To Our Favorite Songs

Бостон не присутствовал больше ни на одном из других уроков Рэя после того первого дня. Теперь он был охранником, потратив неделю на то, чтобы доказать остальным, на что он способен. Его смены всегда были ночными, поэтому он всегда спал, когда Рэй дрался. Мью и Чуем всегда работали, поэтому они тоже никогда не видели Рэя в процессе урока. Может, это и к лучшему. Они всегда слишком суетились, когда видели последствия. Рэй всегда мог сдаться. Топ говорил это перед началом каждого боя. Рэй мог, но никогда не делал этого. Он отбивался до потери сознания, а когда просыпался, то всегда был в постели Сэнда, залатанным невидимыми руками. Иногда он чувствовал их, в своём бреду. Ему снилось, что они откидывали его волосы назад, разрезали его на части и сшивали его обратно, нежно и грубо одновременно. Они были грубыми — руки рабочие — они ещё больше заинтриговали Рэя. Сэнд был интересен. Они заставили его задуматься о своей жизни в старом мире. Каким он был раньше, каким он стал сейчас. Ни у кого из его друзей не было таких рук, как у Сэнда. Никто из них не касался его так, как Сэнд. Он дотрагивался до Рэя, словно был маленьким солнечным лучом, падающим сквозь деревья холодным зимним утром и приземляющимся на снег прямо у его ног. Как нечто неприкасаемое; нечто, чем можно любоваться издалека. Рэй однажды его разыскал. В ту ночь Бостон его подлатал. Слëзы дались ему легче, чем сон, и в ту отчаянно одинокую ночь он схватил бутылку спиртного и отправился на поиски лекарства. Сэнд появился перед ним, как будто откликнувшись на молитву, с ветхой гитарой в руке. Он был снаружи в саду, сидел один на складном стуле рядом с посевами, за которыми он часами ухаживал, с сигаретой, аккуратно зажатой между губами. Рэй был в восторге от того, как лунный свет падал на его скулы. Как он падал на его идеальные губы, которые обвивались вокруг фильтра сигареты. Этот свет очерчивал ключицы Сэнда и отбрасывал тени в местах, которые заставляли воображение Рэя разыграться: невинно ныряя под его рубашку, где Рэю было запрещено смотреть, очерчивая его силуэт мягким сиянием. Он выглядел неземным. Рэй с опозданием понял, что Сэнд напевает. Это была та же песня, которую он услышал здесь в первый день, когда Сэнд с сигаретой в губах оттирал кровь с волос Рэя, и мелодия была такой же прекрасной, как и его голос. Рэй сделал шаг вперед. Два, три, пока не оказался прямо рядом с ним. Сэнд не замечал его, пока Рэй не присел у подножия его стула. Рэй старался не слишком сильно фокусироваться на испуганных глазах Сэнда, больших и блестящих в лунном свете. — Рэй, — прошептал он. — Что ты здесь делаешь? Должно быть, он что-то увидел в том, как Рэй смотрел на него и на полупустую бутылку, что держал в руке. Залитом слезами лице Рэя. Потому что глаза Сэнда смягчились и вопрос был намеренно забыт. Рэй ждал, что он снова начнет напевать, но вместо этого он сказал: — Тебе не следует так много пить. Ты можешь умереть от проблем с печенью, понимаешь? Рэй рассмеялся и вытер слëзы. — Я думаю, зомби представляют большую опасность, чем алкоголь. К тому же, мы все когда-нибудь умрем. — Он изобразил тост бутылкой, сделав глоток. — Я наслаждаюсь этим, пока могу. — Кажется, это не доставляет особого удовольствия. У Рэя не было ответа на это. Он слушал ленивые бренчания Сэнда. Это была та же мелодия, которую он напевал. — Что это за песня? — наконец спросил Рэй, выхватывая сигарету из его губ. Он затянулся и позволил себе насладиться её тлением в тишине ночи. Сэнд задумался на мгновение. —Я не... — он полностью прекратил играть, одна рука зафиксировалась на струнах, а другая была всего в нескольких дюймах от них. Он нахмурился, как будто у