Мой нежный альфа

Дазай ожидал, что Чуя встретит его как обычно: безмолвным молчанием или же бросит несколько язвительных фраз, возможно, оскорбительным тоном или словами, однако, вопреки его ожиданиям, всё произошло не так. Едва Осаму вошёл в палату, как Чуя сам с ним заговорил: — Сегодня ко мне приходил полицейский. Эдогава Рампо, если не ошибаюсь. Дазай кивнул и подошёл к постели возлюбленного ближе. — Знаю такого, — произнёс он. — Ты мне ничего не хочешь сказать? — спросил Накахара. — Я? — казалось, последняя фраза удивила Осаму, он придвинул стул ближе к кровати и удобно устроился на нём, вопросительно глядя на Чую. — Ты, кто ж ещё? — Да нет, а что я должен сказать? — Слушай, Дазай, не еби мне мозг, — раздражённо проговорил омега. — Этот полицейский сказал, что наезд на меня был совершён намеренно, и что он подозревает в этом твоего отца. Тебе есть что сказать мне по этому поводу? — Ну-у... — протянул Осаму. — На то он и полицейский, чтобы кого-то подозревать. — Заебал! — зло бросил Чуя. — Если ты что-то знаешь, говори, а нет, так проваливай! — Не понимаю, что ты хочешь от меня услышать? — Правду, если тебе что-то известно, — более спокойно добавил Накахара. — Или твои соображения по этому поводу. Ты ведь был там. Я помню. Ты первым подбежал ко мне. — Не хотел, чтобы ты расстраивался лишний раз, — произнёс Дазай, поглаживая Чую по руке, тот, как ни странно, не протестовал и не пытался убрать его ладонь. — Но наезд на тебя действительно был совершён намеренно. Думаю, за тобой следили от самой Йокогамы, а когда предоставился удобный случай, попытались убить. — Ясно, — тихо произнёс Чуя, а затем добавил: — Помоги лечь повыше. — Хорошо, — ответил Дазай, и когда Чуя слегка опёрся на руки, приподнял подушку выше и помог ему принять полу-сидячее положение. — Ты думаешь, что это мог быть Мори? — спросил Накахара, неотрывно глядя в карие глаза. Дазай пожал плечами, затем произнёс: — Не сам, конечно. Думаю, он кого-то нанял. — Почему ты так считаешь? — Ну, а кому это ещё могло понадобиться? У тебя есть враги? А даже, если бы и были, они бы сделали это гораздо раньше, не стали тянуть так долго, чтобы рассчитаться с тобой за что-то. Слишком много совпадений, хотя наезд на тебя могли счесть несчастным случаем, если бы не свидетели. Исполнитель сработал не слишком чисто. — О каких совпадениях ты говоришь? — Это Мори подговорил того омегу прийти ко мне, сказав ему, что мой парень приедет в субботу. Он назвал ему наименование препарата, который вызывает симптомы течки раньше времени. Похоже, таков был план моего отца. — Что? — переспросил Чуя. — Ты врёшь, я не верю тебе. — Почему же? Значит, в то, что он мог попытаться тебя убить, ты веришь. А в то, что подослал моего бывшего, именно в тот день, не веришь? — Не знаю. Зачем ему это, если он решил меня убить? — Чтобы заставить страдать, причём нас обоих. — Ты говорил с ним об этом? — Не с ним, а с Сигмой — это тот самый омега. Он признался. — Вот как? А с Мори говорил после того, как я попал в больницу? — Конечно. И он уже знал о том, что с тобой произошло. Сказал, что ему позвонил какой-то знакомый и сообщил о тебе. — И что он сделал? — Ничего. — Он правда не дал денег на лечение? — Не просто не дал, но и перекрыл мне возможность воспользоваться средствами, которые достались мне от отца. Если честно, не ожидал от него такого. Он спрятал или уничтожил твою страховку, при этом заявил, что ты её забрал с собой. Теперь ты понимаешь, что это может означать? — Значит, он действительно кого-то нанял, чтобы убить меня? Не могу в это поверить. Чуя прикрыл глаза и тяжело вздохнул. — Я знал, что ты расстроишься, поэтому ничего тебе не сказал, — произнёс Осаму. — Никогда бы не подумал, что он на такое способен, — тихо проговорил Чуя. — Я думаю, что ему не впервой. — Что ты имеешь ввиду? — Когда я был ребёнком, то стал свидетелем одного подозрительного разговора между моим отцом и каким-то странным типом. В то время я не придал разговору значения и даже забыл о нём. Но