Мой нежный альфа

Пока Чуя спал, Дазай вышел из палаты и, уединившись, взял в руки телефон. Набрав номер Фёдора несколько раз, он так и не смог ему дозвониться, поэтому позвонил на домашний. Спустя с десяток длинных гудков, на той стороне, наконец, ответили, однако голос не принадлежал Достоевскому. — Николай, — произнёс Дазай в трубку, узнав собеседника. — Ты? — казалось, удивился тот, и в этом одном слове сквозило раздражение. — Чего тебе? — Мне нужно поговорить с Фёдором, он дома? — спросил Дазай. — Нет, — последовал ответ. — Фёдор сейчас в Париже. — Вот как?! Но у тебя же есть способ связаться с ним? С той стороны какое-то время молчали, затем всё же Николай проронил: — Да. — Дай мне его парижский номер. — Фёдор просил никому не давать его номер. Говори, что нужно, я ему сам всё передам. — Николай, не думаю, что просьба Фёдора не давать никому его номер телефона связана как-то со мной. Дай его номер. Мне нужно с ним переговорить, и это очень срочно. — Прости, но я не могу. — Когда он вернётся? — Не раньше, чем через две недели. — Что ж, хорошо. Свяжись с ним сегодня же и передай, чтобы сам позвонил мне, как можно быстрее. Это очень важно. Если ты не передашь ему мои слова, по возвращению, он будет очень недоволен. — Я передам, — последовал ответ, а затем в трубке послышались короткие гудки.

***

Приоткрыв глаза, Чуя огляделся по сторонам: Дазая нигде не было видно, и Накахара вздохнул с облегчением, так как хотел обдумать ситуацию, а присутствие Осаму лишь помешало бы. «Вот же лживый ублюдок! — мысленно ругал любовника Чуя. — Он меня за идиота держит? Да, я и есть идиот, ведь почти поверил ему, снова. И был готов простить его. Как же это тяжело. Угораздило же влюбиться в такого. А ведь знал, что не стоит с ним связываться, знал, что он просто сволочь последняя и чувствовал, что добром это не кончится. Ну почему я не послушал свой внутренний голос? Хотя... в тот момент, когда это произошло между нами впервые, он молчал. Ну почему именно Дазай оказался моим истинным? Да, видимо, даже истинные пары не всегда могут быть вместе. А ещё эта беременность. Может и правда стоит сделать аборт? — Чуя извлёк из-под подушки визитку, оставленную Мори, вновь прочитав имя врача: — Ямасаки Кеншин, акушер-гинеколог». Накахара потянулся за своим телефоном, который лежал на тумбочке, однако зацепил рукой чашку, с давно остывшим чаем, которая стояла на краю, она упала и со звоном разбилась, а Чуя посмотрел на пол, выругавшись. В этот момент дверь бесшумно открылась, и Чуя не заметил Дазая, который вошёл в палату и тихо приблизился к его кровати. — Я уберу, — проговорил Осаму, а Чуя, вздрогнув от неожиданности, сжал в руке визитку, сминая, пытаясь скрыть от Дазая, однако тот заметил её, едва войдя в палату, и спросил: — Что это? — Где? — Чуя с непониманием посмотрел на Осаму, сминая визитку ещё сильнее. — У тебя в руке, — последовал ответ. — Ничего, — буркнул Чуя, но Осаму разжал его пальцы и, вытащив визитку, вслух прочитал: — Ямасаки Кеншин, акушер-гинеколог. Накахара со злостью взирал на Дазая, а тот произнёс, посмотрев в голубые глаза: — Чуя, даже не думай об этом. — Да пошёл ты! — разозлился Накахара. — Ты не будешь указывать мне, что делать, потому что ты мне не муж и даже не парень. Ты мне никто, понятно? Верни визитку! Дазай лишь покачал головой, а затем разорвал её на несколько частей и, подойдя к окну, приоткрыв его, выбросил ошмётки на улицу. — Ты... — прошипел Накахара, — ты просто сволочь! Не обратив