Руки прошлого. Последняя игра

Пила
Слэш
Завершён
NC-17
Руки прошлого. Последняя игра
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Жила-была девочка Лори. Очень тосковала по папе, который пропал без вести одиннадцать лет назад и, вероятнее всего, погиб от рук самого Пилы, а может, его подельников — кто теперь скажет. Нашла она как-то в интернете новость: злодеяния Пилы превратили в музейную выставку и приглашают всех желающих посетить жуткий аттракцион. Там-то в качестве экспоната и обнаружился её папа. Вернее, папина правая рука. Что если отец ещё жив? Истинная его дочь, Лори немедленно полезла разбираться с этим...
Примечания
http://i99.fastpic.ru/big/2018/0116/ec/1495e0eb8b09e42b39f84df691a58aec.jpg - обложка от великолепной redkatherinee. Как мы помним, "Нелинейное повествование" - канонный жанр самой серии фильмов Пила. Как и в фильмах, здесь события происходят вперемешку, и вам предстоит собрать их воедино по кусочку. Подсказки: Жирный шрифт - выделение голосом/эмоционально; дневниковые записи одного из персонажей. Курсив - всё происходившее в прошлом, как в близком, так и давности нескольких десятилетий. Да. Вычислите все действующие лица. Указаны те, кто больше всего влияет на сюжет, участие остальных вам предстоит понять по ходу действия. В степени детский сад: некоторые потомки основных действующих лиц тоже оставят след в этой истории. Игра началась.
Посвящение
Всем событиям и людям, приведшим меня в Пилу и заставившим туда вернуться после долгого перерыва.
Содержание Вперед

Глава двадцать девятая, в которую нельзя заглядывать детям…

Когда он вернулся, Питер и Лори спали: ни в одной из спален не горел свет, на кухне не томилось ничего под крышкой, игрушки, которые пришло время стирать, собрали в коробку и оставили около машинки, несколько рубашек покачивались на сушилке. Полный порядок. Марку стало тошно: одни мысли его, беспокойные, рвали этот порядок на жалкие лохмотья. Он опустился в ванну. Сунул руки, перепачканные кровью и землёй, под кран, выкрутил на всю мощность и держал, пока кожа не порозовела от почти что кипятка. Поместил под струю голову, встряхнулся – капли щекотали засаленную кожу, заставляли повиснуть, огрубеть наподобие проволоки мигом волосы. Вода текла по подбородку, срывалась с кончика носа, с мочек ушей. Хоффман не обращал на это никакого внимания. Повторял себе чуть слышно куда-то в грудь: - Я опять кого-то прикончил, опять, мать его, убил человека… Нет, не сожалением сейчас полнилось сердце. Хоффман, наоборот, пытался выдавить хоть каплю раскаяния из себя, потому и проговаривал торопливо одни и те же слова. Не работало. Это ведь другое: игрока поместил в ловушку и смотришь со стороны. Не колотишь его, не выбиваешь дух. Если бы на месте придурка с вросшим в кожу камуфляжем оказался Гордон? Сам Пила? Тогда, пожалуй, он просто послал бы нахуй всё, что обещал, и не ушёл – свалился в запой от радости, от долгожданной свободы. Может, пришлось бы объясняться перед Питером... зачем вообще грузить голову тем, чего не произошло? Они оба остались живы. Игра Бланка, кстати, будет утром и в другой заброшке. Как Ларри справился без тягловой, хе-хе, силы? Расскажет всё Джону, разноет? - Тогда не жилец, - Марк набрал в ладони уже ледяной воды, окунул лицо, сморкнулся обеими ноздрями. – Но нет, он всё понимает и промолчит. Пока что. И упустит момент. Джон больше не пьёт и не мочится сам, ему осталась хорошо если пара месяцев. Скоро я буду свободен. Без ещё крови. Питер ночью, когда погибли собаки, пообещал выбить убийце все зубы. Марк вспомнил, что сломал Логану как раз парочку, и довольно выдохнул. Ни к чему жалеть покалеченных, если они своими обломками режут всех вокруг. Пусть и его самого не жалеют! Нет нужды – потому что не поймают. Он хотел улечься на диване на первом этаже, но сердце отпинало логику до полного молчания, так сильно колотилось. Марк приоткрыл дверь спальни, уселся рядом с Питером на разложенном диване. Опять в своих шортах. Ещё и на животе. Максимально беззащитен. Пальцы повели по позвоночнику вниз, царапнули выше крестца, остановились на резинке белья. Хоффман до боли закусил губу, заставляя себя думать: он правда стосковался? Или хочет забыться, а не любить человека, так мирно дремлющего сейчас, что будить было бы скотством? От щёлкнувшей в самый центр мозга идеи Марк почувствовал – на руках выпрямились все волоски, меж лопаток будто лёд приложили, в животе потянуло, в самом низу. А что, блестящий способ всё решить мигом. Если его отвергнут или прикончат, то хотя бы по-настоящему красиво. Убийственно эстетично. Сумка с маской обычно оставалась в машине, в потайном ящике багажника. Но сегодня, разбитый произошедшим, Марк захватил её случайно с собою и повесил в коридоре на вешалку для верхней одежды. Тихо, привычно бесшумно Хоффман спустился вниз. Стянул футболку, вытащил маску из сумки ею и укутал, пряча. Давая себе шанс передумать, но, кажется, в этом случае никаких шансов ему не было нужно. Прикрыв дверь в комнату, бросив футболку в корзину для белья, - ну её, всё равно успел вспотеть - Марк подошёл к дивану справа. Встал, держась за боковину, на колени. Потянул на себя одеяло (к счастью, Питер не держал его рукой), отложил на свою половину, оставив укрытыми с запасом одни ступни. И только тогда натянул маску на голову и перчатки на заранее вытертые о простыню ладони. - Началось всё яичницей с беконом, - голос из-под свиной башки звучал замечательно страшно, - ею, может, и кончится. Ну, Питер, сыграем в игру? Страм пробормотал что-то во сне и сам, вот удача, повернулся на спину. Рука в перчатке легла ему на грудь, приласкала, большой палец обвёл ключицу – Питер так и не проснулся, не двинул ни стопой, ни кистью. Только потеплела кожа. - В подобной ловушке ещё никто не был, - Марк не ответил бы, говорит он со спящим или с собою самим. – Ты уникальный, ты единственный. Пошёл он к чёрту, этот Логан. Сдох и пусть, нечего себя грызть. Ты останешься навсегда. Моим, понял? Нельзя было целовать рылом сразу, не примерившись. Пришлось сидеть ровно, лишь прикасаясь, заново находя знакомые до боли в сердце царапины, неравномерно растущие волоски. Шрам от выстрела, шрам в брови. Великолепный подтянутый живот – его Марк не сдержался, чувственно тронул губами через искуственную кожу. Какой-то очень-очень странный способ предохраняться от правды. Дыхание Питера участилось, но веки не шевельнулись, когда Марк стянул спальные шорты прочь. Свиная