Бей, беги

Ему не понадобилось много времени, чтобы найти ее. Но проходя мимо учеников, до него доходили смешки: «Неужели свиту Пятифанова сменит одна девчонка?!». Да ну быть не может! Да он просто не мог себе такого позволить. Чисто из гордости, смертельных принципов и упрямости. Но найдя ее одиноко-спокойную у ближайшего деревца за школой, гнев словно начал отступать. Совсем слегка, но уже не было желания кричать и возмущаться на нее. Просто побеседовать, почему то ему казалось, что сейчас она бы спокойно послушала его и перестала вставлять палки в колеса. — Эй, неженка, — окликнув новенькую, он даже не сразу понял, что брюнетка покуривает сижку, да с такой уверенностью будто бы делает это всю жизнь. — поговорить надо! Она не отреагировала. Выдохнув дым, отошла от дерева под которым скрывалась ото всех. И прижав табачную трубочку к пухлым губам, медленно направилась к мальчику. — О чем конкретно? — Парень, похожий на мелкого хищного зверька, не сразу сообразил, что она спросила. Наблюдая за тем, как дым выходил струйкой через две ноздрочки, он совсем потерялся в прострации. — Ты это...., — слова непонятным комом зависли где-то в горле, — херни не придумывай, поняла? Пятифанов не мог разобраться, что именно с ним твориться. Но пытался собраться как можно быстрее, пока девушка не упорхнула. Ему казалось, что эта игра в хищника и жертву, оставалось узнать кто из них какую роль занимает. — Ты про место до сих пор дуешься, или про дружка своего убогого? Утесова на слова не была скупой, а потому к делу переходила быстро и четко, отступая все возможные варианты исхода. Либо сейчас, либо никогда — такой девиз шел в ее жизни, и пока еще не подводил. — Если про место, то сорян, не знала. — Еще одна тяжка, и Ромке уже кажется, что новенькая неплохо вписывается в весь этот снежный вид. Словно сама Снежная Королева спустилась из ледяной сказки. — А если про жирного, то тут вариантов не было. Научишь пацанов, чтобы девчонок не трогали, то и я не стану избивать твоих дружков, а так... Сигарета затлела, и окурок полетел куда-то подальше. Ее руки без перчаток быстро покраснели, как и уши, не прикрытые шапкой, которой и во все не было. — Семен может и гнида, но баб ни разу не трогал. — Завывший ветер практически стянул слова с Ромкиного языка, вялые практически безобидные. Он сам не понял, куда делся тот пыл и жар, казалось будто бы он стал потухшим фениксом в горе пепла. — А ты думаешь, мне совсем делать нечего? Да, Семен твой, в двое больше меня, спасибо, что увернулась, а то бы уже давно по котелку получила. Мне нет даже смысла идти на него первой. — Длинные ресницы покрылись инеем, отчего глаза стали выразительно темнее и глубже. Но Рома оценил только то, что смотрела она ровно ему в глаза, не скрываясь, не прячась, может и правду базарила? — Ты от меня то, че хотел? Разобраться, за дружка вступиться или предупредить, что делать так нельзя? Ответа от парня не последовало, в голову ударило что-то горячее, настолько что аж обжигало. Словно волосы сами по себе возгорелись где-то при самых корнях и пылали адским пламенем под шапкой-маской. Парень совсем потерялся и в собственных мыслях, и в ее словах. — Пойми, Пятифанушка, я человек добрый и равнодушный ко всем вам. — Дана сделала шаг, зашептав: — Но если меня кто-то попытается задеть, я выгрызу ему руку по локоть. Не угрожает, но сделать может. Взгляд ровный, практически не моргающий. Легкий, простой, но в то же время хитрый, неуловимый. «Опасная», — донеслось из уст ветренного потока и соснового бурелома. Рома дергано обернулся, пытаясь найти взглядом кого-то, кто мог бы это сказать. Из-за деревьев проскользила тень невидимого хозяина. Это заставило поежиться парня сильнее. Прилагательное, словно отшибло Роме последние мозги. В какую-то секунду хулигану даже почудилось, что ему страшно. Что затряслись поджилки и сердце в бешеном ритме кололось об грудную клетку. Дыхание участилось, горло запершив, высохло. — Послушай, можно все сделать жестко, — парень в ответ наступил, возвышаясь над брюнеткой, чьи волосы давно покрылись разнообразным снежинистым узором. — Или... о нет, стоп, можно только жестко. Он дернулся снова, словно хотел рвануть на героиню всем телом. Но затормозил в паре сантиметров у лица, заметив, что красотка даже не дернулась. Глупая. Но парфюм, смешивающий в себе запах морского бриза, жасмина и мяты, словно кружка зеленого чая, и ее чертово дыхание ровное, как у удава, он чувствовал на выскоченных жилках шеи. — Девчонку ударишь? Ну давай, герой. — Усмехнувшись, Дана перевела взгляд на плотно сжатые кулаки парня. — Чем только от Бабурина отличаться будешь, а Пятифанов? После мужского молчания, она вновь продолжила: — Знаешь, когда мне говорят, что кто-то главарь хулиганской банды, я обдумываю только два варианта, — ровно в своим словам, она показала два пальца на тоненькой ручке, что давно тряслась от зимнего холода, — либо он самый умный среди всех, либо самый отбитый. Ты можешь сам выбрать вариант, который подходит тебе. Развернувшись, она отправилась к опушке, в надежде утихомирить рвущийся поток ругательств по дороге домой. Новый одноклассник сделал же вывод, что опасный зверь здесь только она. Больше, что смущало в поведение — это неслыханное спокойствие Утесовой. Она напоминала дикую кошку, грациозно пробирающаяся через тихую чащу, но всегда готовая к нападению. Только потревожь и дурной нрав выльется, как дернув заснеженную ветку — окажешься под прицелом и хохочущее веселье превратиться в студеный холод. Ромкино поведение объяснить было сложно. Словно в дурманящих видениях, он скитался от одной крайности к другой: то пылал неконтролируемой злостью, как бесконечная стужа в его поселке, то стихал до неразборчивого шепота, будто бы ветви деревьев легонько переговаривались при ветерке.