Руки прошлого. Последняя игра

- Извините, мисс... - Миссис, - поправила экскурсоводка, поворачиваясь и кивая молодой женщине с такой огромной сумочкой, что, возможно, она в эту сумку влезла бы наполовину. - Это вас я сейчас буду прогуливать? - Да, да, мою группу, - поспешно сообщила обладательница сумочки, оглядываясь на кучку взволнованно-довольных подростков. – Они в десятом классе, но не беспокойтесь, у всех есть разрешение от родителей на посещение. Пока мы не начали, прошу вас о маленьком одолжении. Один из экспонатов, пожалуйста, не описывайте слишком подробно, расскажите про него в двух предложениях. Дело в том, что... - Эй, всё окей, мисс Пунш, - высокая крупная девушка с короткой стрижкой и разделенной напополам чёлкой резко оказалась сзади и как-то слишком панибратски похлопала по плечу свою учительницу. - Мне вообще-то пятнадцать, а не семь, и пришла я как раз посмотреть на ту штуку, которую вы пытаетесь от меня спрятать. Обещаю, что блевать не буду. - Я просто хотела предостеречь тебя от возможной подавленности, - мисс Пунш растерянно покачала головой. - Да и... - Вытру, если что, - девчонка перебила, приподняла бровь и быстрым шагом ушла к остальным, сложив руки в набедренный карман длинной жёлтой толстовки. - О каком экспонате шла речь? - экскурсоводка выдернула Пунш из замешательства. - Мы не имеем права, потому что ответственность за просмотр материалов... такого музея вы уже на себя взяли, собрав подписи законных представителей. Шли бы с такими впечатлительными в музей бабочек. - Уже не нужно, - преподавательница отмахнулась и тяжело вздохнула. - Я говорила о муляже кисти мистера Страма. Это его дочь, и я подумала... Музей игр жуткого Конструктора открылся в городе месяц назад, и затраты на восстановление и переоборудование старого театра окупились как раз в тот день, когда мисс Пунш, молодая, очень инициативная учительница истории и права в старшей школе, придумала посетить столь неоднозначное место с предпоследним классом. Согласились шестеро из двадцати человек, остальные побаивались, хоть за последние три года и не случилось ни одного похищения со смертельным исходом, но уж чего Пунш точно не ожидала, так это аккуратной подписи в "листе согласия" от Лори Вайс, не самой прилежной и безобидной, но напрямую связанной с одной из жертв Пилы ученицы. Лори было чуть больше пяти лет, когда был признан погибшим специальный агент Питер Страм. Поскольку в документах она числилась как удочеренная отцом-одиночкой в другом штате, её должны были отправить обратно в приют. Так поступить не позволила тут же заявившая о себе мисс Виктория Вайс, мачеха Питера, сама когда-то работавшая на ФБР и вышедшая на заслуженный отдых с тремя наградами. Заявив, и ни слова лжи не было в её спокойном монологе, что погибший был ей любимым сыном и что она прекрасно понимает, каково ребёнку без заботы, она добилась опеки над Лори. Виктория немедленно создала для девочки самую комфортную обстановку, несколько лет водила к психотерапевтам, не спала ночами, пока маленькая Лори плакала и пыталась дозваться до отца; даже когда журналисты десятками штурмовали маленькую квартиру, она не пожалела о своём решении. Только дала Лори собственную фамилию, чтобы не задавали лишних вопросов в детском саду, школе, кружках. Город, хоть и был огромен, долго ещё излечивался от нанесённых Конструктором ран, а люди разлизывали их, как глупые питомцы. Вынужденная бабушка пыталась сделать всё, чтобы Лори не чувствовала себя оставленной на ветру. Баловать было не в её правилах, но доверяла внучка ей по-настоящему. Мисс Вайс знала и про неполадки в школе, и про первую сигарету, - вкус девчонке не понравился, слава господу, - и про симпатичного Джонни, которые довёл "мужиковатую сучку" до слёз в седьмом классе. Как Виктория гордилась, когда Лори ему врезала! Но при всей поддержке вернуть Лори её самую горькую потерю бабушка не могла. Став старше, Лори по вечерам неизменно запиралась в комнате с бутылкой популярного "пеппера" и просто сидела и пялилась в окно, глядя в одну и ту же сторону, туда, где стоял как прежде никем, даже мародёрами, не тронутый «Гидеон». На попытку поговорить об этом Лори ответила бабушке довольно резко, и Виктория со вздохом поняла, что иной раз плешивая старая псина так в душу нагадит, что не вычистишь. Пару лет назад в новой игре погибли ещё четверо. Крамер на этот раз был не при чём - у него нашёлся придурковатый последователь. Впрочем, грязь грязи не лучше. Виктория вовсе запретила Лори выходить из дома, но дело растянули и замяли, и пришлось возвратить девочке ключи. Маньяки ведь хоть из уборной достанут, в конце концов. Лоренсин Вайс, так её звали по метрике, собиралась после школы поступать в колледж законоведения и права - ей хотелось делать хоть что-то, чтобы больше никто не проводил кровавых игр. О том, идти ли с милой, понимающей, лёгкой на подъём мисс Пунш в музей Пилы, Лори всё-таки посоветовалась с бабушкой, а так как мисс Вайс считала, что опасности нужно смотреть в лицо с разумного расстояния...

