Я получил эту роль

      На следующий день Костя все же подорвался ни свет ни заря и убежал, насколько это, конечно, позволяла больная спина, по делам. Хотя Влад мог поклясться, что матюки и кряхтение с утра ему не приснилось… Но что тут уже взять, он сделал все возможное, а дальше — Вера права, мальчик действительно взрослый, сам справится. Хотя сердце все же подозрительно ныло за этого великовозрастного бунтующего подростка.       А еще Влад в глубине души, но задумался над словами подруги о том, «что у него к Косте». Что-что… Что-то. Если бы он сам мог найти этому объяснение. Просто с ним хотелось делить все радостные и не очень моменты, рассказывать самые странные мысли, зарождающиеся в голове. Присылать голосовые и кружочки в телеграмме по поводу и без, делиться даже самыми глупыми подробностями дня. Ему хотелось варить кофе по утрам и слышать в ответ бурчание из-под одеяла про «ты можешь хотя бы в выходной не подрываться в раннюю срань?», но после получать лаконичное «спасибо» и теплую улыбку. За него хотелось переживать, узнавать лучше все его привычки и особенности, его хотелось просто-напросто касаться. Но это же все совершенно нормальные дружеские желания. Ведь так?..       Влад не мог себе ответить честно на этот вопрос, поэтому предпочитал не отвечать никак. Ведь если игнорировать проблему, она, может, и уйдет… Оставалось только надеяться на это. Хоть и полгода учебы в театральном уже как нельзя лучше дали понять, что если ружье появляется в начале повествования, то в конце оно обязательно выстрелит… Но опять же, лучше и безопаснее всего было просто не думать.       Но даже если это вдруг то, о чем Влад боялся даже подумать лишний раз, то что-то ему подсказывало, что это все равно совершенно не нужно Косте. Тот и так не давал Владу подобраться к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, а уж глупая влюбленность нерадивого первокурсника ему уж совершенно точно вообще никуда не уперлась.       Но жизнь продолжалась, подготовка к сессии была в самом разгаре, а работа, как известно, лучший способ избавиться от всяких нелепых навязчивых мыслей.       И этот способ приносил свои плоды. Чем больше Влад занимался самостоятельно, стараясь постигнуть все возможные грани своей будущей профессии, тем раскрепощение и смелее он становился. Парень решил, что уж если по жизни он интроверт, который выбрал «экстравертную» профессию, то нужно как-то себя раскочегарить, брать сильными сторонами. Поэтому во всем, что он делал, Влад старался найти некую глубину и скрытые смыслы, недоступные большинству. И, надо сказать, получалось это достаточно неплохо. По крайней мере, Михаил Юрьевич часто отмечал его богатую фантазию и нестандартный подход.       Теперь Влад часто выходил на площадку, пока остальные еще даже не успевали сообразить, что к чему вообще. Не то чтобы он сам успевал, но решил действовать по принципу «сгорел сарай — гори и хата». Ошибаться вдруг стало не так страшно, а иногда даже и весело. И когда вдруг удавалось найти ту-самую правильную интонацию или движение, парень аж светился от счастья, на мгновение забывая обо всех проблемах и мыслях. Все-таки это было ни с чем не сравнимое ощущение.       Но это все отчасти было и благодаря его соседу, который все же некоторые лайфхаки смог подсказать, да и заложить в голову зерно здравого смысла, которое сейчас успешно прорастало.       С Верой же к мастерству им нужно было подготовить отрывок на тему взаимоотношений. Естественно, больше романтических, чем дружеских, ибо за этим наблюдать со сцены было гораздо интереснее. Влад очень увлеченно продумывал все составляющие образов, характеров персонажей, предлагаемые обстоятельства… Становиться кем-то другим на какое-то время и вести себя так, как никогда бы не повел в обычной жизни, казалось чем-то из области фантастики. Но именно это его так и привлекало в будущей профессии.       