Все дороги ведут к тебе

Се Лянь устроился настоятелем в храм. В свой храм. Как оказалось, в этом городе был храм Наследного принца Сяньлэ, и Се Лянь не нашел места лучше. К тому же, в комплекте с рабочим местом шло место для отдыха, так что он в буквальном смысле жил в своём же храме, как когда-то в деревне Пуци. Се Лянь ещё скучал по тому месту, но пока не мог туда вернуться. Не тогда, когда наконец нашел Хуа Чэна в городе, соседствующем с морем. Прошло около недели с той судьбоносной встречи, и Се Лянь не терял времени зря. В любой другой ситуации слежка за ребёнком вызвала бы ряд подозрений, но на то Се Лянь и бог, чтобы оставаться незамеченным. К тому же, у него была причина. Он хотел знать, как теперь живет Хуа Чэн, и уже через пару дней собрал некоторую информацию. Во-первых, Хуа Чэн жил только с матерью. Его отец либо ходил под парусами, либо его не было вовсе, равно как и старших братьев. Хоть мать мальчика и звала его «третьим сыном», но в доме из детей больше никого не было. Се Лянь не собирался уточнять, почему — это было не его дело. Во-вторых, как он и думал, новая семья Хуа Чэна была достаточно состоятельной: они жили в небольшом, но уютном двухэтажном домике, заросшим с одной стороны диким виноградом, и с маленьким двориком-колодцем, в котором, распустив свои пышные кроны, ютились несколько деревьев, отбрасывая на дорогу красивые тени и укрывая дворик уютным навесом. Здесь же, рядом с домом, была швейная мастерская, принадлежащая матери мальчика. Он и сам частенько помогал, в основном из разряда подай-принеси, но мальчик относился к своей работе ответственно, за что все мастерицы его особенно любили. В-третьих, маленький Хуа Чэн был очень любознательным ребёнком. В свободное от работы в мастерской время (большую часть дня, на самом деле) он был предоставлен сам себе, много гулял и бегал по улицам. Особенно ему нравилось забираться куда-нибудь повыше, чтобы рассмотреть заходящие в порт корабли. Туда он тоже ходил, но ведь смотреть на гавань с высоты птичьего полёта куда интереснее. Поначалу Се Лянь жутко волновался за ребёнка, боясь, что он откуда-нибудь сорвётся, но довольно скоро понял, что мальчик знает город как свои пять пальцев и ничего не боится. И, как бы сильно не щемило сердце, Се Лянь был искренне рад за Сань Лана. Он помнит мальчика, каким он когда-то был, и тогда сложно было даже представить, чтобы этот ребёнок так много улыбался. Но теперь Хуа Чэн живёт беззаботной жизнью, с любящей матерью и прекрасными людьми, которые в мальчишке души не чают, и Се Лянь чувствует настоящее облегчение, даже если оно идёт рука об руку с печалью и тоской, ведь этот Хуа Чэн его не знает и вряд ли когда-нибудь вспомнит. Но даже так Се Лянь рад. Он рад, что нашёл Хуа Чэна, рад, что с ним всё хорошо, рад, что может присматривать за ним на случай чего, оставаясь неузнанным, но это не страшно. Он сможет жить с этим, даже если по ночам сердце будет болеть от тоски. Он не ждал следующей встречи, — в конце концов, в этот раз они действительно были незнакомцами, а подходить к ребёнку, будучи уже взрослым мужчиной, Се Лянь не рискнул, — и всё же удача оказалась на его стороне, когда почти неделю спустя, пока Се Лянь прибирался в храме и наблюдал, как время от времени приходят люди, чтобы помолиться ему, не зная, что их бог стоит в трёх шагах от них, Се Лянь услышал уже знакомый ему высокий голос, который тут же перешёл на шепот, стоило мальчику заметить его у алтаря. Он слышал шаги за спиной и обернулся, только когда к нему обратились. — Добрый день, даочжан, — вежливо произнесла женщина, глядя на Се Ляня и держа за руку мальчика. — Простите за беспокойство, но мой сын рассказал, что вы помогли ему на днях. Я хотела поблагодарить вас, — она мягко