теперь понимаю, что они, скорее всего, обсуждали чье-то убийство. — Ничего себе! И чьё же? — Пока не знаю, но обязательно выясню это. — А где ты достал деньги на лечение? — спросил Накахара. — У знакомых одолжил, — соврал Осаму. — Четыре миллиона? — Да, четыре миллиона. — А с чего отдавать будешь? Это же огромная сумма. — Что-нибудь придумаю. Не переживай об этом. Дазай кинул взгляд на часы и добавил: — Мне пора на смену заступать. Чуя кивнул, а Осаму поднялся со стула и чмокнул его в уголок губ. То, что Чуя на него не орал и не пытался отстраниться, было хорошим знаком. Дазай улыбнулся и, развернувшись, направился к выходу. — Дазай, — окликнул его Чуя, тот обернулся и вопросительно посмотрел на Накахару. — И что теперь будет? — Ты о чём? — спросил Осаму. — О Мори. Ты говорил полицейскому о том, о чём рассказал мне? — Отчасти, — последовал ответ. — Почему «отчасти»? — Не вижу в этом смысла. У Мори есть деньги и связи, он откупится от любого обвинения, если против него не будет серьёзных улик. — Значит, он останется безнаказанным? — Необязательно. — Я тебя не понимаю. — Нужны железные доказательства его вины, а всё, что у нас есть — лишь косвенные улики. Вряд ли их будет достаточно для того, чтобы посадить его в тюрьму. — А как же страховка? Полицейский, который ко мне приходил, сказал, что если Мори не не отдал её намеренно, притом что она была у него, этого уже достаточно для того, чтобы возбудить против него уголовное дело. Дазай покачал головой, затем произнёс: — И по какой статье? Оставление человека в опасности? Он может убедить суд присяжных в том, что действовал под влиянием сильного нервного потрясения и эмоций. С его связями и деньгами за это преступление максимум, что ему грозит — это пара лет условно. Нужно найти на него что-то серьёзное. И я хочу, чтобы ты мне в этом тоже помог. — Как? — спросил Чуя. — Ты жил с ним два года. Подумай, не замечал ли ты за ним чего-нибудь странного, не встречался ли он с кем-то подозрительным, и если да, о чём говорили? Не отвечай сейчас. Подумай, а я пока пойду работать. — Хорошо. Я подумаю. Но что, если он попробует снова это сделать? Избавиться от меня, пока я лежу здесь? — Не думаю, что он станет так подставляться. У дверей в твою палату дежурит полицейский. А подкупать кого-то из персонала, чтобы тебе, например, ввели не тот препарат, слишком рискованно. Он знает, что мне известно о том, что он причастен, поэтому, вероятно, не предпримет ничего такого. Да и поступок его был, скорее, импульсивным, чем хорошо продуманным и хладнокровным планом убийства. Ведь, насколько я понял, он выгнал тебя в тот же день, когда узнал о нас, а значит, этот план он разрабатывал недолго. — Меня это что-то не слишком успокаивает. — Вот, возьми, — сказал Осаму, подходя к Чуе и протягивая ему пистолет. — Что это? — Накахара удивлённо вытаращил на Дазая глаза. — Пистолет, — ответил тот. — Я вижу. Откуда он у тебя? — Какая разница? Умеешь пользоваться? — Да-а-а-а, — протянул Чуя, не сводя глаз с вороненой стали. — Бывал в тире. — Отлично. Тогда ты знаешь, что с этим делать, — проговорил Дазай и вложил ствол в руку Чуи, а заметив его нерешительность, добавил: — На всякий случай. И тебе и мне так будет спокойнее. — Хорошо, — выдавил Накахара и, сжав пистолет в руке, кое-как засунул его под подушку. — Всё будет хорошо. — сказал Осаму и, чмокнув Чую в губы, покинул палату возлюбленного. — Вот же сука! — тихо выругался Накахара, после того, как за Дазаем закрылась дверь. — Решил избавиться от меня и от собственного внука. А ещё врач, называется! Ублюдок! — Накахара искривил губы в презрительной улыбке, а затем добавил, уже про себя: «Теперь мне понятно, почему Дазай всегда холодно говорил об отце. — Чуя тяжело вздохнул. — Он знал, что он за человек, в отличии от меня, по крайней мере догадывался. Я совсем не знал Мори, впрочем, как и Дазая. Дазай, конечно, кобель и тоже не подарок, но ему не пофиг, что будет со мной. Он на изнанку вывернулся, чтобы достать эти деньги и