Мой нежный альфа

Взвизгнув шинами, автомобиль резко затормозил возле какого-то неказистого дома на окраине Йокогамы. Достоевский покинул салон, заметив неподалёку машину Николая, и подошёл к двери, которая оказалась приоткрыта. Внутри было темно, и Фёдор зажёг свет, стукнув рукой по выключателю. Несколько человек охраны, которые находились в доме, лежали на полу без движения и были то ли в отключке, то ли мертвы. Фёдор подошёл к одному из них и, склонившись над ним, прощупал пульс на его шее. Человек был жив, как и другой, лежавший в нескольких метрах от него, но ещё трое охранников оказались мертвы: дырки во лбах и красные лужи под их головами не оставляли сомнений в том, что они трупы. Достоевский выпрямился и, достав из кармана мобильный, набрал номер Гоголя, однако телефон того был недоступен. — Чёрт! — выругался Фёдор, хотя решил, что не стоит слишком переживать по этому поводу, так как Николай должен был быть уже в хранилище, а оно находилось глубоко под землёй, и там не всегда ловила связь. Пройдя в спальню, Достоевский заметил, что кровать сдвинута в сторону, как и ковёр, лежавший под ней, а крышка люка открыта. И это было неудивительно, ведь если Дазай здесь побывал, то должен был пройти именно этим путём, и, возможно, он всё ещё там, а машину где-нибудь спрятал, так как возле минки Фёдор её не видел. Если же Дазай ушёл, то наверняка специально не стал утруждать себя наведением порядка или вышел другим путём. Фёдор подошёл к люку и, включив фонарик, спустился вниз по ступенькам. Вход в доме вёл в секретные туннели «Крыс» под Йокогамой, их протяжённость составляла около полусотни километров. Туннели имели множество ответвлений, а также ещё три выхода, и вели они к штаб-квартире организации и тайному хранилищу; о последнем знали лишь избранные. Вход, через который прошёл Фёдор, был ближайшим к хранилищу, поэтому он изначально не сомневался, что Дазай воспользуется именно им. Пройдя по прямой около километра, Достоевский свернул вправо, а ещё через пять минут пути влево. Вскоре он остановился у массивной двери, сделанной из толстого металла. Замок на ней был сломан и, ощупав его, Фёдор понял, что в него попали несколько пуль. Открыв дверь, Достоевский чуть не перецепился через Гоголя, который лежал в нескольких шагах от входа. Фёдор посветил на него фонариком и присел, проводя по его лицу пальцами. — Как же ты так прокололся? — задал вопрос Достоевский, затем похлопал Николая по щекам, однако тот никак на это не отреагировал, и Фёдор всё-таки проверил его пульс. Гоголь был жив, впрочем, Достоевский в этом и не сомневался, так как знал, что Дазай не стал бы его убивать. Осмотрев Николая, он обнаружил на затылке того неглубокую рану и снова похлопал его по щекам. Гоголь застонал, приходя в сознание и слегка приоткрыв глаза, встретился мутным взглядом с любовником. Достоевский помог ему сесть и опёр спиной о стену. — Ты же знал с кем имеешь дело, — проговорил он и покачал головой. — Как ему удалось тебя вырубить? — Когда я пришёл и увидел, что дверь открыта, то подумал, что Дазай внутри, я не ожидал нападения сзади, он явно меня поджидал, — объяснил Николай и дотронулся пальцами до своего затылка, поморщившись и зашипев от боли; его пальцы окрасились кровью. Фёдор извлёк откуда-то бинт и перевязал голову Гоголя. Затем спросил: — Когда примерно это произошло? Николай посмотрел на часы и сказал: — Минут тридцать-сорок назад. — Голова кружится, тошнит? — Слегка, — ответил Гоголь. — Сиди здесь. Я сам схожу в хранилище и проверю, что пропало, — с этими словами Достоевский поднялся на ноги и, повернувшись к Николаю спиной, пошёл по длинному, узкому коридору, пока не упёрся в дверь. Эта дверь также была сделана из металла, только ещё более толстого, чем первая, и она вполне могла выдержать взрыв. Дверь оказалась открыта, а системы защиты были отключены. Фёдора нисколько не удивил этот факт, так как Дазай знал и об электричестве, и о ядовитых парах, и о кислоте. Система защиты работала против несанкционированного проникновения, и если кто-либо, кроме Достоевского и Гоголя, попытался бы войти в хранилище, сначала его шибануло бы мощным разрядом, который был способен убить человека. Если бы злоумышленнику каким-то образом удалось избежать удара электрическим током, сверху над дверью, открылся бы клапан, и помещение заполнилось пара́ми смертельного яда менее, чем за минуту; сбежать не представлялось возможным. Однако Фёдор установил ещё одну ловушку: при несанкционированном проникновении внутрь, должны были открыться ещё несколько клапанов, расположенных на потолке на расстоянии полутора метров друг от друга, из них, словно из душа, полилась бы кислота. Толкнув дверь, Фёдор вошёл в хранилище и, включив свет, окинул его беглым взглядом. Он примерно представлял, что могло понадобиться Дазаю, поэтому сразу же направился к дальней стене и осмотрел полку, на которой стояла небольшая коробка. В ней находились ампулы, и Фёдор не досчитался одной из них. — Чёрт! — выругался Достоевский. — Так и знал. Ну что за идиот? Сзади послышались шаги, а затем, почти над ухом Фёдора, прозвучал голос: — Вирус? Нахрена он ему понадобился? Достоевский ничего не ответил, подойдя к другой полке, он взял с неё другую коробку, в которой также были какие-то ампулы и пересчитал их, выругавшись матом. — Что такое? — спросил Николай. — Антидот на месте. — В смысле? Он не собирается... — Николай не договорил, так как Фёдор его перебил: — Мы лишь раз использовали этот вирус, потому что он слишком опасен даже для тех, кто решил его применить, несмотря на то, что они знают, на что идут. Если не ввести антидот в течение двадцати минут, как итог — мучительная смерть. — Он подошёл к какому-то шкафчику и открыл его, пересчитав защитные костюмы, висевшие в нём, затем сам себе кивнул, будто в подтверждение какой-то догадки. — Глупо было надеяться на то, что он возьмёт костюм, если не взял антидот. Противогаз не спасёт от вируса, использовать его без костюма не имеет смысла, так как вирус проникает в организм не только через дыхательные пути, но и через поры кожи, и слизистые оболочки. Достоевский сгрёб несколько костюмов вместе с противогазами и сунул их Николаю в руки, затем снова взял коробку, где хранился антидот и извлёк из неё несколько ампул, только сейчас заметив на дне какой-то листок. Развернув его, Фёдор прочитал текст, написанный почерком Дазая в столбик: «1) 6 лет обучения в медицинском; 2) 2 года — в ординатуре; 3) 5 лет практики; 4) Получение многомиллиардного состояния в наследство; 5) Ещё 2 года практики; 6) Сдача экзаменов на сертифицированного врача. 7) Многолетняя работа на износ. Итог: любовь к медицине или прикрытие?» — А ведь он прав, — произнёс Достоевский, кладя листок на полку и сгребая рукой несколько одноразовых шприцов. — Ты о чём? — спросил Гоголь, так как не видел, что написано на бумаге. — Мори и есть босс Портовой Мафии. Поехали, — скомандовал Фёдор и направился к выходу. — Хранилище закрой.

