Москва никогда не спит

      Из мутного зеркала, прикрепленного к дверце шкафа, на Катю смотрела растерянная девица с дурацкими косичками, в круглых очках-велосипедах. Но хуже всего смотрелась коричневая юбка в сочетании с серым пиджаком, кофтой в рюшечках и белыми, «парадно-выходными» носочками. Облик — максимально далекий от ее настоящей, а главное, той, которую видели в «Ллойд-морисе». На кровати валялся раскрытый чемодан, из которого торчали не менее ужасные мешковатые юбки, блузки и пиджаки. О том, что она когда-то так одевалась и не видела в этом ничего плохого, Пушкарёва уже не помнила — стажировка в Германии позволила ей быстро и легко сменить имидж. Возвращаться к себе прежней было мучительно и почему-то стыдно. Многое произошло за то время, пока она работала в банке, разница между внутренним содержанием и внешностью теперь казалась катастрофической. В Мюнхен улетала неуверенная в себе, некрасивая и зажатая Катя, а вернулся практически другой человек, переживший достаточно много непростых ситуаций. Вполне современная, не особо дорогая, но приличная одежда ждала своего часа, а Катя никак не могла решить, в каком образе появиться в «Зималетто». Одеться как пугало — значит привлечь к себе ненужное внимание своей необычностью, но скрыться от преследователей. А если выбрать ее обычную повседневную внешность, но без излишней яркости — то нежелательного внимания будет еще больше. И как найти золотую середину Катя просто не представляла. Ее богатое воображение застопорилось, все ресурсы ушли на то, чтобы продумать план защиты Жданова, его семьи и компании, да собственную легенду. А вот на маскировке она «сломалась», хотя поначалу это казалось проще простого — подумаешь, нарядиться как можно нелепее, прилизать волосы и напялить очки в старомодной оправе. Стащив с себя нелепое одеяние, Катя быстро расплела косички, сняла очки, потом достала из кучки нормальной одежды темно-серую водолазку, черную юбку-карандаш, переоделась и критически осмотрела себя. Так, безусловно, было лучше. Решив совместить два образа, собрала слегка волнистые волосы в пучок, очки взяла свои новые в прямоугольной оправе. Краситься, разумеется, не стала — и отражение не вызвало стойкого неприятия. Вздохнув и мысленно попрощавшись с «нормальной» собой, Катя переоделась в домашние джинсы и свитер. Собрала то, в чем будет ходить в «Зималетто», разложила комплектами, а цивильные вещи убрала подальше в шкаф. Уродовать себя намеренно не хотелось, это казалось предательством, но разумом Катя понимала — те, кто открыл охоту на Ждановых и на ее саму, ориентировались на ее усовершенствованный облик. Невзрачную, одетую в бабушкины обноски, девушку, они явно не примут всерьез. Раньше привлекал внимание ее яркий макияж, укладку, дорогие качественные вещи. А тут в модном доме появится зажатая тихоня в бабушкиных нарядах и с косичками — совершенно ничего общего. Конечно, потом, позже, они однозначно выйдут на нее, она не собирается устраиваться на работу под другим именем. Но небольшой запас времени у нее имелся. Резюме в «Зималетто» она уже отправила, теперь оставалось только ждать. Бесцельно валяться на диване она не любила, поэтому взялась за уборку. Небольшая, но довольно уютная квартирка на первом этаже хрущевки находилась совсем рядом с «Зималетто», Катя оплатила аренду сразу на полгода, понимая, что свой уголок ей совершенно точно необходим, да и случиться может всякое… Теперь следовало привести жилище в более комфортный вид, убраться, докупить необходимые мелочи вроде постельного белья, минимального набора посуды, пижамы. На это у нее имелось почти два дня, как говорил ее отец — «на отдых и перегруппировку». Под вечер, уставшая, но довольная собой, Пушкарёва лежала на кровати поверх клетчатого пледа и листала журналы, щедро закупленные у метро. Она собиралась еще раз прошерстить все, что имелось в доступе на акционеров «Зималетто» и саму компанию. Желтая пресса вызывала здоровый скептицизм, доверять бульварным изданиям Катя не собиралась, но кое-что важное для себя надеялась найти. Еще в Мюнхене она почитала несколько статей о компании и Андрее Жданове, тогда у нее было мало времени и ограниченный доступ в интернет. Сейчас же торопиться было некуда, она тщательно изучила все, до чего дотянулись руки и где-то к полуночи наконец-то оторвалась от чтения. Сопоставив с теми разговорами, что удалось случайно подслушать в мюнхенском отеле, пришла к нескольким пугающим выводам — под Ждановых копали и не собирались оставлять в живых. Тот, кто собирался полностью сменить состав акционеров, имел личные счеты не только к Ждановым, но и к Воропаевым-старшим. Но те, увы, погибли три года назад в автокатастрофе, ответить за свои деяния при всем желании не могли. А вот дети — запросто. Информация на Александра и Киру Воропаевых пусть скудная, но была, а вот на Кристину — их старшую сестру, — практически ничего. Год рождения, школа, университет и фотографии. Они-то Катю и озадачили сильнее всего. Она даже отвлеклась от яблока, которое с аппетитом жевала, пытаясь сопоставить увиденное. Вооружившись маникюрными ножничками, вырезала четыре имеющихся