него не было ответа. Как будто он никогда не думал задать себе этот вопрос. — Я не уверен. Тишина была оглушительной. — Ты не помнишь? Музыка была редкостью в апокалиптическом мире. Они находились в старом магазине пластинок без винила. Телефоны не работали, как и граммофоны или проигрыватели. Даже те немногие, которые работали, потребляли электричество, которого ни у кого не было, поэтому их оставили нетронутыми. Заброшенными, потому что электричество было лучше тратить на поддержание жизни всех. Когда повсюду начали появляться зомби, были вещи поважнее музыкальных инструментов. Тот факт, что у Сэнда всё ещё была его гитара, было свидетельством того, насколько важна была для него музыка. Так что Рэй не был так уж удивлен, когда Сэнд не вспомнил песню, которую он слышал четыре года назад. Сэнд, похоже, думал иначе. — Этого не может быть, — пальцы Сэнда летали по струнам, звук был несогласованным потоком нот, повторяющих один и тот же узор снова и снова. Он напевал громче, торопливо, как будто музыка ускользала сквозь его пальцы. Затем он запел. — Nothing’s. Nothing’s what? Nothings gonna… блядь. — Эй, — Рэй схватил его за запястье, снова обрекая их на молчание. — Всё в порядке. Прошло много лет. Ты не слышал эту песню много лет. — Это... — Сэнд посмотрел на свою гитару. — Это моя любимая песня. Как я мог забыть свою любимую песню? — В жизни всякое случается, — ответил Рэй, чертя маленькие круги большим пальцем там, где запястье Сэнда всё ещё было сжато в его руке. — Я тоже не помню свою любимую песню. Он вспомнил Микро и то, как голос солиста успокаивал мысли. Это заставило его почувствовать, что часть его матери всё ещё была здесь с ним. И всё же Рэй не мог вспомнить название ни одной песни. Даже своей любимой. Даже слова. Сэнд смотрел на него так, словно Рэй только что указал на то, что часть Его отсутствует. Рэй не знал, куда вести разговор дальше, поэтому сделал то, что хотел бы, чтобы сделал кто-то в его ситуации: он протянул Сэнду бутылку спиртного, которую держал в руке. Сэнд схватил её со взодохом побеждённого. Рэй снова затянулся сигаретой и наблюдал за твердым изгибом его адамова яблока. Он докурил её в рекордное время. — Что там было про то, что алкоголь вызывает у тебя проблемы с печенью? Сэнд криво усмехнулся. — Я не пью каждый день. — Я не пью на работе. — Это твоя попытка заставить меня выслать тебя на задание? — Может быть, — Рэй положил руку на колено Сэнда и наклонился ближе. Он не подал виду, но Рэю нравилось думать, что это сводило его с ума. — Пожалуйста, Сэнд? — Прекрати строить эти щенячьи глазки, — шутливо оттолкнул его Сэнд. — Ты никуда не пойдёшь, пока не закончишь обучение. — И это ты называешь обучением? Я ни хрена не учусь. — Ты учишься. — Сколько времени это вообще должно занять? Месяц? — Это зависит от тебя. Тебе придется победить Топа в физической драке, прежде чем кто-то подпустит тебя к этим воротам. — Сколько времени потребовалось Топу на этапе обучения? Сэнд замер, на его лице отразилась неуверенность. Он вернул пустую бутылку Рэю. — У Топа не было шанса победить своего предшественника. — Почему нет, чëрт возьми? Разве не должны быть одинаковые правила для всех? — Она умерла. Оглядываясь назад, Рэй должен был это предвидеть. Он сделал паузу, очень тщательно обдумывая свои следующие слова. — Ты был близок с ней? Сэнд снова и снова лениво играл те же самые ноты. — Это была её любимая песня. — Его глаза были мокрыми от непролитых слëз. Он не дал им упасть. — Это была единственная песня, которую она всегда слушала — я забыл её. Именно тогда Рэй наконец понял, кто эта женщина. Никому, кроме людей, отправляющихся за припасами, не разрешалось выходить наружу. Это было