улыбается, и Се Лянь в момент понимает, в кого пошёл Хуа Чэн. — Сань Лан умный мальчик, но ещё плохо умеет обращаться с деньгами. Надеюсь, вам не много пришлось ему отдать? Се Лянь удивленно вскидывает брови, на мгновение переводя взгляд на ребёнка и с улыбкой замечая, как тот, слегка покраснев, смотрит в пол, смущённый словами матери. Ну что за прелесть. — Нет, ни в коем случае, — уверенно отвечает принц, приветливо улыбаясь. — Мне было только в радость помочь вашему сыну. — Он был тронут вашей добротой и хотел вернуть одолженные деньги. Се Лянь отрицательно взмахнул руками. — Нет-нет! Не нужно, что вы. Я просто помог ему, в этом нет ничего такого… — Се Ляню было слегка неловко, к тому же, он не ожидал, что Хуа Чэн расскажет матери о том случае. — В любом случае, я рад, что не прошел мимо. У вас очень славный ребёнок. Женщина смеётся, красиво улыбаясь, и Се Лянь вновь отмечает, что Хуа Чэн явно пошёл в мать. Сейчас, когда ему ещё лет пять-шесть, это не заметно так сильно, но Се Лянь помнит его взрослым, и в той форме сходство между бывшим демоном и этой женщиной просто поразительное. Теперь понятно, в кого Хуа Чэн был таким красивым. — Хорошо, если вы настаиваете, — мягко произносит женщина, решая закрыть эту тему. — Кстати, вы ведь приехали в город недавно? Раньше я вас здесь не видела. — Да, буквально на днях, — кивает принц и тут же спохватывается. — Ах, какие мои манеры, я ведь совсем забыл представиться! Моё имя Се Лянь, я буду рад видеть вас и вашего сына в этом храме. — Я Хуа Юн, а это мой Сань Лан, — она кивает на мальчика, слегка подталкивая его выйти вперёд. — Поздоровайся с даочжаном, милый. Ребёнок, явно всё ещё немного смущенный, поднимает голову и протягивает руку. — Меня зовут Хуа Чэн, но вы тоже можете называть меня Сань Ланом, как мама, если хотите, — вежливо произносит мальчик, и Се Лянь не может сдержать улыбки. Он слегка наклоняется, пожимая руку ребёнка, и не отказывает в удовольствии взъерошить ему волосы. — Красивое имя для красивого мальчика, оно очень тебе подходит, — Се Лянь всегда был искреннен в своих комплиментах Хуа Чэну, но сейчас его мотивы более…корыстные, потому что на то, как мальчишка ойкает и краснеет от лестных слов, он может смотреть вечно. Его мать смеётся, наблюдая за сыном, и поглаживает его по голове. — Ах, Сань Лан немного стеснительный, — она тихо хихикает, глядя на покрытые нежным румянцем щеки ребёнка. — Он всегда смущается, когда его хвалят. Се Лянь понимающе улыбается, пускай в его голове слова «Хуа Чэн» и «стеснительный» даже рядом не стоят, но, понятное дело, к ребёнку это не относится. В этот момент мальчик слегка дергает мать за пояс платья, и женщина, тихо фыркнув, наклоняется к ребёнку, слушая, как он быстро шепчет ей что-то на ухо, и выпрямляется после. — Иди конечно, зачем спрашиваешь? — непонимающе произносит Хуа Юн, по-доброму цокая. Се Лянь слегка приподнимает бровь, не зная темы разговора, но его сердце на мгновение замирает, когда мальчик отходит от матери и подбегает к алтарю, низко кланяясь и складывая ручки на груди. В момент, когда Хуа Чэн начинает молиться, сердце Се Ляня пропускает удар. Ваше Высочество, простите за беспокойство, я не хотел вас отвлекать. На самом деле мне ничего не нужно и не о чем просить, я просто хотел пожелать вам удачи и успехов. Вы столько делаете для простых людей, и ваши верующие это очень ценят. Надеюсь, у вас всё хорошо и вы не устаёте слишком сильно, отвечая на наши молитвы. Спасибо, что оберегаете нас и заботитесь о людях, которые в вас верят. Хуа Чэн выпрямляется, открывая глаза и кивая самому себе, даже не представляя, что человек, к которому он обращается, стоит в метре от него. Не представляя, что Се Лянь едва сдерживает слёзы, услышав столь добрую и