спасти мою жизнь. Вот и сейчас я вижу, как он за меня переживает, хотя и делает вид, что всё хорошо. Пистолет мне дал, — Чуя слегка улыбнулся. — Интересно, где он его взял? А впрочем какая разница? Может, стоит простить его, дать последний шанс? Даже не знаю, что теперь делать. Ещё вчера мне казалось, что я его ненавижу, а сегодня всё изменилось, и я уже не могу на него злиться, как прежде». Чуя попытался лечь ниже, и ему удалось это сделать, потом кое-как приподнялся и подтянул левой рукой подушку так, чтобы она лежала у него под головой. Правая нога и рёбра болели просто ужасно, но он уже мог хоть как-то двигаться, что не могло не радовать парня, лежать пластом и постоянно спать ужасно надоело, но пока ему ничего иного не оставалось, поэтому Чуя прикрыл глаза и задремал. Минут через двадцать его разбудили врачи, так как сейчас был вечерний обход. Осмотрев его и поинтересовавшись самочувствием, они ушли, а ещё через час пришёл Дазай вместе со старшим медбратом для того, чтобы сделать ему несколько уколов и поставить капельницу. Когда Осаму уходил, Чуя хотел окликнуть его, но сдержался, зная, что тот непременно заглянет к нему попозже. Однако прошёл час, затем ещё полтора, а Дазай так и не появился. — И где интересно его носит? — вслух проговорил Накахара, ему вдруг жутко захотелось спать, и он, прикрыв глаза, вскоре провалился в царство Морфея. Как ни странно, но Дазай в этот день так и не появился в палате Накахары. А пришёл лишь утром, чтобы вновь поставить Чуе несколько уколов. — Капельницу тебе отменили, — проговорил он, вытаскивая катетер из его вены. Приложив к проколу, из которого начала обильно выступать кровь, спиртовую салфетку, Дазай добавил: — Вчера вечером была последняя. Согнув руку Накахары в локте, Осаму сказал: — Зажми. Развернувшись, Дазай направился к выходу из палаты. — Дазай, — вдруг позвал его Чуя, и тот остановился, обернувшись к возлюбленному. — Что? — спросил он, посмотрев в голубые озёра. — Где ты был? — неожиданно для самого себя задал вопрос Накахара. Дазай широко улыбнулся и поинтересовался: — Скучал? — Ага, сейчас! — возмущённо бросил Чуя. — Ладно, тогда я пойду. Мне пора в универ. — Ну и вали, — зло буркнул Чуя, а Осаму снова улыбнулся, сказав: — Пока. Дазай вышел за дверь, а Чуя сверлил его спину недобрым взглядом. — Да он издевается, — проворчал Накахара, когда за Осаму закрылась дверь. — Испытывает моё терпение? Вот же сволочь! Ненавижу! Приложив ухо к двери с обратной стороны, Дазай улыбнулся, а затем пошёл переодеваться. Однако перед уходом всё же решил заглянуть к Чуе, который демонстративно отвернулся от него в сторону. — Сегодня вечером вряд ли приду, — произнёс Дазай, но Накахара ничего не ответил, и Осаму добавил, подходя к его постели: — Решил взять выходной. Совершенно не выспался. Дазай зевнул, прикрыв рот рукой. — Тяжёлого сегодня привезли, мне пришлось присутствовать на операции, которая длилась несколько часов, а потом ещё присматривать за ним, чтобы кони не двинул ночью. — Почему сразу не сказал? — спросил Чуя, разворачиваясь к Осаму и глядя в карие глаза. — Не думал, что тебе интересно, — с улыбкой ответил Осаму и присел на стул рядом с Чуей. — Тогда зачем сейчас говоришь? — Не знаю. Мне показалось, что ты расстроился из-за того, что я к тебе не зашёл вчера. — Тебе и правда показалось, — буркнул тот. — И вообще, мне плевать. — Серьёзно? — Дазай усмехнулся и чмокнул Чую в губы. — Ты не умеешь врать, милый. — Да пошёл ты! — Накахара упёрся рукой в грудь Осаму, стараясь его оттолкнуть, но тот легко сломил сопротивление обессиленного омеги и вновь прижался своими губами к его, на этот раз целуя Чую в засос. Накахара попытался отвернуться и сжал зубы, чтобы не пропустить чужой язык в свой рот, но Дазай нежно посасывал его губы, оглаживая пальцами лицо, и тот, ощутив, как внизу живота разливается приятное тепло и слыша, как громко стучат два сердца, всё-таки сдался и ответил на поцелуй, от которого у него кругом пошла голова. Когда Осаму оторвался от