Я получил эту роль

      Костя боялся влюбляться. Боялся и решительно не хотел, не собирался. Психологи бы назвали это избегающим типом привязанности, Костя же называл… сохранением остатков ментального здоровья.       И были на то причины. Несколько лет ярких, но совершенно невыносимых отношений оставили огромную кровоточащую рану в душе, которая вроде уже и затянулась, но нет-нет, да иногда давала о себе знать, подобно старому шраму, ноющему на погоду. С Валери у них было всё: и безумная страсть, и притяжение друг к другу, и выяснения отношений до истерик и сорванного голоса, и бурные примирения после…       Костя заприметил ее чуть ли не с первого взгляда, — такую девушку вообще сложно было не заметить. Всегда одетая по последней моде, с безупречной укладкой и макияжем, с аристократичной статью и чуть надменным взглядом с поволокой… Она держала себя всегда строго, собранно, было видно, что девушка прекрасно знает себе цену. Но с Плотниковым она, вопреки своему образу недотроги, заговорила первая. Он тоже привлек ее внимание своей бешеной харизмой и зачастую даже слишком большой смелостью, иногда граничащей с безумием. Тогда, в свои двадцать с небольшим, он совсем не боялся казаться смешным, нелепым, быть заводилой и лидером курса. Парень не строил из себя кого-то, кем не являлся, и это так привлекло Леру, которая уже тогда начала работу над своим сценическим образом роковой красотки Валери. И не заметила, как этот образ прочно закрепился не только на сцене или экране, но и в жизни.       Расстались они… не на самой лучшей ноте. Их отношения в целом всегда были далеки от идеальных, нервы они помотали друг другу знатно, но и отпускать почему-то до последнего не хотели. В итоге они измучили друг друга постоянными упреками и ссорами настолько, что в один момент Костя не выдержал и первым предложил разорвать отношения. Вернее, как предложил… В порыве эмоций произнес, что лучше им было вообще никогда не встречаться и не начинать все это. А на следующий день обнаружил себя в черных списках во всевозможных мессенджерах и соцсетях. Это было настолько глупо, по-детски, особенно учитывая, что в вузе они все равно пересекались… Но и эти мимолетные встречи, проезжающие лезвием по свежей ране, вскоре закончились, когда Лера получила свою первую роль в приличном проекте и ушла в академ, а после и вовсе отчислилась, поняв, что совмещать съемки и вуз не получится от слова совсем.       А Костя… он тогда психанул, сорвался. Слишком много навалилось всего. И выпускной спектакль с мастером, который слишком давил психологически, проезжаясь по всем триггерным точкам разом. И черная дыра вместо сердца, норовившая поглотить его полностью… Он тогда забил вообще на все, перестал ходить на учебу и проявлять хоть какие-то признаки социальной активности. Спал, пил, иногда писал стихи, пытаясь хоть как-то выплеснуть все ноющее и зудящее на бумагу.       И так бы продолжалось еще непонятно сколько времени, наверное, пока его не отчислили за неуспеваемость, если бы не Михаил Юрьевич, которому единственному на тот момент была не безразлична судьба парня. Он каким-то образом смог найти такие слова, которые помогли выбраться Косте из пучины апатии и самобичевания. А потом и в магистратуру уболтал поступать, потому что «талант у тебя, е-мое, а ты его так бездарно в землю зарываешь из-за какой-то… Потом умнее станешь и никогда себе не простишь».       И действительно, погружение с головой в учебу и театральную жизнь стало настоящим спасением. Как там говорят, «возьми свое разбитое сердце и преврати его в искусство»?.. Вот Костя руководствовался как раз этим. И получалось, надо сказать, очень неплохо. По крайней мере, это было безопасно, ведь профессия не проснется с тобой в один прекрасный день и не скажет, что больше тебя не любит. Но иногда чувство тотального одиночества все же давало о себе знать, неприятно сворачиваясь колючим ежом где-то прямо в области сердца. Но Костя уже придумал для себя отличную тактику, по которой нужно было уставать настолько, чтобы не хватало сил на рефлексию и загоны. Ей он и руководствовался уже несколько лет, и пока что получалось.       