внимания на очередную вспышку гнева возлюбленного, Осаму закрыл окно и вернулся к его постели. — Если тебе плевать на ребёнка, — тихо проговорил он, — то хотя бы подумай о своём здоровье. Ты перенёс несколько серьёзных операций под общим наркозом, ещё одного ты можешь не выдержать, у тебя дважды сердце останавливалось в тот проклятый день. Ты хочешь себя угробить? Такая процедура, как аборт в твоём состоянии сейчас противопоказана. Не веришь мне, спроси у врача на обходе. Дазай присел на край кровати и положил руку на живот возлюбленного. — Как ты можешь желать ему смерти? Это же твой ребёнок, он совершенно беззащитен, но он живёт в тебе, а когда-нибудь, когда родится и подрастёт, назовёт тебя папой, и ты хочешь оборвать его жизнь? — Пошёл ты! — зло бросил Чуя, скидывая руку Осаму, почему-то от слов Дазая на душе стало мерзко от самого себя. — Тоже мне противник абортов нашёлся. — Я не противник абортов, я противник убийства моего ребёнка. Накахара фыркнул, затем проронил: — Я не собираюсь быть отцом-одиночкой. — Ты и не будешь. Я хочу быть с тобой и с ним, но даже, если ты никогда меня не простишь, я буду участвовать в его жизни и помогать финансово. Чуя, пожалуйста, не ищи больше способов избавиться от ребёнка. Накахара ничего не ответил, а Дазай спросил: — Кто дал тебе эту визитку? — Какая разница? — В принципе я и так догадываюсь. Мори, кто же ещё? Наверное, и процедуру оплатил? — Чуя молчал, а Дазай добавил: — Благодетель выискался. Осаму поднялся с кровати и подошёл к окну, задумчиво глядя на улицу. — Как думаешь, Чуя, почему он это делает? По доброте душевной? — задал вопрос Дазай и сам же на него ответил: — Нет. Ему плевать на то, что произойдёт с тобой. Он вычеркнул тебя из своей жизни, но всё никак не успокоится, потому что его самолюбие ущемили. — Я не думаю, что это так, — проговорил Чуя. — Он любил меня, я его предал. Самолюбие здесь не при чём. Он зол и обижен. — А любил ли, Чуя? — Дазай повернулся к Накахаре лицом: — Человек, который любит, разве сделает то, что сделал Мори? Ты можешь сказать, что поступок его был импульсивным, возможно, но ведь он оставил тебя умирать в больнице и даже страховку не отдал. — Вчера отдал. Сказал, что не мог её найти. — Вот как? И ты ему веришь? Мне он сказал, что ты забрал её с собой. А теперь спустя две недели привёз её, потому что сейчас она уже и не особо нужна. Да, страховая компания компенсирует семьдесят процентов затрат на лечение, но эта компенсация уже существенно не повлияет на твоё состояние. — Я знаю. И я не оправдываю его. Я понял, что был замужем за чудовищем, но ты его сын. А может быть, это у вас семейное? — Семейное? — Дазай усмехнулся. — Возможно, но только не в твоём случае: я никогда не причиню тебе зла. — И я должен тебе поверить? Поверить после всего и после того, что рассказал о тебе Мори? К тому же, ты и не отрицаешь его слов. Дазай снова подошёл к постели Чуи и произнёс: — Давай позже это обсудим. Накахара пожал плечами, а Дазай собрал осколки разбитой чашки и вышел из палаты, вернувшись, он неожиданно переменил тему разговора, спросив: — Как ты себя чувствуешь? — Не очень, — буркнул Чуя, — хотя ещё несколько минут назад всё было просто прекрасно. — Да ладно! Только не говори, что твоё плохое самочувствие связано с моим приходом. — Конечно, а с чем же ещё? — казалось, удивился Чуя, сверкнув на Дазая глазами. — Чуя, — произнёс тот, сделав паузу, а затем добавил: — У меня есть прекрасная идея, как поднять тебе настроение и улучшить