Исправляя встречу, покрывая руку

Се Лянь пробудился от беспамятства навстречу видениям белизны. Это было, как попытка удержаться на волнах разрушающей боли, приливы и отливы в пенистом море страданий. В этом не было ничего шокирующего, но это всегда вызывало тревогу. Это означало, что гвоздь был потревожен, что его мозг получил еще больше повреждений, что ткани пытались восстановиться, достаточно для того чтобы позволить его чувствам ограничивать себя. Это всегда вызывало в Се Ляне страх того, что наступит время, когда ткани его мозга не смогут восстановиться правильно или, что гвоздь войдет в то положение, в котором ему не удастся его устранить. Возможно, настанет время, когда его мир будет представлять собой только белый свет и отсутствие чувств, замешательство и боль. Возможно, это время настало. Возможно, это время настало. Его сознание затухает, так и не раскрыв эту тайну. Осознанность была чем-то тяжелым, как перетягивание каната между слишком острой четкостью и притупленного отвлечения, и иногда она пропадала полностью. Этому бесполезно было сопротивляться, и Се Лянь практически и не боролся с этим. Он позволял себе приходить и уходить из самого себя. Не то чтобы любое из его состояний было особо лучше, чем другое, в конце концов. Было много того, чему, в итоге, он был бы рад оставаться в неведении, и всегда был удовольствием тот момент, когда его покидала боль. Осознанность опять наплывала. Все вокруг продолжало быть белым светом. Тяжелая угнетающая аура давила вокруг его голову так яростно, что она казалась ему выжатой глиной. Убийственные намерения были как черная желчь на его языке. Предстоит ли ему вновь умереть сейчас? Даже на пике своего гнева Человек никогда не ощущался так. Что Се Лянь натворил? Белизна в его зрении странным образом изменилась. Затрепетала и сдвинулась. И затем угасла. Кто-то что-то говорил над его головой. Он мог чувствовать, как формы слов протягивается сквозь его мозг, почти так же как он мог чувствовать руку, касающуюся его спины или ноги под своей головой. Он был в заключен в клетку, созданную из другого тела. Его живот скрутило от этой мысли и хотелось закричать. Он не был уверен, где он находился. Колени под его головой были облечены в одежды, ткань собиралась складками под его щекой, но это могло измениться в любой момент. Они не пахли как Человек, но запахи иногда запутывались, так, же как и его зрение, так, что это не было достоверным источником. Где был Человек? Где был сам Се Лянь? Белизна двигалась быстрее и быстрее. Это было все меньше похоже на потерю зрения, к которой он привык и больше похоже на стену из личинок, которые извивались перед его глазами. Или на семя, попавшее на волосы и стекающее по ним, по его лицу, заслонившее ему глаза. Его вот-вот стошнит. Вместо этого он снова растворялся, пока голоса продолжали говорить. Его слова все равно ничего не значили в таких ситуациях. В следующий раз, когда нахлынула осознанность, остальной мир нахлынул вместе с ней. Он мог не знать, где он был до этого, но он точно знает, где он сейчас. Корабль, океан, на волнах, которые бросали его из стороны в сторону и угрожали выкинуть за борт. Он протянул руку… Протянул! Несомненно, он не должен был иметь способность так свободно двигать руками?... отчаянно тянувшись, чтобы ухватиться хоть за что-то, что помогло бы ему сохранить равновесие и в этих попытках он понял, что распахнул глаза. Преобладающим цветом больше не был белый или даже черный. Нет, им был красный, настолько насыщенный, что это резало взгляд. Он все еще видел белый, но он был странными движущаяся пятнами, как будто он плывет сквозь волны. Нет, не плывут, как будто они летят. У них были крылья. Он моргнул, в отчаянных попытках заставить мир вокруг него приобрести какой-либо смысл, но он уже давно выучил, что чем крепче он пытается ухватиться за что-то, тем больше будет осколков, когда оно разобьется. Он застонал. Пожалуй, он действительно не был на волнах, но порхал как бело-серебряные бабочки, попадающиеся ему на глаза. Он хотел землю. Он хотел иметь возможность свернуться в клубок на ровной стабильной земле. “Перестаньте,” - умолял он. К его великому изумлению, качка остановилась. Он не может вспомнить, когда в последний раз его слова имели позитивное влияние на мир вокруг него. Он мог чувствовать собственное напряжение в ожидании того как упадет второй ботинок. Или может того как упадет он сам, если он действительно был в воздухе. Это было бы неплохо, до тех пор, пока ему позволяли бы оставаться на земле, на которую он бы неизбежно обрушился. “Гэгэ? Гэгэ, как ты себя чувствуешь?” Он почти мог уловить смысл этих слов, но они были слишком велики, слишком близки, слишком остры, прямо как гвоздь, забиваемый в его голову. Он моргнул, и соль ужалила его зрение. Это все было слишком, он не понимал ничего из этого. “Пожалуйста, гэгэ? Ваше высочество.” Се Лянь перестал дышать. Гвоздь пронзит сквозь него, но не в голову, а где-то в районе его груди. Он полностью разлетелся на осколки. Он не мог здесь быть, он не хотел быть здесь. Он захлопнул свои глаза и потянулся к боли в своей голове, которая заставляла вещи блекнуть, размываться и исчезать. И как множество раз до этого, отсутствие осознанности было благословением.