правило, о котором говорил Сэнд, и то правило, с которым он хорошо познакомился, прежде чем ступить в этот бар. Исходя из того, что Рэй узнал из мимолётных разговоров, не было никого, кто мог бы быть охотником за добычей, кроме матери Сэнда. — Твоя мать была предшественницей Топа? Молчание Сэнда было достаточным ответом. Его губы изогнулись в кривой улыбке. Это была почти презрительная усмешка. — Она никогда не любила Боинга. Рэй знал, что произошло. По крайней мере, в общих чертах. Боинг бросил мать Сэнда на растерзание нежити, и Сэнд так и не простил его. — Что случилось? Снова тишина, а затем Сэнд заиграл. — Она доверяла ему достаточно, чтобы работать с ним рядом. Его навыки в бою были исключительными, поэтому у нас не было причин отказать в его отправке туда. — Он дернул не за ту струну и перевёл взгляд на Рэя, за ними скрывался невообразимый гнев — сдержанный и скрытый за миром боли. — Первые несколько заданий были хороши, но как только дерьмо стало опасным, он встал и ушёл. Бросил всех там, включая мою мать. И знаешь, что самое худшее? Рэй наблюдал, терпеливо ожидая ответа. — Он опустился на колени и умолял меня о прощении. — Он его получил? — Он уже знал ответ. Он даже не знал, почему спросил. — Нет, — пауза, — и никогда не получит. В ту ночь Рэй узнал много нового о Сэнде. Он узнал, что Боинг был бывшим Сэнда и что он был абсолютным мешком дерьма (не то чтобы он не знал этого раньше). Он узнал, что Сэнд любил клубнику и Фредди Меркьюри, и что его мать назвала его Сэндом, потому что он был зачат на пляже. Он узнал о том, как Сэнд проводил ночи: работал или играл музыку в саду в те ночи, когда Топ не приходил на их ежедневные встречи. Видимо, они разговаривали, потому что никто не мог спать. Рэй пошутил, что они сплетничали, как две старухи, и Сэнд не совсем согласился. — В основном мы просто сидим и молчим. Рэй усмехнулся. — Это звучит не очень-то весело. — Это не так. — Сэнд сел рядом с Рэем на траву, полностью забыв о гитаре и стуле. — Но это мирно. Он сказал, что Топ больше не выходил наружу. Сэнд пошутил, что он слишком занят Мью. Рэй притворился, что сказанное им не было горькой правдой. Что это не больно. В обмен на все знания, которыми его наделил Сэнд, Рэй сказал ему, что его любимая группа — Микро. Он рассказал Сэнду о своей матери (он не сказал об этом ни слова никому, кроме Мью), и когда Сэнд спросил его об отце, Рэй впервые открылся с тех пор, как узнал, что хостела больше нет. — Он мёртв. — Рэй произнес эти слова вслух впервые после той ночи. Хотя он видел отца собственными глазами, хотя он купался в его крови, именно в тот украденный момент, когда эти слова вырвались у него из уст, Рэй наконец понял, что он потерял. — Он был мёртв, когда я туда добрался. — Рэй... — Всю мою жизнь его не было, а потом он появился, а сейчас его не стало, вот так просто. Рэй не плакал. Он не позволял себе этого. Сэнд каким-то образом видел его насквозь. Он видел, как отчаянно Рэй цепляется за эту иллюзию здравомыслия, и он притянул его к себе. Сэнду не нужно было ничего говорить. Рэй прекрасно понимал тишину. Он прижался к Сэнду, как раньше к Мью. Только Сэнд притянул его невозможно близко, как Мью никогда не делал. Сэнд гладил его по волосам и напевал ту безымянную песню, и не жаловался, когда слезы Рэя пропитывали его рубашку. Первым отстранился Сэнд. Сэнд вытер ему слëзы и прошептал, что все будет хорошо. Это был Сэнд, потому что Мью не делал этого уже много лет. С тех пор, когда Сэнд сидел один со своей гитарой у грядки картофеля, Рэй присоединялся к нему. Иногда Топ приходил раньше Рэя. Такие случаи были редки, но случались. В те ночи он не разговаривал с Сэндом, и в результате ему было труднее