А потом, как снег на голову, свалился этот совершенно нелепый первокурсник. С горящими глазами и пока что совершенно не приспособленной психикой для учебы в подобном заведении и в целом для этой профессии. Он жутко бесил по началу Костю своей открытостью и непосредственностью, у него ведь все эмоции и мысли сразу как будто на лбу написаны были. Хотелось его как-то проучить, чтобы жизнь сказкой не казалась. Но как только Плотников начал понимать, что парню далеко не так все просто дается и что ему также, а может даже больше, чем остальным, мешают комплексы и загоны… Стало даже стыдно, хотя Косте казалось, что он это чувство давно забыл. А уж когда Влад все равно, несмотря на ужасное поведение соседа, проявлял доброту и заботу… Костя почувствовал себя полным мудаком.       А видеть парня потерянным и разбитым было почему-то совсем невыносимо. Но так получалось, что Костя уже дважды косвенно, но был причиной подобного состояния Влада. И корил себя за это нещадно. После того случая на концерте и совершенно разбитого от пережитых эмоций соседа в его руках, ему самому еще несколько раз снились кошмары о том, чем могло бы все обернуться. И самыми страшными были те сны, в которых случалось что-то не с ним самим, а с Владом по его вине.       Вообще с Владом все было по-другому. Сначала он будил в Косте самые яркие негативные эмоции, потом неподдельный интерес, а потом… Желание помочь, поделиться опытом, а после последнего происшествия даже и защитить. Костя уже и сам не понимал, что он чувствовал. С одной стороны, у них выстраивалась неплохая дружба, но с другой… дружеское ли это желание — касаться его руки во время особо душещипательной песни и спать в обнимку, надеясь, что тот об этом никогда не узнает? Залипать на его растрепанный заспанный вид по утрам, на до невозможности милую щербинку меж зубами, которой он так стесняется, на разлет тонких ключиц и тонкие музыкальные пальцы… Совсем как-то не по-дружески получается.       Костя запрещал себе это. Это было нельзя. И дело тут даже не в том, что они оба парни — свою бисексуальность Костя осознал и принял без особых мук совести. Но предыдущий болезненный опыт буквально кричал о том, что ничего хорошего из всего этого не выйдет. Мол, один раз обжегся и хватит, нужно же делать какие-то выводы? Разум приводил всевозможные аргументы и доводы, но сердце, как всегда, слушать отказывалось. Косте вообще эти несколько лет казалось, что у него вместо жизненно важного органа там зияющая дыра, пустота и кромешная тьма. Но вот оно, еще живое и бьется, оказывается.       Да и Влад подливал масла в огонь, сам не понимая этого. Парень в близком общении оказался до жути тактильным, почти ручным зверьком. Конечно, открылось это далеко не сразу, но после той ночи на одной кровати у него как будто ушел некий барьер, и Коноплев при любом удобном случае то за руку цеплялся, то приобнимал, то волосы взъерошивал (за это Костя вообще кому угодно бы голову откусил, но… не этому). Плотников сначала был в полном афиге, не успевая даже никак среагировать, но вскоре привык и даже неосознанно сам стал ластиться к прикосновениям, будто огромный домашний кот.       Но в то же время и постоянно голову ломал: что-то это все-таки значит или Влад действительно такой тактильный маньяк и так ведет себя со всеми?.. Столько вопросов и, как всегда, ни одного ответа…       А еще Влад заботился. И это совсем выбивало из колеи. Заваривал кофе, оставлял еду, вытаскивал из уже ослабевающих рук ноут, когда Костя после работы совсем без сил вырубался в попытках «поделать хоть что-то по гребаному диплому». А пару раз Владу даже удалось уговорить соседа никуда не идти и хоть чуть-чуть дать себе отдохнуть, когда тот совсем уж походил на зомби из-за постоянного недосыпа и переутомления. Для Кости подобного не делали примерно… класса с седьмого школы? Мол, уже взрослый мальчик, сам в состоянии себе разогреть еду и вовремя лечь спать. В состоянии-то он был действительно, но вот чувство какой-то недолюбленности и безразличия частенько больно тыкало куда-то прямо под ребра. Поэтому Костя бессознательно решил, что лучше постараться вообще ничего не чувствовать, чем сталкиваться с этими почти непереносимыми эмоциями.       