***

Се Лянь вернулся в сознание в мире непревзойденных роскошеств и такого же замешательства. Комната окружающая его моментально стала всепоглощающим фокусом его внимания, ее цвета и края были такими четкими и ясными, что это поражало. Он настолько сильно привык к тому, что вещи были слегка затуманенными, расплывчатыми и, что на их понимание ему требовалось несколько мгновений после того как он их увидел, что видеть все и сразу таким образом чувствовалось как пощечина. Он был в кровати, которая, казалось бы, ему облаками, не будь он бывшим божеством, которое было в окружении облаков и знало наверняка, что облака были, в большинстве своем, холодные и мокрые. Это же было тем как облака должны ощущаться. Она была настолько большая, что он мог бы утонуть в ней, и он был накрыт одеялами, которые были столь очаровательно мягкими, что если бы ему не пришлось двигаться больше никогда, Се Лянь был бы этим полностью доволен. Помимо этого, это была богато обустроенная комната, странная только объёмом своего роскошества. В целом, вкус при ее оформлении был безукоризненный и фэн-шуй был отлично сбалансирован даже при коротком осмотре. Она была выдержанная в бледных кремовых и золотых тонах. Все в этой комнате было нежным. Легким для восприятия его напряженным и запутанным сознанием. Она не выдвигала каких-то требований, просто позволяла ему поворачивать голову не отрывая ее от мягкой подушки, пока его взгляд проводил от ширмы с вырезанной на нее птицами и цветущими виноградными лозами, к низкому столику с легко дымящимся чайником, и затем к круглому окну с его бумажными шторами закрывающими комнату и его самого от острых лучей солнечного света. Се Лянь мог бы сказать, что это все должно быть сном, но он не уверен, что ему могло бы присниться что-то подобное. Последний раз, когда ему снилась, отдаленно похожая комната было еще перед падением Сяньлэ и эти сны никогда не были такими успокаивающими как этот. Правда эта мысль немного подпортила его спокойствие. Потому, что он правда не знал где он находился или как тут оказался или почему кто-либо хотел бы чтобы он тут находился. Волнения начинали разжигаться в его груди, пока он пытался найти ответы в руинах своей памяти. Как обычно Человек первым пришел ему на ум. Запах его дыхания, ощущение его грубых ногтей, вес его тела, вкус его… Человека тут не было. Человек время от времени уходил, на работу, и Се Ляня оставляли привязанным как собаку, с веревкой, которая впивалась бы ему в шею. Это были, чуть ли не умиротворенные времена, когда все, что у него было это пол под его щекой и тишина. Но больше не было знакомого пола. Не было больше избушки. Человека тоже не было. И это беспокоило его потому, что он не знал, когда или как они появятся вновь. Его сердце начинало биться быстрее и это усиливало тупую боль, сжимающую в тиски его голову. Он закрыл глаза, сложив свои пальцы поверх них, и отчаянно пытался думать. У него получалось вспомнить четыре стены избушки. Получалось вспомнить как он находился в них, в множестве позиций и различными способами. Получалось вспомнить, как в них был еще один человек, как он говорил о нем. Он расплывчато помнит, как они покидали ее, поздно ночью. Он может помнить прибытие в город, который взял разум Се Ляня в свою пасть и разорвал, словно тряпичную куклу. Воспоминания об этой боли были такими насыщенными, что это заставляло нервы искриться, и разрывало на куски любые воспоминания близкие к этому. Он помнит красный цвет. Он помнит, как его рвало на улице и звуки. Он помнит безмолвный лес с успокаивающей и уютной грязью. Он помнит, как стоял на коленях под столом и как ценил этот малый момент тишины посреди агонии. Тем не менее, под каким столом? Какой стол сопровождали чешуйчатые куриные ноги, мускусный запах между бедрами и грохот, грохот, грохот над головой звучащий, как расколотый череп, стучащий о гвоздь. Звук подбрасывания костей. Звук того, как на кон ставят жизни и жизнедеятельность. Се Лянь резко сел, пожалуй, даже слишком резко. Даже до того как он оказался в вертикальном положении, он готовил себя к неизбежной слабости и тошноте. И хотя они действительно были, они не пришли такой силой и остротой, которую он ожидал. Мир вокруг него сместился, да, но боль не поглотила его, так как должна была. Его голова ощущалась такой легкой и пустой, что Се Лянь на мгновение почувствовал абсурдный страх того, что он сейчас улетит. Но он не мог задумываться об этом, потому что он вспомнил игру. Он вспомнил даоса и демонов и то, как его вытащили перед помостом. Он помнит…Что? Мольбы? То как потеряно он себя чувствовал, то как его выиграли, как его забрал демон правящий городом полным призраков и демонов, как умолял у него в ногах. Он помнит самую ужасную боль, которую испытывал за всю свою жизнь, и затем только отрывки. Его замешательству никак не помогло то, что он поймал глазами силуэт бабочки, пролетающей чуть выше его линии обзора, но это ее перенаправило. Он помнит белые движущиеся крылья. Он помнит, как просил качку остановиться, и она это сделала. Тогда там тоже была бабочка. Они были одними из редких вещей, казалось бы, не стремились ему навредить. Что означало появление одной из них тут? “Что ты такое?” - отвлеченно говорил он ей, пока она порхала. Она была довольно большой, возможно размером с ладонь и как будто сверкала серебристым светом. Он никогда не видел подобного существа, и он не мог представить себе, как она попала сюда… Возможно в какой-то момент, пока Се Лянь был без сознания, большие окна за его спиной были открыты. Она ничего ему не ответила, но еще одно похожее порхание привлекло внимание Се Ляня. Вторая бабочка сидела на низком столике около кровати. В отличие от своего собрата она выглядела довольно лениво, освещая своими крыльями стол. Они были, правда, очень красивыми и принадлежали комнате намного больше, чем Се Лянь. Могли ли их держать как питомцев? Его взор полностью занимали белые крылья, которые перемещались, и порхали, и… Держали