Покровительство богов.

      Эва хмыкает, закидывая ногу на ногу, когда оказывается в библиотеке. На неё направлены взгляды нескольких человек, но один из них будоражит кровь, забирая всё самообладание и спокойствие. — Я спрашиваю последний раз. — спокойно проговаривает мужчина, — Это ты сделала?       Тизиан кладёт руку на пояс, прямо туда, где крепко закреплён хопеш. От её внимания это не ускользает, но девушка лишь вздыхает, поднимая на него полный негодования взгляд. — Я отвечаю в последний раз… — говорит в его манере, — Это была не я! Исфет, вы как ненормальные в который раз спрашиваете одно и то же! Не надоело еще?       Целый час Эва сидела тут и целый час Тизиан задавал один и тот же вопрос, к слову, ответ оставался тоже тем же. — Почему тогда в твоей сумке накидка? — спрашивает мужчина, перекалывая гульку на своей голове, уже немного расслабившись.       Эва тяжко вздыхает, кладя руки на голову, глаза закатываются от недовольства. — От жары, зачем же ещё? Вы будто не местные и не знаете, что днём невозможно выйти на улицу без неё, лишь бы не сгореть!       Тизиан пропускает улыбку, кидая взгляд на своего начальника. Тот уж точно знает о накидках и палящем солнце всё. Голубоглазый лишь смотрит гневно на него в ответ, заставляя стушеваться. — Язык прикуси, непокорная. — впервые за всё время Амен говорит с ней, — Если я захочу, то ты всю ночь просидишь тут, а еще лучше — в темнице, где тебе и место с твоими выходками.       Он опирается об стол, складывая руки на груди. Эва сдерживается, лишь бы не провести взглядом по крепкому телу, но в итоге сосредотачивается лишь на его лице, осматривая острые скулы и пухлые губы. — Лишь бы не с вами, господин Верховный Эпистат. Даже не знаю, как смогу дожить до рассвета, отвечая на один и тот же вопрос… — снова закатила глаза, отворачивая голову и складывая руки на груди.       Амен раздражённо хмыкает, отрываясь от стола и шагая вперёд. Внутри девушки всё переворачивается, когда он подходит совсем близко.       Его пальцы опускаются на её подбородок и тянут на себя. Эвтида дрожит, но пытается контролировать себя, поворачивает голову, встречаясь с ним взглядом.       Голубые зеницы исследуют её лицо, будто вглядываясь глубоко внутрь. Он, кажется, дышит очень громко и очень рядом, Эва чувствует его тёплое дыхание на себе. — Неужели ты ночная жрица любви? — спрашивает шёпотом, пока Тизиан удаляется из помещения, оставляя их наедине.       Эвтида шарахается, отстраняясь от него. Он на секунду мешкается, что не укрывается от неё, но быстро приходит в себя, продолжая требовательно смотреть ей в глаза, ожидая ответа на свой вопрос. — Правда глаза колет, непокорная? — он шепчет, приближаясь.       Эвтида откидывает его руку, подрываясь со стула. Внутри всё бурлит от негодования, всё нутро напоминает о том, что она пережила в прошлом. Оббегает его, хватает со стола сумку, быстро закидывая туда свои вещи.       Мужчина усмехается, перехватывая её руку, а следом притягивая ближе к себе. — Где же подевалась вся твоя дерзость? Неужели я неправду сказал? И куда только смотрит твоя семья? — Эвтида замирает, обдумывая его слова буквально несколько секунд.       По щеке сползает одинокая слеза, которую она быстро смахивает. В глазах вспыхивает огонь, она крепко сжимает челюсть, но вскоре быстро отвечает. — Ваши догадки не верны, господин Верховный Эпистат… Я не шезму и не ночная жрица, а вам бы постыдиться, задавая такие вопросы. Надеюсь, вы как можно скорее уедете отсюда, лишь бы я вас никогда не видела! — выплёвывает, пытаясь вырваться.       Он усмехается, усиливая хватку. Кажется, обстановка вокруг накаляется до предела. — Твоё имя? — требовательно, властно, грубо. — Не заслужил! — собирает все силы, что есть и откидывает его руку, как можно скорее направляясь к выходу.       Амен остаётся на месте, немного поражённый этой дерзостью. Первая девушка на его памяти, которая не стыдясь и не страшась так разговаривала с ним. Ещё и слезу пустила… Исфет, куда же он влип?       Следом заходит Тизиан, удивлённо смотря на начальника. — Ты что с девчонкой сделал? Вся трусятся от злости, глаза слезливые… — ответа Тизиан не получает, поэтому задаёт следующий вопрос. — Что узнал то?       