фотографии, выложила в ряд. На одной Кристине было не больше шестнадцати лет, потом фотографии за девяносто девятый, две тысячи второй — на похоронах родителей, и прошлогодняя, за две тысячи четвертый год. Пожалев, что у нее нет лупы, Катя сняла очки и приблизила снимки к глазам. Несколько минут изучения только подкрепили ее сомнения… Девушка на снимках невероятно трансформировалась год от года, узнать ее можно было только по подписям и прическе — короткие белые волосы оставались неизменными. Прикрыв глаза, чтобы отвлечься от обилия фотографий, Пушкарёва зажмурилась. Попыталась воспроизвести в памяти тех людей, что видела в казино в Дортмунде. Коллеги пригласили ее отдохнуть, развеяться, а она, не имея ничего против, согласилась. Сказала только, что играть не будет — не азартна по своей природе. Пока остальные отдыхали, разбредясь по трем этажам игорного заведения, она присела в баре с кружкой светлого нефильтрованного. И случайно подслушала разговор — говорили тихо и на немецком, но с выраженным русским акцентом. Услышала она не все, но достаточно много, мужчины как-то быстро собрались и ушли. Тот, что постарше — был более плотным, мускулистым, высоким. С темно-рыжими волосами, с сединой на висках и мрачной, какой-то тяжелой улыбкой. Глаза скрывали очки-хамелеоны. Костюм Катя запомнила чуть хуже, то ли темно-синий, то ли черный. А сверху черная кожаная куртка — она смотрелась нелепо, поэтому она запомнила. А вот второй мужчина, не вынимавший изо рта сигарету, одет был скромно, в пальто, костюм, а на лоб был надвинут козырек кепки. Сигареты показались ей приятными, если это слово вообще применимо к сигаретам. Постаравшись зафиксировать в памяти их образы, Катя внезапно подкинулась — она снова зарылась в журнал, не понимая толком, кажется ли ей, или сходство правда имелось. Найдя журнал за две тысячи второй год, в котором имелась заметка о гибели четы Воропаевых в ДТП, открыла нужную страницу и жадно уставилась на фото. Сходство у Юрия Воропаева с тем мужчиной и бара определенно имелось. Только вот на фото мужчина выглядел несколько моложе и худее… «Так. Если я правда видела этого Воропаева Ю.А., то… Никакой аварии не было и он благополучно жив? Уехал за границу, в ту же Германию, или в Европу… Ведет дела. Стоп». — Катя снова пригляделась. Глянцевые фото хорошего качества позволяли рассмотреть мельчайшие детали. Присмотревшись к мимике Воропаева и его ушам, прикрыла глаза — сопоставляя. Получалось, что мужчины были очень, очень похожи. Либо — одним и тем же человеком, с поправкой на три года. За которые внешность могла измениться достаточно сильно. «Тогда почему он не сделал пластическую операцию? Если хотел сбежать о кредиторов там, проблем… А может и сделал. Убрал отпечатки пальцев кислотой только и всего. Паспортные данные сменил… Надо действовать очень осторожно. Может быть Жданов знает обо всем этом? Если не младший, то старший уж точно. Они друзьями были с детства еще… Вместе начинали с крошечного ателье. Что там могло быть такого, в этом «Зималетто», что потребовалось скрываться?», — Катя отложила журналы в сторону, перевернулась с живота на спину и улеглась поудобнее. Теперь она почти не сомневалась в том, что видела и слышала именно этого человека. Для полной уверенности не хватало видео, или хотя бы записи голоса. Мысленно Пушкарёва вернулась к своим воспоминаниям. Спустя пару недель после отдыха в казино, начальник взял ее в качестве переводчика на встречу с бизнесменом из Франции. Отель в Старом городе произвел на нее неизгладимое впечатление, которое тут же померкло, стоило стать невольной свидетельницей разговора мужчин за соседним столиком. Живые изгороди образовывали полукруг примерно с человеческий рост, создавая необходимую приватность. Мужчины ушли покурить в специальную зону, Катя осталась в компании Даяны, уткнувшейся в ежедневник и спокойно могла подслушать чужую беседу. Каждое слово отпечаталось в памяти настолько сильно, что становилось не по себе — не думать о чужих судьбах Катя не могла. — Ты хоть понимаешь, что мы не можем дольше тянуть? — Понимаю, но и ты пойми!.. — Послушай, я плачу такие бабки не для того, чтобы ты сопли на кулак наматывал, — голос мужчины звучал тихо, четко и очень зло. — Он скоро сам отойдет от дел, никакой мокрухи не надо. — Ты в это веришь? Он нас всех переживет. Сыну своему передаст кресло и все. — А это не факт. На голосовании все решает один голос. — Мне вообще не нужны никакие голосования! Эти дуры точно не решатся первыми, надо чтобы наследничек первым вышел. А они следом. — Мы работаем над этим. — Хреново работаете! — Дороги в Москве, говорят, не очень. Все торопятся, куда-то мчатся. Аварий — жуть! А сколько Поршей бьется… — Все. Месяц даю на все про все. Чтобы старший ушел с гарантией, младший никуда не лез, кресло занял Сашка. Временно. — Я понял. — Раз понял, давай по пивку. Уж больно оно тут хорошее. Понимая, что еще немного и голова у нее попросту взорвется, Катя отложила на стол журналы. Включив ночник, погасила верхний свет и ушла в ванную готовиться ко сну. С полученной информацией надо было переспать, а уже потом делать выводы.