искреннюю молитву. Он выдыхает, понимая, что не дышал с того момента, как в голове раздался тихий голос ребёнка, и заставляет себя улыбнуться. — У вас прелестный ребёнок, — со всей искренностью произносит он, собираясь с духом и глядя, как мальчик аккуратно ставит палочки с благовониями на алтарь. — Благодарю, даочжан. Сама не знаю, как мне так повезло с ним, — Хуа Юн смотрит на сына с улыбкой. — Честно говоря, я была немного удивлена, когда Сань Лан впервые попросил отвести его в храм. Сама я не особенно верующая и никогда не говорила ему, что нужно молиться богам, так что для меня всë ещё остаётся загадкой, откуда в нём это. Се Лянь понимающе улыбается, даже если в этот момент ему хочется кричать. Он знает, откуда. Кажется, вера в Наследного принца заложена в Хуа Чэна на генетическом уровне, иначе как объяснить, что он даже в другой жизни сам решил ходить в храм и молиться именно ему? — Иногда человек просто сам находит то, что ему нужно, и даже наставления других людей не изменят его решения, — пространно отвечает Се Лянь, как раз когда к ним возвращается Хуа Чэн, вставая рядом с матерью. — Я всё, мам. — Вижу, — кивает женщина, вновь обращаясь к Се Ляню. — Нам, к сожалению, пора идти. Рада была с вами познакомиться, даочжан. Се Лянь улыбается. — Взаимно, госпожа Хуа. Вам и вашему сыну всегда здесь рады. Они прощаются, и принц наблюдает, как они выходят из храма. Однако они даже не спускаются со ступеней, как мальчик вновь обращается с чем-то к матери, что только удивленно качает головой и, оставляя ребёнка на улице, возвращается внутрь, подходя к замершему на месте Се Ляню. — Извините за беспокойство, даочжан, но мой сын постеснялся у вас спросить, может ли он иногда приходить сюда и помогать вам в храме? Сердце Се Ляня пропускает удар, и он старается слишком не выдавать своей радости. Возможность видеться с Хуа Чэном чаще и на совершенно законных основаниях несказанно радует его, а на душе теплится облегчение. К чему вопросы, он на всё согласен. — Конечно, я буду только рад, — вежливо улыбается Се Лянь с видом учителя. — Всегда приятно, когда молодое поколение само хочет учиться и помогать взрослым. Хуа Юн согласно кивает, хотя и не сдерживает лёгкого смешка, оглядывая нового знакомого с ног до головы. — Даочжан, не рановато ли вам такое говорить? Вы, конечно, правы, но вы ведь и сами ещё очень молоды. На взгляд женщины, Се Лянь выглядел не старше двадцати, хотя в нём чувствовалось что-то такое…словно он был уже человеком, умудренным опытом, даже если казался младше. И, словно в подтверждение её теории, мужчина неопределенно улыбается, слегка пожимая плечами, давая понять, что не всё так просто. — Не смотрите на внешность, госпожа Хуа, я старше, чем кажусь, — невзначай произносит Се Лянь. — В любом случае, я буду только рад такому помощнику и с удовольствием научу его всему, что он пожелает. — В таком случае, благодарю вас, даочжан, — женщина чуть кланяется, кидая на странного человека последний взгляд и выходя на улицу. Этот новый настоятель не показался ей подозрительным, чтобы она начинала бояться за сына, просто при одном взгляде на него казалось, что смотришь на совершенно другого человека, на кого-то, кто знает намного больше, чем стремится показать. Конечно, она слышала о тех, кто практикует совершенствование, и даже о том, что они могут жить дольше, чем обычные люди, — что уж говорить о вознесении, — но, по правде, впервые сама столкнулась с таким человеком. Хоть Се Лянь и не говорил ей напрямую об этом, а она и не спрашивала, но было ясно, что он многое повидал и столь же многое знает, так что общение с таким человеком её сыну не повредит. Кто знает, может, он будет достаточно добродушен, чтобы обучить её Сань Лана этому искусству. Не то