щека тронула между членом и бедром, потёрлась. Пришлось приподнять её, чтобы поцеловать нижнюю венку, провести языком вверх. В район затылка тотчас опустилась такая родная рука – не загребла волосы, соскользнула. Значит, нужно поторопиться. Сделать всё грубо, будто им обоим осталось жить пять минут. Марк, задирая маску на лоб на манер шапки, принял в рот плавно, взял своей ладонью питерову, переплёл пальцы. Второй рукой приподнял под колено, отвëл ногу в стороны, давая себе место. Рыло тронуло над лобком, так низко он наклонился; в первый раз в жизни, не ловя кого-то, не налаживая ловушку, Марк остро чувствовал, как срастается с маской, как ощущает чужою кожей. И ему не было жарко. К горлу на миг подкатила тошнота. Марк отстранился, утёр рот и услышал сверху: - Нн-ммм, д-дорогой... Одним словом Питер всегда мог разрушить иллюзию, будто никакого Марка давно нет уже, будто под свиной кожей истлело его лицо, мысли и чувства вытеснили животные инстинкты, какие там у свиней бывают - сожрать заживо, завалиться в грязь и махать хвостом? Хоффману стало так душно, что он не думая содрал маску прочь и сунул под диван, к сумке. По потной коже царапнуло, материал успел прилипнуть, это напугало по-настоящему. Восстанавливая дыхание, Марк забрался на диван, обнял Питера, накрыл его пах ладонью. Медленно, едва двигая рукой, жадно поцеловал. - Прости, прости. Я здесь, не кто-то чужой. Чужим я тебя не отдам. Сомкнул пальцы в кольцо, двинул по члену раз, другой; самому лучше всякого оргазма было облегчение от свежего воздуха, от запаха самого сексуального тела, немного взопревшего. Когда Питер, жмурясь, открыл глаза, по спине пошли мурашки, руки задрожали, будто после долгого запоя. Во что Марк превратил себя, почему так остро чувствует каждый вздох и каждое движение этого человека? - Доброй ночи, - Питер выдохнул это тише шёпота. – Не прекращай, я так скучал... Ещё бы нет; больше месяца они, вообще-то, оставались вдвоём редко, и то ради простого сна. Марк, чувствуя, как вспотели ладони, отёр их чем под руку попалось, одеялом или чьей-то из них одеждой, протиснул колено меж бёдер Питера, проговорил, не отводя взгляда: - Чтобы не посмел от меня зажаться. Веди себя ти-ихо. В таком положении он доставал Страму только до шеи, где и оставил, примериваясь над ключицей, долгий поцелуй, надавил большим пальцем на головку; самому давно было тесно, хотелось толкнуться выше, притереться стволом к стволу, пару раз взять покрепче, проводя вверх-вниз, обоим и спустить разом. Но Питер закатил глаза, откинул голову, открывая горло, и расслабился по-настоящему. Нельзя ничего менять, рисковать, или он лишится блаженства, и это будет хуже гибели. - Скучал, - усмехнулся Хоффман в засос на шее, стремительно багровеющий. – Значит, больше никуда не отпущу. Я ведь надел тебе кольцо, помнишь? Ты окончательно мой, выхода у тебя не будет. Как бы я ни решил поступить. Кто хочет ко мне в руку, м? Кому так мало? мне самому мало. вот такого тебя. чем я тогда голову забиваю, блять? - П-проклятье, - губы Питера пересохли, из самого горла вырвались несколько капель, остались на подушке. - Я так давно этого хотел. Никто не решался, не думал, что мне тоже нужно… - Кто вспоминает бывших в такой момент, будет наказан, - Марк приподнял брови: его будто хлестнули по крестцу со всей силы. - Чего же ты хотел? Чтобы… Он собирался выслушать и отнять руку. Заставить рассказывать как можно откровеннее, умолять продолжить. Желал, чтобы, если в очередной раз поведëт от стопроцентной власти над ситуацией, не появилось желание жестоко убить – но когда ладонь обвела всю длину, пальцы едва коснулись низа, Питер с настоящим всхлипом спустил и смял его в объятиях. Так не делают, когда направляют. Так цепляются за руку над пропастью. Выходит, они оба всё это время друг друга держали. Что случится, когда у одного кончатся силы? - Вообрази, - Марк, не давая ускользнуть от подступившего удовольствия, погладил ещё раз сверхчувствительную сейчас кожу, прочертил большим пальцем и мизинцем по бёдрам, - будто тебя выловил кто-то вроде Пилы. Кто-то любящий как следует поиграть со своими жертвами. - Мм-х… - И пока ты вот так же не кончишь трижды, он продолжит терзать тебя без сожаления. Сводить с ума, не давать вдохнуть в сторону от правил… Взгляд Страма сейчас же прояснился. От Хоффмана он не отодвинулся, но скорчил рожу, будто его заставили лизнуть туалетную бумагу. Использованную. - Фу, блять! Хорошо, что ты не минутой раньше это сказал! У меня бы упал сразу. Вот придумал! Питер уселся на кровати. Обнял себя руками, потёр предплечья. - Не знаю, что за психи передёргивают на Пилу. Он мало того что ссохшийся и болен… - А если кто-то вроде? – Марк поскрёб пальцами ладонь: страшно зачесалась. - Вроде? Он людей убивает. Да как! Я в детстве от тех, кто жучкам ноги отрывает, старался держаться подальше – похоже, не зря, они вырастают и переходят на себе подобных. Ты правда не понимаешь меня? Что так? Не успел кон… - Я успел до тебя, - соврал Марк; он вспомнил, что под лежаком маска, что за минуту до пробуждения Питера пытался спрятаться в ней от собственных тяжких размышлений. Не нашёл способа успокоиться лучше чем пристать к невиновному? Вот и поделом. – Сигареты при тебе? - Не хочу курить, - Питер потянулся вволю, всем телом. - До меня… постараюсь, чтобы завтра ночью такого не случилось. Ни одного раза. Помнишь, какое число? Рамка на ленте перекидного календаря обводила девятку. Десятое наступило несколько часов назад. Марк вспомнил, что всё ещё в трусах, принялся стаскивать их с себя, ворча: - Сорок минут спать осталось. Не скорострелить обещаю. Не уснуть в процессе – нет. Как-то внезапно оно настало. - Отменим? - Ни за что, - Хоффман широко зевнул, украдкой щипнул себя под грудью: нельзя вырубаться первым, а то заглянет ещё Страм под диван, тогда никто, блять, не выспится. – Вдруг в следующий раз одному из нас придётся пить таблетки, чтобы возбудиться. Потому что выкроим время только на пенсии. Или тратить время на вещи менее возбуждающие. Ведь Гордон, Аманда и… ссохшийся пока никак сами не отходят от дел. Питер, свободный от этих тревог, довольный, и правда отключился через минуту. Сунув кое-как маску в сумку, Марк толкнул её к коробке с игрушками, ещё раз зевнул – рот заболел, чуть-чуть и треснул бы. Свёл лопатки как можно ближе одна к одной. Вытянул сигаретный коробок и тут же бросил. Спать хотелось сильнее. Во сне тоже страшно, но всë-таки меньше.