самочувствие. — Не хочу об этом знать. Лучше иди, занимайся своими делами. — Моё дело сейчас — это ты, — проговорил альфа с улыбкой, подходя к Чуе и целуя его в губы. — Отвали! — прошипел тот, пытаясь оттолкнуть от себя Осаму. — Не сегодня, милый, — ответил Дазай, оглаживая щёку Накахары пальцами. — Я люблю тебя, — с расстановкой произнёс он. Чуя мотнул головой, пытаясь отстраниться, а потом спросил, желая сменить тему разговора: — Так что за идея? Дазай улыбнулся и сказал: — А давай прогуляемся, Чуя. — Чего? Ты издеваешься, что ли? — Вовсе нет, — ответил Дазай, вновь поглаживая возлюбленного по щеке. — До обеда есть ещё время, и нам его вполне хватит на прогулку, которая тебе пойдёт только на пользу. — Придурок, — Чуя фыркнул, а Дазай вдруг быстро вышел из его палаты, а минуты через две вернулся, толкая перед собой кресло-коляску. Увидев его, Чуя округлил глаза, тут же запротестовав: — Я ни за что не сяду в это инвалидное кресло! — Чуя, ну что за глупости? Тебе самому ещё не надоело постоянно лежать без движения? К тому же двигаться тебе просто необходимо, хоть понемногу, иначе у тебя образуются спайки, если ещё не образовались. — Что это за хрень такая? — спросил Накахара. — Спаечная болезнь — это последствие хирургических вмешательств, проведенных на органах брюшной полости и малого таза. Суть заболевания в том, что после операции, в процессе заживления, между органами брюшной полости и (или) брюшной стенкой возникают тяжи соединительной ткани. В норме органы и брюшная стенка расположены свободно относительно друг друга — они соприкасаются, но их подвижность не ограничена. А спайки соединяют их, ограничивая подвижность, вызывая боль и в некоторых случаях нарушая функционирование. Неважно, какого рода операция была проведена: обширная полостная или малотравматичная лапароскопическая — в любом случае есть риск развития спаечной болезни. По разным данным, она развивается после 60–90% всех операций. Чуя смотрел на Осаму широко распахнутыми глазами, затем буркнул: — Этого мне ещё не хватало. — Небольшие и тонкие спайки могут самостоятельно рассосаться. Но если они крупные, то в течение примерно 10–20 дней после появления, в них развивается сеть кровеносных сосудов. Тогда самостоятельно исчезнуть они уже не могут. Активный образ жизни — лучшая профилактика против спаечной болезни. Понятно, что с твоими травмами вести активный образ жизни сейчас невозможно, но нужно стараться двигаться, хотя бы почаще ворочаться в постели. Тебе разве врачи ничего об этом не говорили? — Что-то говорили, — вспомнил Чуя. — Но не сказали зачем это нужно, а может быть я просто прослушал. — Тогда стоит заняться профилактикой прямо сейчас. Дазай подкатил кресло-коляску ближе к кровати Чуи и аккуратно просунул руки под его талию и колени. — Хватайся за шею, — сказал он, и Чуя обхватил его за шею правой рукой, а левой вцепился в плечо. Осаму приподнял Чую и усадил в кресло-коляску, тот поморщился, недовольно зашипев, а Дазай спросил: — Всё нормально? — Нормально, — последовал ответ. — Вот и отлично, — улыбнулся Осаму и, взяв с постели плед, прикрыл им Чую. — Сегодня на улице прохладно, — добавил он и встал за коляской сзади, толкая её вперёд. Спустившись вместе с Чуей на лифте на первый этаж, Дазай выкатил коляску на улицу и свернул на аллею, обрамлённую по бокам кустарниками и разнообразными деревьями. Остановившись под красным клёном и разместившись на скамейке, при этом развернув Чую к себе так, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза, Осаму