ли их в качестве маленькие красивых безделушек, заключенными в комнате, служащим восхищением по усмотрению их владельца? Был ли Се Лянь здесь для того, чтобы присоединиться к ним? Се Лянь позволил глазам медленно закрыться, пока он, выдыхая, сбрасывал с себя эти мысли. Не было никакого смысла в том, чтобы делать катастрофу до того как он, вообще, знал в каком состоянии он находится. Намного лучше подходить к этой новой, странной ситуации со спокойствием. Точнее он так думал, пока не почувствовал как что-то касается его затылка. Это едва можно было назвать касанием, словно палец, пробегающий по волосам, но тело Се Ляня среагировало раньше, чем он мог бы задуматься об этом. Глаза распахнулись, сердце пустилось в бег, и его рука резко сорвалась назад, ударяя по его затылку. Лишь бы только остановить то, что пыталось к нему прикоснуться там… Что-то оказалось под его ладонью, но это не было твердым. Это не было даже металлической шляпкой гвоздя. Се Лянь сидел неподвижно от шока, когда он почувствовал хрупкое движение крыльев под своей ладонью. Другая бабочка просто сидела на столе, наблюдая. С почти дрожащими пальцами Се Лянь вытянул руку перед собой и вместе с ней и раздавленное тело серебряной бабочки. Так близко, лежа на его ладони, он мог видеть, как она выглядела как будто сделанная из стекла. Единственное, что доказывало обратное это то, что она была смята, а не рассыпалась на осколки. Сломанные лапки и антенны подрагивали, пока ее уничтоженные крылья пытались вытянуться. Единственное, что мог сделать Се Лянь, это смотреть на нее. Это вряд ли было наихудшим, что он когда-либо сделал на протяжении всех веков своей жизни, но каким-то образом, в этом моменте, с головой, которая ощущалась так странно, как будто наполненной воздухом и в полной растерянности, это действие таким казалось. Все остальные воспоминания, казалось бы, улетучились из его головы и все, что у него оставалось, это изувеченная бабочка на его ладони. “Прости меня,” - прошептал он, слова едва покидали его губы. “Прости меня. Мне так.. Мне, правда, очень жаль.” Слова, конечно же, были совершенно бесполезны. Се Лянь сглотнул ком в горле, пытаясь успокоить собственное дыхание, которое прерывалось. Он пытался придумать, что он должен сделать, но мысли ускользали от него, как вода по черепице на крыше. Все, о чем он мог думать, были сломанные крылья и одна оставшаяся бабочка, которая лениво упорхнула со стола и теперь подбиралась к накрытыми коленям Се Ляня. Возможно, она пыталась найти своего павшего компаньона. Возможно, она просто хотела увидеть выражение лица, которое теперь было скрыто за локонами волос Се Ляня, его голову склоненную в скорби. “Мне так жаль,” - сам он не был уверен к кому из них двоих он обращается. К той, что умирала в его руке или к той, которой предстояло остаться в одиночестве. Но еще до того как он мог бы это определить раздался стук в дверь. Ритм сердца Се Ляня подскочил, и он уставился в сторону двери. Каким-то образом сама идея того, что кроме него и этих двух бабочек, в этом мире могли существовать другие люди казалась вульгарной. Знание о том, кому мог бы принадлежать этот стук, совсем не помогало. Был всего один человек, который на данный момент принадлежал миру Се Ляня и который отсутствовал в этой картине. Он не мог представить Человека в такой комнате, не мог представить что тот бы позволил Се Ляню находится в такой роскоши как кровать, не мог даже представить его стучащим вместо того чтобы просто войти, но не было другого возможного объяснения. Он держал умирающую бабочку и ожидал того как присоединиться к ней. И продолжал ждать потому, что дверь оставалась закрытой. Действительно ли ему нужно держать меч над своей грудью и просить о том, чтобы его пронзили? Но он не мог ожидать бесконечно, его нервы были натянуты до предела, его голова болела, и бабочка все еще трепетала на его ладони. “Войдите,”- позвал он и наконец-то дверь открылась. Юноша стоял на пороге, его тело согнуто в низком поклоне. “Господин.” Се Лянь почувствовал, как хочет закрыть глаза и исчезнуть под мягким одеялом. Сегодня было слишком странным, и он с трудом следил за ходом происходящего. Он хотел, чтобы это все просто исчезло. “Да?” - сказал он вместо этого. У него совершенно не было сил, чтобы заставить то, что происходило прекратиться. Он уже заключен в муках происходящего. “Меня называют Сань Лан. Я услышал движения и подумал, что господин проснулся. Я здесь чтобы удовлетворить любые потребности, которые у вас могут возникнуть. Есть ли что-то, с чем я бы мог вам помочь?” - Не Человек. Что, оглядываясь назад, имеет смысл потому, что они были в зале игорного дома. План всегда заключался в том, чтобы избавиться от Се Ляня. Он помнит красный постамент. Он помнит тяжесть убийственной ауры, столь сильной, что она стояла у него в глотке. Он полагает, что есть больше смысла в том, что этот дом и этот юноша (и сам Се Лянь) принадлежат Князю демонов и, что Се Лянь здесь по его воле. Но все еще оставалась запутанная паутина секретов в приветствии юноши. Кем именно являлся Сань Лан, и какова его роль тут. Где находился Се Лянь и в чем должно заключаться его назначение. Что он был вправе требовать, и что нет, и какие просьбы ожидает от него юноша. В другой ситуации Се Лянь был бы заинтересован этим интересным новым пазлом, особенно когда он шел в комплекте с удобной кроватью, но сейчас он не мог заставить себя разворошить такой интерес. Его внимание вернулось к бабочке. Когда Се Лянь не ответил, Сань Лан перевел взгляд вниз на то, что было в его руках. “Ах, господин поймал жука. Приношу извинения за