***

"Позвони Валентине, спроси, как дела, и подъезжай по этому адресу, я буду через полчаса" На работе Марк как-то забыл о своих тревогах. Вполуха послушал Фиска, накануне отведшего детей на историческую выставку, заполнил несколько деклараций, составил запрос на отпуск, отложил в стол. Всё шло своим чередом, пока не высветилось на экране сообщение от Питера. Место назначения было в другую сторону от "Гонщика", но уточнять, зачем такой запутанный маршрут, Марк не стал. Впервые за много дней волнение не казалось горьким. Не опасение. Предвкушение. Для него подготовили что-то кроме испытания или грязной работы после полуночи, даже не верится. По адресу оказался обшарпанный двухэтажный стейкхаус с прилегающей парковкой. Марк выбрал по другую сторону шоссе, оборудованную на уровне второго этажа какого-то мебельного центра. Вышел из машины, всмотрелся в окна заведения: просто ещё один зал, ни намёка на комнатки. Значит, пункт промежуточный. Не успел он прочитать первые три позиции в пивной карте, как экран в кармане замигал опять. "Я прибыл" Хоффман осмотрел всю парковку, не заметил знакомой тачки, но уточнять не пришлось. Питер добавил: "На заднем дворе. Спереди только для машин" Вообще-то целую неделю стояли холода, для октября не характерные, последние три дня лил дождь и свистел ветер - некомфортная погода для мёрзнущих. Однако Питер дожидался в лёгкой, Хоффман её уже видел, кожаной куртке на голое тело, кожаных же штанах, довольно тесных, обшитых вставками из более грубой кожи и тяжёлыми на вид цепями, подпоясанных жëстким ремнём с длинной литой пряжкой – такой можно было кого-нибудь избить, особо не напрягаясь, – и мотоциклетном шлеме. Левой ногой Питер опирался на педаль своего драгоценного байка, в правой держал, прижимая к боку, ещё один шлем, совсем новый, не отмеченный ни царапиной. Конечно, Марк давно себе представлял его так. Злился, что за почти девять лет не видел в экипировке на самом деле, не надеялся, что Питер сдержит импульсивное обещание. Вот какая у него вторая кожа, неудобная же ни хрена, потно и холодно. А нет, Питер выглядел вполне довольным собой и обстановкой. - У нас с тобой всё время мира, - донеслось из-под шлема. Какой низкий, глубокий голос. Таким он только сказки малявке читал. – Но давай поторопимся. Это были невыносимые пятнадцать часов. Без тебя сзади. - Что, не будет приколов про первую встречу? – издевательски поинтересовался Марк. Он пытался понять, как ему садиться. – После которой один из нас останется валяться с дрожащими ногами, а второй… - Она уже была. Запамятовал? Внутри подпалили невидимый фитиль. Марк размял пальцы, прикинул высоту педалей, примерную ширину сидения и куда девать руки. Наклонил голову, хитро сощурился: - Бери всё в свои руки и не потеряй управление. Отнял шлем, но надевать сразу не стал. Провёл костяшкой на уровне виска Питера и шепнул, показывая на миг широко распластанный язык: - Для начала рулём. Рядом с Питером можно было не строить из себя приличного скучающего мужика средних лет. Марк втиснулся на заднее следом за ним, повозился для удобства, напялил шлем (заранее расстёгнутый, слава всему), щёлкнул крепежами. Обнял, скрещивая руки, прижался к широкой спине. - Готов? - голос Страма из-под шлема приобрёл ещё и чудесную хрипотцу. – Не отцепись, ветер сильный, унесёт за океан. - Да что ты, - Хоффман усмехнулся, понимая, что этого не увидят. – Твой магнетизм удержит, я так думаю. Полетели, проверим. И байк стартовал с угрожающим рёвом. Питер набрал высокую скорость быстро, уверенно, выпрямился, будто прятал Марка за собою. Несколько секунд Хоффман смотрел по сторонам: вечерние огни сливались в бесконечные горизонтальные световые полосы, десятки машин оставались за спиною – они казались уставшими, устаревшими повозками, только без лошадей, шум, гулкий и ровный, и тот успокаивал. Марк ни разу не ездил с сестрой дольше получаса, хоть водила она неплохо, а за спиной Страма, казалось, можно целую вечность сидеть, не обращая внимания на непривычное напряжение поджатых ног. Питер излучал уверенность, бескомпромиссность. Как на работе, только сейчас для одного Марка. И для себя самого, конечно. Марку не хотелось спать, но пришлось встрепенуться: он буквально растекался по Питеру и по сиденью. А это ведь очень скучно. Правая рука сама собой похлопала по пряжке ремня - Страм не отреагировал. Отодвинула пояс брюк – не дрогнул, не отодвинулся. Не послал. "Говорить бессмысленно, не услышит, - прикинул Марк. Пальцы не нащупали края белья, в груди заныло от жара. – Придётся действовать" . Он не дотянулся бы сейчас даже до половины члена, да и, признаться, не хотел сразу угробить их обоих. Пальцы прочертили дорожки меж жёстких кучерявых волос на лобке, ногти царапнули вверх. Полоска кожи на шее между курткой и шлемом медленно и густо покраснела, но Питер не столкнул его руку, только бёдра немного сжал. Словно просил задержать. Приподнялся с сидения вверх, навстречу. "О нет, - подумалось Хоффману, - не так быстро". Руку он высвободил и снова взял Страма за пояс обеими, будто ничего не было. Питер завозился в объятиях, но Марк стиснул его покрепче. Большой палец лёг сбоку от молнии, на тонкую ткань, прочертил вниз, к прессу, к краю куртки, к самому стопперу замка, и Хоффман отстранился окончательно, закусывая щёку до дискомфорта. Здания заканчивались, даже невысокие. Бар, на выходе из которого Питер его сбил, остался левее, они не проезжали мимо (намеренно ли?). Хоффману хотелось снять шлем прочь, вдыхать всею грудью с каждой минутой чистеющий воздух этого нейборхуда, наверняка не вонючего, точно не людного. Впрочем, иногда лучше потерпеть, чтобы миг стал ещё желаннее. Он ведь никогда даже в хлам пьяный не выходил на середину трассы. Откуда было взяться машине с подходящим водителем именно в этот раз? Рискнул и даже не погиб. Может, то была их с Питером судьба – сначала бить друг друга по затылку, потом страстно целоваться, жить с новой силой, с желанием, невиданным ранее? Нездорово? Ну да. Мужики их возраста не бывают здоровыми во всех-всех аспектах, лучше уж болеть так, чем скрипеть суставами и забывать каждое утро, как зовут коллег. - Добрались! – прокричал Страм, оборачиваясь. И верно, метрах в трёхстах показалась металлическая вывеска с едва начавшей работать подсветкой.

***

Народу было мало. Бармен в углу протирал новенькую кофемашину (здесь что, серьёзно начали подавать кофе?), настолько блестящую, что наверняка в её боковину Питера и увидел. Молча приподнял брови, когда Страм встал за стойку. Протянул зачем-то меню, но Питер, не отступая от правил игры, сразу потребовал: - Две "Ледяные бездны". По половине порции. - Удивил, - бармен хохотнул в бороду. Марк заметил в меню позицию с этим названием: ярко-голубой коктейль в высоком прямоугольном бокале с шапкой из накрошенного льда. – С малиной или апельсином? На роме, на водке, на тонике? - Эй, мы что с тобой, выпускники элитной школы? – Хоффман толкнул Страма в бок и состроил жалобно-брезгливую гримасу. - Детское бухло! Такое даже Лори приторным покажется! - Позволь напомнить, - Питер обернулся. Отчего-то глаза его казались ярче, не серо-голубые, а в тон напитку аквамариновые. – Сегодня я выбираю, что нам пить, а ты… Он наклонился, хотя не было нужды: грёбаный барный стул стал Марку ещё уже. - ...