закурил, а Чуя произнёс: — Я всё думаю о том, что сказал Мори, и о том, что говорил ты... — Да? И о чём именно? — спросил Дазай, затягиваясь сигаретой. — О том, что привело к тому, что Мори решил, что у тебя психическое отклонение. — Я связался с плохой компанией. После смерти отца я долго не мог выйти из депрессии, жизнь потеряла краски и смыл, а затем я встретил его. И он дал мне новый смысл в жизни, по крайней мере, в тот момент у меня появился к ней какой-то интерес. — Кого «его»? О ком ты говоришь? — спросил Чуя. — О Фёдоре. Мне было тринадцать, ему двадцать. Он руководил небольшой бандой, в которой состояли в основном подростки от пятнадцати лет, хотя были и несколько совершеннолетних ребят. Фёдор познакомил меня с ними, и я часто стал встречаться с этой компанией, иногда вместо занятий в школе. В то время мне казалось, что в их лице я обрёл друзей, семью и даже больше, конечно, я ошибался, но в тринадцать лет многие вещи выглядят не так как в двадцать два. Со временем Фёдор стал привлекать меня к деятельности его банды, и мне это нравилось, поскольку она меня заинтересовала. Бандитская романтика, как говорится, она так манит, особенно в подростковом возрасте, когда на многие вещи смотришь по-другому, а решения принимаешь легко и без раздумий, — Дазай сделал паузу, затягиваясь сигаретой, затем продолжил: — В тринадцать я вместе с другими ребятами устроил несколько поджогов, по указке Фёдора. Нашей целью не являлось убийство, лишь порча имущества не слишком сговорчивых людей, тех, от кого Фёдору было что-то нужно, но из-за упрямства последних он не мог этого получить. А в одном из пожаров действительно погиб человек. Неожиданно он вернулся домой, когда там уже всё полыхало и зачем-то полез в огонь, может быть, хотел забрать что-то ценное, не знаю. — И как долго ты состоял в этой банде? — спросил Чуя. — Я надеюсь, что сейчас ты в ней уже не состоишь? — Конечно нет! Я покинул её в девятнадцать лет. — То есть ты состоял в ней шесть лет. — Так и есть. — Ты убивал? — Чуя, я не думаю, что тебе стоит задаваться подобными вопросами. Всё это в прошлом. — В прошлом? А пистолет? Где ты его взял? — Остался с тех времён. — И всё же ты не ответил. Я хочу знать правду. Мне надоела ложь и недомолвки. Я хочу понять, что ты за человек. — Да, — ответил Дазай, неотрывно глядя в голубые озёра. — Да? — переспросил Чуя, и тон его был довольно спокойным. — Убивал, — тихо произнёс Осаму. — Но я давно покончил с криминальным прошлым. Накахара молчал, разглядывая Дазая, а тот спросил: — Тебя это смущает? Может, пугает? — Как ни странно, но нет. И я удивлён твоему откровению. Осаму пожал плечами. — Ты же хотел, чтобы я вытащил свои скелеты из шкафа. И я подумал: почему бы и нет? Если у меня не будет от тебя секретов, может быть, тогда мы, наконец, придём к взаимопониманию? — Может быть, — неожиданно даже для себя произнёс Накахара, а затем задал ещё один вопрос: — А ты правда довёл одноклассника до суицида? Дазай снова пожал плечами, затем проговорил: — Не могу отрицать: моя вина в этом есть, но не только моя. Буллинг имел место быть, но не только я издевался над тем парнем. Точнее, изначально я и вовсе его не трогал, даже иногда заступался за него перед другими ребятами, потому что мне казалось, что так будет правильно. А потом он меня же и подставил. Один из одноклассников принёс в школу пиво для того, чтобы выставиться за день рождения, так как у него были строгие родители и ему влетало, если