Так что было даже неудивительно, что в отношениях Плотников пошел по единственно знакомому и возможному пути на тот момент. Его девушка особой теплотой и пониманием не отличалась, но это было, по крайней мере, знакомо и понятно. Не всегда приятно, конечно, но с этим можно было жить, ведь так?.. Да и с ней уже такое привычное безразличие во многих моментах перекрывала дикая страсть и взаимное притяжение друг к другу. А Влад… Он рушил привычную картину мира Плотникова, переворачивал ее буквально с ног на голову. Если быть с собой уж совсем откровенным, Костя понимал, что буквально в два счета купился на эти даже минимальные проявления искренности и доброты в свою сторону. И чувства эти все-таки были совсем не дружеские… Но Костя был в полной уверенности, что Влад о таком даже и близко не думал, ему бы с учебой и приближающейся сессией разобраться, а не выяснением отношений заниматься. Да и вообще, какие тут могут быть отношения между парнями, в стране, где за строчки в песне или «радугу без голубого цвета» могут спокойно отправить в места не столь отдаленные…       Невеселые мысли Костя по привычке замещал работой и театром. Нужно было уже думать о выпускном спектакле, который ему, как будущему режиссеру, предстояло ставить к концу года, а идей пока что не было от слова совсем. А еще к сессии нужно было предоставить практически процентов восемьдесят диссертации, которую Костя успевал писать в лучшем случае по ночам минут по двадцать, пока глаза не слипались окончательно. Лучшее снотворное, однако.       А еще конец ноября традиционно ознаменовался из всех щелей вылезающим «новогодним настроением». В городе вовсю открывались катки, новогодние локации, улицы украшались пестрыми гирляндами и елками. Костя всегда думал о том, что люди специально этот праздник придумали именно в такое время, когда от бесконечных морозов и вьюг и постоянного отсутствия солнца появляется только одно желание — впасть в спячку желательно до середины весны. А так смотришь на эту праздничную иллюминацию, и вроде как-то и жить чуть больше хочется. А иначе совсем можно свихнуться.       Правда в этом году было все же совсем не до новогоднего настроения. Декабрь обещал быть настолько насыщенным, что Костина пятая точка полыхала уже сейчас. В эти тридцать дней надо было каким-то образом впихнуть невпихуемое, и Плотников с опаской поглядывал на календарь, в котором первые дедлайны стояли уже через пару недель.       Время никогда еще не летело для него так быстро, за все годы учебы. Обычно осень тянулась как нечто бесконечное, серое и тоскливое, от чего хотелось убежать всеми способами. А в этот последний год что-то явно поменялось. Возможно, в самом парне. Жизнь как будто заиграла давно забытыми яркими красками и… чувствами.       А что делать с этими внезапно нахлынувшими чувствами, он не имел ни малейшего понятия. «Сам виноват, — злорадствовал неумолимый внутренний голос, — позволил подобраться ему слишком близко. Так нельзя, это небезопасно, опять будешь страдать». Поэтому Костя не придумал ничего лучше, как умышленно отдалиться от парня, запихнуть свои нелепые чувства куда подальше и не портить жизнь ни себе, ни ему.       Но как же это чертовски сложно, почти невозможно было делать, когда Влад вел себя как ни в чем ни бывало, абсолютно искренне интересуясь делами соседа и периодически ластясь к нему, совершенно естественно и даже особо не спрашивая разрешения, как будто так всегда и было. Когда присылал в телеге видосики с дерущимися котами с подписью «мы». Когда улыбался так искренне, обнимал так крепко… И Костя уже просто физически не мог его оттолкнуть или нагрубить, что, например, еще пару месяцев назад казалось единственно возможным вариантом их общения. Сейчас же, глядя в эти огромные еще по-детски восторженные глаза, казалось преступлением говорить или делать что-то, что рискует заставить их наполниться слезами…       Поэтому Костя с головой погрузился в учебные и рабочие дела, стараясь как можно реже появляться в общаге и в целом сталкиваться с соседом. Уходить, пока тот еще спит, приходить, когда уже… В целом пару недель так прожить получилось вполне неплохо, вот только Костя не учел, что его организм тоже не железный, как бы он не хотел убедить себя и всех окружающих в обратном, и может его подвести в самый непредсказуемый момент.       