как правильно для меня встать. Или лечь. Бездна тебе подскажет. Что-то подобное Марк почувствовал, когда из безнадёги взял хуёвый, но достаточно ядрёный коньяк на заправке. В лицо дала вся кровь, что ещё не высосали Пила и работа. Пальцы обожгло холодом, вдох получился с огромным трудом. А Питер так и не отрывал взгляда. Интересно, он ещё придерживается роли или, наоборот, снял маску скучного человека вслед за Марком? - Сделай по своему вкусу, - это Страм бросил через плечо бармену. – Он нужен мне живым подольше. блять, блять, блять Арчи поставил два явно обсечённых стеклорезом, края оплавились и выглядели неравномерно, бокала на подставки и в ящик с сухим льдом. Быстро принялся что-то мешать в непрозрачном шейкере, пустил в блендер несколько неравномерно замёрзших льдин. "Как он перемалывает, - подумал Хоффман, пока лезвия безжалостно крошили лёд. - Джон бы оценил…" Нет уж, пора было послать Крамера прочь из головы. Арчи раздавил прибором, напоминающим мухобойку, несколько огромных голубичин прямо на целых кубиках льда, опустил осколки, перемазанные соком и семенами, в бокалы, залил основой, высыпал через лист сигаретной бумаги по краям и в центр бокала ледяную крошку, вставил по ложке с полыми ручками и подал. Марк, скрывая скепсис, взялся за свой бокал и едва не выронил: руку обожгло холодом. - Бокал что, тоже изо льда? – искренне удивился он. Арчи кивнул, довольный собою: - Старое доброе изобретение. Так пьют живее, ха-ха. Питер дожидался его, преспокойно держа свою порцию. Беззвучно втянул через ложку-трубочку примерно четверть, выдохнул морозный пар – льдинки в бокале заискрились. В первый раз в жизни, похоже, Марк задумался: выпивке обязательно быть невкусной, горькой, давящей горло? Игнорируя трубочку, попробовал с края стакана и снова был сбит с толку: ни секунды сладости, терпкий вкус сменила резкая ледяная кислинка, в обоняние ворвался яркий ягодный запах, последним растаял прямо на губах лёд, оставляя жёсткое голубичное семечко. Им было бы правильнее всего хрустнуть: сочетание вкусов почти вскружило голову, а ему пока лучше оставаться в реальности. Марк не успел понять, когда странное пойло успело закончиться, но первой же мыслью было: ещё. И покрепче. И какого чёрта Страм до половины не дотянул, сидит и таращится! И так улыбается… Марку вспомнилось, как в первую их встречу здесь он рассматривал Питера бессовестно сам, не понимая пока, что не сможет больше оторваться. - Вашего фирменного, будьте добры, - проговорил он, не оборачиваясь к бармену. Может, Арчи закатил глаза. Наплевать. – Два раза. Сегодня больше никто не будет за рулём. Второй напиток оказался не столь ярким на вкус, но Хоффман, право, сюда приехал пробовать совсем другие изыски. Он чувствовал, как тает вместе с бокалом от "Бездны" череда старых ассоциаций, как запоминаются заново нарочито небрежные жесты его мужчины, шикарная стать (как ровно он сидит, в прошлый раз горбился, прятался от всего мира), расслабленный довольный голос. Питер при нём ведь не пил никогда ничего крепкого, правда? Особенно после рождения дочери. Вот почему он взял им коктейль для манерных пиздюков. На этот раз алкоголь не должен был подталкивать, лишь немного подогреть интерес их друг к другу – заново и надолго. Кто знает, может быть, Страм вообще жалеет, что поддался в девяносто девятом поцелую в говно бухого мужика, такого же одинокого и отчаявшегося, каким он сам был в тот момент? Чувствует себя виноватым и хочет переписать историю? "Тебе едва ли не больше меня надо было приехать сюда, - Марку захотелось сойти со стула сейчас же, а лучше спрыгнуть. – Сделать всё наоборот. Значит, я тебе помогу. Попросить ещё выпить?" Он мельком глянул на бутылку "Джека", стоящую посередине алковитрины. Недоуменно поскрёб столешницу снизу. Не хотелось, вообще. Но вот Питер уронил на стойку руку, и Марк даже излишне рьяно перехватил её. Питер медленно поднял взгляд, выждал сколько-то (как горят глаза, что он туда закапал?). Марк попробовал соединить их пальцы – Питер почти пренебрежительно стряхнул его ладонь прочь. - Время зажигать огни, - сообщил Страм бармену. Тот довольно хмыкнул, дёрнул единственного официанта, нашептал что-то на ухо. Развёл руками: - Сейчас приберутся, пять минут. - Не нужно, - Страм поднялся, отчего-то слишком крепко держась за стойку. Попал рукой в лужицу на подставке под бокал, рука сорвалась, но Питер скоординировался и не упал, плавно соскользнул со стула, как хищник прыгнул. – Мы хотим так, верно? - Но ты обычно… – начал было Арчи. Питер вскинул руку, прерывая. - Ты же понимаешь, сегодня не как обычно, дружище. Пойдём, выгоним твоего сотрудника. - А он хорошенький, - Хоффман покачал бокалом, рассматривая остатки на дне. – Может, не выгонять? Здесь же у всех медицинские справки? Питер вспыхнул. Лампы в танцевальном углу сменили свет с золотистого на синий, делая его лицо тёмно-лиловым. - Ещё одна такая шутка, и тебя придётся утром выносить на руках. - Не возражаю. - Я тебе язык надкушу, обещаю, - Питер ухватил Марка за ворот рубашки и, притягивая к себе, вдруг поцеловал, долго и голодно. Краем глаза Хоффман рассмотрел, как Арчи сцапал пульт от колонки, нажал на кнопку в самом низу. Конечно, музыка заглохла, стабилизировался свет, теперь, заставляя глаза слезиться, он бил прямо им в лица. Оставшиеся без развлечения другие посетители обернулись, готовые возмутиться, но вместо того завопили, зааплодировали - скорее всего, до срыва рук и горла, но ни Хоффман, ни Страм точно не слышали…

***

В лучших традициях бюджетной порнухи одеяло валялось у ножек кровати, по полу, простыням, тумбочке и подоконнику раскидали гнутые окурки и кончики самокруток, огромное зеркало, почти во всю стену, оказалось обляпано кривыми отпечатками губ, перемазанных алым, розовым. Белёсым. Из-под кровати виднелось несколько обёрток от презервативов, за провода на полу заткнули использованные салфетки – словом, полный антураж, здесь будто трахались человек сорок, а не двое-трое, причëм за один сеанс. Питер с громким "чпок" оторвал от стекла прилепленную на присоску анальную пробку. Поморщился; Марк едва не съязвил – держись роли, дорогуша. Ему вдруг пришло в голову, сколько ещё срача человеческого счастья вышло бы на свет, включи вместо гирлянд потолочную лампу. Хоффман быстро пригляделся, впрочем, и почти не замечал мусора. Тот, кто увешивал гирляндами стену, или обладал скрытым вкусом, или случайно расположил в идеальном цветовом порядке. Алый по углам и синий по потолку и полу плавно переходили в глубокий, абсолютно джентльменский фиолетовый вдоль стен. Зеркало обвили золотыми лампочками побольше, вход был обрамлён мигающим голубым. Превосходно. Марк сунул руку в верхний карман сумки, - портфель загодя оставил на работе, ищи ещё в нём по три часа! – нащупал заготовленный пакет. Зеркало отразило край улыбки, только слева. Пока Питер прикидывал, куда деть чужую игрушку, Марк вытянул из пакета широкую кожаную полоску, дважды кольнул палец шипами, третий до тёмного следа застёжкой, и спрятал в карман брюк. - Главное теперь, чтобы их первыми с меня не содрал, - поделился Хоффман с отражением. – Эй, как там дела? Раздался глухой удар. Похоже, Страм решил не церемониться, просто выбросил находку в сорное ведро. Вышел, отряхивая руки. Облокотился о проём. - Готов себя отпустить? - Надолго? - Марк шагнул навстречу, уверенно обнял, держась на расстоянии. Пальцы в байкерской перчатке провели ему по подбородку, погладили скулу. Питер тоже не приближался, несколько мгновений они будто состязались: кто первым отведëт взгляд? - За комнату заплачено до утра. Продлю, если пожелаешь. Иди сюда. У него великолепно, неровно отрасли, оказывается, волосы; Марк запустил в них пальцы, притягивая к себе и целуя. Нет, он не подыгрывал Питеру сейчас. На самом деле хотелось на миг раствориться в искреннем желании человека напротив, отдаться его рукам, рту, бесконечно любимому голосу. Отпустить поводья. Дать трахнуть себя, царапать спину Питера, звать его, может быть, кусаться до крови. Отчего-то запах раскрасневшейся кожи будил в Марке настоящий голод, не такой, как прежде – настоящий, в самом распространëнном смысле слова. Умолять его не останавливаться. Дать вести, принять в себе окончательно жажду быть выебанным. Но Питер так неосторожно проболтался вчера ночью. Соприкасаясь лбами, Марк разорвал поцелуй, ткнулся кончиком носа под крыло чужого, потёрся щекой о щетину. - Один момент, дорогой. Подождёшь секунду? - Чего ждать? - Питер