то, что позволил такому пробраться в комнату. Бросьте это где-нибудь и все будет убрано.” Се Лянь отшатнулся, сжимая руки в защитном жесте вокруг маленького существа. “Я не могу так поступить! Я был тем, кто навредил ей!” Юноша с безразличием пожал плечами. “Это просто насекомое. И не оно ли позволило себе ползать по господину без его разрешения? Несомненно, у вас было право поразить его. “ Се Лянь отвернулся от юнца и нахмурился. Возможно, он слишком остро реагирует, он знает, что это было возможно, его эмоции сейчас переливались через край. В некоторые дни казалось, что они были полностью отрезаны от него, и в других ситуациях они накатывали с такой силой, что Се Лянь с трудом оставался на поверхности. Но это, не освобождало его, ни от сожалениях о своих действиях, ни от желания исправить ситуацию. “Ты спросил, что мне нужно. Могу ли я о кое-чем попросить?” Это, казалось бы, приободрило Сань Лана. “Да, просите о чем угодно!” “Можно чашу с сахарной водой?” Чего бы ни ожидал от него Сань Лан, это явно не оно. Он выглядел немного сбитым столку и Се Лянь сжалился над ним. Он не знает, перед кем отвечает Сань Лан, у него есть только догадки, и ему, возможно, нужно обосновать такую странную просьбу. “Бабочки пьют нектар. Я знаю, что их можно увлечь сладкой жидкостью так, что я подумал, что возможно, если я поставлю немного сахарной воды, это поможет вот этой восстановиться. Может быть уже слишком поздно, но…” Но также может быть еще не поздно. Одно воспоминание неприятно всплывает в сознании, чуть ли не вызывая скрежет, пока он думает о себе в похожей позиции. Без сломанных крыльев, пожалуй, но вполне себе смятый в кучу, с мечом пронзающим его, беспомощный и проигнорированный до того самого момента, пока это не исправили. Его осыпали проклятиями, высмеивали, а потом дали шляпу. “Господин действительно так сильно беспокоится об одном ничтожном насекомом?” - спросил Сань Лан. Когда Се Лянь кивнул, он произнес, “Могу ли я взглянуть?” Он протянул свою руку юноше и Сань Лан, наконец, приблизился. Он посмотрел сверху на бабочку, перед тем как его рука со скоростью хлыста выхватила ее из рук Се Ляня, и мгновенно раздавил ее в своем кулаке. Прежде чем шок и ужас Се Ляня смогли сформироваться, Сань Лан раскрыл свою ладонь, и совершенно невредимая бабочка вылетела на свободу. Она совершила пару кругов, вблизи от потолка, прежде чем сесть рядом со своим партнером. Такими темпами Се Ляню нужно будет улечься назад в кровать потому, что такие эмоциональные качели были изнурительны, после того как он провел столь длительное время без эмоции. Но эта радость была столь глубокой, что он не мог возмущаться. “Сань Лан! Это так здорово!” “Это пустяки. Они даже не настоящие бабочки, просто духовные существа, которые принадлежат владельцу имения.” Се Лянь немного расслабился, довольствуясь наблюдениями за бабочками. Ну что ж, это отвечало на часть вопросов. “Если в сахарной воде больше нет надобности, могу ли я взамен предложить чаю? Я слышал, что это часто считается подходящим напитком для даосов когда рядом нет бабочек пьющих нектар.” Се Лянь не мог не улыбнуться в ответ на мягкие подталкивания Сань Лана. Юноша, очевидно, представлял собой добрую и представительную личность и он выглядел действительно заинтересованным в том, чтобы быть полезным. Но вся ситуация Се Ляня вызывала в нем такой беспорядок с тех самых пор как он проснулся, что у него совершено не было времени чтобы задуматься как он себя чувствует и что ему нужно. Скорее всего, чай был бы хорошей идеей. Он был весьма уверен в том, что у него было обезвоживание, он не пил ничего на протяжении некоторого времени, но он чувствовал, что ему нужны ответы еще сильнее. “Могу ли я сначала задать Сань Лану пару вопросов? Только… моя память… она не была надежной в последнее время. Я пытаюсь понять некоторые вещи.“ “Тогда господин может использовать мою память насколько ему это будет нужно.” Се Лянь резко выдохнул, в другой жизни он мог бы даже рассмеяться. “Сань Лан либо слишком щедрый, либо слишком неискренний!” “Совершенно не так,” - поклялся он с такой очаровательной чрезмерной готовностью, что Се Лянь мог только беспомощно улыбнуться в ответ. “В таком случае, можешь ли ты сказать мне, где я нахожусь?” “Вы на данный момент находитесь в комнате Дворца Наслаждения, в Призрачном городе. Это комната принадлежит вам пока вы этого хотите.” Интересный выбор слов. Это подразумевает, что она перестанет принадлежать Се Ляню когда он захочет уйти по собственному желанию или же пока он не сделает что-то, что пометит его как неблагодарного и он потеряет эту привилегию. Незнание того какой вариант был более вероятным не особо обнадеживало. Это помогло подтвердить то, что его воспоминания о Призрачном городе, такие, какими они были, скорее всего, были достоверными. “И Дворец Наслаждений это дом Князя демонов Хуа Чена, верно?” “Совершено,” - подтвердил юноша. “Он только желает, чтобы ваши просьбы были выполнены, и вы находились в комфорте.” Значит, Хуа Чен выиграл его в игре в кости, как будто он был потрепанным сувениром. И теперь он был в комнате в его имении, находясь в комфорте… по крайней мере, в данный момент, он не был достаточно глупым чтобы полагать, что то, что сейчас является истиной будет продолжать таковой оставаться всегда. Но теперь, когда он нащупал эти перенасыщенные воспоминания о Игорном доме, это заставило вспомнить кое что важное о той последней игре. Кое-что почти потерянное, в основном от того как незначительно это ощущалось тогда в сравнении со всем, что было до и после. Это было воспоминание, которое принесло с собой вспышку страха и желчь. Он не хотел ничего большего, чем бросить это воспоминание, отойти от него, избегать значения которое оно в себе несет, но еще больше он был напуган незнанием. Он просто должен был спросить. “И Хуа Чен так ведет себя со всеми своими….