чтобы она хотела, чтобы он занимался совершенствованием, но, если у её мальчика появится такое желание, она не будет его останавливать. Поэтому буквально на следующий день, когда она ушла в мастерскую, прихватив с собой сына, что с привычым ему детским рвением помочь взрослым и показать, какой он самостоятельный, немного поработал с материцами, она не стала его останавливать, когда после полудня он «сбежал» с рабочего места и пошел в храм. Мальчик замер у дверей, на мгновение замешкавшись, но в итоге нашел в себе смелость открыть их и слегка неуверенно заглянуть внутрь. В просторном помещении храма приятно пахло благовониями, по периметру горели свечи, а через широкие окна на алтарь падал теплый солнечный свет, освещая статую золотым ореолом. Хуа Чэн на мгновение замер, пораженный этой красотой, словно увидел бога воочию, и тихо вздохнул, не смея оторвать взгляд от искусно вырезанной статуи, вокруг которой, словно искры света, летали в лучах полуденного солнца крупицы пыли. Он был так очарован видением, что не сразу заметил человека, вышедшего из соседней комнаты на шум дверей, и невольно вздрогнул, покрывшись лёгким румянцем от того, что его застали врасплох. — Доброе утро, Сань Лан, — мягко поприветствовал его мужчина, уважительно кланяясь, и мальчик ойкнул, тут же собираясь с мыслями и возвращая поклон. В предыдущие разы этот человек вёл себя с ним более расслабленно, так что Хуа Чэн уже успел позабыть, что он, вообще-то, совершенствовующийся, со своими правилами и обычаями. — Здравствуйте, даочжан! Простите, я немного отвлёкся. Се Лянь понимающе улыбается. — Всё в порядке, — отмахивается он и тут же мешкает, словно не уверен в необходимости произносить следующие слова. — Если…если тебе так будет удобней, прошу, называй меня гэгэ. Я не очень люблю всю эту… — он неопределенно взмахнул рукой. — Формальность. Хуа Чэн удивленно округляет глаза, не ожидав, что этот мужчина разрешит обращаться к нему так по-свойски. Но он был рад! — Правда? Спасибо!.. Гэгэ, — называть так взрослого человека всё ещё было немного странным, но почему-то казалось чем-то…правильным. Таким, что Хуа Чэн не мог объяснить себе, сколько бы не пытался. Это обращение, произнесённое таким юным голосом, было словно отголоском прошлого и взволновало душу Се Ляня, который и не ожидал, что мальчик внемлет его просьбе. — Спасибо, что разрешили мне приходить сюда, — вежливо произнес Хуа Чэн, неловко посмеиваясь. — Я обещаю, что не буду доставлять вам лишних хлопот. — Охотно верю, — улыбается Се Лянь, делая приглашающий жест рукой, и мальчик подходит ближе, тут же попадая в небольшую комнату, что навскидку кажется личным кабинетом. Он с пущим интересом разглядывает заставленные книгами и свитками полки, небольшой резной комод с чайным набором, стоящим на его крышке, и аккуратный письменный стол с разложенными рядом подушками, на котором в идеальном порядке лежали принадлежности для каллиграфии и какие-то бумаги, оставленные без дела отвлечённым появлением маленького гостя Се Лянем. Свет, падающий из круглого окна, мягко освещал комнату, делая её более уютной, чем она была, и Хуа Чэн на мгновение замер на пороге, прежде чем всё-таки войти внутрь. Он идёт вслед за Се Лянем и послушно садится за стол, складывая ручки на коленях, когда мужчина убирает лишние вещи, вместо них ставя на стол поднос с чайником и двумя чашами. Хуа Чэн слегка смущён, что ему оказывают такой приём, но в глубине души невероятно польщён. Он понимает, что это просто жест доброты и вежливости, и всё же не может не чувствовать лёгкую радость от такого проявления внимания. — Итак, Сань Лан, — непринужденно начинает Се Лянь, когда чай уже налит, а от чашек исходит пар. Он берёт одну в руки, делая первый глоток и побуждая Хуа