попробовал снова поцеловать, но замер, успев коснуться лишь краем губ уголка рта Марка, когда ему хлестнул по шее, захватив горло, короткий кожаный ремешок. Дёрнулся назад, освободиться – Марк позволил лишь выпрямиться. Затянул потуже, застегнул пряжку. - Я тут подслушал, - он не закрыл рта, сделав паузу, намеренно облизнул под нижней губой так, чтобы Питер видел, - знаешь, вой одной дикой псины. Должно быть, недостало воспитания. Сегодня я им и займусь. - Не понял, - хрипнул Питер. Ошейник придушивал его лишь слегка, Марк заранее рассчитал, как застегнуть. - Не проблема, - Хоффман взял его за плечи, толкнул к стене, навалился всем весом. Надавил коленом, заставляя развести ноги. – Упорное повторение гарантирует выполнение команд. Начнём с чего попроще. Проверим, не слопал ли ты дохлую птицу, например… Он повёл носом, едва касаясь, по нижней губе Питера. Должно быть, Страм не включился ещё, потянулся чмокнуть. Марк взял его за челюсть, с силой нажал: - Не лизаться. Я тебе не разрешал. Запах в порядке. Дёрнул молнию на кожанке. Провёл краем ладони по рёбрам вверх. Питер тяжело, шумно вдохнул, запрокинул голову, когда пальцы перебрали близко к подмышке. - Лапы чистые. Задницу посмотрим позже. Он щёлкнул, заставляя смотреть себе на пальцы. Разжал кулак, направляя ладонь вниз. - Сидеть. Марк готов был сказать ещё что-нибудь грязное, у самого теплело под языком от наигранного пренебрежения, но не потребовалось. Не отрывая взгляд от руки, Питер медленно опустился на колени. Воротник куртки замялся под ошейник и давил – поправлять его не посмел. Несколько секунд Марк молчал, оглядывая его сверху вниз. Запоминая раз и навсегда первый такой их момент. - Браво. Покажи горло. Питер послушался, запрокидывая голову. Четыре пальца проникли под ошейник, натягивая его. - Ты сам ко мне забрёл, побитый бродяга, - Хоффман говорил медленно, не сводя глаз с подрагивающего кадыка. – Запоминай. Ты должен быть готов исполнить как только я подумал, что прикажу. Промедлишь, наказан. Ослушаешься, наказан. Покажешь клыки… Не веря, что делает это, Марк тронул носком ботинка едва заметный паховый шов брюк Питера. Этот ненормальный и правда решил не надевать трусы. - …охолощу без наркоза. Быть может, мне поступить так прямо сейчас? Тогда ты станешь послушнее, здоровее. Разучишься метить углы. Ботинок надавил сильнее. Питер приоткрыл рот, выдыхая на этот раз бесшумно. - Дай лапу, если готов. Да блять, Страм должен был или расхохотаться от нервов, или послать его к чёрту, запахнуть куртку, закатить глаза. Обозвать придурком. Повалить на кровать, чтобы вернуть контроль себе. Хоффман знал его много лет, выучил, казалось, все слабости. Откажется продолжать, однозначно. Гордый до неадекватного, Питер не позволил бы никому так с собой обращаться. Секунда, и он поднял руку. Задержал чуть ниже марковых бёдер. Кисть согнулась, будто надломилась, повисла в воздухе. Пальцы дрожали, но явно не потому что на весу. - Умный пёс, - одобрил Марк, не беря руки. – Я подумаю. Сидеть дальше. Подними обе. Он легонько, боком ботинка пнул запястье второй руки. Стащил куртку, опустил в угол, отошёл в сторону. - Стоять. С ним и правда никто ничего подобного не делал, серьёзно? Страм догадливо опёрся руками о пол, опустил голову, расправил плечи. Стало видно острые лопатки и позвоночник. Марк цокнул языком, опираясь о спинку кровати. - Давно же тебя не кормили как следует. Будешь послушным, будешь сытым. Раздевайся. Ты вполне длинношёрстный… Рука остановилась у Питера на груди. Ладонь смяла тёмные волоски посередине, скользнула, давя, вокруг сосков, над рёбрами. - …кутать, как комнатную шавку, не обязательно. Ну? Хочешь трёпки? Он едва успел достать из сумки коробок сигарет, а Питер уже стянул, умудряясь при этом не подниматься, ботинки и теперь воевал с ремнём. За цепочками и подвесками его из такой позы расстёгивать оказалось неудобно. - Большие, мощные лапы, и до чего неловкие, - сочувственно кивнул Хоффман. – Сейчас покажу, как нужно. Запоминай и это сразу. Присел на корточки (трусы очень больно впились в задницу, но Марк смог не подать виду), нащупал вслепую пряжку. Помедлил расстёгивать: голова Питера почти лежала на его плече. - Ну-ну, хороший мальчик, - Марк наклонил его к себе, потрепал по затылку. – Я не мучитель. Если ты не станешь вести себя как полный кобель, не обижу. Давай-давай, поглажу. Не вздумай бояться. Шею, должно быть, потёр сильнее приятного: Питер коротко и хрипло рыкнул. От того, как быстро он принял роль, Марку самому становилось тесно в груди и под животом. Собственный ремень натянулся, стоило ему нагнуться ниже и ослабить наконец ремень Питеру. - На скорости, ты прав, опасно заигрываться, - шепнул он, дёргая пуговицу. – Но сейчас нас никто не увидит. Чёрт, мне будет жалко резать такую мощь. Посмотрим, какой он у тебя, когда показывается полностью. Хоффман высвободил, оттягивая штаны вниз, к яйцам, уже окрепший член, взвесил в руке. Страм жалобно заскулил ему в пиджак. - Ты должен был сходить на улице, - Марк ещё раз почесал ему загривок. – Ты достаточно взрослый, потерпишь. Или тебе нравится, когда я трогаю тебя? Правда? Голос, если это так. - М-хмм... - Мне прекратить? Я сейчас уберу руку. Стон перетёк в утробный рык, но Питер быстро опомнился. Коротко двинул бёдрами, уставился в пол. Он помнил: подмахивать не командовали. - Несдержанный, - в голосе Марка было больше ядовитого участия, чем раздражения. – Так любишь ласку? Давно у тебя не было хозяина. Никогда? Короткое глухое "р-р-р". Подбородок на секунду надавил в плечо. - Довольно, хватит, - Марк разомкнул руку. – Нужно заслужить, чтобы почесали. Снимай их. Какая нелепица, пёс в цепях не там, где надо. Цепь должна быть у тебя на шее, не так ли? Питер молча стягивал брюки. Скулы потемнели, издали чувствовалось, как он весь пылает, как тепло окутывает всё тело, до кончиков пальцев. Слегка обмякший член заметно выпрямился. - Не крепиться к ошейнику, - Хоффман поднялся, удачно находя опору: его шатнуло вдвое сильнее, чем у барной стойки. – Слишком мягко. Охватывать твою шею. Дважды. Сильный, поджарый, выскользнешь и пропадёшь. Очень-очень дикая собака. Штаны остались на полу. Марк поднял их за самую толстую цепь, отряхнул от пыли. Повесил, расправляя, на спинку кровати: воображение подсказало, как здорово цепи будут стучать о металлическую решётку, если достаточно раскачать, кровать выглядела уже расшатанной. - Или удавки на шею тебе не хватит? – Марк повернул только голову, не обернулся сам. – Некоторых непослушных приходится цеплять за лапы. За все четыре, да, чтоб сидели смирно. И надевать ошейники потяжелее. И выпускать из вольера только оставить пару куч, а потом назад, в тесноту, тьму и вонь. Ты же не такой? Ты будешь домашним, правда? Страм не кивнул, не издал какой-нибудь звук. Вместо этого отвалил челюсть, высунул как мог далеко абсолютно сырой язык; на кончике собралась слюна, ещё чуть-чуть, и она капнула бы на пол. - Будешь, непременно, - закивал ему Хоффман. – Если постричь, отмыть и научить себя вести. Так далеко они не заходили ни разу. Когда бы: расправиться с рабочими делами, насколько получится тщательно привести в порядок домашние, поесть, поговорить. Иногда поругаться, порою устало посмеяться. Последние… почти два года у Марка вообще не оставалось времени ни на сон, ни на ужин. Тем более расслабиться, самому отпустить тревоги ненадолго. Если и брались силы, секс получался быстрым, ты мне, я тебе, протёрли поверхность и спать скорее. Или за ноутбуки, или прятаться в бумагах. Или, оставляя Питера недоудовлетворённым, нервно спящим, красться по собственному дому, тихо уезжать, ещё тише возвращаться. Марк свыкся с запахом крови, внутренностей и не мог быть уверен, что от него воняет не на всю улицу. О какой постели речь? Порой он спал по два часа, делая, возможно, себе только хуже, чем если бы вообще не задрёмывал ни на секунду. А эта ночь