***

Подъехав к минке отца, Дазай вытащил пистолет и бросил его в бардачок. Он знал, что оружие ему сегодня не пригодится. Для того, чтобы убить всех, кто находится в доме, достаточно раздавить ампулу, которую он взял в хранилище Фёдора. Где тот достал этот вирус, Осаму не знал, он был у него ещё в то время, когда Дазай работал на организацию, впрочем, как и антидот. Однако Осаму намеренно не стал брать последний, поскольку понимал, что вряд ли у него будет возможность им воспользоваться. Во-первых, если антидот распылить в воздухе, то он сработает на всех, кто попадёт под воздействие вируса, поэтому в его использовании в таком виде не было смысла. Во-вторых, ввести антидот можно было внутривенно или внутримышечно, но пронести с собой шприц, не вызвав подозрений у охраны отца, не представлялось возможным: наверняка его обыщут, спрятать маленькую ампулу, чтобы её не нашли, было вполне реально, но со шприцом этот номер не пройдёт. Почему Осаму решил использовать именно вирус? Потому что это был самый простой способ убить всех, независимо от того, сколько людей будет находиться на минке. Вирус имел почти мгновенное действие, стоило разбить ампулу, и все, кто находится в радиусе пятидесяти метров окажутся заражены, и это с учётом ветра, если ампулу разбить на улице. На более дальнем расстоянии вирус уже не мог причинить кому-либо вреда из-за слабой концентрации в воздухе. Он впитывался в живой организм через поры кожи или попадал через слизистые, само собой, проникал также через дыхательные пути, однако через две минуты начинался его распад, а через пять минут вирус исчезал, и кислород становился полностью безопасным. Заражённого человека вирус убивал через двадцать минут: сначала появлялось головокружение и тошнота, затем кровотечение из носа, сильный кашель, шла кровь изо рта и глаз, наступал полный паралич мышц и отказ всех внутренних органов, как результат — смерть. В мёртвом теле также начинался полураспад вируса, а через час в организме от него не оставалось и следа. Поскольку ближайший соседний дом находился на расстоянии более семидесяти метров от минки отца, Осаму не переживал о том, что пострадают невинные люди. Когда выезжал из Токио, он позвонил Акутагаве и спросил его о том, работает ли тот ещё в доме отца, и Рюноске ответил, что уволился. Дазай не спрашивал почему, так как и так знал причину, ведь он предупреждал его об этом. В том, что охрана его пропустит, Осаму не сомневался, тем более, если не обнаружит при нём оружия. Всё-таки он был сыном Мори, и наверняка прежде, чем пристрелить, отец захочет выяснить причину его визита. Спрятав ампулу во рту, Дазай направился к минке. Дверь открылась раньше, чем Осаму успел к ней подойти, и из неё вышли двое охранников. — Кто такой? — спросил один. — Сын хозяина этого дома, — ответил Дазай. — Отец дома? Второй охранник поднёс рацию к губам и произнёс: — Мори-сан, тут какой-то парень. Говорит, что ваш сын. — Обыскать его, — послышался ответ, и охранник (мафиози, как полагал Дазай) приступил к обыску. — Чисто, — проговорил он в рацию. — Пропустите. Осаму прошёл в дом, заметив, как по лестнице спускается Мори. — Что на этот раз? — спросил он, хмуро посмотрев на сына. — Соскучился, — с улыбкой ответил Дазай, а Мори ухмыльнулся. — Ну да, рассказывай. Так что тебе нужно? — Хочу обсудить с тобой кое-что. Мори ничего не ответил, лишь кивком головы приказал сыну следовать за собой. Подойдя к кабинету, он первым вошёл внутрь, а Осаму последовал за ним. Дверь кабинета он оставил слегка приоткрытой, незаметно засунув между язычком замка и запорной планкой ампулу, оставшись стоять рядом. — Присаживайся, — Мори кивнул на один из стульев. — Спасибо, я сегодня уже насиделся. К тому же, я ненадолго. — Уверен? — спросил Огай, и тон его прозвучал не просто холодно, в нём проскользнули нотки угрозы. Дазай ничего не ответил, не сдвинувшись с места, готовый в любой момент закрыть дверь полностью, тем самым раздавив ампулу. Осаму не сомневался, что ампула будет разбита при любом раскладе, даже если Мори его пристрелит, стоит кому-то открыть или закрыть дверь, вирус тут же попадёт в воздух. — Так что тебя ко мне привело? — спросил Огай. — Неужто не догадываешься? — Фёдор? — спросил Мори и, не дожидаясь ответа, добавил, сверля сына взглядом пронзительных глаз: — Он нарыл на меня достаточно много информации. Покушение на него в Токио сорвалось, значит, вы виделись. — Да. И теперь мне известно кто ты на самом деле, и что это именно ты убил моего отца. — Что ж, — произнёс Огай, присаживаясь на диван и продолжая смотреть на сына. — Если ты пришёл сюда за ответами, я дам их тебе, но, честно говоря, не понимаю твоих мотивов. Дазай, ты же не глупый человек, так для чего тебе всё это понадобилось? Ты осознаёшь всю серьёзность ситуации и последствия своего визита? — Конечно, — равнодушно произнёс Осаму. — Я понимаю, что после этого разговора я вряд ли смогу уйти живым и даже если убью тебя, с минки мне не выбраться. — Тогда спрашивай. — Ты действительно взял моего отца силой? — Твой отец оказался, меркантильной шлюхой, — ответил Мори, внимательно следя за реакцией Осаму, но тот оставался невозмутим. — Отто вступил со мной в связь по своей воле, но когда мой отец узнал о его измене, он испугался, что лишится богатого мужа и обвинил меня в изнасиловании. Из-за него я потерял всё. Мне пришлось работать, не покладая рук, чтобы получить хоть какое-то образование, я спал по три часа в сутки и часто ходил полуголодным из-за нехватки денег и времени на перекус. Иногда вырубался на лекциях, иногда на работе, а однажды меня увезли на скорой прямо из университета, когда я потерял сознание. Это был голодный обморок. — Может, тебя пожалеть? — холодно спросил Осаму. — Знаешь, ты поставил меня в такую же ситуацию, и я вынужден был учиться, работать, ещё и бегать в больницу к Чуе. Но в голодные обмороки не падал, разве что вырубался без сил, едва добравшись до кровати. — Нет, — сказал Мори. — Я не рассчитываю на твою жалость, да она мне и не нужна. Просто в какой-то момент мне осточертела такая жизнь. Мне было известно о том, что мой двоюродный брат