Чэна, что смиренно ждёт, наученный не прикасаться к еде вперёд взрослых, сделать то же самое. — Почему ты вдруг захотел помогать мне? Ты хочешь просто, мм, работать здесь, или чтобы я научил тебя совершенствованию? Прекрасные разноцветные глазки мальчика восторженно загораются. — А вы…а ты можешь, гэгэ? — на такую перспективу Хуа Чэн даже не рассчитывал. По правде говоря, этот человек, Се Лянь, показался ему жутко интересным, и он просто захотел пообщаться с ним побольше, помочь ему в храме и не более. Об обучении он и мечтать не смел. Губ Се Ляня касается ласковая улыбка. — Если ты захочешь, то конечно. Однако хочу тебя предупредить, что это не просто и требует серьёзной дисциплины, — объясняет ему Се Лянь и видит, как мальчик чуть хмурится, словно пока не хочет загонять себя в рамки, и принц его прекрасно понимает. Даже если Хуа Чэн в итоге согласится, он не будет наседать на него так, как это в своё время делал Мэй Нянцин. — А…можно мне немного подумать? — неловко улыбается мальчик, а в его голосе проскальзывают нотки озорства. Се Лянь прыскает, качая головой и слегка посмеиваясь. — Конечно, я ни к чему тебя не принуждаю. Ты можешь пока просто помогать мне поддерживать храм в чистоте и порядке, а я параллельно буду тебя чему-нибудь обучать и расскажу всё, что пожелаешь. Как тебе такая идея? Не удивительно, но мальчик тут же согласно кивает, как болванчик, и благодарно улыбается. Хуа Чэн сейчас в таком возрасте, когда энергия бьёт через край, и ограничивать ребёнка учёбой было бы настоящим преступлением. Так что Се Лянь решил направить её в более активное русло. К тому же, расторопный помощник ему не помешает: на нём лежали обязанности не только по поддержанию порядка в самом храме и проведении необходимых церемоний, но и в уходе за прилегающей территорией, так что лишние руки были весьма кстати. Се Лянь решил начать с простого и провёл мальчику короткую экскурсию по храму, пообещав в будущем научить его проводить церемонии, если Хуа Чэн захочет. Хуа Чэн хотел. Ему было интересно всё, что рассказывал мужчина: как оказалось, даже расстановка предметов на алтаре имела значение, так что мальчик был прилежным учеником и слушал всё, что говорил его новый учитель. А Се Лянь, казалось, знал многое. Он выглядел даже младше его матери, но говорил с видом учёного и очень умного человека, и Хуа Чэн смотрел на него во все глаза, а Се Лянь, видя чужую заинтересованность, мягко улыбался и даже иногда трепал его по волосам, когда мальчик верно отвечал на какой-то его вопрос. И, в конце концов, задавать вопросы пришла пора Хуа Чэна. У него их было целое море, но он решил начать с чего-то более простого. — Ты столько всего знаешь, гэгэ, — восхищенно протягивает мальчик, прислоняя ладонь к подбородку. — А сколько тебе лет? На самом деле Се Лянь — самый молодой служитель храма, которого только видел Хуа Чэн, поэтому неудивительно, что ему было так интересно, сколько лет его новому знакомому. Се Лянь посмеивается, а на его губы ложится озорная улыбка, из-за которой он кажется только моложе. — А сколько дашь? Мальчик, казалось, серьёзно обдумывал этот вопрос, глядя на взрослого с небольшим прищуром, и Се Ляню стоило огромных усилий не засмеяться. Хуа Чэн был очаровательным ребёнком. — Двадцать? Тридцать? — навскидку предполагает Хуа Чэн и ошеломленно ахает, когда Се Лянь отрицательно мотает головой. — Больше?! — Больше. — Неужели… пятьдесят? — последнее слово мальчик почему-то шепчет, словно это какая-то тайна, и Се Лянь всё же не сдерживается, посмеиваясь и прикрывая улыбку ладонью. — Мм, почти, — неопределенно отвечает он, загадочно улыбаясь. Конечно, пятьдесят — это почти восемьсот, совсем небольшая разница, ага. Это ужасно забавно, и Се Лянь не собирается раскрывать