Но как убедительно признаться человеку в любви, даже пусть это все было не по-настоящему, в рамках роли, он себе пока представлял мало. Не даром Михаил Юрьевич предупредил, что этюды на эту тему самые сложные, и с ними бы повременить. Но Влад, как всегда, легких путей не искал, и в нем снова включалось это дурацкое «желание доказать».       Поэтому сейчас, сидя в комнате с девушкой и репетируя уже, наверное, по сотому кругу наскоро придуманный текст, Влад все больше хотел провалиться сквозь землю. Ну не думал он, что это будет так сложно! Казалось, будто руки, тело, язык, даже мозг — все сразу стало будто не его. Вот говорил вроде одно, а все реакции и движения выдавали самую что ни на есть панику и полное непонимание, куда себя деть. Вера на очередном угловатом «признании» уже не сдержалась и треснула парня по голове блокнотом, в который иногда подглядывала, запоминая текст.       — Ай! Ты че творишь? Больно же, — обиженно проговорил Влад, потирая ушибленный лоб.       — Да ниче! Коноплев, ты задрал! Ты можешь нормально? У меня ощущение, что я с табуреткой отношения выясняю!       Девушка была похожа на разъяренную кошку. Но она на самом деле не столько злилась на друга, сколько переживала за их общее дело.       — Почему сразу…       — Потому что эмоциональный диапазон примерно такой же! Ты что, никогда в любви не признавался?       Влад вдруг застыл и задумался. И отмер, только когда девушка пощелкала пальцами у него прямо перед глазами.       — Да блин, я… Ну, это другое!       Владу совершенно не хотелось теребить прошлое и вспоминать, как единственный раз, когда он искренне попытался признаться в чувствах, эти самые чувства не просто жестко отвергли, но еще и высмеяли. После подобного, конечно, было страшно пытаться прожить это по-настоящему вновь, даже ради роли. Психика защищалась изо всех сил, не хотела снова возвращаться туда, где болело. Но Влад понимал, что это было необходимо, если он хочет что-то понять в профессии.       — Ладно, извини. Я… попробую. Сейчас сосредоточусь.       Влад стал произносить свои реплики, смотря подруге прямо в глаза, но представляя перед собой совсем другого человека. Сначала это была миловидная девушка, его первая любовь, с которой они были вместе не так уж долго, но очень ярко и эмоционально. Правда, с ней ничего не получилось, как только она стала замечать странности парня в быту и его склонность к постоянной рефлексии. Но разошлись они на достаточно хорошей ноте, хоть Владу и тяжело было первое время осознать, что далеко не каждый готов будет мириться с его тараканами в голове. А значит, нужно было примерить на себя определенные маски. Чтобы не отпугивать людей вот так вот сразу.       Следующим образом, возникшем в сознании, был тот-самый-человек, принесший Владу довольно много страданий. Тогда, в старших классах, познакомившись с новеньким, который перевелся к ним из другого города, он и не думал, что взаимный интерес и так быстро сложившаяся дружба может перерасти во что-то большее. Правда, это «большее» было, видимо, только в его голове. Они много общались, проводили времени друг с другом больше, чем с кем-либо, у них даже локальные мемы появились. Владу казалось, что это тот-самый человек, который понимает его лучше всех, и совсем скоро он осознал, что думает о нем не совсем в дружеском ключе. Точнее, совсем не в дружеском. Это было страшно, странно и отчасти больно. Разрывало все шаблоны. Влад, кажется, впервые влюбился по-настоящему. И объектом его чувств по ужасному недоразумению оказался его лучший друг. Парень. Признаваться было также страшно до безумия. Но когда его чувства сначала приняли за шутку, а потом жестко отвергли, высмеяли и навсегда прервали общение, Влад ощутил вместе с болью от разбившегося вдребезги сердца какое-то странное успокоение. Как будто так и должно было быть, как будто самый тяжелый камень упал с души. Даже слез на тот момент не было, просто какое-то непонятное опустошение. Но с тех пор он все еще толком не представлял, что сможет когда-нибудь так влюбиться в кого-то снова.       