Если хочешь любить меня...

— И ты всему поверил? Я не нарик, Андрей. Миша проклинал себя за эту насквозь лживую фразу, но говорил её всю свою непутёвую жизнь. Родителям, пацанам из группы, друзьям, любимым женщинам, врачам неотложки, мозгоправам в психушке, а теперь вот и Андрею. Словно, отрицая сам факт, реально вычёркивал его из своей биографии насовсем. Наивный, бля. Андрей судорожно вздохнул и вскинулся, кажется, с надеждой, но уже через секунду замотал головой из стороны в сторону так, что она чуть не отвалилась. — Скажи ещё, что ты не пидарас. Чтобы я точно поверил. Миха чуть не взвыл раненым волком от горькой боли. Показалось, что Андрей не усмехнулся саркастически, а зарядил ему с ноги в пах. Повисшее густое молчание сверлило виски. Миша глотал обиду и злость, то ли на Андрея, то ли на себя, и шумно пыхтел. Совсем некстати вспомнились трубкозубы. Блять, опять он сам себе всё испортил. Как обычно. Ничего нового, Миша, ты просто снова доказал, что ты говно. — Андрей... Да, было всякое. Но... Пойдём в палатку, слышь? — Миша тронул его за плечо, вознамерившись поговорить начистоту. — Андрюх? Уснул, что ли? Андрей еле разлепил мутные глаза, что-то бормотнул и опять склонил голову к груди, отключаясь напрочь. — Эх, Андрюша, — злость моментально исчезла. — Нахрюкался, ё-моё. Малыш мой. Пока он не слышит, можно ведь снова называть его так? Миша осторожно приподнял Андрея, довольно тяжёлого, несмотря на худобу, взвалил на себя и понёс к палатке. — Мужики, мужики, свалите, слышьте? — он протиснулся мимо Яши и Пора, потягивающих пиво. — Мы тут с Андрюхой спать будем. — О, Мих, ты решил поиграть в доброго папочку? Готовь слюнявчики, тазика здесь нет, — флегматично заметил Поручик. Вот, блин, характер у него. Молчит-молчит, а потом как ляпнет что-то, и не знаешь, прибить или поржать. — Не беда. Ну, не рассчитал немного парнишка, сами такими были. Если нужна будет помощь, зови, — сгладил углы Яха, и они дружно перебрались в соседнюю палатку. Миша уложил Андрея на бок, почистил немножко джинсы, оттёр с ссадины кровь спиртовой салфеткой, которую нашёл в дорожной аптечке. Сердце внезапно переполнилось нежностью. Вот пускай Андрюха пьяный, пускай обиженный, но всё равно такой родной, любимый, светлый... Будто судьбой посланный, так же, как котёнок Сид. Миша совершенно не хотел его терять. Нельзя было просрать великолепный и, наверняка, последний подарок Госпожи Удачи, в которую он, признаться, никогда и не верил. Разговор откладывался, значит, у Миши появлялось время на обдумывание. Что именно рассказать: всю правду или только самую безобидную её часть? И вообще, почему для Андрея так важны подробности? Трахаться-то можно и с наркоманом в хлипкой завязке, а вот отношения заводить... Неужели Андрей тоже влюбился так сильно, что хочет попробовать... К середине ночи бессонные мысли сбились, потому что Андрей нехорошо закашлялся. Миха растолкал его и выволок на улицу, в кусты — до туалета бы не добежали. Придерживал за плечи, убирал со лба волосы. Романтика, блин. Миша такого в молодости наелся сполна, когда с корешами, да с Анфиской, первой женой, частенько стояли раком над одним толчком. Едва взгляд Андрея стал более осмысленным, Миша поспешно отошёл подальше. Несладко, если на тебя в таком в уязвимом состоянии кто-то пялится, это он знал по себе. В забытом кем-то термосе очень кстати обнаружился сладкий тёплый чай. Миша сунул кружку-крышку в дрожащие руки Андрея, снова усадив его в палатке. — Полегчало? — спросил и испугался: что, если такая забота ещё сильнее оттолкнет их друг от друга? Но Андрей в ответ кивнул, чуть-чуть улыбнулся, хлебнул чая и сипло спросил: — С кем ты оставил Сида? — Одного. Насыпал корма побольше, воды в поилку залил. На пару дней хватит, ему не привыкать. — Он Сид, потому что Вишез? Твоя любимая