свой истинный возраст, как минимум просто чтобы позабавиться над мальчиком. Хуа Чэн удивленно округляет глаза. — Ого, гэгэ, это та-ак круто! — мальчик, казалось, был уж очень воодушевлен тем, что Се Лянь в свои «почти пятьдесят» выглядит столь молодо. — А я тоже буду так выглядеть, если начну заниматься совершенствованием? Если только вознесёшься в молодом возрасте, — подумал про себя Се Лянь, но вслух не сказал. — Всё может быть, — он мягко улыбается и, поддаваясь порыву, щёлкает мальчика по носу, на что тот забавно хихикает. Чуть позже, после небольшой экскурсии, они выходят на свежий воздух и Хуа Чэн помогает мужчине с уборкой прилегающей территории: он очень ответственно и совершенно не напрягаясь подметает дорожки у храма, сметая пыль, опавшие листья и траву в маленькие кучки, чтобы после убрать и их, протирает две небольшие статуи у подножья лестницы, больше засматриваясь на них, чем реально что-то делая, и время от времени провожает взглядом людей, что заходят в храм оставить свои молитвы. Храм Его Высочества Наследного принца Сяньлэ был самым большим в городе и, соответственно, самым популярным, насколько вообще могут быть популярными храмы. Пускай принц и был Богом войны, ему молились почти обо всём: от пожелания удачи в делах до просьб о помощи с урожаем или о борьбе с недугом. И именно поэтому его популярность была столь велика, ведь он не гнушался отвечать даже на самые, казалось бы, простые просьбы, которые другие боги обычно игнорировали, — это все знали. Так что Хуа Чэн был по-своему горд, что теперь сам работал в храме такого божества. К тому же, он был очень прилежным верующим и, пусть и не мог толком объяснить, откуда в нём было такое желание верить в Наследного принца, исправно молился ему пару раз в неделю, не надеясь, что ему ответят или что его хотя бы услышат. Он делал это просто потому, что хотел, потому что считал правильным не только просить что-то у бога, но и просто благодарить его за помощь людям, ведь ему, наверное, тоже приятно услышать добрые слова, сказанные искренне и от всего сердца. И Се Ляню было приятно. До слёз приятно, потому что он раз за разом видел, как мальчик подходит к алтарю и, закрыв глаза, молится про себя, не подозревая, что его молитвы имеют для божества приоритетное значение. Се Лянь слышал его пожелания и мысленно благодарил, не в силах показать это как-то иначе, слышал, как мальчик иногда рассказывал о том, как сам работает в его храме, и не мог не чувствовать какую-то…гордость за этого ребёнка, будто это он ответственен за то, каким воспитанным и хорошим мальчиком растёт Хуа Чэн. Хотя потом Се Лянь всё же нашел способ поблагодарить ребёнка, даже если это было немного опасно. В какой-то момент он стал оставлять маленькие цветы в комнате мальчика, и тот, возвращаясь домой, каждый раз находил их и восторженно улыбался, понимая, что этот подарок для него оставил его бог. Ведь это означало, что принц слышал его молитвы и даже нашел время, чтобы поблагодарить его! Его, обычного ребёнка, просто потому, что богу были приятны его слова! Хуа Чэн был поражен и с воодушевлением рассказал об этом Се Ляню, едва ли в силах устоять на месте, а сам Се Лянь мог только улыбаться и поздравлять мальчика, понимая, что эта идея с небольшим подарком была его лучшим решением. Хуа Чэн был так счастлив и так рад, что его слова не оставили без внимания, даже если он об этом и не просил, что чуть ли не светился, как маленькое солнышко, и в такие моменты Се Лянь хотел подарить ему весь мир. Хуа Чэн был так рад этому чуду и не подозревал, что и сам был настоящим чудом для кого-то, этот милый и совершенно прелестный ребёнок, с большим сердцем и широкой душой.