А потом случилось театральное, общага и… Костя.       Парень уже не совсем понимал, какие именно реплики произносил, и были ли они уместны, но, судя по глазам и реакции девушки напротив, он наконец попал в нужное состояние. Но на самом важном моменте сцены образ в его голове вновь сменился, и парень даже не сразу смог разобрать, кого именно видит перед собой. Но это точно были глаза, яркие, огромные карие глаза. До безумия знакомые… И как только парень начал с ужасом осознавать, что, вернее, кого видит и кому, по сути, признается в любви, он почувствовал мягкие губы девушки на своих. Влад только успел в удивлении распахнуть глаза, как услышал хриплое покашливание где-то сбоку.       — Я помешал?       Влад соврал бы, если бы сказал, что привык к внезапным появлениям Кости. К этому, блин, невозможно было привыкнуть. Он, как нашкодивший школьник, тут же отпрянул от девушки и инстинктивно еще и отодвинулся подальше.       — Да нет… Мы тут это, сцену репетировали, завтра показ, ну и…       — Да что я, не понимаю что ли? — вроде и шутливо, но вместе с тем как-то обреченно произнес парень. — Развлекайтесь.       Костя прошел к своей кровати, наскоро покидал в рюкзак какие-то вещи и уже собрался уходить.       — Кость… ты куда? Только пришел же? И спина как? Мне показалось, ты утром был не в лучшем состоянии…       — Работа. — Лаконично пробурчал он, завязывая шнурки на ботинках. — Спасибо за беспокойство, но не стоит. Удачи.       Влад даже не успел ничего сказать, как дверь захлопнулась. Он только сейчас, кажется, окончательно осознал, что именно произошло, и чьи глаза ему все мерещились во время этюда…       От осознания стало жарко, неловко, нелепо. Парень взъерошил волосы и зажмурился, как будто это могло помочь убежать от суровой реальности. Но тут же обратно его вернул голос девушки, которая все еще была рядом.       — Офигеть… Это что было?       — Да не знаю я. Он сам не свой последнее время, я тебе об этом и говорил… Ничего не понимаю вообще. Стоп, а ты… Ты меня поцеловала?! Вера!       — Да подожди ты, — девушка подскочила и замельтешила по комнате, явно что-то обдумывая. Спустя пару минут напряженного молчания она вновь села напротив друга, заставив его смотреть прямо себе в глаза. — Влад, вы придурки, оба. Влюбленные и гордые до идиотизма. Думаешь, я не заметила, что ты совсем не о роли думал, когда в любви мне признавался по сюжету? Но надо сказать, что это впервые за все время было убедительно. Повторить так сможешь завтра?       Влад кивнул, как болванчик, не отводя взгляда от гипнотизирующих глаз девушки.       — И да, прости за поцелуй… Но я говорила, что хотела кое-что проверить, и проверила. Коноплев, а теперь давай на чистоту: ты в него влюблен?       Влад почувствовал, как будто весь воздух разом выкачали из легких. По спине побежали мурашки. Это внезапный вопрос ударил кулаком под дых. Он в него влюблен. Вот как называется это распирающее чувство в груди, что-то среднее между восторгом и тревожностью. Вроде ранее и знакомое, но такое вдруг свежее, новое… И как же это все упрощало и усложняло одновременно.       Парень прокашлялся и, когда к нему вернулся дар речи, наконец начал:       — Я… не знаю. Блин, Верка, это пиздец какой-то. Это все так смешно…       — Если бы не было так грустно, — улыбнулась девушка и накрыла холодную руку друга своей. Теплой.       — Со мной никогда раньше такого не случалось. Ну, то есть, я был влюблен, конечно, но чтоб так… Понимаешь, я постоянно хочу коснуться его, взять за руку, прижаться. Мне нравится даже… его запах, блин. Это ужасно звучит, я знаю, не смейся только. Обычно я очень придирчив к тому, как человек пахнет, это и к парфюму относится, и к самому человеку. И он… он однажды был так близко, я чувствовал буквально его дыхание на своем лице. И меня как будто чем-то теплым окутало, в детство вернуло, я не знаю. Что-то родное в нем есть, что хочется вдыхать и вдыхать постоянно, понимаешь? Коснуться хочется просто до безумия. Но с чего вдруг? Друзья ведь не должны «просто касаться». Но в концепцию «дружбы» наше общение тоже не укладывается. Я не понимаю ничего, короче. Запутался. Он меня с ума сводит.       Влад оборвал свой монолог так же внезапно, как и начал. Он уткнулся лбом с руки подруги, которая мягко перебирала его волосы и успокаивающе шептала, что все будет хорошо. Собравшись с мыслями, она начала:       — Владь, знаешь… Я, наверное, не в праве тебе ничего советовать, потому что сама никогда не была в подобной ситуации, но могу одно сказать: лучше рискнуть и услышать отказ, чем не дать вашим возможным отношениям даже шанса. Он вроде не выглядит совсем уж мудаком, просто угрюмый он какой-то, замученный как будто. Ну сам подумай, если мы так упахиваемся на первом курсе, что дай бог до кровати добраться, а человек уже который год в этом… Может, у него какие-то свои загоны, и еще вся наша рутина наслаивается. Так что не воспринимай ты все его выпады на свой счет. Просто всем нужно иногда чувствовать себя, ну, любимыми, что ли. Даже таким своеобразным персонажам, как этот Костя твой.       Влад внимательно слушал все, что говорила подруга, и отмечал, что в общем-то в этом есть доля здравого смысла. Костя действительно часто выглядел убитым, и дело тут было совсем не в их взаимоотношениях, а в чем-то другом, явно глубоком и грызущим его изнутри.       — Вер, спасибо, правда. Не все так просто, к сожалению, но грузить тебя не хочу. Ты и так мне уже очень помогла. Мне кажется, и этюд у нас получился сейчас. Завтра главное повторить.       — Да чего уж там, мы ж друзья. Это все совсем непросто, понимаю, но и ты все-таки не усложняй. А то так будете морозиться друг от друга еще незнамо сколько… — Ответила девушка, наматывая на палец прядь кудрявых волос, как она по обыкновению делала это в задумчивом настроении.       — Завтра чтоб так же проникновенно мне в любви признавался, понял? Хорошо у тебя получается, когда этого своего представляешь… — Вера шутливо пихнула его кулаком в плечо, на что парень исподтишка попытался защекотать ее, но она ловко вывернулась и залепила ему щелбан. Прежде чем разойтись, они еще минут двадцать в шутку дрались, за одно отрабатывая приемы из сценического боя.       Все-таки за что Влад и был благодарен вузу за эти полгода, так это за друзей. Но вот что делать с так внезапно подкравшимися совсем не дружескими чувствами, еще предстояло решить…

***

      Костя не появился ни вечером, ни ночью. Влад подумал, что тот наверняка снова решил заночевать в театре, и уже сам готовился ко сну, завершив все дела по учебе, как услышал странное копошение за дверью, как будто кто-то пытается всунуть ключ в замочную скважину, но постоянно промахивается. Парень с опаской подошел к двери, прислушиваясь, но тут она с грохотом распахнулась и в комнату вошел, хотя вернее будет сказать — ввалился, вусмерть пьяный Костя.       