Амен хмыкает, поворачиваясь к окну и задумчиво глядя вдаль. Он даже не пытается скрыть своё раздражение. — Не похожа она на одну из них. Те другие, более хитрые, эта же просто язык за зубами не держит да и помыслов поганых не имела, как и сказал Ахмес.       Как оказалось, Эва чудным образом попала в самую гущу событий, когда на одного из меджаев, который служил в Гермополе, напали несколько шезму, по словам этого же меджая.       А Эвтида его спасла, не думая даже, прибежала на помощь.       Амен корил себя. За то, что дал перед ней слабину, будучи мужчиной, перед которым сидела симпатичная девушка, к слову, что было с ним впервые, будто наваждение какое-то… И за то, что заставил её пустить слезу, что было явно не в его стиле, особенно учитывая то, что прямых доказательств её причастности не было к чему либо. Будучи довольно опытным охотником, он замечал все изменения её эмоций исходя из того, что у неё спрашивали и как она отвечала.       На вопросах про причастность к ранению она отвечала быстро и уверенно, лишь небольшой огонек злости полыхал внутри неё, скорее от несправедливых обвинений, нежели от страха, что поймали. Но когда он сказал про жрицу любви и семью… Тогда её напущенная сдержанность дала слабину, показывая настоящее нутро девушки.       С этим ему ещё предстоит разобраться.

***

      Ночь прошла в раздумьях. Казалось, она не сомкнула глаз даже на несколько минут, поглощённая мыслями о прошлом. То, чего она никогда не сможет забыть или как-то исправить. Как бы не старалась вытеснить из головы — не выходит.       И он, Верховный Эпистат, помог этим укрытым воспоминаниям оголиться, будто бы хлыстая острым лезвием по и так израненной душе.       Эвтида корила себя за минутное, если не секундное, проявление слабости перед ним. Ночным кошмаром всех шезму да и в целом, ночным кошмаром многих людей.       Рядом с ним она испытывала противоречивые чувства, не смотря на непродолжительное «знакомство»: гнев, тревогу, заинтересованность, спокойствие, что-то до боли знакомое, но одновременно очень и очень далёкое.       Сердце глухо билось в грудной клетке, головная боль сразила её, сознание помутнело, незадолго до рассвета Эва провалилась в болезненный сон.       Она шла по тёмному коридору, следуя далёкому источнику света. В голове не было ни единой мысли, было так хорошо и спокойно, так приятно…       Пространство обволакивало её. Она упорно шля вперёд, будто зная, что ей нужно быть там.       Шаг за шагом. Эва не знала, сколько она шла. Несколько минут? Часов? Может дней? Она устала, так сильно устала, но продолжала идти. — Эвтида… — послышался мягкий голос.       Он окружил её со всех сторон так, что даже вертясь по сторонам она не смогла бы найти источник. — Дарующая жизнь…       Эва уверенно шагала вперед, замечая очертания какого-то предмета впереди. — Непокорная…       Девушка встрепенулась, вдруг узнавая голос. Это был его голос. Амена.       Удивительно, но сейчас ей не казалось это чем-то странным, а даже наоборот: чем-то, что сподвигло идти вперед, не сдаваясь, не останавливаясь.       Спустя некоторое время она достигла предмета, к которому так долго и упорно шла. Это было зеркало. Огромное, больше чем весь её рост, оно было золотым, украшенным витиеватыми узорами.       Эвтида взглянула на своё отражение. Светлая развивающаяся, будто по ветру, ткань бережно огибала её тело, волосы копной спадали по спине, заканчиваясь где-то ближе к пояснице. На руках было несколько золотых браслетов, но удивляло совсем не это.       Она завороженно уставилась на свои руки. На них были выведены символы, источающие тёплый свет. Удивительно, но она знала значение каждого из знаков, видимо потому, что они отражали её саму.       На тыльной стороне ладони был изображён полумесяц со звездой. Полумесяц — способность проникать в сны, считывать и толковать их, ища путь к исцелению, тогда как звезда — яркая и светлая душа, осветляющая путь другим.       Поднялась взглядом чуть выше — к предплечьям. По ним расходились тонкие витиеватые нити, переплетающиеся друг с другом. Несомненно, это были сети снов, которые указывали на то, что Эвтида могла и умела ловить и толковать важные образы из подсознания и преобразовывать их в послания. — Ах… — прошептала, не веря своим глазам.       