Все дороги ведут к тебе

      Самую сильную физическую боль Се Лянь испытал, когда его пронзили мечом сотню раз. Это была настоящая агония, во время которой он ничего не мог сделать, кроме как с отчаянием терпеть эти адские муки, чувствуя, как от его тела не остаётся ничего прежнего.       Самая сильная душевная боль настигла его, когда Се Лянь увидел трупы своих родителей, что добровольно лишили себя жизни, чтобы не быть обузой своему сыну. Дошло до того, что он решил повеситься сам, да только не получилось. Тогда он не чувствовал ничего, кроме пустоты и ненависти, что чуть не привело его к совершению непоправимых ошибок.       Так думал Се Лянь раньше. Вплоть до того момента, как Хуа Чэн, его Сань Лан, что обещал всегда быть рядом, рассыпался призрачными бабочками прямо у него на глазах, унося с собой частичку души Се Ляня. Он ушёл, и что-то оборвалось внутри принца, вырывая из его горла неконтролируемый крик и безудержные рыдания от потери человека, которого он смог полюбить всем сердцем за столь короткое время, с отчаянием понимая, что совершенно не ценил подаренные им часы и дни. С самой первой встречи Хуа Чэн был для него оплотом надежности, стабильности, поэтому Се Лянь даже предположить не мог, что в один момент он всё это потеряет.       Теперь боль физическая и боль душевная слились в одну, разбивая ему сердце, ведь одного единственного человека, которого он любил — он потерял. Единственного, с кем он не чувствовал себя ненужным, кто снова дал ему возможность чувствовать себя по-настоящему счастливым, кто зародил в нем эти эмоции. Кто уже умирал за него дважды и не побоялся сделать это снова, не зная, что этот раз будет последним.       Этого человека больше не было рядом. Он рассеялся, сверкая своими прелестными серебряными бабочками, что тоже вскоре потухли, рассыпавшись белой пылью. Ничего не осталось, даже праха. Кольцо исчезло вместе с Хуа Чэном, и Се Лянь не чувствовал ничего, кроме боли утраты.       Единственным, что хоть немного удерживало Се Ляня от беспамятства, от бесконечного отчаяния, была красная нить, всё так же повязанная на его пальце. Единственное, что указывало на то, что душа Хуа Чэна не покинула этот мир безвозвратно, а вступила на круг перерождения.       Это давало надежду. Незримую, почти призрачную, как неясный туман, сквозь который можно разлядеть лишь очертания, но там не было пусто. Хуа Чэн умер, но его душа ещё жива и теперь ждёт, чтобы снова вернуться в этот мир.       Се Лянь понимает, что это будет уже другой человек. Понимает, что Хуа Чэн, вероятно, никогда не вспомнит его и не узнает, ведь у него будет другая жизнь и другие воспоминания. Понимает, что могут пройти года, сотни лет, прежде чем его душа переродится в новом теле, что он может вернуться в любом уголке мира.       Се Лянь понимает это и обещает себе, что не будет давить на Хуа Чэна. Понимает и обещает себе, что лишь проследит, что его Сань Лан ни в чём не нуждается и не бедствует, что поможет, если это будет необходимо, и не подойдет намеренно. Понимает и обещает себе, что обойдет пешком весь мир, посетит каждый город и каждую деревню столько раз, сколько потребуется, лишь бы найти его.       Возможно, ему следовало бы отпустить Хуа Чэна. Следовало дать ему прожить другую жизнь, в которой принц не стал бы причиной его несчастий и смертей. Но Се Лянь смотрит на красную нить, что тянется вдаль, не обрываясь, вспоминает мягкую, бесконечно теплую улыбку Сань Лана прямо перед тем, как исчезнуть, и понимает, что не может. Не может отпустить человека, которого любит. Который пообещал, что они будут вместе.       Поэтому Се Лянь идёт. Идёт туда, куда глаза глядят, игнорируя вопросы старых друзей и взгляды небожителей. Ему всё равно на восстановление столицы и возобновление работы Небес. Его не волновало это долгие восемьсот лет — не волнует и теперь. Особенно теперь, когда у него есть дела поважнее. Он всё ещё отвечает на молитвы и помогает людям, которых встречает, но нигде не задерживается дольше необходимого. Неделя на то, чтобы проверить жителей деревни, ненароком узнать, нет ли тех, кто планирует в ближайшем будущем завести детей. На город он отводит от месяца и больше, в зависимости от его размеров и количества населения.       