заснуть. Иногда Сэнда не было в саду. Он в это время работал. Это подстегнуло Рэя обыскать каждую щель и в конце концов (в течение трёх месяцев) прийти к выводу, что есть только три места, где Сэнд мог быть: ванная, офис или курятник. Ну, не буквально внутри, но Рэй узнал, что когда Сэнд был встревожен, он искал компанию кур. У него также были имена для них. — Это Фредди, — он указал на жёлтого. Затем на коричневого, тёмно-коричневого и ещё одного жёлтого в быстрой последовательности. — Это Боуи, Тёрнер и Кобейн. — Почему у меня такое чувство, что ты перемудрил с именами? Сэнд рассмеялся. — Потому что они все названы в честь некоторых из моих любимых музыкантов. — Он продолжил, когда Рэй вопросительно посмотрел на него. — Фредди назван в честь Фредди Меркьюри, Боуи — в честь Дэвида Боуи, Тернер — в честь Алекса Тёрнера, солиста Arctic Monkeys, а Кобейн — в честь Курта Кобейна, солиста Nirvana. Рэй едва ли знал, кто эти люди, но, судя по тому, как Сэнд улыбался и смеялся, Рэй был бы не прочь слушать, как он рассказывает о них, хоть до конца своей жизни. Рэй спал, несмотря на отчаянные попытки не спать. Он был всего лишь человеком. Достаточно часто он засыпал, прижавшись к ноге Сэнда, на его плече или на коленях, потому что сон был лёгким, когда Сэнд был рядом. Сэнд не жаловался, поэтому Рэй не отказывал себе в этом. Он не отказывал себе в этом даже тогда, когда побои, которые он получал во время тренировок, становились всё сильнее. Иногда по ночам он был настолько измотан, что ждал Сэнда у кресла и просыпался, даже не понимая, что уснул, накрытым одеялом. Он обнаружил, что с нетерпением ждёт тренировок. Да, Топ перестал давать ему слабину, но Рэю нравилось верить, что он может держаться дольше. Его выносливость зашкаливала, и каждый удар был выбросом адреналина, за который Рэй цеплялся, как за спасательный круг. Но он позволил Топу избить его до потери сознания, потому что его гордость не позволяла ему сдаться. Ну, сначала это была гордость. Гордость, потому что это был Топ, и Рэй каким-то образом чувствовал, что он не сравнится с ним перед Мью. Что он был практически невидим. В какой-то момент он понял, что гордость уступила место тоске. Отчаянию. Он жаждал прикосновения Сэнда и получал его в те украденные моменты болевого бреда. Они не говорили об этом. Ни по утрам, ни по вечерам, ни глубокой ночью. Рэй вообще редко видел Сэнда, за исключением ночи, когда никого не было рядом. Он никогда не благодарил Сэнда за то, что тот собирал его по кусочкам каждую ночь. Он благодарил его, когда просыпался каждое утро. Он думал о Сэнде, когда его преследовала боль. Когда болезненность напоминала ему об этом, но никогда вслух. Никогда в лицо. С самого начала обучения Рэй проводил большую часть времени в постели. Боль пронзала каждую косточку его тела — настолько, что он едва мог встать с кровати. Ник приносил ему еду (в основном потому, что он редко покидал свою уютную кровать, как и Рэй), а иногда и Мью, Чуем или Бостон. Больше всего Рэй ждал визитов Бостона. Бостон был единственным, кого он мог попросить принести ему спиртное. Рэй больше не разговаривал с Мью. Вернее, он не пытался вести никаких разговоров. Он ожидал, что Мью хотя бы попытается вразумить его, но этого не произошло. Он перестал прилагать какие-либо усилия много лет назад. Рэй просто не мог отпустить это, пока Бостон не сказал ему это в лицо. Что никого не волновало, жив он или мёртв. Что это не имело никакого значения для Мью или кого-либо ещё. Его разговоры с Чуем и Бостоном тоже были не более чем пустой болтовней. Рэй не мог найти в себе сил заботиться о них так же, как раньше. В последнее время его волновал только Сэнд. Видеть Сэнда, разговаривать