Тацухико Шибусава промышляет чем-то не совсем законным, и я решил поговорить с ним об этом. Он состоял в небольшой банде, которая занималась в основном грабежами, хотя они частенько не брезговали и убийствами и даже иногда получали заказы, за которые щедро платили. Я присоединился к банде. Меня научили стрелять, помню, как любил ощущение тяжести пистолета в руке. Шибусава говорил, что у меня талант. Мори сделал паузу и усмехнулся, затем облокотился на спинку дивана и продолжил свой рассказ: — Но больше всего мне нравилось холодное оружие, особенно скальпели. С каждым убийством я оттачивал своё мастерство, пока не овладел им идеально. Промышлять грабежами мне не особо нравилось, так как там никогда нет уверенности в том, какой куш сорвёшь, поэтому я брался за заказные убийства. Несмотря на то, чем я занимался, учёбу не бросил; банда росла, постепенно превращаясь в подобие организации. Был там лидером один паренёк, но, если честно, чтобы привести организацию к процветанию, у него бы попросту не хватило ума, и я его убил. Для всех — это сделал Шибусава, и именно он стал новым управляющим организации, то есть главой исполкома теперь, а я ещё за несколько месяцев до убийства прежнего босса, ушёл в тень. Все распоряжения передавались через Шибусаву, и если бы что-то пошло не так, отвечать пришлось бы ему, хотя нет, не пришлось бы, ведь я бы не допустил, чтобы он заговорил. О том, кто босс организации на самом деле знал лишь узкий круг лиц, так оставалось до сих пор и так будет впредь. Когда умер мой отец, я решил лишь забрать то, что принадлежало мне по праву и дело было даже не в мести. О том, чтобы забрать тебя я изначально не думал, но если бы я не доказал своё отцовство, то вопрос с наследством был бы довольно спорным. Оказалось, что быть родителем не так просто, может быть, не всем это дано, и я осознаю, что уделял тебе недостаточно внимания, но и не могу сказать, что не испытывал к тебе никаких чувств. Ты мой сын и я любил тебя по-своему. Наверное, это закономерность: я связался с мужем отца, а мой сын повторил мою судьбу. Смешно? Интересно, повторил бы твою судьбу твой ребёнок? Не думал об этом? — Нет, — ответил Дазай и, развернувшись в пол оборота, положил руку на дверную ручку. — Уже уходишь? — спросил Мори, вставая с дивана и направляя на Осаму пистолет. — И даже ничего мне не скажешь? Например, что думаешь обо всём этом? — Я лишь хотел закрыть дверь плотнее, — произнёс Дазай, улыбнувшись Мори странной улыбкой, и толкнул дверь вперёд, захлопывая её полностью. Звук, с которым лопнуло стекло ампулы, перекрыл щелчок замка, поэтому Мори ничего не заметил, да и как бы он мог предположить нечто подобное? — Так что у тебя был за план на самом деле? — спросил Мори. — Что ты задумал? Пришёл в мой дом один, безоружный, наверняка зная, что тут полно охраны. На что ты рассчитывал? Хотя ты же в одной связке с Фёдором, он должен тоже пожаловать в гости? — Возможно, он и придёт, — проговорил Осаму и опёрся об дверь, ощутив первые симптомы заражения вирусом. — Но вряд ли теперь это важно. — Что ты хочешь этим сказать? — спросил Мори, также почувствовав лёгкое головокружение, но не придал этому значения. — Знаешь, — произнёс Осаму, глядя в глаза отца. — Я хотел тебя пристрелить в тот день, когда ты заблокировал мои счета, — Осаму криво усмехнулся, и без страха посмотрел в дуло пистолета. — Я не нашёл ключи от машины, — продолжил он, — а так же драгоценности своего отца. В тот день я окончательно убедился в том, что ты причастен к аварии и что делаешь ты это всё для того, чтобы я не смог помочь Чуе. Но потом я вспомнил твой разговор с Шибусавой. Мне было двенадцать и тогда я не понимал о чём вы говорите, но потом до меня дошло, что вы обсуждали убийство. Я решил выяснить кого ты заказал десять лет назад и лишь после этого рассчитаться с тобой за всё сполна: и за Чую, и за своего отца. А знаешь на что мне пришлось пойти, чтобы найти эти проклятые деньги? Осаму почувствовал, что головокружение становится сильнее, а к горлу подступает тошнота, дышать становилось всё сложнее, и он начал сползать вниз. — Что происходит? — спросил Мори и тоже покачнулся, ощутив те же симптомы, а Дазай продолжил: — Мне пришлось переспать с ним. — Дазай не смотрел в этот момент на отца, просто не было сил хотя бы просто поднять голову. — И это ещё мягко сказано. Знаешь, что он делал со мной в те три дня и три ночи, которые стали платой за спасение жизни любимого человека? Осаму с трудом поднял голову и попытался встретиться взглядом с отцом, тот упал на диван, выронив пистолет, из его носа струйками текла кровь. Дазай провёл пальцами по своему лицу, затем поднёс их к глазам, перед которыми всё плыло и смог разглядеть на них что-то красное. — Что происходит? — снова спросил Огай. — Что ты сделал. — Убил нас, — Осаму хотел расхохотаться, но получилось выдавить из себя лишь слабый смешок. — Убил всех, кто находился на этой минке. — Как? — Мори попытался подняться на ноги, но у него не получилось этого сделать, тогда он постарался дотянуться до пистолета, однако напрасно. — Не трать зря силы, — произнёс Дазай. — Иначе умрёшь быстрее. Через десять минут все твои органы откажут и наступит смерть. — Зачем? — спросил Мори. — Ты же тоже умрёшь. — Да. Но мне уже всё равно. Чуя поправился, у него есть деньги, к тому же после твоей смерти, он унаследует всё остальное. Бедствовать не будет. Жаль, конечно, что я не увижу своего сына, но это того стоило. Дазай закашлялся, практически одновременно с ним закашлялся и Мори. Осаму завалился на бок, почти теряя сознание. Откуда-то издалека до него донеслись звуки выстрелов, но мысли путались и в этот момент он не понимал, что это значит. Кто-то толкнул дверь, но открыть не смог, из-за тела Дазая, которое всё ещё её подпирало. Последовал новый толчок, более сильный, а затем ещё и ещё, дверь поддалась и слегка приоткрылась, сдвигая тело Осаму в сторону. Ещё один толчок, и она открылась шире, а затем в щель проскользнула чья-то фигура. Дазай не мог видеть, кто вошёл внутрь, и, даже ощутив знакомый запах, не в состоянии был этого понять. Кто-то присел рядом с ним