Впереди вспыхнуло что-то светлое, заставив девушку зажмуриться лишь на несколько мгновений.       Она находилась в пустыне. Жаркой, сухой, страшной. Если в тёмных коридорах она чувствовала себя вполне комфортно, то отсюда было неимоверное желание сбежать. Как можно скорее перебирая ногами.       Но не успев даже оглянуться по сторонам, она упала на колени, сбитая сильнейшим ветром. Песок окутывал её тело, неприятно щипая и оставляя на бархатной коже неприятные следы. — Меренсет… — тихий зловещий шепот раздался в голове.       Снова яркая вспышка. Руки окрашиваются в алый. С пальцев на песок падают капли. Кровь.       Эве хочется реветь от распирающей изнутри боли. Хочется кричать, царапать грудную клетку до потери сознания, лишь бы избавиться от этого ужасного чувства.       В правой руке она держит клинок, украшенный такими же алыми камнями, как и кровь, капающая с рук.       Требуется несколько мгновений, чтобы понять, что эта кровь не её. Она всматривается внимательнее, пытаясь одновременно заглушить хоть немного ту боль, которая становится всё сильнее.       На клинке белая прядь волос. И она догадывается, кому эта прядь принадлежит, когда её выкидывает из сна.       Сердце бешено стучит, отдавая пульсацией в виски. Почему так больно?!       Поспешно оглядывается. Родная хижина. Своя постель. Никакой крови.       Это всего лишь сон. Но почему такой будоражащий всё нутро? Почему такое ощущение, будто он вывернул её душу наизнанку? Почему во рту горечь, а на глаза наворачиваются слёзы?

***

      Пришлось приложить немало усилий, чтобы собрать себя по кусочкам и выглядеть хоть немного похожей на человека. Поспать так и не вышло после тяжелого видения, поэтому в это время Эва привела себя в порядок: подогрела воды, искупала тело и помыла волосы. Нанесла по паре капель масла лотоса на запястья и шею, а так же подвела глаза сурьмой. Волосы заколола в низкий хвост, выпуская пару передних прядей и открывая вид на изящную шею.       Тёмно-зеленая полупрозрачная ткань струилась по бёдрам, открывая их сбоку. Грудь была закрыта более плотной тканью, которая переплеталась на животе и закрывала все другие интимные части тела чуть ниже.       Эва не была слишком высокого мнения о себе, но выглядела она довольно хорошо, несмотря на произошедшее вечером и ночью.       На подоконнике жалобно мяукнула Афири, оповещая о своём приходе и намекая, что уже, как бы, время завтрака, а её миска всё ещё пуста.       Вскоре Эва окинула кошку нежным взглядом и покинула своё жилище, пока животинка жадно уплетала свою еду.       Увесистая сумка больно давила на плечо по пути к лечебнице. Девушка тащила с собой помытые склянки, множество свитков и небольшой перекус. Мысли были заняты произошедшим прошлым вечером, перед глазами стоял его высокий крепкий стан и холодные голубые глаза. Она махнула головой, отбрасывая наваждение и напоминая себе, что за человек стоял перед ней.       О сне старалась не вспоминать, но пообещала, что как выдастся свободная минутка, то она забежит в библиотеку, дабы глянуть трактовку некоторых знаков и сновидений в целом.       Конечно, будучи черномагом и ведя основную практику в области онейромантии, Эва уже много чего умела. Но этот сон она не смогла растрактовать здраво: её смущали свои же ощущения, как до, так и после, множественные события, а в особенности клинок в крови… У неё были некоторые догадки, но она старалась не думать об этом до того, как узнает больше информации.       Двери лечебницы были открыты. Скорее всего, Ливий и Исман уже давно были на работе. — Доброе утро! — промолвила девушка, заходя внутрь, где уже во всю копошились мужчины.       Только вот было что-то странное в этом. На полу лежало множество мешочков и сундуков. Ливий задумчиво перебирал травы, пока Исман отбирал свитки. — Доброе утро, Эме. — проговорил Исман, измученно улыбаясь.       Ливий был в примерно таком же расположении духа, но даже не смог выдавить из себя усмешку. — Что-то произошло? Что вы делаете? — спросила девушка, ставя на кушетку свою сумку.       Лекарь тяжко вздохнул, проводя взглядом по подруге. Видимо, он тоже не спал сегодня. — Мне пришло письмо. Мой наставник хочет видеть меня в Фивах. И уехать я должен вместе с отрядом Верховного Эпистата.       