с Сэндом, Сэнд, Сэнд, Сэнд. Это продолжалось недолго. Мью стоило только сказать ему два очень определённых слова, и Рэй снова принялся за дело, преследуя его, как брошенная собака, которой уделили всего лишь каплю внимания. — Я ухожу, — сказал Мью. Слова не были полностью усвоены. Он выслушал жалобы Ника на новый состав Топа. Тот, за который он будет отвечать, как только его одобрят остальные. Ник сказал, что они с Сэндом зациклены на этом новом проекте. Что Сэнд работает слишком много, помогая Эйприл заполнить недостающие роли, которые составят новых членов команды. — Как будто они думают только о себе, — Ник мерил шагами свой маленький угол комнаты, нахмурившись. — Мы не можем больше терять людей. У нас нет достаточно ресурсов, чтобы финансировать это! И всё это ради чего? Ради знаний? Ради знаний? — Он откинулся на матрас, спрятав голову в руках. — Что случилось с любопытством, убивающим кошку? — Удовлетворение вернуло её. — Что? — Любопытство сгубило кошку, — повторил Рэй, на этот раз медленнее. Он прослеживал складки на стенах. То, как палатка сотрясалась от одного прикосновения. — Но удовлетворение вернуло её обратно. Вот полная поговорка. Рэй знал об этом только потому, что Мью рассказал ему об этом. Ник усмехнулся и сказал что-то о том, что Топ умрёт и вернётся, чтобы преследовать их в виде зомби, но Рэй перестал его слушать. Тогда, по дороге из хостела Мью просил Сэнда, чтобы он организовал новый отряд. Рэй не сомневался, что Сэнд каким-то образом сумел удовлетворить его запрос. Но, сейчас сидя напротив Мью за столом в общей зоне, Рэй понял, что значила его просьба о новой команде, и что это влечёт за собой. — Что значит, ты уходишь? — Топ и Сэнд договорились. — Мью посмотрел на пустой стакан из-под спиртного в руке Рэя. — Я уезжаю на следующей неделе. Подумал, что ты должен знать. — А как же Топ? Он не может просто уйти посреди моей тренировки. — Это было глупо, но это была единственная карта, которую мог вытянуть Рэй. Мью оттолкнул бутылку виски, прежде чем он успел её схватить. — Тебе придется пока тренироваться с кем-то другим. Мне нужен Топ в моей команде. Рэй усмехнулся. Он был на грани того, чтобы отпустить очень плохую шутку, которая могла бы разозлить Мью, но он сдержался. Вместо того, чтобы сделать то, о чëм он знал, что может пожалеть, Рэй перевернул пустой стакан в руке и проигнорировал снисходительный взгляд, который Мью послал ему. — А как насчет поставок? Я не могу пойти ни на какие задания, пока не одолею Топа в драке. — Сэнд сказал, что у них достаточно запасов, чтобы продержаться несколько месяцев. — Ты говорил с Сэндом? — Перспектива была тревожной. Рэй не знал почему, просто знал, что ему не нравится этот факт. Мью вопросительно изогнул бровь. — Почему бы и нет? Он пытается устроить меня на работу, которую я хочу. Технически он мой босс. И твой. Пауза. — Как долго тебя не будет? — Не уверен. Зависит от того, как далеко мы заедëм. — Мью избегал его взгляда. — И что мы найдем. Правильно, потому что научные открытия и нежить всегда идут нога в ногу вместе. И не так, как бы хотелось. Именно из-за учёных вообще существует такое дерьмо как нечисть. Из-за учёных и их амбиций. — То есть ты просто оставишь меня здесь? — Рэй, — Мью преувеличенно вздохнул. Его глаза смягчились так, что Рэй бы этого не заметил, если бы сосредоточенно не искал. — У тебя есть Бостон и Чуем. — Он помолчал. — И Сэнд. Рэй мог точно сказать, о чëм подумал Мью. Всё потому, что Рэй до сих пор колебался. — Между Сэндом и мной ничего нет. — Я никогда на это не намекал. — Это подразумевалось в твоей фразе. Рэй ненавидел. Он ненавидел, что они только и делали, что ссорились. Что единственным результатом их