он задерживался после школы. Мы с ребятами курили и выпивали в туалете, а тот парень нас сдал, и мы тогда получили по первое число: и от учителей, и от директора, и от родителей. После этого я больше и слова за него не сказал. И да, я тоже стал его унижать, а вскоре он покончил с собой, выпрыгнув из окна четвёртого этажа. — Ты так спокойно об этом говоришь... — медленно произнёс Чуя. — Ты раскаиваешься хоть в чем-то? — Зачем этот вопрос? — спросил Дазай. — Хочу понимать тебя лучше, — последовал ответ. — Иногда я думал о том, что мне следовало поступить иначе, может быть, тот мужчина не погиб бы при пожаре, а одноклассник не выбросился из окна, но я пришёл к выводу: даже, если бы не я и одного, и другого всё равно настигла бы смерть. Пожар устроили бы и без моего участия, а одноклассника травил весь класс и на то были причины: у каждого свои. Раскаиваюсь ли я? Не особо. Если бы я испытывал из-за этого чувство вины, вряд ли бы из меня получился преступник. — Вот как, — задумчиво произнёс Чуя. — Я даже не знаю, что сказать. — А что говорить? Я в принципе не особо люблю людей, лишь те, кто мне знаком и близок имеют для меня значение, но на тех, кого я не знаю, в целом мне наплевать. А тебе разве нет? — Возможно, хотя не уверен. Но зачем ты тогда пошёл в медицинский? Тебе же предстоит спасать жизни незнакомых людей, тех, на кого тебе плевать. — Это другое. Моя жизненная позиция никоим образом не повлияет на мои профессиональные качества, желание спасти пациента и сделать всё от меня зависящее, чтобы не допустить его смерти. Это работа, и я собираюсь выполнять её качественно, но это вовсе не значит, что я буду обливаться слезами в том случае, если мне не удастся спасти чью-то жизнь. И такой позиции придерживается большинство врачей и полицейских. Они часто сталкиваются со смертью, видят её слишком близко, и если относиться к ней как-то иначе, можно с ума сойти или ты себя изведёшь и в конце концов у тебя сердце не выдержит. — Да, наверное, ты прав, — проговорил Чуя, а потом вдруг сменил тему: — Жутко как хочется курить. Дай сигарету. — С ума сошёл? Какие сигареты? Тебе нельзя курить. — Я знаю, но дай хоть пару затяжек сделать. — Нет, — произнёс Дазай и, развернув коляску, подкатил её к себе ближе так, что Чуя оказался к нему спиной. Положив руки на его грудь, Дазай уткнулся носом в шею возлюбленного, обдавая кожу горячим дыханием и прошептал: — Я не позволю тебе, Чуя, травить этой дрянью нашего ребёнка, так что, можешь забыть о сигаретах. Накахара фыркнул, но спорить с Дазаем не стал, а тот чмокнул его в щёку и принялся нежно массировать плечи. — Гуляете? — послышался где-то справа мужской голос, и оба обернулись к нарушителю тишины. — Это правильно. — Одасаку, — Дазай улыбнулся альфе, слегка отстранившись от Чуи, он встал со скамейки и протянул Сакуноске руку для пожатия. — Не знал, что у тебя сегодня дежурство. — А у меня нет сегодня дежурства, — ответил тот. — Я к Анго решил заскочить. — Понятно. Не знаю, как тебя благодарить за помощь, Ода. — Не стоит благодарности. Ты помог Анго, я помог тебе. Мы в расчёте. Ладно, я пойду, — сказал Ода и проследовал мимо альфы и омеги к больнице. Чуя почему-то фыркнул, а Осаму спросил: — Что? — Ничего, — последовал ответ. Дазай снова встал позади коляски и покатил её вперёд по аллее. — Я не врал тебе, Чуя, когда сказал, что Мори всё подстроил и что я провёл в полицейском участке почти сутки, — проговорил Дазай. — Допустим. Но как ему это удалось сделать? Или это