***

- ...и для извлечения ключа от этой ловушки бедный парень должен был вырезать себе глаз, - без особых эмоций вещала экскурсоводка. - Мы все в курсе, что нервных окончаний в глазах не так уж много, но принять решение остаться на целую жизнь слепым довольно трудно, правда? Ребята слушали разинув рты. Фрэн, очень серьёзная девочка в свитере с чёрным котом, конспектировала, хоть и знала историю о Майкле вдоль и поперёк. Лори же стояла поодаль и не спускала голубых глаз с изуродованного обрубка руки. Дальше запястья едва треть фута, ногти потрескались и ссохлись - как ни сдабривай, ни дезинфицируй, человек хрупок и подвержен порчению. Особенно мёртвый. Что, если подумать, отвратительнее? Врать посетителям, что этика не нарушена, и настоящая рука мистера Страма давно захоронена, а в витрине лежит себе муляж, или в принципе класть на потеху толпе кусок когда-то живого человека? Лори почувствовала, как внутри закипает гнев. Дома, за компом, это всё воспринималось спокойнее, но стоило увидеть своими глазами… Лори вообще-то помнила папины руки. Грубые и шершавые, на одном из пальцев холоднючее кольцо, бабушка ещё говорила, что не знает, был ли он женат когда-то, мозоль на половину ладони. Всё равно они были самые тёплые и уютные. Папа умел делать хвостик, и то кривой, поэтому они уговорились, и Лори коротко постригли года в полтора. После четырёх, правда, стричь перестали – отец вдруг резко оказался ещё более занят работой. Он варил кашу и иногда пек овощные котлеты. Как можно было капризничать! Лори сейчас бы отдала все гамбургеры и печенье на свете, чтобы съесть хоть одну! Пахло от него бумагой, в грустные дни немного коньяком, а подчас шоколадными и ягодными пончиками, прямо от губ, Лори старательно пыталась облизнуть нос, в который её непременно чмокали перед сном, да не удавалось. Тем удивительнее и дороже это было, что сам он не ел такого, а дочке дал клюквенный всего раз, когда они гуляли в парке. Это был последний папин выходной. Потом выпивкой стало пахнуть чаще, а через несколько недель маленькую коробку с тем, что удалось от папы найти, погрузили в служебную машину и увезли навсегда. Коллеги стояли с хмурыми лицами, бабушка набила карманы сырыми салфетками, убитой горем девочке насовали яблок и шоколадок, а ей хотелось всего лишь каши и проснуться... Лори тряхнула головой и расчесала чёлку пальцами - вправо, влево. Где она увидела такую причёску и с чего решила носить, сам чёрт не разберёт. Она почему-то была уверена, что отец оценил бы такую дикость. За всю жизнь младшая мисс Вайс не нанесла ни миллиметра подводки или краски для волос, не пробила дырок даже в мочках. Самая обыкновенная девочка, говорила она себе. Нечего выглядывать из толпы. Вдруг это посчитают поводом для игры? Крамер давно истлел, но идеи его, похоже, были живы. Экскурсоводка перешла к знаменитому антикапкану, судя по бирке, тоже реплике, но Лори её не слышала. Звук будто отключил кто-то изнутри, и в звенящей тишине она увидела, как словно чужие, не её руки, подняли стеклянную крышку. Сигнализация молчала, как назло, поэтому очнулась Лори только от осознания, что кожа, напоминающая чешую, касается её шеи, и чуть не выронила руку, прижатую к груди. Едва работающей правой она кое-как закрыла витрину и спешно засунула руку в свой карман. За свободной толстовкой не было видно, как мёртвая кисть торчит оттуда, и никто не обратил внимания на действия Лори. Никто из одноклассников. Разглядывающий в углу