросу в чате, заглядывать в рот кому-то, развлекать кого-то ради того, чтобы получить в итоге с каждого из собравшихся хотя бы немного денег. Впрочем, как немного… насколько он успел выяснить, за такой вид контента модели получают сильно больше, чем просто за выложенные фото и видео. Наверное, это естественно, но сама мысль о себе в этом амплуа по какой-то причине кажется совсем уж грязной. Будто бы с каждым стримом ему будет всё труднее отмыться от этой репутации. Ещё несколько щелчков мышкой по разным аккаунтам, и вкладка снова закрывается. Что он вообще такое творит? Это же просто нелепица какая-то. Теперь он на полном серьёзе оценивает контент с точки зрения того, что он, возможно, мог бы сделать это интереснее. Раздумывает, на что он готов пойти, а на что всё же не готов. Нет, не мог бы. Ни на что. Просто потому что ничего подобного он делать не станет. Это неправильно и возможно даже незаконно, в случае, если не платить за эту деятельность налоги. С другой же стороны… в этом ведь и правда нет ничего такого. Ему действительно не обязательно создавать порно-контент, он может даже не раздеваться до конца. А если вдруг за это никто не заплатит, просто удалится и всё, что он из-за этого потеряет? Кто-то из знакомых вряд ли когда-нибудь подастся на этот сайт, да ещё и зарегистрируется там, а в этом случае они даже при желании не смогут увидеть, что там есть Дима. Да и среди огромного количества анкет он затеряется ровно в тот же день, когда зайдёт туда в первый раз. Руки трясутся так сильно, что, как только Дубин приподнимает кружку с чаем над столом, ложка в ней начинает слегка дребезжать, что даже слегка раздражает, но вполне себе подходит под напряжённость момента. В голове крутятся мысли о том, правда ли он в принципе способен пойти на такое. И Дмитрий сам не находит ответа на этот вопрос, пока не открывает последнюю закрытую вкладку и не нажимает на броскую кнопку: sign up. Да, это снова эксперимент, в котором нет совершенно ничего такого.