принадлежала им двоим. И Марк не был намерен хоть что-либо делать наполовину. Он уселся на кровати, продавливая матрас, ища место поудобнее. Джим, земля ему хуями, не соврал, жëсткий и сбившийся, как раз вроде собачьей лежанки. Избавился от задолбавшего пиджака, расстегнул воротник рубашки, ещё пуговицу, ещё. Стараясь смотреть поверх взгляда Страма, всё же уловил: Питер бесстыдно уставился между полочек рубашки, на грудь Марку, на старый шрам. - Забавно, - проговорил Хоффман, выталкивая из петли следующую пуговицу нарочито медленно. – Я думал, на ручки просятся только декоративные пëсики. Тебе тоже надо? Правда? Хриплый стон Питера был так похож на лай, что Марк даже головой помотал. Переходить грань окончательно, расчеловечивать его насовсем не хотелось. - Тогда покажи свою собачью ласку, - повозившись на матрасе, он вытянул ремень прочь из брюк. Спустил до колен вместе с бельëм. Члену и бëдрам стало холодно до боли, Марк как никогда почувствовал дрожь кожи, острую нужду притереться или войти; ствол, головка, яйца ощущались голыми как никогда. – Вылижи меня. Питер прикрыл глаза на мгновение. Направился к кровати прямо на четвереньках, дошëл, опустил голову рядом с рукой Марка. Тот, догадываясь, коротко погладил и напомнил: - В пасть брать нельзя. Я всë сказал про зубы. Из сумки, ждущей на тумбочке, он без лишних поисков выудил карманный нож. Разложил, протëр лезвие, собрав пальцы щепоткой. В лезвии отразился взгляд Питера, совершенно не испуганный – глаза будто подсветили изнутри, из самого мозга. Марк оставил нож ближе к подушке и деланно лениво приказал: - Начинай. Вспомнилось зачем-то, как в первый их раз Питер отметил, какой чистый у Марка член. Стало смешно, ухмылка получилась в тему – презрительной. Однако Хоффман ею чуть не подавился, когда широкий язык лëг к низу ствола. Страм качнул головой, тронул член выше носом и так и повëл вверх, до головки, давя на вены грубо, жëстко. По-животному, как и потребовали. Коротко лизнул головку к верху, потом ещë, и снова, будто лакал воду; не успел Марк сказать, что хочет по-другому, как самый кончик языка скользнул по середине ствола вбок, вверх, к лобку, к наверняка колючим волоскам, в которые Питер теперь зарылся носом и потянул воздух. Ему наверняка было бы удобнее придержать, но кто разрешал хватать лапами? То краем, точкой меньшей, чем подушечка пальца, то боковиной, то позволяя войти себе под язык, Питер продолжал ласкаться; задев его поджатую губу, Марк совсем не почувствовал зубов. Неужели никто никогда не заставлял его сосать, только позволял проявить инициативу? Ниточки слюны тянулись от подбородка к ключицам и грудине, ресницы отсырели, потемнели, на лбу выступила сильная испарина – этот человек буквально мок и истекал, будучи подавленным, пленëнным. Марк похлопал его по плечу в бок, заставляя отодвинуться. Член почти подпирал живот, не покачивался, стоял прямо, наверное, даже больно, преэякулят тëк по головке, несколько капель сорвались вниз, пачкая пол. Питеру не хватало, может быть, нескольких достаточно унизительных слов, чтобы кончить без прикосновения. Марк поднял его подбородок, отëр влажное веко. Между радужкой и белком сверкнул блик, отдавший неоном в свете гирлянд. «Какие-то особые линзы, - догадался Хоффман. – Вот почему такой глубокий цвет!» Питер, не поднимая глаз, провëл языком между основанием и яйцами, тронул и потянул губами каждое по очереди, смачивая. От этого прикосновения под лобком болезненно-сладко заныло, Марк смял покрывало, нарочно давя себе складкой в центр руки, в узел нервов. Спустить так быстро, прямо на лоб, на щëки, размазать ладонью и приказать вылизать еë тоже? Заманчиво, но нет. - Фу. Питер цапнул за губу сам себя и всë же не сдержал низкого стона, отстраняясь – недалеко, готовый слушать следующую команду. Поднявшись, Марк чуть не попал членом ему по виску, так не слушались ноги. Погладил затылок, оттягивая волосы, самую длинную прядь намотал на палец. - Заслужил поваляться рядом. Давай, прыгай. На миг внутри всë замерло: только бы не хватило ума действительно вскочить на кровать из приседа, проломит же пополам! Питер не стал заморачиваться, просто сел, забросил ноги и придвинулся к головной решëтке. Поджал было колени. Марк сложил ремень, пряча пряжку внутрь, и неполновесно, легко ударил его по ляжке снизу: - Плохо. Расслабь. Питер повиновался. Тогда Марк избавился от штанов окончательно, забрался следом и встал над ним на четвереньки. Правая рука легла на горло, надавила. Питер завозился, зрачки забегали – рука немедленно разжалась. Сейчас, когда оба так распалены, было особенно важно понимать правильно каждый сигнал и не делать ничего неприятного. Если понадобится, остановиться. Вот бы до этого не дошло, пожалуйста. - Даже смазка не нужна, - Хоффман накрыл ладонью почти давящий в живот член Страма, стëр немного. Питер задышал неровно и зажмурился, не решаясь податься в руку. – Возьмëм твою. Если заболею каким-нибудь бешенством… Левая рука, влажная от пота, неверная, заныла, так сильно он вцепился в решëтку. Колени скользили по синтетической ткани, упереться в заднюю стенку постели пятками Марку не хватало роста, потому он смазывал себя быстро, небрежно, пока не додумался до совершенно сумасшедшего решения. - Придержи меня. Питер потянулся было взять под плечи. Марк покачал головой: - Зубами… Счастье, что он остался в рубашке. Питер не был очень уж гибок, но смог, поднявшись навстречу, прикусить ворот справа. Сбивчивое дыхание его запнулось, когда Марк коснулся подрагивающего входа двумя пальцами, толкнулся внутрь, слегка согнул. - Почти готов. Ну, потерпи немного. Ждать. Он представил себе, как долго, в хорошем темпе, мерно растрахивает питерову задницу и членом, и пальцами по очереди, так широко, чтобы вошла вся кисть горстью, а потом и целый кулак, как дразнит простату и чуть выше неë, как Питер на самом деле любит, как дрожат вокруг ладони, сокращаются тугие мышцы, как он со стоном и стоящим членом долго-долго кончает, мешая имя Марка с разными ругательствами, как вздымается сильная грудь, и надавил сильно – Питер заскулил прямо ему в ухо. В другой раз, решил Марк, сейчас он желал войти поскорее. Как никогда хотелось стать с Питером одним целым. - Чудесно, что ты никому не расскажешь о моих методах, - он погладил сгибом пальца Питеру нос. Дунул в лицо; Страм сейчас же его лизнул, угадывая. – Лежать. Жда-ать. Покрывало, которое Питер и так свëз, елозя по нему своей задницей, Марк выдернул и откинул куда-то прочь. Стало не так скользко, не приходилось отвлекаться. Ладони легли Питеру под колени, Марк приподнял его, подтянул, совсем лëгкого сейчас, к бëдрам задом. - Ждать… Несколько секунд головка лишь касалась входа. Питера под ним било крупной дрожью, он вот-вот начал бы извиваться угрëм, наверняка насадился бы сам, но Марк не позволял ему, держал крепко – от больших пальцев темнели по коже следы. Он оттягивал мгновение, наслаждался им безгранично, ощущал остро, полноценно, как скучал. Член вошëл легко, в бëдра отдалось лëгкой болью: Питер был для него замечательно тугим, не узким, а именно плотным, и впустил до конца. Бëдра тронули вход. - Го…лос, - приказал Марк, срываясь. Питер бросил терзать зубами воротник, высоко и тихо завыл. Колючий подбородок упëрся Марку в шею. – Хорошо. Очень хорошо. Ему наконец было удобно. Убеждаясь, что Питер держится тоже, Марк задвигался в нëм ровно, внезапно без прежнего желания сорваться, ускориться, отшлëпать яйцами задницу до боли. Всë происходящее дарило ощущение правильного, должного, чего-то наконец свершившегося. Погружаясь в растянутый для него зад до нового соприкосновения, Марк по-настоящему выбросил из головы свои множественные проблемы – он видел прикрытые глаза Питера, слушал его глубокое чистое дыхание и понимал, что со Страмом происходит то же самое прямо сейчас. Питер ему как никогда доверял, раскрываясь, позволяя ощупать