и прижал его к себе, до слуха Осаму доносилась лишь бессвязная речь. Однако мутнеющее сознание на миг прояснилось, и Дазай приоткрыл глаза, силясь рассмотреть, кто перед ним. — Чуя, — прошептал Осаму, улыбаясь. Наверное, эта улыбка выглядела глупо со стороны, но Дазаю было плевать, да и, вообще, он не был уверен, что возлюбленный ему не померещился. Голова соображала плохо, казалось, что сами попытки мыслить вызывают в ней нестерпимую боль. Пощёчина слегка прояснила сознание, и Дазай понял, что Чуя не мираж. — Что ты здесь делаешь? — едва слышно спросил он, и Накахара был вынужден склониться к нему, чтобы расслышать его слова, однако отвечать на вопрос он не стал, а почти прокричал: — Что происходит, Дазай? Что ты наделал, придурок? — в голосе Чуи ясно звучало отчаяние, он потряс Осаму за плечо, затем, более тихо добавил: — Что ты сделал? — Отомстил, — прошептал альфа и, не в силах более удерживать веки открытыми, закрыл глаза. — Нет-нет-нет! — выкрикнул Чуя и прижал голову Осаму своей груди, по его щекам текли горячие слёзы, которые падали на лицо возлюбленного, смешиваясь с кровью, сочащейся из его глаз. — Идиот, какой же ты идиот! Как ты мог так со мной поступить? Дазай молчал, ответить что-либо он был просто не в силах, да и слышать Чую уже не мог. Он чувствовал, как проваливается во тьму и ощущал какую-то странную лёгкость, будто его тело стало невесомым и парило где-то под облаками. Чуя прижимал его к себе всё крепче, без устали повторяя: — Нет-нет-нет. Неожиданно дверь резко распахнулась, и Чуя увидел перед собой человека в каком-то странном защитном костюме жёлтого цвета и в противогазе. Противогаз человек снял, и Накахара узнал в пришельце Достоевского. Тот не удостоил его взглядом, лишь сказал: — Отойди, — это было произнесено тоном не терпящим возражений, и Чуя послушно отпустил Дазая и отполз в сторону, с надеждой глядя на Достоевского. Тот извлёк откуда-то шприц, наполненный какой-то жидкостью и вколол его содержимое в плечо Осаму. Вытащив иголку, Фёдор отбросил шприц в сторону, разминая пальцами то место, куда ввёл препарат. — Ничего, всё будет в порядке, — сказал он, но Чуя не понял к кому он обращается: к Осаму, к себе или к нему. Достоевский посмотрел на Чую и спросил: — Как долго ты здесь находишься? — Не знаю, — ответил Накахара. — Минут семь-десять. — Что происходит? Что сделал Дазай и что теперь будет с ним? Вместо ответа Фёдор снова спросил: — Голова не кружится, не тошнит? — Кажется, нет. Да что происходит? Ответь уже наконец! — У него спросишь, когда очнётся. — Он очнётся? — с мольбой во взгляде спросил Чуя. — Да, — последовал короткий ответ. — А что с остальными? — Мертвы. За спиной Фёдора замаячила фигура в таком же защитном костюме, как и на Достоевском, только в противогазе. — Уберите трупы, здесь никого не должно оставаться, кроме Мори, — не оборачиваясь, сказал Фёдор. — Противогаз сними. Вируса в воздухе больше нет. — Вируса? — пробормотал Накахара, но ему никто не ответил. Человек снял противогаз и ушёл, Фёдор же подошёл к Мори, лежавшему на диване, и проверил пульс. Не сказав больше ни слова, он покинул комнату, забрав с собой использованный шприц, а Чуя провожал его удивлённым взглядом. Коснувшись пульсирующей жилки на шее Осаму, Чуя удостоверился в том, что тот жив. Дыхание возлюбленного стало ровнее, и о его недавнем состоянии напоминала лишь кровь на лице, которую Накахара попытался стереть, найденной в кабинете, ветошью. Однако полностью убрать следы крови с лица Дазая ему не удалось, так как она успела подсохнуть. Скрипнула дверь и в помещение вновь вошёл Достоевский, он передал Чуе бутылку воды, сказав, что Дазай захочет пить, как только очнётся. Накахара не стал задавать вопросов этому странному альфе, а молча взял у него из руки бутылку с водой и поставил её на пол. Положив голову Осаму на свои колени, Накахара зарылся пальцами в каштановые волосы и опёрся спиной о дверь, прикрыв глаза. Его била мелкая дрожь, а от понимая того, что он чуть не потерял сегодня Дазая навсегда, внутри всё холодело. Прошло минут пять, а может быть, десять, и Чуя почувствовал прикосновение к своей руке. Открыв глаза, он встретился взглядом с карими глазами. — Чуя, — тихо произнёс Осаму и слегка приподнял голову с его колен, затем опёрся на руки и принял сидячее положение. — Что ты здесь делаешь? Накахара молча протянул Осаму бутылку воды и, оперевшись о стену руками, поднялся на ноги, взяв в правую трость, которая валялась на полу. Дазай свинтил крышку с бутылки и присосался к горлышку, жадно глотая спасительную жидкость, а когда напился, поставил бутылку на пол. Накахара какое-то время молчал, сверля Осаму взглядом, затем медленно, будто обдумывая каждое слово, проговорил: — Что это было? — Ты о чём? — невинно глядя на Чую, спросил Дазай. — Не еби мне мозг, — прошипел Накахара. — Ты знаешь о чём. Что ты сделал? Как всех убил и почему сам решил сдохнуть? Говори правду! — Какие мы грозные, — насмешливо улыбнулся Осаму, а Чуя смерил его таким взглядом, от которого, видимо, Дазай должен был превратиться в глыбу льда. — Отвечай, что ты здесь устроил, сволочь! Или я за себя не ручаюсь. — Ого! — Дазай поднялся на ноги и посмотрел в голубые глаза. — В ход пошли угрозы? — Если ты продолжишь изображать из себя шута, клянусь, я переломаю тебе все кости вот этой тростью! — Чуя угрожающе начал надвигаться на альфу и демонстративно приподнял трость, будто замахиваясь, Дазай в притворном ужасе начал отступать назад, пока не упёрся задом в стол. — Прошу вас, не надо, повелитель, — взмолился он, а Чуя со злостью опустил трость ему на ногу, глядя на него уничижительным взглядом. Послышался вскрик, вполне настоящий, не притворный, а Чуя спросил, криво усмехаясь: — Добавить? — Нет-нет, — Дазай вскинул руки, будто пытался защититься. — Я расскажу, но неужели ты хочешь говорить об этом здесь? — Я хочу говорить об этом здесь и сейчас, иначе боюсь, что пока мы доберёмся до дома, я тебя придушу! — Злюка! Я и так чуть не умер сегодня. — Именно поэтому! — Ладно. Я разбил ампулу со смертельным вирусом. Он способен убить всех, кто находится в радиусе пятидесяти