разговоров была атмосфера напряжения, которая никогда не исчезала. Мью снова вздохнул, и Рэй постарался не чувствовать себя ребёнком. Обузой. — Ты не можешь продолжать так жить, Рэй. Рэй потянулся за бутылкой виски, которую Мью отставил в сторону, и налил себе ещё. Мью не сделал ни единого движения, чтобы остановить его. — Как так? — Как будто твоя жизнь связана с моей. Мью не смог понять, что между ними было. Может быть, для Мью и ничего не было. Мью не заботился о Рэе так, как раньше, но для Рэя Мью был всем. Рэй опрокинул свой напиток. Он налил себе ещё. — Там опасно, Мью. — Ты не видишь, что я могу. Ты играешь постоянно роль приманки. Всё верно, до того, как общежитие и всё в нём пошло к чертям, Рэй был отвлекающим маневром. Он был приманкой, за которой гнались заражённые. Рэй был отвлекающим маневром, потому что он хотел им быть. Никогда никто не вызывался добровольцем. Никогда никто не пытался остановить его. И вот он здесь, тренируется, чтобы рискнуть своей жизнью — умереть — и никто не сказал ни слова. Это показывает, насколько всем на самом деле не всё равно. — Да, ладно, — Рэй покрутил свой стакан, очарованный танцующими огнями – светом, которые сверкали в его напитке, настолько яркими, что он даже не мог увидеть своего отражения. — Может, тебе и стоит попробовать. — Что это должно значить? — Ничего, — Рэй залпом осушил свой напиток. — Просто беспокоюсь о тебе, вот и всё. — Да, ладно, — Мью встал со стула, сверкая глазами. — Не надо. По пути к выходу он прихватил с собой бутылку спиртного.   В течение нескольких недель отсутствия Мью Рэй выпил столько алкоголя, сколько смог достать. Чуем ругала его за это, Сэнд избегал его, а Бостон и Ник бросали на него сочувственные взгляды каждый раз, когда видели его с бутылкой или пустым стаканом. Рэю было всё равно. Он тренировался один и с Бостоном по вечерам перед своей сменой, потому что Сэнд был слишком занят, работая до изнеможения, а Чуем была слишком занята неизвестно чем с Эйприл. Мью вообще не было рядом, поэтому Рэю пришлось довольствоваться тем, что у него было. По крайней мере, Бостон никогда не бил его так сильно, как Топ. Он никогда не стремился покалечить, и в результате боль и синяки на теле Рэя постепенно утихли. К несчастью для Рэя, боль в его сердце была постоянным присутствием, которое никогда не притуплялось, независимо от того, сколько он пил. Может быть, прошло две недели, может быть, четыре. Рэй не знал. Прошло достаточно времени, и в конце концов Рэю надоело, что Сэнд его избегает. Он искал его, как обычно, но на этот раз, когда Сэнд отвернулся от него, резко сказав: — Я занят, — Рэй не уступил. Он не отступил, даже когда в комнате находились Бостон и Ник, занимавшие два стула в стороне. — Мы можем поговорить? — спросил Рэй, игнорируя удивлённый взгляд Бостона. Он пил, если судить по полупустой бутылке виски в его руке. Насколько Рэй мог судить, Сэнд был единственным трезвым в комнате. — Наедине? — Я занят, Рэй. — Нет, нет, нет, — перебил Бостон. Он повернулся к Сэнду. — Ты можешь помочь мне после того, как поговоришь с Рэем. Я никуда не уйду. Они были в кабинете Эйприл. Это было место, где Чуем проводила большую часть времени, работая и занимаясь другими делами с Эйприл, о которых Рэй предпочитал не думать. — Где Эйприл? Сэнд сидел за столом, на котором была разбросана куча бумаг. — Я дал ей выходной. Рэй не стал спрашивать, почему. Он знал Сэнда достаточно давно, чтобы понимать, что тот был таким же наркоманом, как и Рэй. Он, вероятно, отпустил её, чтобы получить хоть какую-нибудь ещё работу. Работа Сэнда была тем же, чем алкоголь был для Рэя. Он не мог жить без неё. Не мог функционировать — не мог спокойно отдыхать, когда