Куртка на нем была распахнута, дурацкая шапка-ушанка, над которой Влад все время смеялся и называл Костю в ней дедом, съехала на глаза, и из-за челки парень будто вообще ничего не видел. Влад понял, что дело совсем плохо, когда увидел, что сосед все еще теребит в руке ключи и пытается попасть в несуществующую дверь, а во второй держит раскрытую, но недопитую бутылку чего-то явно высокоградусного…       — Костя… Кость. Плотников, мать твою! — Влад молниеносно среагировал на начавшего было заваливаться куда-то вбок соседа и тут же усадил его на небольшую тумбочку у двери, где хранилась ненужная по сезону обувь и всякая всячина. — Ты где так наклюкался? Еще вроде не Новый год даже, — Влад осторожно забрал ключи у того из почти ледяных пальцев и стал стягивать с него куртку и шапку. Соседа всего потряхивало, и Влад очень надеялся, что причиной тому был лишь холод…       Закончив с верхней одеждой, Коноплев взглядом оценил общее состояние парня и со вздохом опустился вниз, чтобы развязать тому ботинки. «Месяц у меня полы мыть будет», — гневно подумал Влад, увидев, как грязная вода капает с обуви и образует лужи на еще совсем недавно таком чистом, его стараниями, линолеуме.       Когда с обувью было покончено, Влад потянулся к рукам Кости, пытаясь вынуть из них злосчастную бутылку. Но сосед вцепился в нее на удивление крепко для человека, который еле как мог держать равновесие.       — Да дай сюда ее, блять! Ты совсем охерел, Плотников?       У Влада уже сдавали нервы. Иметь дело со здоровыми пьяными мужиками ему давненько не приходилось. Но вся эта сцена отсылала парня не к самым лучшим воспоминаниям детства и юности, и действовать приходилось на чистых инстинктах. Отобрать бутылку, отогреть, уложить спать, поставив на всякий случай тазик рядом и стакан с водой и аспирином на утро. Но почему-то с Костей он застрял на самом первом этапе. Вечно с ним все было сложнее, чем с кем-либо еще…       — Что там? Ну там, в окне! — поняв, что силой взять тут не получится, Влад собрал последние остатки здравого смысла и смекалки. Как только Костя отвлекся на окно, парень тут же выхватил из ослабевшей хватки бутылку и отставил ее подальше.       — Слышь, ты че?! — взбесился Костя, заметив пропажу. — Дай сюда, мне надо, бля…       Он стал отчаянно вырываться из рук соседа и тянуться за пузырем. Все это сопровождалось отборной руганью и оскорблениями. Влад держался из последних сил, но все-таки на колкой фразе про «что, не дала тебе та девка, да?» не выдержал и влепил Плотникову смачную пощечину. Тот отшатнулся, замер на мгновение, но почти сразу его глаза наполнились злобой. Коноплеву вдруг стало страшно так же, как тогда, в сентябре, когда он в порыве ссоры скинул вещи с соседской полки. Этот взгляд он бы ни с чем не спутал. Ничего хорошего он не сулил.       Хоть координация в таком состоянии у Плотникова и хромала на обе ноги, но силой он явно превосходил тощего, даже хрупкого Влада, который был ниже его на полголовы точно. Он подорвался, потянув за собой Коноплева, и хорошенько встряхнул его за плечи. Но ловкости парню было не занимать, он быстро вывернулся, схватил соседа за руку и потащил к кровати. Оставалось всего лишь уложить его, а дальше горизонтальная поверхность сделает свое дело и утихомирит беснующегося алкаша недоделанного. По крайней мере, Владу хотелось так думать… Но он замешкался, и это стало его фатальной ошибкой, так как в следующее мгновение парень уже обнаружил себя, опрокинутым на кровать, зажатым мощным телом, от которого явственно несло перегаром. Влад только поморщился и попытался выбраться, но его запястья вмиг оказались зажаты крепкими Костиными лапищами, а самого парня не отрезвил даже сдавленный стон боли соседа.       — Плотников! Мне больно, пусти! — Влад в панике забился под ним. Черт знал, что искаженное алкоголем сознание подкинет обозленному парню, в два раза сильнее его самого. Весь его мир сейчас сузился до демонических, еще более темных, чем обычно, глаз нависшего над ним парня и его тяжелого дыхания. Но Влад продолжал смотреть в них, будто загипнотизированный, будто это была последняя надежда пробудить в их обладателе остатки здравого смысла. Но он в ужасе зажмурился, не в силах больше отбиваться, когда увидел занесенный над своим лицом кулак пьяного соседа. Он уже смирился со своей участью, но удара не последовало. Вернее, он пришелся в аккурат рядом с головой Влада, куда-то в подушку. А дальше парень уже совсем перестал понимать, что происходит.       Костя буквально рухнул на него сверху, издав нечто среднее между стоном и воем. Он весь затрясся, и Влад уже не понимал, от холода или от подступающей пьяной истерики. Он не рисковал пока что вставать или делать хоть какие-то резкие движения, потому что Костя натурально походил сейчас на раненого, но все еще опасного зверя, от которого не знаешь, чего ожидать.       Но нужно было сделать хоть что-то, хоть как-то постараться утихомирить парня, а в идеале еще и самому поспать хоть несколько часов перед завтрашним непростым днем. Но что-то Владу подсказывало, что его планам вряд ли суждено так просто сбыться.       Он все же решился осторожно потрясти соседа за плечо и позвать по имени. Коноплев будто кожей ощущал напряжение и какое-то даже отчаяние, исходящее от Кости. Гребаная эмпатия, как же иногда она доставала! Главное было не подключаться к этим эмоциям, а постараться что-то сделать с более-менее холодной головой.       — Кость? Ты… чего? Что случилось, что ты так набрался? — Влад понимал, что вряд ли сейчас услышит хоть сколько нибудь адекватный ответ на свой вопрос, но попытаться все же стоило. Тем более это вновь сработало как отвлекающий маневр, чтобы парень смог окончательно выпутаться из-под безвольного тела и усесться рядом, но на достаточной дистанции, чтобы в случае чего иметь пути к отступлению.       Хотя с каждой минутой Костя все меньше походил на кого-то устрашающего. Он все еще немного буянил, произнося какие-то бессвязные фразы заплетающимся языком, но рук больше не распускал. Да даже если бы и попытался, не смог — те просто перестали его слушаться.       Влад судорожно думал, что делать в подобной ситуации. Обычно ему не составляло труда уложить спать пьяного отца, но тот и не буянил вовсе, а покорно снимал с себя ответственность и перекладывал ее на сына, тогда еще подростка, или жену. С Костей так не прокатывало по одной простой причине: даже будучи в состоянии нестояния, он умудрялся делать все по-своему. Вот и сейчас он вдруг резко подорвался, пытаясь принять вертикальное положение и куда-то пойти, но явно словил вертолеты и стал заваливаться чуть ли не на пол. И если бы Влад судорожно не схватил его за плечи и не потянул на себя, точно бы к общему паршивому состоянию добавился бы еще и разбитый нос, как минимум.       — Ты че творишь?! Костя, блять! Успокойся и лежи смирно! — Владу не оставалось ничего, как заставить дезориентированного парня улечься головой себе на колени, и крепко держать за плечи, чтобы предотвратить новые выходки воспаленного сознания.       Но тот как-то резко затих, обмяк всем телом в руках младшего, и Владу показалось, что это не к добру. Он хоть и с опаской, но стал осторожно поглаживать того по голове, как бы расчесывая пальцами спутанные волосы.       Костю от этих невесомых касаний совсем размазало, и он уже не сдерживал рвущихся из груди рыданий и скатывающихся по щекам слез. Влад перепугался не на шутку. Он, казалось, видел Костю уже каким угодно: раздраженным, злым, взбешенным, хотя чаще всего просто усталым, но расклеиваться и проявлять слабость в таком ключе тот никогда себе не позволял. Влад даже завидовал, мол, вот это железная нервная система, ему до такой далеко. Но сейчас он стал невольным свидетелем, чем обернулось подобное сдерживание себя. И видеть, как ломается, казалось бы, всесильный человек, было действительно страшно.       