Улицы кажутся бесконечными и вместе с тем — ужасно маленькими, когда заканчиваются, а того, кого он ищет, так и не оказывается среди толпы местных. Иногда Се Ляню кажется, что он видит промелькнувшие красные одежды краем глаза, и спешно оборачивается, с горечью понимая, что это его собственное воображение и отчаяние сыграли с ним злую шутку. Временами кажется, что стоит обернуться — и его Сань Лан будет здесь, будет ждать его, протягивая руку. Но, конечно, этого не происходит.       За своё путешествие Се Лянь встречает сотни, тысячи, десятки тысяч людей, и ни один из них не оказывается его Сань Ланом, его прекрасным демоном, что без колебаний отдал ему все свои духовные силы, зная, что это будет стоить ему жизни. Чаще других он всматривается в лица детей всех возрастов, с надеждой ожидая увидеть знакомые красные одежды или удивительные разноцветные глаза, но раз за разом обманывается, с горечью и тоской в разбитом сердце провожая их взглядом и чувствуя себя невероятно одиноко в толпе незнакомых ему людей.       Но Се Лянь отказывается сдаваться. Он знает, что Хуа Чэн где-то там, что он всё ещё не покинул этот мир, ведь нить, завязанная самим демоном на его пальце, не исчезает, не развязывается. Она ведёт его куда-то, где уже живёт или только будет жить его Сань Лан, стоит его душе вернуться. Поэтому Се Лянь ждёт. Поэтому он не прекращает своего путешествия, обходя города и сёла, оставаясь в новых местах дольше, чем нужно, ведь каждый раз, когда он покидает место, не оправдавшее его ожиданий, возникает чувство, что стоит ему ступить за ворота города, как Хуа Чэн появится именно здесь, а Се Лянь его упустит, уходя куда-то дальше.       Это вполне вероятно, даже очень, но Се Лянь подавляет эти мысли, опираясь на чистую удачу, которая, более не скованная кандалами, снова идёт с ним рука об руку. Она не такая фееричная и безусловная, как была у Хуа Чэна, но всё же она есть — после восьми сотен лет неудач Се Лянь чувствует это более чем отчётливо.       И удача оказывается на его стороне спустя почти тридцать лет поисков.       Он прибывает в небольшой портовый город, что расположился на склоне холма, сверху которого открывался прекрасный вид на морскую гавань, на большие корабли, что грузили припасами и отправляли в другие земли. На большую воду, в которой отражался солнечный свет подобно яркому блеску на посеребёной стали, и на густые, большие облака, плывущие по бескрайнему небу.       Это было прекрасное место. С небольшими улочками и уютными домами, с маленькими двориками и ползучим виноградом, что оплетал стены домов зелёным покровом, с большим оживлённым рынком, который до боли напоминал Се Ляню улицы Призрачного города, со всевозможными товарами, с шумными торговцами, что продавали яркие ткани, сладкие фрукты и сочные овощи. В этом месте можно было найти буквально всё, что угодно: благодаря своему расположению и порту, в который ежедневно прибывали корабли, местные не испытывали нехватки в продовольствии или каких других товарах.       Здесь было ярко и шумно, красиво и оживлённо. И именно здесь Се Лянь, наконец, нашёл то, что искал.       Это произошло одним летним днём, когда Се Лянь прогуливался по улицам, тут и там уставленным небольшими лавками или чайными. Город явно не страдал от нехватки туристов, для которых здесь были все условия, но Се Ляню нужно было не это. Так что он лишь провожал взглядами местных зазывал и торговок, что предлагали ему тот или иной товар. Пусть обычно Се Лянь любил более тихие места, этот городок показался ему глотком свежего воздуха, а морской бриз отныне стал особенным воспоминанием, с которым Се Лянь в будущем будет связывать свою новую жизнь.       Их столкнула случайность. По-настоящему столкнула: Се Лянь остановился, чтобы полюбоваться оплетающими стену пышными лозами, а Хуа Чэн врезался в него, не глядя по сторонам. Се Лянь удивленно оглянулся, почувствовав лёгкий толчок, да так и замер, во все глаза глядя на мальчика, что был до рези в глазах похож на того, каким он знал Хуа Чэна когда-то. Вмиг на душе стало радостно и больно одновременно: да, он нашёл его, наконец-то нашел его, и Се Лянь почувствовал настоящее облегчение, но это был другой Хуа Чэн. Хуа Чэн, который жил другой жизнью и совсем его не знал.       Хуа Чэн, которому на вид было не больше пяти лет и который смотрел на него своими восхитительными разноцветными глазами, даже не пытаясь скрыть один из них.       