он подговорил Анго уйти от мужа? — Нет. Анго давно собирался от него уйти, просто так совпали обстоятельства. Видимо, Мори приказал кому-то следить за мной, а когда ему доложили, что я встречался с каким-то омегой, быстро сориентировался. Дазай остановился и обошёл коляску, встав так, чтобы видеть глаза собеседника, а Чуя с недоверием посмотрел на него. — Как он узнал, кто такой Анго так быстро и что у него есть ревнивый муж? — Вот над этим я тоже ломаю голову. Вероятно, мой мобильный на прослушке, ведь мы созвонились с Анго перед тем, как я за ним поехал, а у Мори есть связи в полиции. По номеру его мобильного он мог достаточно быстро установить личность Анго. — А если бы Анго не ушёл в этот день от мужа? — Я уверен, что Мори нашёл бы другой способ подставить меня. — Зачем, непонятно. И непонятно ещё кое-что: если у него такие связи, что тебе подкинули наркотики и оружие в большом количестве, то почему тебя отпустили? — Конечно, неоценимую помощь оказал адвокат, у которого оказался компромат на продажного инспектора. Но я думаю, что Мори и сам дал отмашку на закрытие дела против меня. Иначе всё не прошло бы так гладко. Всё-таки серьёзная статья. Это было лишь предупреждение. Он так и сказал мне, когда приходил. — Вот, значит, как? — проговорил Чуя, обдумывая слова Дазая. — И что всё только ради того, чтобы ты не копался в его прошлом? Следовательно, ему есть, что скрывать. Но как он узнал, что ты ищешь о нём информацию? — Я поручил это дело кое-кому, видимо, тот, кто искал эту информацию, где-то неплохо так наследил. Другого предположения у меня нет, — ответил Дазай. — И что ты намерен делать дальше? — Для начала узнаю, что о нём выяснили, но сейчас я не могу связаться с тем человеком, который за это отвечал. — А если с ним произойдёт то же, что и со мной? — Не думаю. Он Мори не по зубам, — с этими словами Осаму вновь встал позади коляски и медленно покатил её вперёд. — И кто он? — спросил Чуя. — Уж не тот ли самый Фёдор, который когда-то втянул тебя в криминал? — Да, это он. — А стоило ли оно того? — Ты о чём? — Дазай остановился и, встав справа, посмотрел Чуе в глаза. — Связываться с ним снова после всего? — Я просто попросил его помочь по старой дружбе. Не переживай, я больше не свяжусь с криминалом. — А я и не переживаю, — буркнул Чуя, а Осаму снова встал сзади него и покатил коляску по аллее. Неожиданно поднялся довольно сильный ветер, и на улице стало прохладнее. Дазай поднял голову вверх и посмотрел в небо, которое резко затянуло тучами. — Кажется, сейчас ляпнет, — произнёс он, разворачивая коляску и направляя её в сторону больницы. Когда завёз Чую в здание, на улице и правда пошёл дождь. — Подожди, — сказал Чуя. — Давай здесь побудем немного. Мне нравится вдыхать свежесть дождя. — Ну хорошо, — согласился Осаму, разворачивая Чую лицом ко входу. — Я в принципе люблю дождь, конечно, если он не льёт мне на голову, — Осаму усмехнулся, а Чуя слегка ему улыбнулся, послышались раскаты грома, и где-то сверкнула молния, а Накахара устремил взор в тёмное, грозовое небо. — Принеси мне эспрессо, — попросил Чуя. — Тебе нельзя пить кофе, — произнёс Дазай. — Это вредно для ребёнка. — А что мне вообще можно? — вспылил Накахара. — Дышать хоть можно? — Кажется там был кофе без кофеина. Сейчас принесу. — Без кофеина сам пей, а я хочу нормальный кофе. — Ладно, так и быть. Думаю, один стаканчик тебе не навредит, но только один. Накахара скривился, но промолчал, а Дазай подошёл к автомату и, закинув в него деньги, взял