не работал. Рэй прекрасно понимал это в Сэнде. Чего он не понимал, так это того, что заставляло его так себя вести. Он действительно работал так много только тогда, когда его что-то беспокоило. Рэй знал, что он был причиной того, что Сэнд работал так много. Он мог понять намек, он просто не знал, что он сделал, чтобы заслужить такое волнение. Рэй посмотрел на Бостона, молчаливо умоляя оставить их в покое. Однако Бостон был неумолим, поэтому Рэй повернулся к Нику. Это сработало. Он взглянул на Сэнда, затем на Рэя, прежде чем сдаться под давлением. — Может, нам стоит… — Нет, — перебил Бостон. — Он может говорить перед нами всё, что захочет. Сэнду всё равно, не так ли, Сэнд? Сэнду технически не давали выбора. Он бросил взгляд между ними и продолжил свою работу, как будто никого из них не было в кабинете. Рэй вздохнул в знак поражения и решил, что на самом деле неважно, что Бостон знал то, чего не знал он. Лучшим вариантом действий было бы игнорировать его. — Ты избегаешь меня. Сэнд ни разу не взглянул на него. Не поймал его взгляд, не улыбнулся и даже не признал присутствие Рэя. Он просто не отрывал взгляда от бумаг перед собой, делая заметки и зачеркивая что-то. — Я не избегаю тебя. Рэй придвинулся ближе, ударив ладонью по бумаге перед Сэндом. Он не поднял на него глаз. Даже когда Рэй вырвал карандаш из его пальцев. — Сэнд. Сэнд схватил стопку бумаг в стороне и начал их просматривать. Рэй отбросил их от него их тоже. — Сэнд. — Рэй хотел схватить его за подбородок. Он хотел заставить Сэнда посмотреть на него. Он бы так и сделал, если бы не было Бостона и Ника. Он был вынужден сдержать себя. — Ты можешь просто поговорить со мной? — Я не хочу. — Ты можешь просто сказать мне, что я сделал? — Ты алкоголик, Рэй. — Сэнд вздохнул и откинулся на спинку стула, потирая рукой переносицу, словно пытаясь отговорить организм от надвигающейся головной боли. Круги под глазами стали темнее, а щëки впали, словно он забыл поесть. Рэй бы помолился богу, который бы его слушал, чтобы Сэнд не оказался в таком состоянии из-за Рэя. — У меня не очень хорошие отношения с алкоголиками. Всё верно. Сэнд не раз упоминал Боинга во время их ночных разговоров. Он упоминал, как ужасно он относился ко всем, включая Сэнда, и как именно пьянство и безрассудство оттолкнули Сэнда. — Я не алкоголик, — возразил Рэй. Сэнд повернулся к нему с недоверчивой усмешкой. Бостон рассмеялся, и Рэю пришлось на долю секунды отвлечься от Сэнда, чтобы послать ему вполне заслуженный взгляд. — Я действительно не такой. — Он поднялся упираясь на стол, игнорируя разбросанные бумаги, которые в результате этого движения упали на пол. — Я пью только тогда, когда расстроен. — Ты всегда расстроен. — Сэнд присел над беспорядком на полу, собирая всё и расставляя в каком-то своем порядке. Ник помог, а Бостон нет, устремив свой расчётливый взгляд на Рэя. — Ты серьёзно можешь сказать мне, что можешь бросить, когда захочешь? Рэй знал, что не может. Его молчание было достаточным ответом для Сэнда, который усмехнулся и пробормотал что-то себе под нос. — О, Сэнд, неужели это единственная причина, по которой ты его избегаешь? Мне жаль тебя — правда. — Это Бостон нарушил тишину. Бостон, который превращал в беспорядок всё, к чему прикасался. Сэнд выхватил последние листки у Ника и резко бросил стопку на стол. — Что это должно значить? Ник через несколько секунд оказался рядом с Бостоном, пробормотав предупреждение. — Рэй, — Бостон не слушал. Он никогда никого не слушал. Ник не мог быть исключением. — Сэнд не знает, что ты уже много лет влюблён в своего лучшего друга? Рэй ринулся к нему за считанные секунды, желание свернуть Бостону шею было таким сильным, что Сэнду пришлось