метров. Заражение происходит почти мгновенно, вирус проникает в организм не только через дыхательные пути, но и через кожу и слизистые. Через пять минут после распыления в воздухе, он распадается и заразиться кому-то ещё по истечению этого времени уже невозможно. Для того, чтобы нейтрализовать действие вируса в организме, необходимо использовать антидот, распылив его в воздухе или введя внутримышечно или внутривенно. — Значит, это его тебе вколол Достоевский? — Да, — кивнул Осаму. — Почему ты сам не воспользовался антидотом? — Потому что не взял его с собой. — Почему? — Потому что у меня бы не было возможности его применить. Если бы я распылил его в воздухе, то он возымел действие на всех, а пронести незаметно шприц я бы не смог. — То есть ты поехал сюда с намерением убить Мори, а заодно и себя? Я правильно понимаю? Дазай кивнул. — Почему? Почему ты так стремишься к смерти? Ты же клялся мне в любви, говорил, что хочешь, чтобы мы стали с тобой настоящей семьёй. Выходит, всё это ложь! Дазай испытующе посмотрел в голубые озёра, в которых застыла боль и спросил: — А сам-то ты хочешь этого, Чуя? Я думаю, нет. — Что? Да как ты можешь... — Могу, Чуя, — перебил его Дазай. Продолжая смотреть ему в глаза, он накрутил рыжую прядь волос на свой палец. — Знаешь? — произнёс он. — Я и правда задумывался о том, чтобы нам расстаться с тобой и даже не вчера. — Что? — снова повторил Накахара, не веря своим ушам. — Ты же говорил, что любишь меня. Мы истинные, ты говорил... — Да, — снова перебил его Осаму — Я этого и не отрицаю, но, к сожалению, это ничего не меняет между нами. — Дазай отпустил прядь волос возлюбленного и подошёл к окну. — Твоя постоянная ревность меня просто уже доканала, ты, прекрасно понимая, что я работаю на износ, продолжаешь высасывать мой мозг через трубочку, ты не хочешь воспринимать мои потребности и желания и на первое место ставишь только свои. Я устал. Твоё нежелание меня понимать, вызывает ответное желание опустить руки и всё бросить. Я сделал всё от меня зависящее, чтобы тебя спасти, чтобы сделать счастливым. Но у меня ничего не получается. А вчерашний наш разговор стал последней каплей. Если ты думаешь, что то, что было написано в письме шутка, ты ошибаешься, Чуя. Я действительно считаю, что нам лучше расстаться. У тебя есть деньги, к тому же вскоре ты унаследуешь в десятки раз больше от Мори. Мне его деньги не нужны. — Мне тоже, — сглотнув какой-то ком в горле, выдавил Накахара. — Они нужны ребёнку. Разве плохо, если он не будет ни в чём нуждаться? — Я не верю своим ушам. Неужели ты это серьёзно? — Более чем, — произнёс Осаму, в этот момент дверь в кабинет открылась. — Не помешал? — спросил Достоевский, проходя внутрь. — Нет, — ответил Дазай, отходя от окна и направляясь к выходу. — Нужно поговорить, — сказал Фёдор. — Пойдём, — кивнул Осаму, а проходя мимо Чуи, остановился и добавил, уже обращаясь к нему: — Тебе лучше убраться отсюда, как можно скорее. — Что? Ты бросишь меня здесь? — Прости. В гараже должна стоять твоя машина. Думаю, сам разберёшься. Если потом у полиции возникнут к тебе вопросы по этому поводу, скажешь им, что я её пригнал для тебя, пока ты лежал в больнице. — Осаму отвернулся от Чуи и сделал шаг к двери, но, тот схватил его за руку — Дазай, стой! — Не нужно, — сказал Осаму, высвобождаясь из захвата и всё-таки покидая кабинет. На проге он остановился и наклонился вниз, что-то собирая с пола, затем ушёл, прикрыв за собой дверь. — Сволочь, — тихо произнёс Накахара, глядя вслед возлюбленному, снова сглотнув какой-то колючий ком. Чуя до сих пор не мог поверить, что Дазай говорит серьёзно. Но он ушёл, ушёл вместе с Фёдором, а его оставил здесь одного. Казалось, Чуя должен был злиться в такой ситуации, но почему-то не злился, на душе было как-то уж очень тоскливо, а в горле по-прежнему стоял тот отвратительный ком, от ощущения которого в глазах неприятно щипало. — Ну и что это был за идиотский план? — спросил Достоевский, когда они с Дазаем вышли на улицу. — План, как план. Не вижу в нём ничего идиотского, — ответил Осаму и пожал плечами. — Я же тебе говорил: нужно действовать сообща. — Я не хочу быть чем-то тебе обязанным, Фёдор, — произнёс Осаму. — Серьёзно? При этом ты крадёшь у меня вирус стоимостью восемьсот тысяч долларов, наша совместная атака на Портовую мафию обошлась бы мне в разы дешевле. — Возможно, но кто знает, как бы всё обернулось? Я хотел разобраться с ним лично. Прости, что доставил тебе неудобства. Верну тебе деньги чуть позже. — Мне не нужны твои деньги. — Фёдор взял Осаму за руку и посмотрел в карие глаза. — Мне нужен ты. Возвращайся к нам, возвращайся ко мне. Дазай посмотрел куда-то за спину Достоевского и поймал на себе недобрый взгляд Николая. — А что ты будешь делать с ним? — спросил Осаму, кивком головы указав на Гоголя. — Какая разница? О нём можешь не беспокоиться. Если хочешь, я брошу его хоть сейчас. Дазай хмыкнул и грустно улыбнулся, похлопав Фёдора по плечу. — Ты же знаешь, Фёдор, что у нас с тобой ничего не получится. Спасибо, наверное, за то, что спас мою жизнь, но я не смогу быть с тобой в той роли, в которой ты хочешь. — Ты ведь знал, что я приду? — спросил Достоевский. — Конечно знал. Думаю, ты понимаешь, почему я не взял антидот. — Ты злоупотребляешь моим расположением к тебе, Дазай. — Прости, — сказал Осаму и направился к своей машине, затем остановился и, обернувшись, спросил: — Видеозаписи с камер изъяли? — Конечно. Наших следов полиция не найдёт. С Шибусавой и мафией справимся сами. Так что, не переживай. — Удачи, — пожелал Дазай и, сев за руль своего автомобиля, уехал. — О чём вы говорили? — подойдя к Фёдору, спросил Гоголь, сверля того взглядом своих разноцветных глаз. — Тебя обсуждали, — хмуро ответил Достоевский. — Серьёзно? — А то! Дазай передавал тебе свои извинения за то, что ударил тебя по затылку. — Мне его извинения нахрен не сдались. Меня просто интересует один вопрос. — Какой? — Что это было? — Ты о чём? — О том что ты творишь и почему всё спускаешь ему с рук? Он убил троих наших бойцов, чуть не убил меня, похитил у тебя дорогостоящий вирус, а ты, вместо того, чтобы отреагировать, как