На каких-то инстинктах Влад опустился к Косте на кровать и прижался к нему вплотную со спины, обвивая руками. Он без слов, но всем своим существом, пытался дать понять человеку, почувствовать, что он не один. Делить эту его боль ощущалось сейчас бесконечно правильным. Потому что когда не один, вроде уже и не так плохо и страшно.       Но Костя все никак не успокаивался, будто выпускал из себя разом все то огромное, накопившееся. Была то банальная усталость или что посложнее, Влад не понимал, но что-то ему подсказывало, что сейчас выяснить это толком не удастся. Но с другой стороны, если не сейчас, то когда еще? Как там говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке?.. Да, это было не очень честно, но Костя настолько мастерски умел уходить от расспросов о его собственном состоянии и проблемах, что Влада хоть и задевали и раздражали эти недомолвки, но он честно не пытался залезть туда, куда не пускают. Возможно, именно эта дурацкая недоступность и скрытность Плотникова так и зацепила Коноплева. Но почему-то он явно пропустил тот момент, когда желание «разгадать» сменилось болезненной и такой странной влюбленностью…       — Кость… Не расскажешь? — прошептал парень, продолжая гладить соседа по подрагивающим плечам и спине.       В ответ ему доносились только прерывистое дыхание и редкие всхлипы. И когда уже Коноплев совсем отчаялся, перестав ждать хоть какой-то реакции, Костя вдруг начал:       — Я для тебя все, понимаешь? Мы же эти, как их, души, блять, род… родстс… родные, короче… А ты…       Влад опешил, не понимая, как ему реагировать. Это он… ему? Или все же кому-то в своей голове?..       — Я же ради тебя только… театр не бросал, — продолжил пытаться совладать с заплетающимися мыслями и языком Костя. — Ты так мной восхищалась… у нас же все было, что пошло не так? В чем я виноват? Чем он лучше? Ну конечно, куда бедному студенту до чьего-то сынка из телевизора… Но я же все, понимаешь? Подрабатывал, блять, дворником, — парень издал истерический смешок, — только чтобы куда-то сходить вместе, чтобы деньги какие-то, подарки… Чтобы тебе не стыдно со мной было, понимаешь?       «Все-таки второе», — выдохнул Вдад. Его сосед сейчас явно беседовал с кем-то из своего подсознания, с кем-то, видимым только ему одному. И все, что мог сделать Коноплев — крепче держать, не давая окончательно погрузиться в эту боль.       — Кость, все хорошо… Ты не виноват ни в чем, — он нашептывал ему почти на ухо. Сердце ныло при виде такого поневоле уязвимого, безоружного человека. — Просто так бывает, не все, кого мы любим, влюблены в нас… Это ужасно грустно, но приходится с этим мириться.       Влад понимал, что вряд ли сейчас смысл его слов дойдет до пьяного разума Плотникова, но искренне хотел хоть как-то облегчить его страдания. А последнюю фразу он вообще сказал скорее сам себе, потому что самому вдруг тоже стало невыносимо оттого, что вот он, его, кажется, любимый человек сейчас в его руках, душу ему изливает, но… Ничего большего из этого не выйдет, и вместе им не быть по одной простой причине (на самом деле причин было гораздо больше, но все-таки), что Костя все еще любит ту самую, из прошлого. И Владу ее заменить не получится при всем желании.       Оставалось только гладить парня по голове, держать, прижиматься со спины, наслаждаясь этими моментами близости, пытаясь запомнить их, запечатлеть где-то на подкорке, в подсознании. Да, это распирающе-ноющее чувство в груди, кажется, и было тем самым, что от него и требовалось в любовных сценах на мастерстве…       Владу самому захотелось зареветь, как маленькому, от осознания безвыходности своего положения. Засада была в том, что головой можно сколько угодно понимать всю невозможность ваших отношений, сто раз себя убедить и аргументировать, почему не надо даже пытаться, но сердце совершенно слепо и безумно будет рваться к тому-самому человеку, не внимая никаким здравым увещеваниям мозга.       