***

— Гэгэ, а расскажи мне о богах. — О богах? — с ноткой удивления интересуется Се Лянь, прикладывая ладонь к подбородку. — О ком ты хочешь послушать? — Без разницы. Хотя…как определяется, каким богом станет человек? Се Лянь хмыкает, чуть сдвигая брови к переносице. Он и сам иногда задавался подобным вопросом (зачастую в отношении себя), но впервые будет обсуждать это с кем-то. Даже не то чтобы обсуждать — просто рассказывать, ведь Хуа Чэн сейчас немного занят. То ли в попытке привить мальчику дисциплину, чтобы в будущем научить совершенствованию, то ли из-за желания проводить с ребёнком больше времени, Се Лянь взялся за его обучение, конечно, с разрешения его матери. Женщина была приятно удивлена такому порыву со стороны настоятеля храма, ведь, во-первых, её сын будет чем-то занят большую часть дня под присмотром взрослого, а во-вторых ей не придётся тратиться на учителей для сына. Так что это было в своем роде выгодно. И начать Се Лянь решил с каллиграфии. О, уж в этот раз Хуа Чэн не будет таким непослушным учеником и будет стараться, как следует, не пытаясь давить на жалось неспособному ему отказать Се Ляню. Мысль о том, что он сможет исправить почерк Хуа Чэна хотя бы в этой жизни заставляла его хитро улыбаться, а прилежное поведение мальчика и привитая матерью воспитанность не позволяли Хуа Чэну дуться и лениться. Просто идеально. Так что сейчас, когда посетителей в храме не было, а вся работа была переделана, они сидели в кабинете Се Ляня, что время от времени заглядывал в записи мальчика, чуть поправляя его письмо и положение кисти, если в этом была необходимость, и изредка постукивал его по спине, побуждая выпрямиться и не сутулиться. И, раз мальчик так старался, принц не мог не поощрить его ответами на все интересующие его вопросы, да и к тому же, сидеть в тишине было немного скучно. — Богами войны становятся за какие-то заслуги на поле боя, героические поступки, ммм, за смелость и храбрость, — перечисляет Се Лянь, слегка призадумавшись. — Ещё, я думаю, этот титул получают короли и принцы, но это лишь моё предложение. — А женщины не становятся богами войны? — Пока ни одной не было. Обычно женщины возносятся гражданскими богами, как Богиня литературы Лин Вэнь. Мальчик приостанавливается, бросая на учителя задумчивый взгляд, но вскоре возвращается к письму, аккуратно выводя ровные иероглифы. — А что нужно, чтобы стать гражданским богом? — Ум, начитанность и, я бы сказал, ответственность. Обычно такие люди в прошлом имели дело с политикой и наукой, — на самом деле, всё это личные наблюдения Се Ляня, но, как ему кажется, они не слишком расходятся с реальностью. — А вот по поводу элементальных богов, у меня, если честно, нет никаких идей. Се Лянь неловко улыбается, сталкиваясь с удивленным взглядом мальчика, который был четко уверен, что его учитель знает всё на свете. — Почему? Разве для них нет тоже каких-то критериев? — Есть, скорее всего, — Се Лянь пожимает плечами. — Но я даже не представляю, с чем они связаны. Хотя, — он вдруг оживляется, задумываясь на мгновение. — Насколько мне известно, Повелитель Ветров, как говорят, был довольно ветреным человеком, так что, может быть, это как-то связано с чертами характера. Хуа Чэн хихикает, отвлекаясь от своего занятия и поигрывая кисточкой в руках. — А…ты бы хотел стать богом, гэгэ? Почему-то ему кажется, что Се Лянь-гэгэ был бы хорошим богом, милосердным и добрым. Конечно, Хуа Чэн не знает его достаточно, чтобы судить об этом, но ему просто хочется доверять на каком-то подсознательном уровне. Достаточно один раз увидеть его улыбку, этот мягкий взгляд, которым он смотрит на остальных, узнать о его терпении и доброжелательности, и хочется ему поверить, положиться на него. Хуа Чэну не раз казалось, что он смотрит на человека намного старше, чем он себя показывает, но