недавними приобретениями?” Потому, что он может и быть в комфорте сейчас, но это не означало, что он был тут один, не тогда когда Хуа Чен выиграл два приза, а не один.. Нельзя сказать, что Сань Лан был дураком. Он, по всей видимости, сразу же уловил смысл того, что подразумевал Се Лянь. “Только с теми, кто этого заслуживает. Господину не нужно беспокоится о мусоре.” Конечно же, это могло означать, что угодно. Человек мог быть изгнан из города, мог быть мертв, или он мог быть в комнате по соседству. Конечно же, было множество вещей, о которых Се Ляню не нужно было беспокоиться, когда он находился в избушке потому, что на так много вещей он не мог никак повлиять. Это не означает, что они были приятными. Только то, что ему не стоит волноваться о Человеке, не означало, что у Хуа Чена не было планов на них обоих. (Он выиграл их как пару. Захотел ли бы он когда-либо соединить их назад?) “Тем не менее, мне любопытно,” - аккуратно произнес Се Лянь потому, что ему о какой то степени сказали перестать об этом спрашивать. Он не хотел расстроить своих хозяев так скоро, но незнание врезалось ему в нервы как перетянутая струна гуццини. Казалось, что каждый момент незнания того, что случилось с Человеком, был тем моментом, когда они угрожали порваться под давлением. “Неужели господину интересно, что Собиратель Цветов Под Кровавым Дождем сделал с такой грязью?” - сказал Сань Лан. “Господину совершенно не стоит загрязнять себя такой…” “Прошу скажи мне!” Сань Лан застыл, и руки Се Ляня подпрыгнули к его рту, шокированные остроте в его собственном тоне. Но слова Сань Лана зацепились за один из его острых углов, и он не мог стряхнуть их с себя. Потому что он уже был загрязнен. Он чувствовал это, чувствовал грязь и он бы так хотел перестать думать об этом, но он не мог, не мог остановить то, как воспоминания грохотали в его опустевшем черепе прямо как кости в стакане. Если он продолжает думать об этом, даже после того как ему сказали перестать, насколько грязнее это делает его? Он не мог это выносить. Се Лянь проглотил ком в горле. “Прошу прощения, я не хотел говорить так грубо. Если Сань Лан не хочет говорить об этом, это не так важно. Тот с кем я был раньше не имеет значения в новых обстоятельствах я полагаю.” В реальности Се Ляню было мало, что известно об этих новых обстоятельствах, и он действительно должен быть более осторожным. Кто знает, является ли его новый хозяин ревнивым? Кто знает, не будет ли он разгневан, услышав о том, что он говорит о своем предыдущем хозяине? Кто знает, не разочаруется ли он и осознает, что единственное условие, чтобы получить послушание это нажать сильнее на один гвоздь. “Нет, Господин это вина Сань Лана! Он пообещал ответить на вопросы и затем продолжал их удерживать, пожалуйста, простите этого смиренного слугу!” - прокричал Сань Лан. “Господин прибыл в Игорный дом с этим куском человеческих отходов. Человек сделал ставку против Хуа Чена, ставя сразу и свою жизнь и Господина. Конечно же он проиграл и был уведен, чтобы с ним разобрались как того пожелает Собиратель Цветов.” “И чего желает Градоначальник Хуа?” “Господин?” “Просто раз Собиратель Цветов выиграл обе наши жизни, и я здесь в имении….тогда…” “Конечно же этот мусор не находится нигде рядом!” - произнес Сань Лан сразу же как осознал, что именно спрашивал Се Лянь. “Господин в полной безопасности! Хуа Чен никогда бы не загрязнил свою резиденцию чем-то таким. В действительности, Господину не стоит больше думать о нем потому, что он никогда больше не будет в состоянии быть увиденным когда-либо.” Се Лянь выдохнул. По крайней мере, Сань Лан выглядит очень искренне в своих заверениях о безопасности Се Ляня и в своем отвращении к Человеку. Се Лянь не был уверен, что такого он мог сделать, чтобы заручится такими чувствами, будь то Сан Лань или Хуа Чен, но если они были подлинными то все, что ему оставалось это быть благодарным. Наверняка кому-то как он не могло действительно так повести? Наверняка должен быть какой-либо подвох? “И знаешь ли ты, что Градоначальник Хуа планирует делать с этим низменным собиральщиком мусора? Он выиграл меня в этом споре, не так ли? Я боюсь, что не могу припомнить многого происходящего той ночью так, что я не знаю, что было сказано обо мне, но я боюсь, что меня перехвалили. Из меня такой себе трофей, особенно для лорда или князя.” Сань Лан наблюдал за ним с загадочным взглядом пару мгновений, прежде чем спросить “Вы напуганы?” “Немного,” - признался он потому, что во лжи не было смысла. “Но я благодарен тому, что мои запястья больше не связаны и что мне дают шанс восстановиться. Я бы чувствовал себя лучше зная, что хотел бы получить от меня Хуа Чен и я сделаю все, что в моих силах чтобы выразить признательность.” Он ведь уже пообещал, не так ли? У него было расплывчатое воспоминание, в промежутках между болью и замешательством, как он произносил что-то похожее. Что он сделает все, что от него попросят, если только Хуа Чен… Если только он… Рука Се Ляня взмахнула к его затылку. Его пальца были встречены гладкой, безупречной кожей под его волосами. Его дыхание прервалось. “Господин?” “Ох.” Слезы вновь наворачивались на глаза. Это действительно не должно было быть неожиданностью, он подозревает, что была подсознательная часть его сознания, которая уже осознавала это. В конце концов, не думал ли он разборчивее? Не легче ли было