ловушку-мясорубку высокий человек в клетчатой рубашке и джинсах клёш обернулся и приподнял брови, пристально вглядываясь то ли в руку, то ли в черты девушки. Сощурившись, он зафиксировал в памяти интересную форму губ - у Лори они были довольно полные и вообще не шли к узким глазам и прямому носу, - и отвернулся, ни слова не сказав. Девушка поёжилась, чувствуя на себе чужой взгляд, выскользнула из зала. Охранник даже не пыхнул сигаретой в её сторону, но пустой коридор внезапно показался таким страшным, что Лори забилась в подсобку и аккуратно притворила дверь. Усевшись на кучу тряпок, она бережно извлекла украденное, погладила большим пальцем каждую морщинку и горько заплакала в сухую ладонь. Как в детстве, когда она разбивала коленку или теряла любимого мягкого зверя. Папа, вроде бы, был достаточно строг и жёсток на работе, но никогда не отказывал ей в утешительных объятиях, похлопывал по спине и качался вперёд-назад, чтобы успокоить пустяковую, казалось бы, но для ребёнка очень серьёзную боль. Ловко угадывая, когда рыдания вот-вот сменятся всхлипами, он наклонялся к уху дочери, чуть слышно бормотал песенку – детских он не знал, впрочем, Лори годился и хороший заокеанский рок, чтобы притихнуть, слушать. Голос у папы был хрипловатый и низкий, не самый чистый, зато искренний, и плакать уже не хотелось, когда он делился с дочерью своим плейлистом вот так, один на один. И в машине у него играла музыка. И всегда прятались в бардачке сушёные кусочки кокоса, манго или яблок. Если детское кресло стояло на переднем сидении, Лори на светофорах тянулась к папиному подбородку, стараясь не уколоться о щетину. Брился он тщательно, потому что не успевал делать этого слишком часто. Особенно когда расследовал дело Пилы. Лори никто даже подросшей не рассказал, как он погиб, как так вышло, что нашли одну-единственную руку, куда делось остальное тело. И спросить было больше некого. Почти все коллеги отца, кто знал его лично и мог быть в курсе, тоже погибли… Постепенно, когда слёзы иссякли, Лори подняла голову и хлюпнула, возвращаясь в окружающую действительность. Мобильник пиликнул, сообщая, что сейчас три часа, время перекуса, а так как в музей они пришли в половине третьего, девушка здорово струсила. А если пропажу обнаружили, и её уже ищут вместе с рукой? К счастью, из-за двери послышалось монотонное: - Теперь направляемся в зал публичных и групповых ловушек. В конце экскурсии вы пройдёте гуманизированную версию Игры Пятерых. Вас как раз удачно пятеро... - Нас шесть, - удивлённо поправила Фрэн, и Лори навострила уши, утирая холодный пот. - Вайс куда-то свалила. - Наверняка она расчувствовалась и решила прийти в себя в дамской комнате, - заметила мисс Пунш. - Фрэнни, пойми её. Я уверена, она догонит нас во втором зале. Ффух! Лори мысленно расцеловала Пунш. Конечно, она догонит. Только бы скорее экскурсоводка закрыла дверь в зал! Она сейчас же вернёт... папу на место и придёт к остальным. И ничего не будет! Вот как хорошо! Дождавшись, пока голоса стихнут, Лори припустила к заветной витрине. Прежде чем убрать стекло во второй раз, она оглянулась, а в следующую секунду ноги её подкосились, в голове затуманилось, и последним, что она видела, была мерзкая и жуткая маска свиньи. Неизвестный убрал шприц в поясную сумку, уложил остаток Страма на место и, с трудом приподняв Лори, вынес её из зала. Карман, оттянутый недавней тяжёлой ношей, наполовину оторвался и сейчас жалко болтался при каждом шаге нового злодея.