группа. Твой любимый мёртвый панк. — Да, — Миша вздрогнул от последних слов и попросил: — Давай поговорим позже, в городе. Обещаю, я всё о себе расскажу. — Хорошо, — покладисто, с видимым облегчением, согласился Андрей. — Скажи только, про девять клиничек... Это правда? Миша честно пожал плечами: — Я сбился со счёта после третьей. Кто-то посчитал за меня. Андрей помолчал и вдруг молниеносно прижался к нему, шепча: — Не умирай больше, пожалуйста. Не надо! У Миши защипало в глазах. Он обнял Андрея в ответ и украдкой стёр солёные капли, собравшиеся в уголках: — Я очень постараюсь, малыш. Но когда-то всё равно придётся. Андрей шевельнул плечом, и Миша решительно прибавил: — Андрюх, я не считаю тебя ребёнком, ты не думай ерунды. Просто... — Да знаю, Миш, знаю, — Андрей опять раззевался, приклонив голову на его живот. — Ты заботишься так, а я был слишком резок. Прости. Миша отчего-то ужасно смутился, растроганный, что вся их ссора разрешилась так просто, и суетливо переполз к своему спальнику. — Ну, отбой. Прошло пять минут, десять, пятнадцать, а сон никак не шёл. Андрей тоже вошкался, шуршал синтетической подкладкой. Снаружи громко чирикали утренние птахи. Лагерь медленно засыпал, занималась заря. — Миша, пойдём гулять? Я слышал, здесь недалеко есть речка. — Идём. Всё равно не спим. Они осторожно выбрались на пыльную разъезженную дорогу, и пошли дальше, касаясь друг друга кистями рук. — Что ты ещё хочешь узнать, Андрей? — Миша набрал в лёгкие побольше воздуха и повернулся к нему. — Спрашивай. Чего ждать-то. — Мишка... Ты всё-таки скажи мне... Ты... Завязал? — Да. То есть... С героином стопудово. Я чист с прошлого мая, больше года, выходит. У меня подшивка, но срок уже прошёл. Теперь я сам. Почти не тянет. А вот с колёсами попроще... Могу иногда закинуться. Это плохо, ё-моё, потому что можно совсем развязаться... Но я борюсь с собой, как могу, ты понимаешь, да? Мне нужно чем-то заполнять пустоту внутри, чтоб не так больно было. Я не понял нихера, откуда эта дыра... А сейчас, рядом с тобой... Мне не больно, слышь? Андрюшка... Не знаю, надолго ли это... Хотел бы, чтобы навсегда. Но... Я такой долбоёб, честное слово, ё-моё, — Миша говорил и говорил, машинально переставляя ноги, выдохся, огляделся. — Андрей, ну где речка-то? — Кажется, там, — он свернул на более травянистую дорожку, прислушался. — Слышишь шум воды? И больше ничего не сказал. Шёл, задумчивый, слегка уже протрезвевший, крутил в пальцах веточку. И молчал. Миша боялся даже предположить, что творится в этой светлой юной голове, поэтому не встревал и отгонял комаров, которые радостно накинулись на свеженькую человечину. Наконец вышли на берег, поросший камышами и сочной душистой травой. Андрей заметил ствол дерева, поваленный в воду, сбросил кроссовки и сел на него. Миша последовал его примеру, едва не наебнувшись на скользком мху, и тяжело опустился рядом, почти случайно схватившись за андреево, обгорелое плечо. — Тот злодей в финале игры, — Миша поболтал ногами в тёплой воде, — неспроста похож на меня? Андрей угукнул и тихо засмеялся, пока Миша чесал в затылке. Другой берег, высокий и пока ещё тёмный, чернел ласточкиными гнездами и стволами могучих сосен. Небо над их верхушками золотилось. — Ну чё, Миш, — Андрей бросил в воду кусочек коры, что оторвал от дерева, — чё я сказать-то хочу. Нам же с тобой детей не крестить. Поэтому... Ничего не изменилось. Просто теперь я знаю. Миша кивнул. Маковка солнца показалась из-за леса, вспыхнули на водной ряби блестящие брызги. Андрей сцапал Мишу в недетский захват, чуть ли не задушив, и поцеловал с необузданной жадностью. Треснула ветка. Крякнула в камышах утка. Солнце залило весь мир ярким светом. Миша, задыхаясь, обернулся, убедился, что рядом никого нет, и с силой прижал Андрея к бугристому стволу, бережно стягивая футболку.