ему фокусировать внимание на вещах? Поддерживать разговор? Даже садиться без незамедлительной муки? Но действительно чувствовать это, чувствовать как он вновь целый, с здоровым скальпом под его пальцами, исключительно отличалось от простой мысли. У него не было иллюзий по поводу того, что Князь Демонов будет делать с ним все, что тому захочется, с гвоздем или без него, но тот факт, что он потратил время на, то чтобы его вытащить многое для него значил. В конце концов, требовался всего один человек, чтобы укрыть тебя от дождя или вытащить из ямы. “Спасибо…Пожалуйста, передай мою благодарность Градоначальнику Хуа,” - сказал он, голосом полным эмоций. “Нет необходимости в благодарности, тот факт, что это было вообще сотворено, является преступлением наивысшего разряда. Исправление этого это просто восстановление справедливости. Хуа Чен в действительности желает лишь того, чтобы вы восстановились и были в порядке, у вас нет причин для того чтобы бояться его. Он оставит вас в полном покое, если у вас вызывает дискомфорт необходимость пересекаться с ним. Эти имения большие и в вашем распоряжении. Он предоставит вам пространство, в котором вы нуждаетесь для того чтобы свободно себя чувствовать.” “Это правда слишком великодушно, и все эти неудобства ради неприятности, о которой он даже не просил,” - сказал Се Лянь. “Как же Господин может быть неприятностью? Если уж на то пошло, то домовладения Хуа Чена в долгу перед вами за то, что вы осчастливили своим присутствием такое беззаконное место как Призрачный город” “Такими темпами, я думаю, мы запутаем себя в клубке из наших извинений и благодарностей,” - сказал Се Лянь со слабым смешком. Тропа жизни, правда, иногда совершала странные петли и повороты. “Тогда больше никаких благодарностей,” - согласился Сань Лан. “Но я все еще не имел возможность сделать что-то помимо ответа на пару простых вопросов. Будет ли Господин отрицать мое назначение?” “Я уверен, что у Сань Лана есть более высокое назначение, чем потакание мне. Но если бы я попросил что-либо…помытся?” Потому, что если он не был в безотлагательной опасности, это означало, что Се Ляню снова стоит начать следить за базовой гигиеной и это…ошеломляло. Когда он в последний раз делал что-либо помимо того чтобы лежать калачиком на земле или двигаться куда ему сказали или подготавливать себя перед каким-либо новым унижением, которому предстояло случиться с ним? Если он не будет осторожен, то масштаб того, что потребуется сделать чтобы снова стать человеком сокрушит его. Так что ему нужно подходить к этому осторожными шагами. По крайней мере, он уже совершал подобные шаги и даже из более запущенного состояния. У него был план, которому он следовал. Первоначальным шагом, который он совершил после освобождения из гроба, как недавний пример, было смыть с себя могильную грязь. Разумеется, он мог только лежать в пустом поле пока дождь поливал по его истощенной спине, но это смыло достаточное количество подземной грязи, чтобы он снова мог двигать своими конечностями. После этого потребовалось еще множество купаний, чтобы полностью ее с себя смыть, но это было важным первым шагом. Есть что-то такое в пребывании в чистом состоянии. Есть, наверное, что-то в том, чтобы у тебя была возможность физически смыть что-то с себя и надеяться, что хотя бы часть воспоминаний уйдет вместе с этим. Есть наверное что-то в том чтобы не чувствовать больше липкие следы, которые все еще облепляли его ноги и пах под одеждой. Сань Лан казалось бы, был абсолютно воодушевлен тем, что ему, наконец-то дали возможность что-то сделать. “Ванна уже была наполнена! Прямо вот за этой дверью находится банная комната, вы можете использовать все, что вам потребуется.” - Затем, после небольшой заминки, он добавил, “Потребуется ли Господину помощь в купальне?” Маленькая вспышка страха была такой быстрой и пронзающей, что это заставляло замереть. После того как гвоздь был извлечен его эмоции действительно начинали переливаться через край, похоже на ил из озера потревоженный веслом. Этот страх не был оправданным. Выглядело так, будто в Сань Лане не было и капли злого умысла или намерений, но сама мысль, что кто-то будет с ним в одной комнате, когда он был без одежды вызывала сухость во рту. Идея того, что руки будут касаться его кожи, чувствовать, чем он был покрыт, добавлять больше, до… “Нет, нет, я в состоянии справится самостоятельно,” - сказал Се Лянь. Сань Лан выглядел невозмутимым после отказа. Если он заметил дискомфорт в голосе Се Ляня то не подал этому вида. “Тогда я пойду, добуду чистые одеяния, пока Господин принимает ванну. Вода все еще должна быть теплой, но если это не так или вам нужно еще что-то, пожалуйста, позовите меня.“ Се Лянь поблагодарил его и наконец-то выполз из под одеяла на край широкой кровати прежде чем встать. И как любимый питомец, ждущий своего часа чтобы наброситься на хозяина, ударило головокружение. Он чувствовал себя так удобно, что Се Лянь действительно позволил себе стать самодовольным. Никогда, находясь в избушке, он бы не попытался встать так резко, но он сидел без малейшего проявления головокружения и даже не задумывался о нем. Но Се Лянь знал, как долго может занимать процесс восстановления, знал на протяжении веков, еще с того самого времени, как его пронизывали снова и снова на его собственном священном алтаре и оставили ждать пока его тело само затянет себе раны, достаточно для того, чтобы он мог вернуться к своей семье. Так что то, как комната начала кружится и его желудок свело в спазме, само по себе, не должно быть неожиданностью. Все, что он мог сделать, это напрячь свои