полагается, поднимаешь наших людей и мчишь сюда сломя голову, чтобы его спасти. Более того, я уверен, что ты ему и слова не сказал, после всего этого в упрёк! — Ты прав, не сказал, — произнёс Достоевский с холодным равнодушием во взгляде. — И не скажу. — Почему? — спросил Николай, но Фёдор не спешил отвечать, и Гоголь тихо добавил: — Ты его любишь. — Да, — Достоевский пожал плечами, снова окинув Николая безразличным взглядом. — Люблю, причём довольно давно. — А как же я? — Фёдор услышал в голосе любовника нотки отчаяния, но ему было всё равно, даже если он сейчас развернётся и уйдёт навсегда. — Ты — это ты, — всё же ответил он. — У нас с тобой многолетняя связь, ты стал частью моей привычной жизни. Но кто сказал, что перемены — это плохо? — Что ты хочешь сказать? Ты меня бросаешь? — Фёдор молчал, глядя на Николая с лёгкой улыбкой. — Из-за него? — Он не будет со мной никогда, я это знаю. — Тогда зачем ты всё это мне говоришь? — Не знаю, Николай. Может быть, потому что мне надоело притворяться, что я тебя люблю, что у нас всё прекрасно. Или потому что хочу дать тебе возможность уйти и построить свою жизнь без меня, так как ты хочешь. Ты же знаешь, что со мной никогда не будешь счастлив. — Знаешь кто ты? — спросил Гоголь и на какие-то мгновения в его глазах сверкнула ярость. — Ты просто урод! — Да, — не стал спорить Достоевский, Николай отвернулся от него и направился к своей машине, а Фёдор предупредил: — Вздумаешь ему мстить, и я тебя убью. Гоголь на мгновенье остановился, но не обернулся, затем сел в автомобиль и уехал, а Достоевский остался стоять на прежнем месте, задумчиво глядя ему вслед. — Я думал, что Дазай уедет с тобой, — услышал за своей спиной голос Чуи Фёдор; продолжая провожать взглядом машину Гоголя, он произнёс: — Не повезло. — Кому? — спросил Накахара. Достоевский обернулся к нему и с улыбкой сказал: — Нам обоим, ещё и Николаю. — Пошёл ты! — буркнул Чуя, направляясь в гараж, а через минуту покинул минку уже на своей машине. Прибыв в Токио, Чуя направил автомобиль в сторону дома Осаму, так как не собирался сдаваться и хотел всё-таки выяснить с ним отношения. Машины Дазая возле дома не было, и Чуя решил подождать немного, на тот случай, если тот появится, однако ждал он напрасно, так как Осаму так и не приехал. Через несколько часов Накахара вернулся в больницу, успев к вечернему обходу. Поскольку ему уже не кололи препараты, никто особо не задавал ему вопросов о том, где он был. Дазай на дежурстве отсутствовал, а Анго сказал, что он взял отпуск за свой счёт на две недели. На следующий день к Накахаре заявилась полиция. Ему сообщили о том, что его муж погиб и умер он странной смертью. На минке кроме него никого другого обнаружено не было. Чуя помнил огромный фургон возле дома Мори. Неужели Достоевский вывез все трупы охранников? Их было там человек тридцать, а может, и более. Когда Накахара пришёл, трое валялись на полу без движения, а ещё несколько дальше, в том числе и на лестнице. Три человека еле выползли из какой-то комнаты, они держали в руках оружие. Чуя тогда не понимал, что с ними происходит, да ему и было на это плевать. Он просто нажал на курок трижды, отправив их в ад. Сделал вид, что удивлён и даже расстроен, Чуя изобразил на лице шок, однако полицейские ему не поверили. Они сказали, что в холле в стене дома были обнаружены дырки от пуль, однако ни пуль, ни гильз найдено не было. — Где вы были позавчера вечером? — спросил полицейский, сверля Накахару холодным взглядом. — Со своим женихом, — ответил Чуя. — Да, мне уже известно, что у вас любовная связь с сыном погибшего. Но почему интересно ваш любовник ни с того, ни с сего вдруг решил покинуть больницу посреди рабочей смены именно в тот день? — Нам просто приспичило потрахаться, — с серьёзным видом заявил Накахара. — Понимаете, я лежал в больнице два месяца и был слишком... как бы это сказать? Не в форме, а теперь чувствую себя прекрасно, нам приспичило, и мы свалили. Полицейского, казалось, совсем не смутили слова Чуи, он лишь хмыкнул и что-то записал в блокноте, затем спросил: — Где же ваш возлюбленный Дазай Осаму? — Наверное в университете. — Его там сегодня не было. — Значит дома. — Там его тоже нет. Так где он? — Я не знаю. Пришлите ему повестку. — Непременно. Зачем он взял бесплатный отпуск на работе? — Меня скоро должны выписать, и он решил заняться поиском жилья. Нового жилья, собственного. Видите ли, он хочет забрать меня из больницы и привести в нашу собственную квартиру. — Откуда у него деньги на покупку квартиры? — Спросите у него. Он не во все дела меня посвящает. — Что ж, я спрошу, если найду его, но если он не явится в участок по повестке, нам придётся объявить его в розыск, так ему и передайте. Кстати, его номер недоступен. Он сменил его? — Он потерял телефон, а новый ещё не приобрёл, так что я пока не могу назвать вам его номер. — Странная вы какая-то пара, — сказал полицейский. — После выписки из больницы ожидаю вас в участке в течение трёх дней. Позвоните мне, как только выпишитесь, — с этими словами полицейский протянул Чуе визитку и вместе со своим напарником покинул палату. — Вот же ублюдок, — пробормотал Накахара. — Сам слинял, а мне расхлёбывать. Накахара созвонился с юристом Мори и, объяснив ему ситуацию, попросил заняться организацией похорон за определённую сумму, так как больше не знал к кому обратиться. Чуя не сомневался, что Дазаю плевать, и он пальцем не пошевелит, но кому-то же нужно похоронить Мори. На следующий день Накахара поехал к Осаму в университет, однако узнал, что он взял больничный. В деканате ему удалось раздобыть его новый номер телефона. Чуя сказал секретарю, что он муж его отца, а отец Осаму скончался, но связаться с пасынком и сообщить ему эту горестную весть у него не получается, так как телефон последнего недоступен. Чуя приобрёл другую сим-карту, так как подозревал, что Дазай не ответит на его звонок и попытался ему дозвониться с другого номера, однако напрасно. Тот не отвечал. Похороны Мори состоялись через два дня, Чуе пришлось присутствовать на них, дабы не вызывать ни у кого лишних подозрений, Дазая ожидаемо на