его удержать. — Что, чëрт возьми, ты несешь? Он знал, что Бостон говорил. Он не понимал, почему он это говорил. Что он получал от этого? Ник отчаянно дергал Бостона за руку, умоляя его остановиться. Бостон его проигнорировал. Какой шокирующий поворот событий! — Ну, я слышал, что Мью и Топ занимаются кое-чем. Кто-то опередил тебя, мужик. Какой позор. — Теперь Бостон смеялся, хотя и натянуто. Единственной его целью было довести Рэя до истерики. — Хорошо, что ты появился, Сэнд. Ему нужно как-то забыть Мью. Какой ещё есть лучший способ забыть, чем трахнуть какого-нибудь... Бостон не успел закончить предложение. Рэй бросился на него прежде, чем услышал слово. Сэнд доверял ему достаточно, чтобы рассказать ему о своей матери во время одного из их разговоров. Он рассказал Рэю о своём прошлом и о том, чем она занималась и где работала. Он доверял Рэю достаточно, чтобы рассказать ему об оскорблениях, которые люди давали ему из-за неё. Как он ни разу не чувствовал стыда из-за того, что она делала. — Она добывала еду на стол, — сказал он. Рэй нашел его в душе, принимающим ванну. Он курил, держа в руке напиток. Это была годовщина смерти его матери, и он не мог ничего делать, кроме как говорить о ней. — Она работала, чтобы мы могли жить лучше. Рэй слушал, как Сэнд рассказывал ему о ней. Её любимая еда, музыканты. Он предложил помыть Сэнду голову — своего рода плата за тот день, когда Сэнд помыл его. Сэнд не спорил, напевая эту безымянную песню, чтобы заполнить последовавшую мирную тишину. — Она ненавидела это слово. — Он затянулся сигаретой. — Ей было всё равно, что её называли проституткой, шалавой, шлюхой или как-то ещё. Но это слово всегда приводило ее в ярость. Сэнд предложил Рэю сигарету. Рэй с благодарностью её взял, смакуя приятное жжение. — Я не понимал, почему она так его ненавидела, — продолжил Сэнд. — И что случилось потом? Сэнд сделал ещё одну затяжку, откинув голову назад, чтобы игриво выпустить дым в лицо Рэю. — Кто-то назвал меня так в старшей школе, и я сорвался. — Он погасил сигарету. — Не потому, что это было направлено на меня, а в основном потому, что это напомнило мне обо всем, что она перенесла, чтобы достичь того, чего она достигла. Всё неуважение. Позор. Рэй не понимал. Рэй никогда не мог понять. Ему никогда не приходилось работать ради чего-либо в своей жизни до апокалипсиса. Он не испытывал трудностей, как Сэнд, но он, по крайней мере, мог быть рядом с Сэндом, когда тот в этом нуждался. — Может быть, поэтому она и разозлилась — потому что над близкими ей людьми больше всего насмехались. Или плохой момент в памяти, что застрял в её голове. Сэнд напевал, позволяя уютной тишине снова поселиться над ними. — Боинг называл меня шлюхой, понимаешь? Когда мы встречались. Рэй замер, запустив руки в волосы Сэнда. — Регулярно? — Нет, — Сэнд наклонился к прикосновению, молчаливо призывая его продолжать. Рэй сделал, как его попросили. — Только во время ссор, когда он знал, что это заденет меня за живое. Сэнд продолжил объяснять, что это слово ему знакомо; с тех пор как дети в школе узнали, кем работает его мать, они стали дразнить его этим словом. Это бесконечно беспокоило Рэя. Это беспокоило Рэя, потому что Сэнд доверял ему достаточно, чтобы рассказать об этом. Он сказал Рэю, что причина, по которой он никогда не злился на Боинга за его слова, удары и неправильные прикосновения, была в том, что он перестал использовать одно слово, которое, как он знал, выводит Сэнда из себя. Когда он был почти трезвым, по крайней мере. Поэтому, когда Бостон открыл свой большой рот, когда он почти произнес то самое слово, от которого Рэй поклялся защищать Сэнда, он ударил Бостона в челюсть и ни разу об этом не пожалел.