мышцы, укрепить стойку своих ног и пытаться ровно дышать пока это не пройдет. Надеясь, что это пройдет, прежде чем он упадет и окажется в ногах у Человека, почувствует его ботинки на своих ребрах из-за того, что он разозлил его своей неуклюжестью, воспользуется, тем как он распластан и доступен и….. “Господин?” - голос был острый, наполненный беспокойством, но он не ощущался как царапающий гвоздь для его ушей, как это было раньше. Рука сомкнулась вокруг его локтя, но это не было угнетающим жестом, это не было наказанием. Прикосновение было легким как перышко, но непоколебимым, благословенный якорь в изменчивых морях бурлящего желудка Се Ляня. По нему прошла дрожь, но нашел себя позволяющим все больше и больше своего веса прижать к этой руке. Она не вздрогнула и не позволила ему упасть. “Вам плохо?” - волновался голос. “Просто кружится голова от резкого подъема,” - прошептал Се Лянь. “Это пройдет. Не волнуйся, Сань Лан.” “Не хотите ли вы присесть?” Не хотел ли он? Еще не при одном из этих головокружений у него не было такого выбора. Он всегда находился в состоянии того, что им командовал или двигал Человек и даже тогда, это было лишь выбором между тем способен ли он подчиняться или же он не справится и будет наказан. Будет ли лучше, если он присядет? Да, будет. Но каким-то образом оставаться неподвижным сейчас ощущалось невыносимым. Он чувствовал себя преследуемым, даже в этой спокойной и неприхотливой комнате, стоя рядом с спокойным и нетребовательным Сань Ланом. Ему казалось, что если он не продолжит двигаться вперед, то он может провалиться в бездну, поджидающую его позади. “Я в порядке, мне уже лучше. Я просто встал слишком резко, правда. Это моя вина.” Не выглядело, так чтобы эти слова удовлетворили Сань Лана, но он не сделал никаких попыток следовать за ним, когда Се Лянь двинулся вперед. Се Лянь послал ему обнадеживающую улыбку и затем направил все свое внимание на то, чтобы добраться до ванной комнаты, по пути стараясь лучше оценить свое нынешнее положение. Стоячее положение, по всей видимости, значительно отличалось от сидячего. Полезно было это узнать. Больше информации. Даже после того как он позволил себе на некоторое время опереться на Сань Лана и позволит дурноте успокоится, она не ушла до конца, как это было когда он был в кровати. Это было, как-будто какая-то часть его тела знала, что он был слишком высоко, и ожидала падения. Краткие взгляды на пол вызывали головокружение, но не смотреть на него вызывало чувство оторванности от собственных ног. Все находящиеся в комнате, казалось бы, только и хотело выскользнуть из под него. Но он вздохнул и шагнул вперед. Затем сделал еще шаг. Медленно, размеренно и уверенно, не делая следующий шаг пока он не убедится в том, что его стопы были на ровной поверхности и не шатались. Таким образом, он добрался до ванной комнаты и смог с благодарностью закрыть за собой дверь. Даже, несмотря на то каким приятным был Сань Лан, есть что-то такое в пребывании в комнате без наблюдения. Ну, в основном без наблюдения. Бабочка пролетела позади него, ведя себя, так будто бы она лениво следовала потоку ветра. Се Лянь одарил ее не впечатлённым взглядом и сказал оставаться за ширмой которая стояла перед изысканной ванной. И она послушалась, смиренно порхнув на низкую полку, надлежащим образом отчитаная. Качая головой, Се Лянь вытянул руку и позволил ей пройтись по стене, по полочке, по ширме, чтобы помочь себе сохранять баланс теперь, когда за ним не так пристально наблюдали. Идти с точкой опоры было легче, чем без. Еще больше полезной информации. Так же как и спальня, это комната была прекрасно обустроена. Ванная была выполнена из меди с гравировкой, и на нее должно быть была наложены какие-то чары, потому что от воды исходил легкий пар. Разные баночки и чаши были расположены на многоярусном столике в углу, мягкая башня из полотенец находились чуть ниже и по периметру стен располагались влаголюбивые цветы, привносящие в комнату умеренный аромат. Это было так не похоже на вызывающее агонию ошеломление, в котором он находился ранее, что это заставляло все его воспоминания об Игорном доме ощущается нереальными. Как просто ночной кошмар. Но ничего из этого не было сном. Он знает это, исходя из боли, которая все еще излучается во всем его теле и по тому, как напряглись все его мышцы, когда он положил руку на пояс своих одеяний. Он не хотел снимать их. Не то чтобы их наличие как-то ему помогало. И не то чтобы до этого снять их было возможным, по крайней мере, не полностью, не с тем как были связаны его руки за спиной. Но ему не нравилась идея того чтобы быть тем кто расслабит пояс, раскроет себя самостоятельно для большой тщательно изучающей комнаты. Се Лянь вздохнул и покачал головой. “Тщательно изучающей”, как будто сама плитка наблюдала за ним. Единственные глаза в этой комнате принадлежали бабочке, которая послушно осталась вне поля зрения и его собственные, которые смотрели на него в ответ из бронзового зеркала, висящего на стене. Как это обычно и было с чем-то болезненным или унижающим, было намного лучше просто сделать это быстро и принять это. Он распахнул поношенный тканевый пояс в стороны и позволил одеяниям упасть комком на пол. Холод настиг сиюминутно даже в такой распаренной комнате и Се Лянь не оставил себе мгновения чтобы почувствовать стыд неуклюже забрался в теплую ванну. Это стоило того. Се Лянь застонал и опустился в воду по самый подбородок. Это, возможно, даже стоило того, чтобы ходить с гвоздем в голове. Это определенно стоило той мигрени которую он испытал по прибытию в Призрачный город. Он не может вспомнить когда в