Эва замерла, не в состоянии даже моргать. — Но почему? Что тебе там делать? Это же обитель хвори! — пролепетала Эва, подходя к другу и беря его за руки.       Исман отложил свитки, внимательно наблюдая за их разговором. — Так нужно, Эва, мне очень жаль. Я бы и сам хотел остаться, уж очень полюбился мне Гермополь и его ослепляюще красивые жительницы… — подморгнул правым глазом, указывая на неё, — Но это мой долг. Я обещал помогать людям. В особенности я не могу отказать своему наставнику, ты же знаешь.       По щеке Эвы потекла одинокая слеза, щёки стали красными, а сердце быстро-быстро затрепетало меж рёбер. — Но как же мы без тебя тут…       Ливий повернул голову к Исману, который расстроенно опустил глаза в пол, от Эвы это не укрылось. — Что происходит? Почему вы так смотрите друг на друга? — уже более сердито промолвила она, злясь, что как всегда ей ничего не рассказали. — Верховный Эпистат наказал мне ехать вместе с ними, Эме…       Брови девушки сошлись ближе к переносице. Она откинула руки Ливия, складывая свои на груди и делая пару шагов назад. — Решили оставить меня тут одну, да? Да как вам не стыдно вообще? Хоть словом бы обмолвились!       Девушка принялась мерять комнату шагами, думая о чём-то, пока её собеседники не издали ни единого слова. — Ну и что же вы молчите? Языки проглотили, да? Так вам и надо! А знаете что, ну и едьте в свои Фивы! И этого вашего грубияна Эпистата прихватите, хорошо?! — зло прошипела, хватая свою сумку и с силой толкая двери, чтобы выйти из помещения, но наткнулась на чью-то крепкую грудь.       Подняла глаза, которые всё так же пылали от злости, встречаясь взглядом с ледяными глыбами. — А ты что тут стал?! Мест в Гермополе мало постоять что ли? — зло пропыхтела, пытаясь немного сдвинуть его в сторону, что, конечно же, не вышло.       В Исфет их всех!       Обошла слева, удаляясь от лечебницы. Амен нахмурил брови от такой выходки непокорной неферут, но разговор с ней оставил на попозже. Сейчас ему стоило поговорить с Ливием.       Тизиан, стоя чуть поодаль от эпистата, удивлённо вскинул брови. Любого другого Амен бы уже за шкирку схватил, да крокодилам на закуску закинул, но нет… Начальник даже не обернулся, открывая только что закрытую дверь.

***

      Она бродит по библиотеке, пытаясь усмирить свой пыл, но выходит не очень. Пинает ногой наотмашь, а потом сгибается пополам. Ударилась пальцами об шкаф… — В Исфет их всех! — бурчит себе под нос, находя нужный стеллаж.       Проходится глазами до самого верха, понимая, что нужные ей расписанные свитки лежат довольно высоко, но где-то в том направлении. Оглядывается по сторонам в поисках чего-то подобного лестнице, но видит лишь высокий стул. Прикидывая, дотянется ли, оставляет сумку на столу и тащит этот самый стул к стеллажу.       Сама мысль о том, чтобы забраться так высоко — пугает. Да она на земле через раз спотыкается, а тут ещё и лезть куда-то.       Раз, два, три… Выравнивает дыхание и всё же лезет наверх. Ноги напряжены, но стоит крепко. — Почему тут такой беспорядок? — шепчет себе под нос, обыскивая глазами полки.       Видит переписанный папирус Эберса — руководство по лечению болезней, рецепты лекарств и заклинания; следом видит свиток, напоминающий что-то связанное с математикой, поэтому сразу же откидывает его подальше. Кто вообще разбирается в этих расчётах?!       Эвтида была убеждена, что математику могут понимать только люди, которых прокляли Боги, иначе никак по другому тягу к этой науке она объяснить не могла, потому сама мало что понимала — умела лишь считать заработанные монеты.       Сползает вниз, сдерживая дрожь во всём теле и двигает стул дальше — к следующему стеллажу.       Вновь залазит и принимается дальше за поиск. Тут уже что-то более интересное. — Книга снов! — шепчет, не веря своей удаче и хватает её, увлечённо разглядывая обложку, разрисованную ну уж очень красиво.       Такие тексты, как эта книга, были практическими руководствами для толкования снов. Они содержали список ситуаций или образов, которые человек мог видеть во сне, и их интерпретации. Ну, например, если снится, что ты ешь сладкий хлеб — это хороший знак, сулящий успех, а вот если снится, что пьёшь мутную воду — это предвещает болезнь или проблемы.       