Мальчик, что так похож на человека, которого Се Лянь любит всем сердцем, неловко ойкает, складывая ручки на груди.       — Простите, господин, я не нарочно, — быстро кланяется мальчик, немного взвинченно, произнося извинения своим высоким и совершенно очаровательным голоском, и Се Лянь едва не кричит. Он и забыл, каким прелестным ребёнком мог быть Хуа Чэн. Он прилагает просто нечеловеческие усилия, чтобы сохранить нейтральное выражение лица и не напугать мальчика своим пронзительным взглядом. — Ой, мне нужно бежать, ещё раз простите!       С этими словами маленький Хуа Чэн оббегает его, и Се Лянь смотрит ему вслед, беспомощно глядя, как фигурка в красных одеяниях останавливается у лавки с цветами ниже по улице. Он протягивает что-то, зажатое в маленьких ладошках, торговке, и указывает на какой-то букет, который ему особенно приглянулся. Се Лянь не может сдержать рвующуюся на лицо улыбку от этой совершенно очаровательной картины, но его сердце тут же неприятно колет, когда мальчик ахает, сдвигая тонкие бровки у переносицы, и расстроенно смотрит на женщину, что только пожимает плечами, возвращая ребёнку небольшую горсть монет, которых, кажется, оказалось недостаточно для покупки цветов. Мальчик выглядит так печально и так кротко, словно вот-вот польются слёзки из глаз, что у Се Ляня сердце кровью обливается.       Он не раздумывает ни секунды, когда подходит ближе, останавливаясь на некотором расстоянии от ребёнка, чтобы ненароком не напугать его, и чуть наклоняется, протягивая несколько монет удивлённо замершему мальчику.       — Вот, возьми, — как можно более тепло и приветливо произносит Се Лянь, мягко улыбаясь, зная, что его внешность и манеры всегда располагали людей к нему. И этот раз, к счастью, не исключение, потому что взгляд ребёнка меняется с печального на восторженный, а на мягкие щёчки ложится очаровательный румянец.       — Но, как же, господин, это же ваши деньги… — вежливо и чуть застенчиво бормочет мальчик, но от Се Ляня не укрывается, как в чужих красивых глазках плещется надежда и благодарность.       Ну что за маленькое чудо!       — Всё в порядке, малыш, возьми, не бойся, — для пущей уверенности Се Лянь раскрывает ладонь так, будто вот-вот уронит монеты, и мальчик спешно подставляет ладошки, принимая щедрый подарок. И какая разница, что это его последние деньги. Радость его Сань Лана важнее всего на свете. — Для кого цветы?       Ребёнок оживляется, едва ли не виляет хвостиком, как щенок, и Се Лянь подавляет желание бесконтрольно улыбаться.       — Для мамы! У неё сегодня день рождения, и я хотел подарить ей её любимые цветы! Только немножко неправильно посчитал деньги, — смущается мальчик, опуская голову и ковыряя мыском ботиночка каменную кладку.       Ну что за прекрасный ребёнок. Такой воспитанный и милый, такой прелестный, что у Се Ляня слёзы на глаза наворачиваются. Так вот, каким мог быть Хуа Чэн, если бы в прошлой жизни ему повезло с семьёй. Если бы его любили так, как, очевидно, любят здесь. Это можно сказать не только по его характеру, открытому и лёгкому, но и по ряду других вещей: по его глазам, которые он больше не скрывает, совершенно не стесняясь своей особенности и не боясь показывать её остальным; его одежде — новой и качественной, — в виде красной туники, черных штанов и таких же ботиночек, что давало понять, что семья мальчика имеет как минимум неплохой достаток и не живёт в бедности; по его поведению, воспитанности, ярким улыбкам и так легко краснеющим щекам — ребёнок, живущий в плохой семье так выглядеть не будет, а значит в этот раз ему повезло, его любят и балуют, и мальчик любит родителей в ответ.       Другой жизни Се Лянь для него и желать не смел. Это настоящее счастье — видеть, как человек, которого ты любишь всем сердцем, живет счастливо и беззаботно. И пусть этот Хуа Чэн знать его не знает, Се Лянь благодарит судьбу за то, что она позволила Хуа Чэну хотя бы в этот раз родиться в любящей семье.       — Твоей маме невероятно повезло с таким заботливым сыном, — со всей искренностью произносит Се Лянь, и да, это определенно стоит того, как мальчик удивленно пищит, отводя взгляд и совершенно очаровательно зардевшись, а на губах появляется робкая, но счастливая улыбка.       