последний раз у него была возможность находится в такой горячей ванне, не говоря уже о том чтобы она была достаточно велика для того чтобы погрузиться в нее всем телом. Его ванны обычно представляли собой попавшиеся ему на пути озера или реки или иногда проплаченные в кабаках тазы, которых еле доставали до бедра. Эта ванна казалось, стремилась выжать из него всю боль, проживающую в его теле на протяжении последних веков и распылить ее в своем сладко пахнущим пару. Какое-то время он просто сидел, нежась в воде, без какой-либо спешки, потому что вода не выглядела склонной к тому, чтобы остывать. И только после того как ему стало совестно от того, что он оставил Сань Лана в полном одиночестве он начал экспериментировать с разными принадлежностями оставленными на краю ванной. Он нашел несколько баночек порошковой фасоли для ванной, каждая смешанная с различными видами пряностей, судя по запаху. Он нашел самые сильные из них и взял горсть, надеясь, что абразивность мыла поможет отскрести наихудшую грязь. К счастью, оказалось, что чары не закачивались на поддержании температуры и несмотря, сколько он терся, вода не мутнела. Постепенно Се Лянь перешел на более мягкие мыла, и продолжил отскрёбывать, пока его кожа не стала розового оттенка и даже после, еще немного продолжал скрести. Его кожа начинала болеть от такого напора, но у него вызывала отвращения мысль о том, чтобы остановиться пока он не будет чистым. Наверное еще чуть чуть. Еще чуть чуть. И чем больше он отмывал свои руки, спину, ноги, ступни, тем меньше ему приходилось думать о двух последних местах на своем теле, которым ему неизбежно придется уделить внимание. Первыми были его волосы. Се Ляню не хотелось даже пробовать окунать голову. Он чувствовал густые колтуны и маслянистость которые бы просто полностью отринули воду. Вторым были места между его бедер. Се Лянь облокотил спину на изгиб ванны и уставился в потолок. Даже он был красиво оформлен темными балками. Кому-то пришлось вложить в эту комнату много времени и усилий. С взглядом, прикованным к потолку, он опустил одну из своих рук вниз, между своих ног. Он чувствовал как сжимаются мышцы на животе даже до того как он потревожил гладь воды. Его сейчас стошнит. Он закрыл глаза и вдыхал пар. Это необходимо было сделать. Если остальное тело Се Ляня можно было назвать грязным, то это не идет ни в какие сравнения с этим местом. То, что все еще прилипало к нему…. внутри него… было неописуемо. Он почувствует себя лучше, когда эта задача будет выполнена и когда он полностью вытравить этого Человека со своего тела. И все же. И все же, он чувствовал….что-то. Изнеможённость. Не страх, скорее гнев, если он позволит. Но он знал, к чему ведет этот путь и он не ступит на него еще раз. Не важно, в какую пропасть его сошлют, он не позволит своему гневу поглотить других в своей пасти. Он просто должен двигаться вперед, поэтому он, удерживал свой взгляд на потолке, начал проговаривать сутры этики у себя в голове. Он схватился за плоть между своими ногами настолько клинически, насколько вообще был способен, прикасаясь только для того чтобы достичь чистоты и не капли больше. И каждое мгновение страшился того, что плоть ответит на прикосновения. Что она затвердеет, откажется опускаться, пока ему не придется вырвать из нее еще одну нежеланную разрядку. Только в этот раз это произойдет от его рук, вместо чужих. Но этого не произошло и ему не пришлось. Он отмыл плоть без происшествий. То, что ему стоило отмыть дальше, было еще хуже. В то мгновение как он позволил пальцам коснуться этого места, такого изношенного и воспалённого, он почувствовал как что-то в его разуме начало начало утекать от него. Как капли воды по его спине, утекая, пропадая в ванне. Он лишался какой-то части самого себя. Он все еще был в комнате, все еще в воде, но он был в трех шагах от своего тела. Все что он мог это терпеть так, что он ждал, отрешенный от ощущений, отрешенный от чувств, отрешенный от мыслей. Пар, исходящий от воды почти имитировал то, каким было раньше его зрение. Он часто был в состоянии туманном и расплывчатом, прямо, перед тем как это происходило потому, что это было лучше чем то, когда все было четким. Если он провалится в это состояние, позволит своему разуму продолжать утекать, быть может, он и не вспомнить то, что произойдет дальше. Ничего не произойдет дальше. Собственная рука Се Ляня колебалась над его бедрами и все. Ничего не произойдет, если он сам этого не сделает. Он не хотел этого делать. Он просто хотел вернуться в нежную кровать, закрыть свои глаза и никогда ее не покидать. Он должен был быть чистым. И прямо как смещенный сустав, это просто должно было произойти, и никто кроме него не мог это сделать. Он вымыл себя. Он не был до конца уверен как, только то, что это должно быть произошло, потому что когда он пришел в себя он чувствовал озноб и дрожь, даже оставаясь в воде. Кусочки потерянного времени всплывали, словно пузыри в ванной, но он даже не пытался угнаться за ними. Было достаточно того, что он сделал то, что должен был. Никто не говорил, что ему нужно думать об этом. Ванна больше не являлась привлекательной, он больше не желал в ней находиться. Вода должна была быть зараженной теперь, несмотря на любые чары наложенные на нее. Он даже не пытался справиться с волосами. Это было гиблое дело, лучше срезать их и начать сначала. Он, скорее всего, мог бы попросить Сань Лан принести ему какие-нибудь ножницы. С этими мыслями он поднялся из воды, чтобы высушиться и одеться. И, с жаром от ванны, устремившемуся к его уже и без того кружащейся голове, Се Лянь сиюминутно отключился.