мальчик не решался больше спрашивать. Се Лянь от услышанного вопроса удивленно вскидывает брови и весело улыбается. Этот мальчик такой…такой милый, и Се Ляню одновременно радостно и больно, когда он видит в нём отголоски того Сань Лана, которого он когда-то знал. — Сложный вопрос, малыш. Многие хотят быть богами, не понимая, какая это на самом деле ответственность. Хуа Чэн тут же согласно кивает. — Конечно! В тебя ведь верит столько людей, если их разочаровать, то можно и исчезнуть, — со всей серьёзностью произносит мальчик, и Се Лянь чувствует невероятную гордость за него. — Ты такой умный мальчик, Сань Лан, – с теплотой в голосе произносит принц, а Хуа Чэн чуть ли не светится от похвалы. – Ты полностью прав, и ни один бог не должен забывать о своих верующих, ведь он существует именно благодаря им, — мягко наставляет его Се Лянь, с надеждой, что это пригодится в будущем. Хуа Чэну, которого он знал, претило быть среди небожителей, но это другой Хуа Чэн. И, если принц не хочет его терять, когда подойдёт к концу столь короткая человеческая жизнь, ему нужно поспособствовать тому, чтобы Хуа Чэн вознесся. Вариант со становлением демоном принц даже не рассматривает. Он ни за что не позволит Хуа Чэну умереть вновь, никогда. Мальчик внимает его словам, согласно кивая, и возвращается к каллиграфии, выводя с каждым разом всё более аккуратные иероглифы. — А ты хотел бы быть богом, Сань Лан? — вдруг спрашивает принц, не контролируя то, что срывается с его языка. Просто идея о том, что они оба будут небожителями, была столь заманчива, что подумав лишь раз, забыть образ уже невозможно. — Не знаю, гэгэ, — честно отвечает мальчик, постукивая кончиком кисти по подбородку. — Я ведь не военный и не учёный, так что я вряд ли вознесусь, даже если ты будешь меня сильно-сильно обучать. Такая перспектива пугает Се Ляня, но на его губы против воли ложится улыбка. — Необязательно ставить такие четкие рамки, я лишь привёл пример. Ты можешь быть… Богом удачи, например, или Богом богатства, — справедливости ради, именно такие титулы Се Лянь считал наиболее подходящими его Хуа Чэну, когда узнал, что тот возносился. Возможно, с этим Хуа Чэном та же история. Глаза мальчика удивленно засияли. — А так тоже можно? — Конечно. Выбор человека, который станет божеством, очень…случайный. Ты можешь ни на что не надеяться, но вознестись во сне, а можешь трудиться всю жизнь и не достичь этого, — проговаривает Се Лянь, невольно касаясь повязанной на палец красной нити и глядя как будто сквозь мальчика, что смотрит на него во все глаза. К следующей фразе его голос становится тише, словно принц говорит лишь сам с собой, но Хуа Чэн его слышит. — Я надеюсь, что, что бы ты ни выбрал, ты станешь тем, кем хочешь. Хуа Чэн моргает, уставившись на учителя, и медленно кивает, не решаясь спрашивать, что терзает этого загадочного мужчину. Мальчик уже не в первые раз замечает, как тот бездумно касается красной нити на среднем пальце, а его лицо в такие моменты приобретает меланхоличное и очень печальное выражение, а на глубине теплых глаз мелькает грусть и тоска. И в каждый такой раз Хуа Чэн чувствует взявшийся из неоткуда порыв подойти и успокоить, спросить, что случилось, и попросить не волноваться. Но каждый раз он остаётся на месте, понимая, что ничего не знает об этом человеке и не имеет права лезть в его личную жизнь. Мама всегда учила его быть чутким и осознавать, когда пора остановиться, чтобы ненароком не задеть чувства других людей. И сейчас как раз такая ситуация, но он ничего не может сделать. Может, однажды он спросит, кто ждёт Се Ляня на другом конце красной нити, но не в этот раз. Так что он просто возвращается к учëбе под присмотром принца, надеясь, что когда-нибудь сможет узнать его получше.