Дело еще было в том, что их почти подпольный театр толком не отапливался как следует, а холода к концу ноября стояли уже хоть и не лютые, но весьма ощутимые. И выступления в одних лишь тоненьких маечках-рубашечках рано или поздно должны были повлечь за собой какие-то последствия… И вот у Кости это проигралось совершенно неожиданным для него образом — через… нет, не то, что бы кто мог подумать. Но весьма близко, через спину. Точнее, ее нижнюю часть.       Отыграв очередной спектакль, Костя уже через несколько минут, как спали сценические адреналин и эйфория, понял, что что-то не так. А когда пошел помогать собирать реквизит и нагнулся за валяющимся на полу зонтом, понял, что все совсем хреново, потому что спину резко прострелило так, что чуть ли не искры из глаз посыпались. Плотников тут же схватился за больную часть тела и не удержался от полувскрика-стона, потому что боль была невероятно резкой и неожиданной.       Кое-как разогнувшись, Костя и дышать старался через раз, потому что даже это действие отдавало болью, не говоря уже о банальной ходьбе.       — Костик, — как же его бесила эта форма его имени! — ты чего тут? Что с тобой?       Парень, не рискуя поворачиваться, по голосу узнал свою коллегу по сцене, которая последнее время была уж через чур внимательна к нему. И каким-то образом всегда появлялась рядом.       — Да походу спину защемило. Люб, будь другом, вызови такси, а?       — Да зачем тебе такси? Я на машине, могу подбросить. А лучше… давай ко мне. О тебе, наверное, и позаботиться некому, — уже откровенно флиртовала девушка.       Наверное, не самое лучшее время и место…       — Спасибо, — чуть ли не сцепив зубы от боли, произнес Костя, — но я сам как-нибудь. Так машину вызовешь?       — Ну как знаешь, — надула губки девушка. Но все же достала телефон и набрала нужный номер.       Уже сидя в такси, Костя понял, что позаботиться о нем, по сути, действительно некому. И в такой нелепой ситуации, когда собственное тело отказывалось с ним сотрудничать, парень был фактически впервые.       До комнаты он добрался с огромным трудом, еле переставляя ноги. Охранник даже удивился — что произошло с вечно вылетающим из общаги со скоростью света парнем?..       Дома никого не было, чему Костя даже обрадовался. Все, о чем он сейчас мечтал — завалиться на кровать и не вставать как минимум до следующего утра. В покое боль же не должна ощущаться так остро?..       Нужно было раздобыть хоть какое-то обезболивающее, но сил на это совершенно не было.       Парень со стоном опустился на кровать и осторожно вытянул ноги. Стало вроде чуть легче, но не надолго — буквально через несколько минут острая боль превратилась в тупую и ноющую, и было даже непонятно, что из этого хуже.       От бессилия и усталости захотелось банально разреветься, как маленькому. Костя вдруг как никогда остро осознал свое одиночество и потерянность. Он все смеялся раньше над громкими фразами про «стакан воды», а когда сам оказался в ситуации, в которой этот стакан ему подать было, по сути, и некому, стало как-то не до смеха.       Была всего лишь одна хрупкая, мимолетная надежда…       — Влад, дарова. Тут, короче, дело такое… Домой ты скоро? Можешь в аптеку зайти за обезболом каким-нибудь? Деньги ща перекину.       Костя записал голосовое и тут же заблокировал экран, не особо рассчитывая на быстрый ответ — наверняка у парня были свои дела.       Просить о чем-то, даже о такой, вроде бы, ерунде все еще казалось чем-то неправильным.       Но телефон буквально через несколько секунд пиликнул новым уведомлением. От Влада.       «Да, возьму конечно. Уже иду в общагу, сегодня раньше отпустили. А что случилось?»       «Старость случилась, походу»       «Пугаешь. Ладно, скоро буду, не помирай там раньше времени, дед»       Костя почему-то усмехнулся от этого обращения и эмоджи с дедом в конце сообщения. Он отложил телефон и устало прикрыл глаза. В груди чуть потеплело.       Проснулся Костя от шороха пакетами и явного присутствия второго человека в комнате. Он попытался подняться, но тут же со стоном опустился обратно, привлекая к себе внимание соседа.       — Кость? Эй, что с тобой? — тут же подлетел к нему взволнованный Влад. Он никогда, даже после бессонных рабочих ночей, не видел соседа, просто так днем валяющегося на кровати, если это не был редкий выходной день. Значит, дело совсем плохо…       — Таблетки принес? — процедил тот сквозь зубы, жмурясь от резко прострелившей тело боли.       — Д-да, я… сейчас, — парень стал судорожно перебирать содержимое рюкзака и наконец извлек оттуда пластику с обезболивающим. — Приподняться можешь?       Костя, стараясь уж так явно не выдавать своей слабости, зажмурившись, осторожно сел в кровати и взял из рук парня бутылку с водой и заветную таблетку.       — Спасибо… — чуть смущенно пробормотал он и, пытаясь скрыть гримасу боли, откинулся на подушку.       Влад сел рядом и встревоженно заглянул соседу в глаза.       — Кость, что случилось? Спина так болит? Вдруг это что-то серьезное, так тут просто обезбол не поможет, может, скорую?..       — Так, стоп, не суетись ты, е-мое. — Какие же смешанные чувства обуревали Костю. С одной стороны хотелось укутаться этими искренними беспокойством и заботой с ног до головы, но с другой… А вдруг ему все это кажется и на самом деле его проблемы все так же никому не нужны? И Владу тоже, просто он слишком правильный и не может отказать?        — Все нормально, просто это… Ну мышцы потянул, походу.       — Поясница?       — Да. В зале холодно было до жути, ну и вот, короче… Ладно, полежу немного и пройдет.       — Ты дурак? — почти обреченно спросил парень. Даже скорее констатировал факт. — Тебе как минимум несколько дней покоя и постельного режима теперь. Со спиной шутки плохи.       — Говоришь как мой дед, — усмехнулся Костя, опускаясь на заботливо подложенную Владом под спину еще одну подушку.       — Как говорил мой дед, я твой дед, — процитировал известный мем парень, накрывая соседа мягким пледом.       — Дед инсайд только если.       Влад шутку не заценил.       — Кость, правда, что с тобой происходит последнее время? — Влад протянул руку и, как бы спрашивая разрешения, взъерошил тому волосы. Надо ли говорить, что обычно Костя никому таких вольностей не позволял… — Я вообще скоро забуду, как ты выглядишь. Ты вообще хоть ночуешь дома или так в театре своем уже и прописался? Обязательно так себя загонять?       Костя ничего не отвечал на это, потому что и ответить было, по сути, нечего, и парень был, на самом деле, прав. Только до последнего не хотелось это признавать.       — Кость, ну правда… Я же за тебя, ну, беспокоюсь, вроде как? — смущенно произнес Влад, все так же осторожно перебирая темные мягкие волосы того. От этих осторожных касаний Косте хотелось то ли взвыть, то ли сдаться и приластиться еще сильнее. Ни того, ни другого он, естественно, себе позволить не мог.       — Знаешь, недавно картинку увидел, — не замечая даже близко никаких душевных терзаний соседа, продолжал Влад, — что-то типа «если ты возьмешь выходной, мир не остановится. Но если не возьмешь, то остановишься ты». Так вот…       Костя все-таки попытался отодвинуться, потому что эта близость будто выбивала из легких весь воздух. Ну почему он такой?.. Зачем эти искренние слова и эмоции в глазах? Костя не привык, Косте было сложно. Костя больше всего не хотел и чуть ли не панически боялся снова обжечься. Или уже окончательно сгореть?..        — Ай, блять, зараза, — прошипел он от новой порции резко пробившей мышечной боли.       — Кость, ну это совсем не хорошо уже. — Сочувственно и взволнованно произнес парень, — надо мышцы размять. Давай поворачивайся, осторожно, я помогу.       — Да не надо, щас таблетка подействует…       — Плотников. Пожалуйста, перестань геройствовать, где не надо.       Коноплев уже копошился где-то в аптечке в поисках мази, которой, кстати, сам Костя еще в начале года и растирал больную Владову ногу. Не соврал, получается, что вещь незаменимая в актерской профессии…       И все-таки под укоризненным взглядом и пробивающей чуть ли не до слез болью Косте пришлось сдаться. Он, кряхтя и матерясь, перевернулся на живот, чувствуя, как кровать прогибается под весом еще одного тела.       — Бля!       — Что, больно? — тревожно спросил Влад, тут же убирая руки от спины соседа.       — Да нет… Холодная просто, — смущенный собственной реакцией, ответил тот.       — Бля, ну Костя, тебе пять лет? — цокнул языком Влад. Но прикасаться стал еще осторожнее. — Потерпи. Где именно болит?       — Да там… под ребром и поясница, вроде.       Влад принялся осторожно разминать и массировать зажатые мышцы, чувствуя, как парень потихоньку расслабляется под его руками.       — Ну вот. Сейчас таблетка начнет действовать и мазь тоже, скоро отпустит. Но завтра даже не пытайся никуда рыпаться. Или я лично на тебя МихаилЮрича натравлю. — Менторским тоном произнес Влад.       Со стороны все это выглядело, наверное, особенно комично, потому что тощий и выглядящий как подросток Коноплев вдруг взял на себя роль ответственного взрослого, который будто объяснял простые истины нерадивому подростку. И, надо сказать, получалось у него это достаточно органично.       Костя вдруг понял, в каком нелепом положении он оказался. Тот человек, которого он всеми силами избегал последние несколько недель, чтобы, не дай бог, случайно не коснуться лишнего, не посмотреть как-то по-особому… не вскрыть перед ним свою страшную тайну. Этот человек сейчас имел над ним, можно сказать, полную власть, и Костя так быстро, так нелепо сдался. Разве для этого он возводил столько стен?..       — Так, слушай. Спасибо за помощь, конечно, но указывать, что мне делать, а что нет, не надо. Не маленький, сам знаю. И вообще, блин, я просто твой сосед. Не друг, не брат, не сват, как говорится. Еще полгодика, и разойдемся как в море корабли, даже имен друг друга не вспомним, больше чем уверен. Так что нечего за меня переживать, за себя переживай вообще, короче. Я уж справлюсь как-нибудь, не впервой…       Костя пробормотал все это будто на одном дыхании. Лежа на животе, он не видел Влада, но ощутил, как тот тут же подорвался с кровати и засуетился.       — Ладно… Как скажешь. Ты прав. Просто соседи, да. Зря я это все… дурак. Ладно, если что еще понадобится из лекарств, все на тумбочке. Выздоравливай, что ли… — голос все-таки дрогнул, хоть парень и пытался до последнего стоически держать себя в руках. Расстояние до двери он преодолел буквально в два широких шага и вылетел из комнаты, давя рвущиеся откуда-то изнутри всхлипы. Почему так больно вдруг было это слышать? И почему именно слова этого человека снова порождали в нем такую бурю эмоций?..       Благо, на дурацкой лестнице в дурацкой импровизированной курилке сейчас не было никого. И Влад мог повыть от безысходности в полном одиночестве. В голове роились мысли, а в груди будто что-то неприятно сдавливало. Вот опять, только ему кажется, что все вроде как налаживается, как его хорошенько так опускают с небес на землю. Даже, можно сказать, скидывают. Головой вниз.       Но его самобичевание и самокопание нагло прервали.       — Эй, Владька, а ты тут чего? — раздался знакомый звонкий женский голос. — Ты знаешь, ученые подсчитали, что одиночество наносит человеку вред, равный пятнадцати выкуренным подряд сигаретам. А ты тут еще и куришь в одиночестве.       — Верка… Обожаю твои рандомные факты, которые я бы никогда не узнал, но щас чет совсем не в настроении, сорян…       — Та-ак, — протянула девушка, по-хозяйски приобнимая однокурсника. — Кто моего любимого мальчика обидел? Щас злая тетя Вера всем по башке ка-ак настучит…       Удивительно, но с Верой они сконнектились почти сразу, и она, хоть и была на год младше Влада, вела себя буквально как его старшая сестра (которой у парня, к слову, никогда и не было, но он был уверен, что она вела себя примерно так, если бы существовала). Девушка частенько прикрывала его на парах, писала напоминалки, какой реквизит нужно принести для совместных этюдов, однажды даже сырники ему занесла, потому что «ну ты тощий, как бобик, смотреть страшно, Владь».       