стаканчик эспрессо, а затем ещё один. Вернувшись к Чуе, Осаму передал ему его напиток, а сам облокотился о стену, делая глоток своего. — Это божественно, — произнёс Чуя, отпивая несколько глотков из стакана. — Никогда не думал, что буду так рад выпить стаканчик кофе. Дазай усмехнулся, отхлебнув из своего, и проговорил: — А я никогда не думал, что тебя так легко порадовать простыми мелочами. — Сейчас, когда нахожусь в таком состоянии, практически привязан к постели и не могу сам о себе позаботиться, мне это вовсе не кажется мелочами. Хотя, конечно, да, кофе — это мелочи, но такие приятные, особенно в проморзглую погоду. — Ты не замёрз? — спросил Осаму. — Да нет, — Чуя пожал плечами. — Свежо просто. Боже, как же мне осточертела больница, с этими уколами, запахами лекарств и болезней. Хотелось бы сказать: как я хочу домой, — Чуя замолчал, глядя на стаканчик кофе в руке, а Дазай произнёс: — Так скажи. — Не могу, — Накахара помрачнел. — Почему? — спросил Дазай. — Потому что нет у меня больше дома. Будто ты сам не знаешь? Поэтому некуда мне возвращаться, и даже скучать по дому я не могу, но и здесь находиться сил никаких нет. — У тебя есть дом, Чуя, — проговорил Осаму, подходя к Накахаре и присаживаясь рядом с ним на корточки, глядя в голубые глаза. — И всегда будет. — Дазай упёрся подбородком в левое колено возлюбленного и, продолжая смотреть в его глаза, добавил: — Твой дом там, где я, Чуя, и тебе есть, куда возвращаться. Накахара тяжело вздохнул и перевёл взгляд на выход, глядя на разбушевавшееся небо, которое уже, буквально, низвергало вниз потоки воды. Чуя любил такую погоду, но всё же она навевала на него тоску. Дазай положил голову на колени Чуи и потёрся о них, словно кот, а Накахара перевёл на него взгляд. — Что ты делаешь? — спросил он. — Ничего, — ответил Осаму, поглаживая правой рукой левое бедро возлюбленного. — Прекрати, — тихо прошипел Чуя, но Дазай и не думал останавливаться, продолжая ласкать бедро омеги. Чуя огляделся по сторонам: туда-сюда сновали какие-то люди, но они не обращали внимания на Чую с Дазаем. — Что ты творишь? Мы здесь не одни. — Правда? — с улыбкой спросил Дазай. — Тогда пошли, уединимся, — с этими словами Осаму поднялся на ноги и, встав за коляской, развернул её и покатил к лифту, выбросив в урну пустой стаканчик от эспрессо. — Эй! — возмущённо выкрикнул Чуя, кидая следом свой. — Куда ты меня везёшь? Я не собираюсь с тобой уединяться. Дазай ничего не ответил, нажав на кнопку вызова лифта, а когда двери открылись, вкатил в кабину коляску. — Эй! — повторил Чуя. — Ты меня слышишь!? — Слышу, зачем так кричать? — Дазай поморщился. — Я везу тебя в твою палату, только и всего. — Но я не хочу, — запротестовал Накахара. — Хочу ещё погулять. — Скоро обед, ты же не хочешь его пропустить? Лифт остановился на нужном этаже, а Осаму выкатил из него коляску и пошёл вперёд по коридору, толкая её перед собой. Остановившись возле двери в палату Чуи, он открыл её и вошёл внутрь. Переложив Накахару на кровать, Осаму выкатил коляску, а вернулся лишь через два часа, когда пришло время делать Чуе укол. Дазай был один, и Накахара, приподняв левую бровь, спросил: — А где же старший медбрат? — Решил не раздражать тебя своим присутствием, — ответил Осаму, набирая в шприц жидкость из ампулы и слегка поворачивая Чую на бок. Оголив его левую ягодицу, Дазай протёр её спиртовой салфеткой и сделал инъекцию, после чего вытащил иголку и протёр место прокола всё той же спиртовой салфеткой. Уходя, Осаму