себя, подразнить, выйти и подержать на весу, опуская член на бедро. Уложить обе ноги себе на пояс. Отыскать вслепую руку, непременно левую, стянуть вниз кольцо, очертить оставшийся от него след. Вернуть на место. - Ты. мой, - отчеканил Марк, глядя Питеру в глаза неотрывно. – Я буду решать твою судьбу, отныне и навсегда. Я буду позволять тебе лежать, вставать. Пить воду и задирать ногу на столб. Дышать. Кончать. Только когда я тебе скажу. О да, тебе нравится? Покажи, как сильно. Язык трогал уже подбородок, но, должно быть, Питер посчитал, что этого недостаточно, и быстро закивал, сбивая себе дыхание. - Ты не принадлежишь себе и потому счастлив, - Марк наклонился к его уху. Еле сдержался, чтобы не поцеловать. – Чувствуешь себя сейчас таким ничтожным. Таким зависимым. Беспомощным. Тебе это нужно. Чтобы поимели вот так, без каких-то рамок и принципов. Выебали в задницу и туда же плюнули. Вытерли член о твой рот вместо… Он запнулся, не договорил – не рискнул случайно разогнать пелену удовольствия для них обоих. - Кровь у тебя сейчас прямо под кожей. Готов дать мне управлять еë течением? - Мм-х… - Я хочу истязать тебя целую ночь. Облить самым крепким виски этого бара и медленно есть. Раз за разом обрывать тебе оргазм, заставить ныть каждую клетку твоего тела, держать между болью и разрядкой. Хочу, чтобы ты заслуживал своë удовольствие. Расползся, превратился в шкуру, на которой я буду лежать и сходить с ума от блаженства, пока тебя будет трясти. Вытопить из тебя весь пот, осушить твои лимфоузлы, твой язык, и только потом, может быть, позволить брызнуть самому себе в подбородок. Ты будешь чистить себя, пока не проглотишь последний потëк. Или останешься в двух перетяжках, я найду чем тебя перевязать, обещаю. Поедешь так на свою чëртову работу, по моему приказу выдрочишь себя на парковке или в кабинете. Хочешь так? Ляжки и колени заныли. Марк остановился передохнуть. Убрал средним пальцем каплю слюны из угла губ Питера. - Для чего я спрашиваю. Конечно, ты так хочешь. Что же… - Ты… лучший, кто мог бы быть, - вдруг проговорил Страм, прикрывая глаза. Марку показалось, что дали пощëчину, настолько он успел отвыкнуть от человеческой речи. - Я не велел говорить. - Сейчас перестану. Позволь только маленький факт. Можно? Разреши, прошу. - Я придумаю плату, - усмехнулся Марк. – Говори. Слишком умная пси… Но Питер промолчал и оборвал его собственную речь: вывернулся из захвата, поймал Марка за плечо и предплечье и, прижавшись к стене, толкнул на матрас так, что кровать загудела. Перекинул ногу, уселся сверху, вдавил в кровать, на миг перекрывая дыхание. Хоффман дëрнулся вверх – напрасно, захват у Страма был отработан отлично. Ещë бы это было не так… Марк скрипнул от секундной досады зубами. В рот попался край подушки, и выплюнуть Питер ему не дал. Потянулся назад, полез в штаны рукой, продолжая держать Марка под собою. Цепи зазвенели в первый раз. Грохнулся, закрутился на месте забытый нож. - Так вот, маленький факт, хозяин, - Питер навалился всем телом Марку на спину, а бëдра поднял и, стоя так, несколько раз передëрнул себе. – Дикие псы умеют притворяться. И как только владелец будет доволен питомцем и размякнет… С оглушающим звуком отлетела крышка флакона со смазкой. Питер выдавил на руку всë содержимое – от вязкого, вызывающего чавканья лубриканта Марк невольно сам подался задом к руке и получил сырой, холодный, недостаточно, чтобы задело все нужные нервы, болезненный шлепок. Горлышко пристроили ему между ягодиц; смазка, ледяная, устремилась вниз, пачкая вход, яйца, грязную постель, затекая под зажатый член. Марка повело от такой температуры, он неразборчиво выматерился в подушку, укусил уголок – промял, зубы чуть не сомкнулись. - …псина нападëт, - наверняка Питер улыбался сейчас. Скалился, показывая зубы. На спину капнула густая слюна, и Марк, теряя самообладание, лягнул матрас под собою. – В лучшем случае разорвëт на части. Ты своим воспитанием добился худшего. Расслабь жопу, вдруг приму за дичь, цапну… Пальцы сжали Марку плечи. Нос Питера вздыбил волосы на затылке, ткнул кожу головы. Загривок Питер сперва лизнул, теперь без нежностей, быстро и сыро, а потом медленно, сильно прикусил. - Кобели дерут именно так. Чтобы… владелец не вырвался. Гррр… Он толкнул Марка под себя, вынуждая поднять бëдра, и нетерпеливо вошëл, но Марк чувствовал: не до конца. Для чего-то Питер сдерживал себя – не объяснил, зубы так и держали Марка близко-близко к шее, больно. Как в самом деле уличный зверь, наученный жизнью атаковать без пощады. Одну руку завëл вниз, царапнул ногтями грудь, живот, бедро Марка, сжал пальцы, будто для захвата, и шлëпнул по члену раз, другой. Будто настоящей лапой. Марк охнул в подушку, заскулил: на третий шлепок Питер вошëл глубже. Задом, спиной и предплечьем, по которому соскользнула вниз немного ладонь, Марк чувствовал, что их обоих трясëт. Грудь Питера поджалась, отлипая от спины Марка больше прежнего. Хоффман очень хорошо выучил, что это значит. Выплюнул проклятую подушку, оттолкнул еë куда-то прочь по кровати прямо лбом, повернулся назад как можно дальше. Убедился, что Питер видит, и всласть облизнулся. - Р-р-ах! Питер был почти готов, да, его трудами. Всегда приостанавливался перед тем как кончить, входил понемногу, пока спускал, чтобы остаться внутри к пику. В этот раз он проникал ещë медленнее, пока Марк не почувствовал непонятное расширение на члене, более плотное и скользкое, чем кожа. Зад несколько секунд растягивало сильнее обычного, незнакомая хрень остановилась край в край к его простате. Трижды схватив воздух ртом, как после нырка, Питер выровнял дыхание, протянул: - Знаешь, что это, верно? Подался вперëд, вдавливая себя в Марка на всю длину. От резкого, сминающего прикосновения в голове поплыло; когда первый выплеск семени потревожил разгорячëнные мышцы, Марк растянулся по кровати, задел всем членом какую-то складку и кончил следом, не в силах ни звать Питера, ни стонать, просто открыл рот. Когда они кончали вдвоëм раньше, это не ощущалось так остро. Сейчас Питер заполнил его всего, достиг самой глубины. Марк поймал себя на надежде, что сперма проникла ему в дальний кишечник и не выйдет оттуда никогда, высохнет или впитается, оставит клеймо. Захотелось взять член Питера в рот и глотать, наполнить, начинить себя с обеих сторон. Однако разомкнуться не вышло: хреновина, поджавшая его задницу, держала чертовски плотно. Тревога ворвалась в сознание слишком резко. Хоффман завозился на месте, подался назад. - Эй. Пустишь меня? - По правилам собачьей ебли – ни за что, пока не стечëт до последней капли, - Страм звучал так умиротворëнно, так ненормально для обстановки, что Хоффман упал лбом в матрас и сдавленно расхохотался. С хером в жопе, от осознания даже хрюкнул. – Как ты думал? Я отрастил себе ëбаный кобелиный узел. Видел такую порнуху? Марк не мог ответить ему членораздельно: от смеха его трясло ещë сильнее, чем от недавнего оргазма. - Если серьëзно, то секунду. Сделай как когда пердишь. Смешнее было просто некуда, но Марку пришлось трижды расслаблять задницу, чтобы сначала выскользнула незнакомая приблуда, потом и член. Питер толкнул его под бок, завалился на койку рядом. Показал, поднимая вверх, перемазанное спермой и смазкой силиконовое кольцо телесного, должно быть, цвета. - Насадка такая, - пояснил он. Вложил Марку в ладонь. На ощупь игрушка напоминала тренажëр для кисти, только довольно маленький и мягкий. – Бывают мужики, которые с нею трахаются весь процесс. Я решил использовать в первый раз только для конца. Что, обосрался? - Нет, но было близко. Ничего, я бы нас вымыл, обоих, - Хоффман облизнулся ещë развязнее. – Что это был за переворот? Тебе не понравилось то, что я делал? - Очень понравилось! – Питер приподнялся навстречу, так хотел дать понять, что всë в порядке. – Просто надо играть по правилам. Ты тоже должен быть доволен на все сто, это раз. Два – решил трахнуть