Но никакого подтекста в их общении не было: они еще на берегу договорились, по инициативе девушки, что дружбу портить какими-то нелепыми дурацкими «чуйствами» не станут. Отчасти и потому, что Вера уже состояла в счастливых и гармоничных отношениях с милой девушкой с театроведческого с курса постарше. Влад увидел их как-то вместе и сразу же понял, что у него тут ну совсем никаких шансов, даже если бы он захотел. Потому что девчонки были настолько гармоничной и прекрасно дополняющей друг друга парой, что Влад аж по-доброму позавидовал: повезло же им так быстро найтись!       — Вла-а-адь! Ну что такое случилось? На тебе лица нет, — все тормошила его девушка.       — Вер, скажи честно, я бываю слишком навязчивым? — резко прервал ее Коноплев.       Подруга аж опешила от такого внезапного и странного, на ее взгляд, вопроса.       — Чего? Ты? Откуда такие мысли? Да ты самый адекватный парень вообще, что я знаю…       — Не завидую ж твоему опыту… — попытался разрядить обстановку тот, за что тут же получил ощутимый тычок в плечо от девчонки.       — Офигел? Разговорчики в строю! Блин, Владь, ну серьезно, — смягчилась та, — с чего вдруг такие вопросы? Кто тебе чушь всякую говорит?       Парень сделал последнюю затяжку и потушил сигарету. Опять коменда за бычки на всех орать и грозить выселением будет, но сейчас это все казалось мелочами по сравнению с настоящими душевными терзаниями.       — Помнишь чувака, который нам мастерство заменял в самом начале года еще, когда МихаилЮрича в театр резко вызвали?       — Да как не помнить, чувак тот еще, через другую букву только, — усмехнулась девушка.       — Да не, он на самом деле не такой плохой, — Влада вдруг неприятно кольнули слова подруги. Хотя не то чтобы он был с ними не согласен… Но парень за эти несколько месяцев успел узнать его и с другой стороны, как ему казалось, малодоступной кому-либо. — Ну короче, вот он мой сосед. И то, что тогда было на мастерстве, это в принципе и отражало все наши отношения на тот момент. Но потом постепенно как будто что-то поменялось, ну, в лучшую сторону, вроде. По крайней мере, мне хотелось в это верить… Но сегодня понял, что походу так думаю только я один, вот…       Девушка даже не сразу нашлась, что ответить на сумбурную сбивчивую речь парня. Но то, как эмоционально Влад рассказывал обо всем, натолкнуло Веру на подозрительные мысли. Неужели?..       — Так, стоп. Владь. Что-то мне вся эта песня не нравится. Фиг с ним, с этим тюбиком, мальчик не маленький, сам разберется. Меня ты волнуешь. Что у тебя к нему?       Этот внезапный прямолинейный вопрос фактически выбил землю из-под ног парня. Что у него к нему? К Косте? А что у него может быть к Косте?..       — Э-э… В каком смысле, что? Ну, он мой сосед, мы, вроде как, живем вместе?.. — наконец вновь обрел дар речи парень.       Девушка картинно закатила глаза и все-таки потянулась в карман за сигаретой.       — Слушай, ну ты и правда такой невинный олененок или разводишь меня? Влад, приём! Почему тебе так важна его реакция, его отношение к тебе? Тебе он нравится как человек или как парень? Или ты в него…       — Стоп! Вера, хватит! — еще немного, и Влад натурально бы зажал уши и зажмурился, как маленький. Прямолинейность девушки сейчас казалась просто невыносимой. — Я не… не в этом смысле, и вообще, я не по этой теме. Он просто… ведет себя так, знаешь, то как будто мы закадычные друзья, то говорит отстать от него и что уже ждет не дождется съехать, походу, чтобы меня не видеть… Я не знаю, короче, это все так запутано. Но Костя мне и помогал много! Ты знаешь, какой он талантливый? Он меня на свой спектакль пригласил, а потом мы еще на концерте были, и там…       Вера всю эту лапшу, которую Влад навешивал ей на уши, стоически стерпела. И тут же подтвердила свои самые ужасные догадки: Влад действительно был невинным олененком. Гребаным невинным олененком, по уши влюбленным в этого… чудака через другую букву. Девушка меланхолично сделала последнюю затяжку, выныривая из своих мыслей и возвращаясь к восторженно-влюбленному бреду Влада.       — Так, всё. У меня сейчас мозг взорвется. Давай-ка лучше о насущном. Нам скоро отрывок показывать, ты вообще помнишь? А мы еще совсем по нулям, Горшенев нас морально изнасилует. Я завтра зайду к тебе, порепаем. Заодно и на твоего бешеного посмотрю. Надо бы проверить кое-что…       Девушка даже не спрашивала, а констатировала факт. И Владу ничего не оставалось, как молча согласиться.