За внимательным изучением Эва и не слышит даже приближающихся шагов позади.       Откладывает книгу на полку, но поближе к себе, чтоб не потерять. Ищет дальше.       Далее натыкается на какой-то религиозный текст. Краткое описание, дай Ра здоровья тому, кто его написал, указывает на то, что в нём девушка сможет найти символы, интерпретируемые как знаки божественной воли и многое другое. Удовлетворённо кивает сама себе, будто гордясь, что смогла это сделать.       Хотя Эвтида и вправду гордилась собой. Что не сдалась, ещё тогда, в детстве, а потом и в юношестве. Она благодарила себя за каждый прожитый день, который помогала людям и занималась уже полюбившимся делом. — Нашла, что искала? — позади слышится мужской голос, от которого у Эвы пробегают мурашки даже по затылку.       Она чувствует, как ноги предательски подводят и уже не держат её.       Девушка закрывает глаза, готовясь переломать себе все кости, упав с высоты, но всё обходится. Вместо боли она ощущает теплые руки на своём теле. И запах граната с миртом…       Одна рука держит её за талию, а другая покоится на бедре. Эпистат задумчиво осматривает её лицо, пока ещё несколько мгновений девушка держит глаза закрытыми, всё так же крепко стискивая писания в своих руках.       Эва выдыхает, понимая, что это никакие не галлюцинации и она действительно не упала, с облегчением, которое вскоре быстро пропадает, открывает глаза. Встречается с глазами мужчины, которые внимательно изучают её лицо.       Амен наслаждается мягкостью девичьей кожи под его грубоватыми пальцами, а носом чувствует запах масла лотоса, видимо, того самого, что лежало вчера в её сумке.       Эва быстро приходит в себя, сползая с его рук, одной рукой поправляя свой наряд, что так не вовремя оголил большую часть её ног, а другой держит нужную ей литературу.       Сначала смотрит в замешательстве, но потом вспоминает события вчерашнего вечера. Смотрит с нескрываемым раздражением, хоть немного и напущенным. — Чем обязана? — горделиво вздёргивает подбородком, не отрываясь от его глаз.       Уже который раз за эти два дня удивляет его. На секунду Амен даже думает, что девчонка не понимает, кто он такой, но тут же возвращается к услышанному разговору в лечебнице, который застал случайно, уже стоя у дверей. Она назвала его грубияном?       Эва стоит прямо, не показывая дрожи. Он не успевает ответить, как она выплёскивает всё, что на душе, перебивая. — Вновь пришел поиздеваться, господин Верховный Эпистат? Думаю, вчера мы достаточно обговорили ваши претензии и выяснили, что я непричастна к нападению на вашего покорного слугу… — последнее прошептала со смешком, — Так вот. Чем обязана?       Спрашивает, выставляя длинную ногу вперёд. — Отрезал бы тебе язык твой длинный и кинул бы к крокодилам, да смысла не будет. — он опускается взглядом на её шею, заставляя щёки девушки немного покраснеть от такого его действия. — Если это избавит меня от вас, то с удовольствием! И так уж подпортили жизнь, забираете дорогих мне людей, обвиняете в том, в чём невиновна, да ещё и к обществу любовных жриц приписываете! — проговорила, немного не контролируя себя и выдавая причину своей злости.       Он быстро усмехается, разглядывая в ней секундное замешательство оттого, что болтнула лишнего. — Не избавишься так просто от меня. Лично займусь твоим воспитанием в Фивах, чтоб знала, как уважать старших по званию.       Девушка замирает, не в силах сказать что либо ещё. Неужели она тоже поедет с ними? — Отбываем на рассвете, будь готова.       Она лишь хлопает глазами, не понимая, что произошло. — Постарайся не лезть без надобности туда, где тебе будет некому помочь. И, пожалуйста, по возможности, не сломай свои длинные красивые ноги, иначе прийдётся оставить тебя тут, Эв-ти-да… — шепчет её имя и ей кажется, что выходит слишком нежно, да его такие же холодные, как и раньше, глаза говорят о другом.       Эва не понимает, что чувствовать: страх от поездки в Фивы, радость, что будет рядом со своими близкими, смущение от комплимента самого Эпистата её ногам или недоумение от того, что первую его фразу она уже слышала… в своём сне.