Омега, альфа, Тессеракт

— Ты грустный, — заметил Брок, стоило им занять столик в и правда небольшом, но уютном ресторанчике недалеко от базы. — Я, может, и не заметил бы, ты в принципе не жизнерадостный идиот, но все-таки. Что-то не так?  Роджерс раскрошил на тарелке гриссини, которые им подали сразу же, даже не дожидаясь заказа, и уставился в окно. Брока такой расклад не устраивал. Да, у них все непросто. Но не конец света же.  — Это подавители, — сказал вдруг Роджерс. — И без того паршивый характер на них превращается просто в отвратительный. Постоянно нет настроения, все всегда плохо, люди раздражают, а при моих возможностях свернуть шею за секунду восемью разными способами раздражаться мне нельзя, как ты понимаешь. Но зато секса не хочется.  — Так уж и не хочется.  — От слова «вообще». — Роджерс помолчал и добавил: — Хорошее станет великим. И вот после сыворотки оно стало, знаешь ли. Раньше альфы были агрессивнее в проявлении симпатий, но их останавливало наличие метки. Были хоть какие-то приличия, правила. Мне свистели вслед, конечно, но после первой сломанной челюсти перестали. Так, по углам шептались, кто осилил завалить такое мутировавшее чудовище как я.  — А сейчас?  — А в этом времени, проснувшись, я обнаружил, что люди не дают мне прохода на улицах. И альфы, и беты. И метка не имеет никакого значения — всегда можно уговорить. И мода на крупных омег сейчас, как говорится, в тренде. Всем все можно. Фьюри сказал или подавители, или никакой работы со СТРАЙКом, в котором, как тебе известно, в любой группе альф девяносто процентов.  — Ну, войной должны заниматься те, кого природа лучше к этому приспособила, верно?  Роджерс остро на него взглянул, хотел что-то сказать, но не стал. Наверное, он уже приводил сотни аргументов в пользу того, что пол не имеет значения, если человек профи и соответствует занимаемой должности.  — Ты отличный руководитель, Роджерс. Но озвереть по-настоящему, вырывая кому-то глотку, когда ярость клубится внутри и ты, как берсерк, жаждешь крови, сломать, разорвать, смять всех вокруг, не ощущая боли, не вдаваясь в критичность и стратегию — это, слава Деве Марии, тебе не дано. И хорошо. Если тебе этого не говорили, то послушай человека... альфу, который достаточно поработал под твоим началом — ты отлично уравновешиваешь нашу безбашенность. Омегам не зря дана власть над альфами — ни одному из нас ни разу и в голову не пришло ослушаться твоего приказа. Так что ты загоняться брось.  — Я не загоняюсь. Меня бесит эта удавка на шее в виде высокого гормонального фона.  — У омег, которых регулярно трахает альфа, который во всем их устраивает, он обычно выравнивается.  — Который их устраивает, — повторил за ним Роджерс.  — Тут вопрос в другом — готов ли ты к тому, что я теперь буду рвать всех, кто на тебя посмотрит с надеждой раздеть.  Роджерс взглянул на него удивленно, будто у Брока отросла вторая голова.  — Что? Ты думал, я собираюсь скрывать наши отношения или смотреть молча, как тебя будут пытаться завалить? — Я в состоянии... — Я в курсе, окей? Но ты не должен этим заниматься. Я альфа. И давай не будем меряться, у кого длиннее. Ты начальник, на службе я буду шелковым, пока не коснется личного.  — Ничего личного на службе быть не может.  — Но будет. Теперь все, что касается тебя, — это личное, разве нет?  Роджерс молчал, что-то сосредоточенно обдумывая, а потом ответил:  — Думаю, нам больше нельзя работать вместе.  — Думаю, ты продавишь начальство, чтобы для нас сделали исключение. Я в жизни не останусь на базе, если тебя ушлют на долгосрок с какой-нибудь Бетой.  — Именно поэтому... — ...я командир твоей группы поддержки и планирую им оставаться. Если Фьюри хочет моего омегу — ему придется смириться и с неудобным комплектом. Вижу, ты надеялся, что будет легко, — оценив выражение лица Роджерса, заметил Брок.  — Просто я не помню у тебя таких альфа-замашек.  — Думаю, разница не в замашках, а в восприятии. — В чьем? — тут же спросил Роджерс. — Когда меня щелчком прибить можно было, тебе не обязательно было разгонять всех на милю от меня, потому что я и так никому не сдался.  — Или ты сдался мне, но до этого момента тебя не желали выебать на каждом углу.  — Ну, или ты об этом не знал, — ввернул Роджерс, и они уставились друг на друга через стол, будто пришли не обедать, а соревноваться в острословии. — Похоже, по-приличному мы будем довольно долго, — заметил Брок после паузы, стоившей ему усилий над собой. Он не собирался ругаться со своим омегой. Не для этого же он, в самом деле...  — Да, похоже, — Роджерс выдохнул и, расстегнув застежку куртки, откинулся на спинку стула. — Я не собираюсь иметь отношения ни с кем кроме тебя, — после некоторых раздумий сформулировал Роджерс. — Я уже выбрал когда-то давно и...  — Когда у тебя следующая доза подавителей?  — Через неделю.  — Отменяй. К тому времени, как по-приличному закончится, все системы должны работать в штатном режиме.  Роджерс улыбнулся, как показалось Броку — чуть смущенно, и поднял на него взгляд.  — Тут ты отсутствовал не более недели. Тони, конечно, захочет разобрать тебя по частям, но... — А поехали куда-нибудь? Махнем в отпуск? Я чуток подутомился два месяца вкалывать и есть всякую гадость. Франция? Италия? Острова?  — Я не уверен, что нам дадут отпуск, длительный и одновременно.  — Всегда можно уволиться. — Не в моем случае.  — В твоем случае Фьюри сам себя за жопу укусит, если ты уйдешь, так что отпуск он тебе даст точно. К тому же там что-то было в пятьдесят втором параграфе дополнительного соглашения об отпусках сотрудников, состоящих в браке. И о свадебных отпусках тоже.  — Свадебные отпуска? — улыбнулся Роджерс. — Это и правда неплохое время.  — Я все узнаю, — пообещал Брок. — А мое непосредственное начальство как, кстати? Не против? — Не против, — сделав вид, что ненадолго задумался, ответил Роджерс. — Я тоже долго не был... — он замолчал, будто что-то подсчитывая, и поправился: — Никогда не был в отпуске. Только на больничном — в прошлом. И безработным — уже здесь, первый месяц после разморозки.  — Тогда решено. У меня там тоже отгулов-загулов, компенсации за дни гона — две недели в году... — Ты не использовал? — У меня его как такового нет, — усмехнулся Брок. — Повышенный гормональный фон случается, но я не теряю при этом соображение и способность себя контролировать. Хорошо подобранная фарма — и я почти не замечаю.  — И это так же вредно для здоровья, как подавители, — заметил Роджерс.  — У меня и без них не было такого амока, в который впадают некоторые альфы. Просто стояк и внезапное осознание притягательности части омег.  — Каких это омег?  — Тебя, например. Или ты считаешь, что СТРАЙК не обязали принимать химию? Это общее правило: хочешь работать в силовых структурах, эти самые структуры должны быть уверены в твоей адекватности. Так что все, кто в свободном полете — все на фарме.  — И ты тоже отменяй, — решил Роджерс, и тут наконец принесли заказ — гору стейков для Роджерса и пасту с морепродуктами для Брока.  — Господи Иисусе, настоящая еда, — почти простонал Брок, и Роджерс рассмеялся. — Горячая, вкусная и тарелки в тазу полоскать не надо.  — И стирать в корыте — тоже, — напомнил Роджерс. — Кстати, я нашел место, где продаются пирожные. Почти такие, как ты мне приносил.  — Покажешь?  — Обязательно, — пообещал Роджерс, и Брок понял — все получится.  Надо просто дать мозгу и остальному организму немного времени.  *** Отпуска им дали неожиданно легко, даже Старк не стал Брока чрезмерно препарировать — на все про все ушло часа два, не больше. И вот в субботу они уже занимали свои места в бизнес-классе самолета, летящего на побережье. Стояла светлая ранняя осень. С побережья уже подули ветра, океан был весь в пене волн, но солнце светило ослепительно-ярко, отражаясь от разлитой до горизонта сини, разбитой пенными гребнями.  — Какой запах, а? — Роджерс, выйдя из такси, вдохнул полной грудью и прикрыл глаза.  На нем были светлые джинсы и тонкий свитер, и Брок снова им залюбовался. Да что там, Брок пялился на него весь перелет и весь путь из аэропорта, и теперь, когда тот вышел из машины, разминая ноги и потягиваясь, Брок аж засмотрелся.  Стоило признать, что при общей неуживчивой агрессивности того, мелкого Роджерса, и вместе с тем — с его умением быть по-настоящему преданным и готовым помочь, сыворотка просто устранила дисбаланс, сравняв желания с возможностями.  Роджерс просто получил возможность развернуться как следует, не думая о том, что загнется от астмы в какой-нибудь подворотне, если побежит за карманником слишком быстро.  Да он все равно бы побежал, понял вдруг Брок. Несмотря ни на что, даже зная, что, вероятнее всего, не догонит, а если и догонит, то не факт, что найдет силы отобрать украденное обратно.  Роджерс физически не выносил несправедливости, нечестной игры и двуличия.  — Пойдем в дом, — достав из багажника их сумки, Брок расплатился с такси. — Раскидаемся и пойдем поищем, чем тут кормят. Нет, все же хорошо тут не в сезон.  Роджерс, приложив ладонь козырьком, полюбовался редкими досками серферов и телами не менее редких пляжников, все еще пытавшихся загорать, и, подхватив сумку, пошел к бунгало, которое они арендовали на десять дней.  Стоило им оказаться наедине, как Брок почувствовал, как между ними снова возникает не неловкость даже, а какая-то не вполне контролируемая волна осознания, как мало они знакомы.  Более того. Что вот это — не просто случайный красивый мужик на уикэнд, а единственный, с которым нельзя все проебать.  — Не надо, — не оборачиваясь от шкафа, в котором аккуратно раскладывал свои вещи, попросил Роджерс.  — Чего именно? Пялиться на твою задницу?  — А ты пялишься?  — Конечно.  — Продолжай. А не надо бояться все испортить. У нас не соревнования за первый приз. Все уже и так твое, окей?  Он обернулся, и Брок в который раз нашел взглядом свою метку на его шее.  — Я хотел вечером, но, — Роджерс достал из внутреннего кармана своего несессера коробочку, от вида которой Брока пробрало крупной дрожью. Темно-синий бархат не мог значить ничего другого, верно? — Если ты не готов, то просто скажи.  — Что это?  Роджерс достал из коробки цепочку. Не особо длинную, но толстую.  — В мое время несвободные альфы не носили колец, да ты и сам знаешь — при работе руками и постоянно натруженных пальцах это было проблематично. Им дарили вот такие цепочки — с минимальным провисом, чтобы не мешали работать. Золотые, конечно, были редкостью, но вот на серебро или кожаный шнурок с каким-нибудь украшением вполне можно было заработать.  — И ты... — И я купил это в сорок четвертом. Как только стал зарабатывать достаточно для того, чтобы не дарить тебе просто плетеный шнур.  — Стив...  — Я не настаиваю.  Брок молча подставил шею. В этом времени все еще дарили цепочки, иногда символично выполненные в виде удавки, но он и подумать не мог, что Роджерс захочет иметь на нем видимый символ принадлежности.  — Как она уцелела? — спросил Брок, пока Роджерс застегивал на нем «брачный ошейник», как иногда говорили.  — Так же, как и часы — была со мной во время крушения «Валькирии».  Брок его поцеловал. Просто притянул к себе и прижался губами к губам. Непривычным было то, что для этого не пришлось наклоняться, и привычной — мягкость губ, распахнувшихся навстречу, и вкус.  Ни с чем не сравнимый вкус его собственного омеги. — Я тоже приложу усилия, — пообещал ему Роджерс, снова целуя. — Бездну усилий. Я всегда добиваюсь того, чего хочу.  — Не переусердствуй, — Брок погладил его по теплому животу под свитером. — А то придется слезть с мертвой лошади.  Роджерс рассмеялся, потрогал цепочку и, поддев пальцем, потянул за нее, как за ошейник, снова целуя Брока.