Сердце Се Ляня не выдерживает. Это…просто незаконно быть таким милым. Чем Се Лянь заслужил такое счастье? В момент, когда он только увидел эти разноцветные глаза спустя столько лет, он уже был безмерно счастлив, но наблюдая за Хуа Чэном чуть дольше, он просто не мог поверить в то, что душа его возлюбленного обрела такую прелестную форму. Конечно, Се Лянь любил бы его любым, но гораздо приятнее видеть, как твой особенный человек живёт лучшей жизнью и ни в чём не нуждается.       Се Лянь готов заплакать от радости и боли, но не позволяет себе дать волю эмоциям при ребёнке.       — Иди скорей купи ей цветы, — подбадривает мальчика Се Лянь, кивая в сторону женщины, что с понимающей улыбкой наблюдала за этой картиной.       Сань Лан спохватывается, словно на мгновение и вправду забыв, зачем вообще пришел, и протягивает торговке горсть монет, и в этот раз их оказывается достаточно. По скромному мнению Се Ляня, она могла бы закрыть глаза и продать мальчику цветы за меньшую цену, — сам Се Лянь так бы и сделал, — но, отчасти, он всё же понимает, что для стабильной торговли она не может делать поблажки, иначе наглеть начнут все. Но это не мешает ему мысленно насупиться и возмутиться тому, что она смогла отказать такому очаровательному ребёнку.       Женщина передаёт ему букет, что почти в половину него размером, и мальчик берёт его со всей осторожностью, наклоняясь, чтобы вдохнуть душистый запах ирисов, и его губы растягиваются в счастливой улыбке.       — Спасибо! — звонко благодарит мальчик, и женщина кивает ему в ответ, говоря, чтобы он непременно поставил цветы в вазу, когда придёт домой, чтобы они не завяли, на что ребёнок совершенно серьёзно кивает, чем вызывает улыбку на лицах взрослых.       Он отходит чуть в сторону, чтобы не мешать, когда к лавке подходят люди, и Се Лянь ненавязчиво следует за ним, не в силах упустить из виду человека, которого так долго искал.       — Спасибо ещё раз, даочжан, — насколько это возможно с большим букетом цветов в руках, кланяется мальчик, светясь от радости. — Мне стыдно, что вам пришлось отдать свои деньги из-за моей глупости.       Се Лянь тяжело вздыхает. Такой воспитанный и хорошенький! Се Лянь просто не способен слушать, как он извиняется.       — Не пришлось, а я сам захотел, — поправляет его принц немного поучительным тоном, чтобы ребёнок точно его услышал. — И мне совершенно не жалко, тем более, ты ведь хотел сделать маме подарок, так разве я могу пройти мимо и не помочь такому очаровательному ребёнку? — он озорно улыбается и подразнивает мальчика совершенно намеренно, только чтобы увидеть, как на его щёки вновь ляжет мягкий румянец. — Ну всё, беги домой, не заставляй свою маму ждать.       — Ой, точно, — встрепенулся мальчишка, поднимая голову и глядя на доброго незнакомца, что так выручил его сегодня. — Тогда я пойду, даочжан. До свидания! — Се Лянь уверен, что он бы помахал ему ручкой, если бы они не были заняты букетом. — Хорошего дня!       С этими словами он разворачивается, быстрым шагом убегая куда-то вверх по улице и скрываясь углом. Се Лянь провожает его взглядом, видит, как маленькая фигурка исчезает среди узких улочек портового города, и чувствует, как дрожат уголки губ, что всё это время были растянуты в улыбке, а по щекам текут более не сдержанные слёзы. Се Лянь позволяет себе заплакать, стоя у всех на виду, но никто вокруг не имеет для него значения, кроме совершенно очаровательного ребёнка, что живёт в этом городе прекрасной, беззаботной жизнью и покупает маме букет на день рождения.       Хуа Чэн заслужил это. Он заслужил счастливое и мирное детство, не обремененное голодом и холодом, войнами и безразличием взрослых. Сейчас у него есть любящая семья, сейчас всё хорошо и спокойно, и Се Лянь благодарен всем, кому только можно, за то, что у Хуа Чэна наконец-то появился шанс прожить эту жизнь без потрясений и лишений, без самопожертвования и смертей.       И Се Лянь лично проследит, чтобы всё так оставалось и впредь. Пускай он будет никем для этого ребёнка, пускай будет лишь посторонним человеком, кем-то, кто мелькает на периферии, но он убедится, что в этот раз у его Сань Лана всё будет хорошо. Как бы ему самому ни было больно, — счастье Хуа Чэна стоит на первом месте, и Се Лянь никогда не откажется от этого в угоду собственным желаниям, даже если это разрывает ему сердце.       Се Лянь смаргивает слёзы, даже если его душа всё ещё плачет, и смотрит туда, где скрылся маленький силуэт того, кого он искал долгие тридцать лет.       Он не покинет этот город ближайшее никогда.