Пребывая где-то глубоко в своих мыслях, парень даже не сразу заметил, как Костя затих и, кажется, задремал. Значит, можно было наконец встать и упасть на собственную кровать в надежде заполучить хоть несколько часов сна. Перед этим, конечно, заботливо поставив стакан с водой и таблеткой аспирина на прикроватную тумбочку соседа…       Влад осторожно стал приподниматься и перелезать через парня, как тот вдруг в полубессознательном состоянии развернулся и приобнял Коноплева, потянув его на себя. Тот, не удержав равновесия, упал на Костю, чуть ли не сталкиваясь нос к носу. Непозволительно близко.       — Так, ладно, Кость… а теперь выпусти меня, я тебе… вон, лучше акулу принесу, — пытаясь отстраниться, сбивчиво отшутился Влад.       Он и не надеялся, что Костя его услышит, поэтому просто стал выпутываться из внезапно цепких лап. Но тот вдруг хрипло забормотал:       — Не надо… акулу. Тебя н-надо.       Влад замер и почувствовал, как сильные руки опускаются все ниже по спине, прижимая к себе сильнее. Он был настолько шокирован всем этим, что не мог не то что пошевелиться, даже вдохнуть нормально. В голове роем злых пчел жужжали мысли, скатывались в некий снежный ком. Кого сейчас Костя представлял на самом деле и что собирался сделать, как далеко зайти? А самое главное, как далеко зайти может сам Влад…       Ему хотелось то ли чтобы это все прекратилось, оказавшись кошмарным сном, то ли чтобы не прекращалось никогда.       — Кость, пожалуйста… Ты пьяный, не отдаешь себе отчет… — парень все-таки собрал остатки здравого смысла и самообладания и попытался в очередной раз достучаться до сознания все еще крепко прижимающего его к себе соседа. — Тебе поспать надо, давай-ка…       Но Владу договорить не дали, резко приникая к его губам смазанным поцелуем. Это было похоже даже скорее на слепое касание куда-то в уголок рта, от которого парень тут же попытался отстраниться, но руки держали неожиданно цепко и отпрянуть так просто не позволили.       — Кость, Костя! Перестань, пусти меня! — Влад не узнал собственный голос. Все происходящее с ним казалось нереальным, страшным, нелепым сном. И как же хотелось, чтобы именно так все и было…       Парень еле как выпутался из рук, плетями обвивающими его талию, и чуть не упал, запутавшись в собственных ногах, которые и вовсе от шока отказывались держать его. Сердце заполошно билось где-то в горле, руки тряслись, никак не желая успокаиваться, а сделать вдох сейчас было, пожалуй, самым большим достижением.       «Вот тебе и погружение в образ. Полное, блять, погружение…» — уже почти на грани истерики подумал Влад. Действительно, для актерства подобный опыт мог бы быть полезен, но каким образом теперь разгрести все то, что происходило в его жизни, а главное, как успокоить, кажется, на части разбивающееся сейчас сердце, было задачкой с несколькими неизвестными…       Все же найдя в себе силы накрыть уже бессознательного соседа пледом и поставить на всякий случай под кровать тазик, Влад рухнул на свою кровать, с головой закутываясь в одеяло и сворачиваясь калачиком. Сейчас было лишь одно желание: исчезнуть, провалиться под землю, просто перестать существовать, в конце концов… Но вымотанное эмоциями сознание быстро отключалось, пожалев своего хозяина, и уже на грани сна и реальности парень услышал сдавленное:       — Теперь ты тоже уйдешь.       …Влад был прав, когда некоторое время назад подумал, что глаз за эту ночь не сомкнет. Но он даже не подозревал, что именно станет тому причиной.