произнёс: — Скоро вернусь, не скучай. Накахара фыркнул, а когда за Дазаем закрылась дверь, пробормотал: — Ну что за человек? И как ему это удаётся? Ещё с утра я хотел его убить, а сейчас даже злиться не могу. И всё-таки я люблю Дазая и не могу ничего с собой поделать, да и отрицать свои чувства глупо, может быть, у нас что-нибудь получится? — Чуя тяжело вздохнул и прикрыл глаза, а вскоре задремал. Разбудили его лёгкие поглаживания по бёдрам и животу. Накахара приоткрыл глаза и встретился взглядом с карими омутами. — Что ты делаешь? — спросил он. — Продолжаю то, что мы не закончили, — последовал ответ. — Что не закончили? Мы даже ничего и не начинали. — Верно. Поэтому, — Дазай улыбнулся, — мне кажется, самое время начать. — Что начать? Дазай, я что-то тебя совсем не понимаю. — Да ладно, — усмехнулся тот, запуская руки под одежду Чуи, оглаживая тело пальцами и накрывая желанные губы поцелуем. — Прекрати, — запротестовал Накахара, когда тот оторвался от его губ, и попытался оттолкнуть от себя Осаму, однако альфа словно и не заметил протестов возлюбленного, а проник рукой под его нижнее бельё, поглаживая член, приводя его в возбуждённое состояние. С губ Чуи сорвался стон, и он закатил от удовольствия глаза, когда Дазай сжал в ладони его орган и принялся двигать ею вниз-вверх. — Что ты делаешь? — прошептал Накахара и с его губ сорвался очередной стон. — А на что это похоже? — спросил Осаму, продолжая движения рукой. — Расслабься, я просто хочу доставить тебе удовольствие. — А если... ах, — простонал Чуя, — сюда кто-нибудь войдёт? — Я запер дверь. Осаму приспустил с Чуи нижнее бельё и накрыл головку его члена своими губами, одновременно с этим проталкивая в истекающий естественной смазкой анус палец, нащупывая простату и надавливая на неё. С губ Накахары сорвался новый стон, а Дазай принялся заглатывать его орган до конца, добавляя ещё один палец и ускоряя движения. Чуя постанывал всё громче, ощущая приближение разрядки, а Осаму протолкнул в него третий палец, массируя простату и заглатывая член всё глубже. По телу Чуи прокатилась дрожь, и он слегка выгнулся на кровати, со стоном изливаясь в рот альфы, после чего тот вытащил из него пальцы и вытер губы рукой. Накахара молчал, глядя в карие омуты, не зная, что сказать Дазаю, а тот вытер его влажными салфетками и привёл одежду в порядок, чмокнув Чую в губы, он проронил: — Работать пора, загляну к тебе позже. — Эй! — окликнул его Накахара, и Осаму остановился, посмотрев в голубые озёра. — То есть теперь ты просто уйдёшь? — Ну да, я же сказал: работать надо. — Чувствую себя жертвой изнасилования, — буркнул Чуя, а Дазай улыбнулся, невинно спросив: — Почему? — Не знаю. Ты мне скажи. — Что сказать? — Что это было вообще? — А на что это похоже? — Не еби мне мозг. Зачем ты это сделал? — Странный вопрос. Я лишь хотел доставить тебе удовольствие. — Только меня спросить забыл. — Чуя, я что-то не пойму. Ты чем-то недоволен? — Да! — прорычал тот. — И чем же? — Всем, абсолютно всем. — Это не ответ. — Ты ведёшь себя нагло и беспринципно. А ещё ты не считаешь нужным спрашивать у меня разрешения для того, чтобы сделать что-то со мной. — Ну почему же? Я что-то не припомню, чтобы ты сильно сопротивлялся или молил меня о том, чтобы я остановился. Ты сам хотел этого и не отрицай, и по-моему испытал удовольствие. Ладно, мне пора работать, а то получу нагоняй от начальства. Позже зайду. Накахара ничего не ответил, лишь фыркнул, а когда Дазай ушёл, пробормотал: — Вот же ублюдок!