собаку, так держи настоящего кобеля, полнокомплектного. Кстати, если захочешь завести настоящего пса, вот тебе совет: не вздумай, блять! - Слушай, - Марк потянулся к шее Питера и расстегнул пряжку ошейника. Надо же, совсем забыли про ошейник… - Я взял вот это. Ты взял ту штуку. И мы не договаривались. Представляешь? Теперь смеялись оба. Марк устроился у Питера на плече, дунул на тëмный след, опоясавший шею. - Долго не сойдëт. Не рассчитал. Не сердись, ладно? - И наплевать, - Питер обнял его, потеснился к стене, уступая немного места. – Я никогда ни с кем не был и точно не буду счастлив так, как с тобой. Потому что лично ты конченый именно как надо мне. Нормальный, наверное, тоже специально для меня. Понимаешь? - Я понял это гораздо раньше тебя, - Марк повернулся к нему лицом. Поцеловал в горло. – Ты многое поставил в моей голове на место. Не в правильном порядке. Именно на место. Если бы ехал кто-то другой, может быть, он бы меня и убил. Но я был бы только рад. Ведь раз не ты, то на хрен оно надо? Ни одному из них, и каждый это чувствовал, больше не было нужды играть роли. В комнатке с гирляндами, ещë на несколько граммов теперь более загаженной, выдохнули двое необходимых друг другу как есть. Марк потянулся было рукой к брошенным сигаретам. Не взял: заметил в стене рядом с тумбой несколько отверстий на уровне бëдер мужчины среднего роста. - Здесь и такое есть, - он хитро прищурился. Питер приподнял брови: - Ага, и выходят в общественный туалет. Рекомендую туда не совать. - Тебя что, уже так за хер укусили? - Сам кого хочешь укушу. Тебя нужно? - Нет-нет-нет, - Марк коротко чмокнул его в подбородок. – Мой жених мне сказал не заводить собаку, поэтому становись обратно человеком. Кстати, об играх по правилам. - М? Хоффман сел на постели. Посчитал до трëх. раз два три У него не оказалось сил обосрать себя за нерешительность, поэтому Марк махнул рукой. Дождался, пока Питер сядет рядом. Опять не тот момент. Нельзя портить всë прямо сейчас, слишком хорошо обоим. - К какому нотариусу ты приписался? – Марк подумал и закинул ногу на ногу Питера. Пусть потерпит некоторые тяготы судьбы. – Не к Гэри Рэйвену? - Да, к нему, - Питер взял маркову рубашку, промокнул ею лицо. – Не из принципа, что он сам гей, узнал только потом. Хороший спец, это важнее. А что случилось? - Я тоже пользуюсь его услугами. Весь наш отдел, если честно. Тем лучше, что мы у него оба. Судя по инициативам Законодательного собрания, женихами нам быть ещë долго. Чтобы слетать в Массачусетс и провернуть всё там, нужно выкроить суток трое, хотел бы я, чтобы они у меня нашлись… Питер молчал. Помрачнел. Даже в гирляндном свете было понятно. - Давай подадим заявление на гражданский союз, - нога затекла, Марк убрал еë с питеровой коленки. – Пока регистрируют, оформим совладение всего имущества и совместную опеку. Если так случится, что один из нас погибнет… Он замолчал, и Питер понял. - На службе? нет, в рот его два раза, не понял - Да. Ни от чего другого подыхать я пока не собираюсь. Но если вдруг, оставшемуся не придëтся возиться с удочерением и приватизировать тачки, счета, половину дома. Может, Рэйвен согласится вписать и оружие, которое у нас есть мимо табелей, он разумный человек. В случае смерти обоих… - В каком смысле обоих? - …всë получит Лори. Ей точно ни к чему бегать по кабинетам. В каком смысле, спрашиваешь? Может случиться вообще что угодно, Питер. Ураган, землетрясение, теракт. Война. Ещë проще: до нас докопается Пила. Он прикусил язык, но было поздно: Страм отпрянул. - С каких таких херов? - А что ему сделал твой вонючий Ларри? Эрик Мэттьюз? Его труп так и не нашли. - Судя по поведению Дэнни, много дерь… кхм, - Питер прочистил горло. Трижды. – Я неправ, я ведь его совсем не знаю. Пила, кажется, давно никого не убивал. Может, он сам уже сдох. «Вдруг да, - подумал Марк. – Пока мы с тобой тут хорошо проводим время, взял бы и отошëл в мир иной. Но это беда не приходит одна. Праздники случаются точечно». - Пусть только попробует тебя тронуть, - Питер сел к Марку лицом, взял его руку своей. Левой. – Выживи обязательно в ловушке и скажи мне. Я его выверну очком наружу, обещаю. - И я его за тебя убью. - Если встретишь, так и сделай. В груди закололо. Видно стало хуже, будто линзы резко понадобились Марку тоже. - Здесь будем ночевать? – Страм пошëл по комнате, собирая разбросанные вещи. Хоффман проводил его взглядом, поскрëб горло. – Я тогда попрошу Арчи тряпку принести. И выпить чего-нибудь, что хочешь? - Не надо, - Марк решительно ответил на оба вопроса. – У нас есть дом. К нотариусу, кстати, давай съездим прямо завтра. Документы будут готовить недели две, незачем тянуть. потому что у нас обоих есть шанс не успеть, пусть и маленький, лучше его предупредить - Значит, сейчас накину что-нибудь и попрошу его вызвать машину, - решил Питер. Марк протянул ему свою рубашку: представил, каково потным влезать в кожу, поëжился. – Байк я сейчас вести не смогу, разобьëмся. Отгоню на неделе. - Идея ведь хорошая, - бездумно отозвался Марк. – Давай правда разобьëмся? Вместе. Быстро, почти без боли. На скорости и если найти обрыв… - Ты в себя, что ли, не пришëл? – осторожно поинтересовался Питер. – Не вариант. Мы ещë заявление не подали, ха… Марк сейчас так завидовал ему. Незнание иногда и правда большая сила. Как сказал один европейский писатель, слепец ничего не боится, чтобы сделать воина отчаянным, выколи ему глаза, и готово. - Да, - Питер напялил рубашку. Связал еë концы узлом на животе. – Лори, если нас не станет, в первую очередь понадобятся не машины и не твоя коллекция бухла – кто-то взрослый рядом. Я поговорю с мамой, только придумаю, как начать. Ты напишешь своей? - Анжелина согласилась бы самой первой, - от нахлынувшей тоски по сестре Марку неожиданно стало легче: мозг не принимал, что всë пока хорошо, хоть одна печаль была необходима. – Да, но мне тоже надо подобрать слова. В крайнем случае, если Лори будет всë ещë маленькой, она быстро привыкнет к другой стране, другим людям. Особенно если пожить на Полуострове немного до того как… - Постой, постой, - Питер стоял на входе, но обернулся. – Мы пока живы. Мне больше нравится планировать простое путешествие. Можно, к слову, письмо об этом и послать, приехать, поговорить лично. Если захочешь, я тебе помогу. - Лучше помоги мне остаться в живых, - проговорил Марк в пол. Питер не услышал: он, как всегда, закончил разговор сам и уже исчез по направлению к лестнице на первый этаж.

***

На экране под датой и временем отобразилась иконка нового сообщения. Питер бросил мобильник на пассажирское сидение задней панелью вверх, устроился, пристегнулся. Поправил стаканчик с кофе в подстаканнике. Рабочий день сегодня выдался слишком тяжëлый. Какого-то чëрта Керри не отвечает уже трое суток. Передумала сотрудничать? Сразу после сообщения об опасности для двоих полицейских? Она вряд ли поступила бы так по доброй воле. - Вот бы она и написала. Или мистер Рэйвен, что-то он не торопится, - загадал он, для верности не прикасаясь к телефону. – И почему Марк так нервничает на этот счëт? Как будто поводов не хватает. Два детектива под угрозой. Кто именно? Увы, желание не сбылось. Можно было даже не смотреть, от какого контакта сообщение. Нотариус написал бы просто «готово» или «приезжайте», Керри – "наберите". Послание, которое получил Питер, заняло весь экран. «Дружище, привет. Если ты сегодня не принимал алкоголь, не пил эспрессо и не курил, можешь приехать в студию? Займу тебя на полчаса, не больше. Ты мне этим неоценимо поможешь. Хорошего вечера. Жду ответ…» Питер с сожалением покосился на стаканчик. Американо, правда, но это ситуацию не спасало. Подумал, ответить ли, но не стал. Вырулил с парковки и направился в противоположную от частного сектора сторону, в район с кучей новеньких жилых комплексов. Друзей ведь не оставляют в беде?
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.