похоронах не было. Вернувшись в Токио, Чуя снова попытался связаться с Осаму, но тот не брал трубку. Встретив Анго в коридорах больницы, Накахара спросил у него о Дазае и не знает ли тот, где может быть альфа, но Анго не знал. Однако посоветовал Чуе поговорить с Одой, так как оказывается они с ним общались, и Дазай даже заезжал к Сакуноске вчера домой. У последнего как раз сегодня было дежурство, и Чуя спустился в травматологию, чтобы поговорить с Одой. Тот вместе с двумя другими врачами был в ординаторской и, постучав, Чуя спросил: — Ода, можно тебя на минуту? Сакуноске удивлённо приподнял левую бровь и поднялся со своего места, сказав: — Конечно. Когда присоединился к Чуе в коридоре, тут же задал вопрос: — Тебя что-то беспокоит? — Нет, — ответил Накахара. — Я хотел поговорить о Дазае. — Вот как? — Сакуноске смотрел на Чую с небольшой долей удивления. — Я тебя слушаю. — Мы с Дазаем поссорились, и я не могу с ним связаться. На работе он взял бесплатный отпуск, в университете сказали, что он заболел, а дома его нет. Я несколько раз приезжал, но не видел его машины, да и соседи говорят, что он вроде бы там не появлялся. Анго сказал, что вы общаетесь. Может быть, ты знаешь, где он находится? — Может и знаю, — задумчиво проговорил Одасаку. — Но не в моих правилах сдавать контакты и адреса. — Ода, пожалуйста, — Чуя схватил его за руку. — Ты же знаешь, что я жду от него ребёнка, он сказал, что нам нужно расстаться. Я знаю, что сам его подтолкнул к этому решению, но мы должны выяснить с ним отношения. — Вот как? — протянул Ода. — Он не говорил мне, что вы расстались. Странно, конечно, мне казалось, что он тебя очень сильно любит, да и бросить тебя в твоём положении... это как-то... Я бы сказал, что на него это не похоже. Он говорил, что переехал, но куда, не сказал. Давай так: завтра я позвоню ему и приглашу к нам с Анго домой, к тому времени ты уже будешь там, мы с Анго и Нэо пойдём прогуляемся и дадим вам возможность поговорить. — Хорошо, — кивнул Чуя. — Спасибо тебе.

***

На следующий день ближе к вечеру... Одасаку позвонил Чуе около шести вечера и сказал, что договорился с Дазаем о встрече на восемь. Накахара быстро собрался и вызвал такси, так как решил, что не стоит ехать на своём автомобиле. Чуя был у Сакуноске в начале восьмого, Ода предложил ему чаю, и они сидели на кухне в ожидании, когда прибудет Осаму. Потом переместились в гостиную, Ода налил себе стакан виски, а вскоре приехал Дазай. Анго и Нэо к тому времени уже были одеты, и как только Осаму прошёл к ним в дом, вышли за дверь. Дазай сразу же увидел Чую и посмотрел на Сакуноске с упрёком во взгляде. — Значит, подстава, — сказал он. — Не ожидал от тебя, Ода. — А я не ожидал, что ты можешь бросить парня, который ждёт от тебя ребёнка. Вам необходимо поговорить и выяснить отношения, сбегать не советую. Дазай хмыкнул, но не издал ни больше звука, а Сакуноске ушёл, захлопнув за собой дверь. Осаму молча разглядывал Чую с обжигающим безразличием, облокотившись о стену спиной, затем всё так же холодно произнёс: — Ну? Говори, чего хотел. Глядя в холодные глаза, Чуя почувствовал, как его пробирает дрожь. Все слова, которые он намеревался сказать Осаму, вдруг застряли у него в глотке, а мысли в голове разбежались в разные стороны, словно тараканы. Накахаре стало нехорошо, под ледяным взглядом Осаму он будто замёрз, а к горлу подступила тошнота. — Не смотри на меня так, — кое-как выдавил из себя Чуя. — Как «так», — словно не замечая бледного вида омеги, спросил Дазай. — Ты хотел поговорить? Я тебя слушаю. Если нечего сказать, я ухожу, — с этими словами альфа развернулся к двери, а Чуя, чувствуя ещё большую тошноту и странное головокружение, пошатнулся, его ноги, словно одеревянев, подкосились, и он схватился рукой за дверной косяк, чтобы не упасть, при этом выронив трость, которая с глухим стуком ударилась о пол, а затем с грохотом по нему покатилась. — Не уходи, — тихо прошептал он. Дазай открыл дверь и сделал шаг за порог, а Чуя осел на пол, сжав руками виски, в которых начала пульсировать жуткая боль. В глазах потемнело, но Чуе уже было всё равно: может быть, эта темнота спасёт его от мучительной боли в черепной коробке и в грудной клетке с левой стороны? Накахара прикрыл глаза, а затем почувствовал лёгкое прикосновение к своей руке, кто-то прижал его к себе, поглаживая по спине и шепча: «Что с тобой?» Чуя уткнулся носом в тёплую грудь, его глаза застилали слёзы, и он сам не понимал откуда они взялись. Неужели из-за боли? Руки Чуи дрожали, а желудок словно скрутило узлом, сглотнув слюну и подавив позыв к рвоте, Чуя вцепился пальцами в рубашку Осаму. — Не уходи, — снова прошептал он, а Дазай ещё крепче сжал его в объятьях. — Никогда, — услышал Накахара и обхватил возлюбленного руками за шею. Его лёгкие поглаживания по спине успокаивали, возвращая душевное равновесие, однако боль в голове и желудке никуда не делась, как и тошнота. Дазай подхватил его на руки и перенёс на диван. — Что с тобой? — снова спросил он, глядя в голубые глаза на этот раз с беспокойством. — Голова, — простонал Накахара. — И тошнит ужасно, в желудке ощущение, словно я выпил расплавленный металл. — Когда ты ел в последний раз? — задал вопрос Осаму. — Я... — Чуя попытался вспомнить, когда это было, но не мог. В последние дни у него совершенно не было аппетита. Он что-то закинул в рот, кажется вчера вечером, но сегодня точно не ел ничего, поэтому сказал: — Вчера. — Чуя, ты с ума сошёл? После всех травм и операций тебе нужно регулярно и правильно питаться. К тому же ты ждёшь ребёнка. Решил уморить себя голодом? — Мне не хотелось есть, не могу же я запихивать в себя пищу через силу. — Где твои таблетки? — Здесь. — Накахара извлёк из кармана таблетки, и Дазай забрал их у него из руки. — Я сейчас, — сказал он и ушёл на кухню. Вернулся он минут через пять, держа в руках поднос, на котором стояла тарелка с роллами и стакан воды, рядом лежали обезболивающие таблетки. — Сначала поешь, потом примешь пилюлю, иначе тебя стошнит. Чуя кивнул, и хотя аппетита у него по-прежнему не было, он откусил кусочек ролла, а когда прожевал и проглотил, тут же почувствовал облегчение в желудке, тошнота стала меньше. К тому времени, как его тарелка опустела, боль в пищеводе и тошнота прошли окончательно. Накахара принял таблетку, запив её водой из стакана. Дазай унёс тарелку и стакан на кухню вместе с подносом, после чего вернулся в гостиную и присел рядом с Чуей на диван. — Прости меня, — прошептал Чуя, кладя голову на плечо Осаму. — Я был таким эгоистом. Обещаю, что больше не буду устраивать сцен ревности. Если ты, конечно, не дашь повода, — добавил он, Дазай посмотрел на него хмурым взглядом, и Накахара поспешно сказал: — Я имею ввиду настоящий повод, если, скажем, я тебя с кем-то застукаю. — Чуя. — Я шучу. Я знаю, что тот, кто способен сделать столько ради другого человека, как сделал для меня ты, искренне любит. Я верю, что ты меня не предашь. — Вот и хорошо, — проронил Осаму, прижимая возлюбленного к себе. — Куда ты переехал? — Снял более дешёвую квартиру, так как у меня осталось не так много бабла. — Ты всё перевёл мне? — Да. — Я не буду спрашивать почему, потому что я знаю. Но где ты взял столько денег? — Отсудил у Мори наследство своего отца, — ответил Осаму. — Хотел купить квартиру и забрать тебя из больницы уже туда. В наше собственное жильё, поэтому ничего тебе не сказал. — Готовил сюрприз? — спросил Чуя. — Да, готовил. — А давай и правда квартиру купим, — предложил Накахара. Дазай пожал плечами, затем произнёс: — Скоро ты получишь наследство Мори, там недвижимости пруд пруди. — А ты? — Что, я? — Мы ведь в равных долях имеем право на наследство по закону. Хотя я никогда не думал о наследстве от него. Ты его сын и по праву оно принадлежит тебе. — Да какая разница, кто из нас его получит? Главное, чтобы мы не стали главными подозреваемыми в его убийстве. — Кстати, об этом. Ко мне полиция приходила. Они требовали тебя. Кажется, полицейский не прочь повесить убийство на кого-то из нас, а может и на обоих. — Вполне в стиле полиции. Что ты им сказал? — Они спрашивали, где я был в день убийства Мори и почему ты так внезапно ушёл с работы в тот же день. — И что ты ответил? — Что нам приспичило и мы решили уединиться, чтобы потрахаться. Дазай усмехнулся и потрепал Чую по волосам. — Мне сообщили о повестке из деканата, они переслали её туда. Я собирался заглянуть к тебе завтра и обговорить легенду. — Как думаешь, полиция ничего не найдёт? — Думаю, нет. Фёдор хорошо умеет заметать следы. — Ты знал, что он придёт тебя спасти? — спросил Чуя. — Догадывался. — Дазай посмотрел на Чую испытующим взглядом и произнёс, отслеживая его реакцию: — Он влюблён в меня. Как ни странно, но на лице Чуи не дрогнул ни единый мускул, он лишь сглотнул и спросил: — Зачем ты мне это говоришь? — Чтобы между нами не было недомолвок. Ты должен знать, что он давно в меня влюблён, и я ушёл из организации по этой причине, потому что меня не прельщали подобные отношения. Но можешь не переживать, он не встанет у тебя на пути, потому что знает, что я люблю тебя, а с ним у нас никогда больше ничего не будет. — Ты... — Чуя и сам не знал, что хочет сказать, и Дазай, видя это, снова заговорил: — Хочешь спросить меня о том, что я чувствовал? — Да, наверное, — неуверенно произнёс Накахара, а затем поспешил добавить: — Но если не хочешь, не говори. — Я ощущал себя проституткой, — ответ Осаму стал для Чуи несколько неожиданным, поэтому он он обронил: — Дорогой проституткой. — Безумно дорогой проституткой, — с серьёзным видом уточнил Дазай. — Да, мало кому готовы заплатить за секс четыре ляма. — Десять, — уточнил Дазай. — Десять? — Чуя округлил глаза. — Да. Я потребовал с него десять. — Нихера ж себе. Если он на это согласился, то действительно тебя любит. И я очень рад, что он всё-таки альфа, а не омега, потому что воспринимать его иначе, как соперника, просто не смог бы. Дазай усмехнулся, а Чуя добавил: — Я очень благодарен тебе за всё, что ты для меня сделал. И даже за это. — Серьёзно? Ты благодарен мне за секс с другим альфой? Накахара фыркнул и сказал: — Я бы сформировал это немного иначе, но суть ты передал верно. Я хочу сказать, что мало кто пошёл бы на что-то подобное ради спасения возлюбленного, даже своего истинного. Вместо ответа Дазай накрыл губы Чуи своими и мягко уложил его на диван, лаская лицо пальцами и ощущая руки любимого на своей спине. — Я люблю тебя, — прошептал Накахара, когда Осаму разорвал поцелуй. В дверь тактично позвонили один раз, хотя у Одасаку и был ключ. — Поедем домой? — спросил Дазай, всё ещё продолжая лежать на Чуе. — А как же больница? — Тебе там не осточертело? — Осточертело. — Завтра в больницу поедем, а сегодня домой. — С тобой хоть на край света, — проговорил Накахара и сел на диване, после того, как Осаму с него встал. Дазай уже собирался пойти открыть дверь, когда Чуя вдруг айкнул. — Что случилось? — обеспокоенно глядя на возлюбленного, спросил Осаму. — Что-то здесь. — Накахара приложил руку к своему животу. — Что там? Колет? — Дазай подскочил к Чуе и поспешил снова уложить его на диван. — Нет не колет. Он толкает меня изнутри? — Казалось, Чуя был удивлён, конечно, он слышал, что после четырёх месяцев беременности ребёнок начинает толкаться в утробе, но сам-то ничего подобного никогда не испытывал, и это было как-то неожиданно и в то же время прекрасно. Накахара поднял взгляд на Осаму, который тоже положил руку на его живот и улыбнулся, когда ребёнок снова толкнул его изнутри. Приподняв одежду Чуи, Осаму приложил ухо к его животику и какое-то время прислушивался к толчкам и звукам, доносившимся из живота любимого, затем поцеловал его в пупок и отстранился, после того, как в двери снова позвонили. — Это прекрасно, — с улыбкой сказал он. — Но нужно идти открывать. Осаму прошёл в коридор и впустил в дом хозяев квартиры. — Извините, если помешали, — произнёс Анго. — Но Нэо капризничает, кажется он приболел. — Помирились? — спросил Одасаку, после того как Чуя вышел из гостиной, опираясь на трость и взял Осаму под руку. — Ну а куда мы денемся? — с улыбкой глядя на возлюбленного, проговорил Дазай, целуя Чую в губы. — Мы домой поедем. Спасибо за гостеприимство. — Обращайтесь, — ответил Ода и закрыл за Чуей и Дазаем дверь.