его губ, Чуя тяжело дыша, прошептал: — Сволочь. — Может быть, — не стал спорить Дазай, продолжая поглаживать лицо возлюбленного пальцами и неотрывно гладя в его глаза. — Но ты меня любишь, а я люблю тебя. Зачем же мучить друг друга, если мы можем быть вместе и стать счастливыми? — Ты серьёзно считаешь, что после всего, это возможно, Дазай? — тихо спросил Чуя. — Каждый человек имеет право на ошибку. Неужели ты готов заставить нас обоих всю жизнь страдать из-за однажды совершённой мною ошибки? — Ты разве не понимаешь? — задал вопрос Накахара. — Нет, не понимаю, — ответил Осаму. — Я никогда не смогу тебе доверять. Как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь с тобой? — Почему не сможешь? После того, как мы с тобой впервые занялись любовью, я тебе не изменял, кроме того единственного раза, когда тебя сбила машина. — Я тебе не верю. — Почему? — Потому что ты просто кобель. — Да с чего ты это взял? — А с того, что знаю тебя и видел всё сам; для меня этого более чем достаточно. — Зря ты так. Для меня гораздо важнее чувства, а не удовлетворение потребностей. Я сам никогда об этом не задумывался до того, как у нас с тобой начались отношения, ведь не любил прежде. Но после того, как мы начали встречаться, я изменился. Весь мой мир перевернулся с ног на голову, и я переосмыслил многие вещи. — Ну да, расскажи. После того, что я видел, неужели ты думаешь, что я тебе поверю? — Не знаю. Может быть, всё это и выглядит неприглядно, наверное, так и есть. Но как мне тебе доказать, что ты ошибаешься? — Если ты не знаешь, то я тем-более. — Чуя, ну сколько можно? Нельзя же из-за одной единственной ошибки ломать двоим людям жизнь, даже троим, — Осаму положил руку на живот возлюбленного, поглаживая. — В тебе растёт ещё одна жизнь, и даже если он ещё ничего не понимает, то определённо чувствует твоё настроение. — Мне кажется, что ты собирался в универ. Или мне послышалось? — У меня нет первой пары, так что есть время побыть с тобой и, в конце концов, выяснить отношения. — А я не хочу ничего выяснять. Мне и так всё понятно, что касается тебя. Я, конечно, благодарен тебе за то, что не бросил меня умирать в больнице, но я не смогу быть с тобой вместе, как раньше. — Какой ты упрямый, — проговорил Дазай. — Ты готов сам себя извести, только бы наказать меня. — Я себя не извожу. — А что ты делаешь? Ты же любишь меня. И не отрицай. Я это точно знаю. — Люблю или нет, уже не имеет значения. — Имеет. Потому что ты сам страдаешь из-за своего упрямства и меня мучишь. — Вот в твои мучения мне поверить, вообще, очень сложно. — Это с тобой очень сложно. Даже просто разговаривать. — Так не разговаривай. Иди, учись. — Как скажешь, — буркнул Дазай и быстрым шагом покинул палату Накахары, а тот, тяжело вздохнув, прикрыл глаза и вскоре уснул. В этот день Дазай у Чуи не появился. Да, он предупредил Накахару об этом заранее, но всё же тот в тайне надеялся, что он придёт. На душе было как-то паршиво. Чуя понимал, что несмотря ни на что, скучает по нему, что по-прежнему любит, хотя и пытался убедить и себя, и Осаму в обратном, но постоянно думал о нём, а разлука в такой непростой для него момент была просто невыносима. Хорошенько обдумав ситуацию, Чуя всё же принял решение простить Дазая и с нетерпением ждал его появления в пятницу, чтобы сказать ему об этом. Однако день шёл, а Осаму всё не было. Накахара даже несколько раз брал в руки свой телефон, собираясь набрать номер возлюбленного, но так и не решился сделать это. «Что я ему скажу? — размышлял парень. — "Дазай, где тебя хер носит?" — Чуя усмехнулся. — Нет, это глупо. Он сразу поймёт, что я скучаю, и что готов простить его. Так не пойдёт. Пусть помучается ещё немного. Но где его правда носит? Он специально что ли издевается? То не отходил от меня ни на шаг, даже на работу в это отделение устроился, чтобы быть ближе ко мне. И вдруг динамо включил. Не понимаю его. Ну что за человек?» — Накахара устроился в постели поудобнее, а затем в палату вошёл медбрат, чтобы сделать ему уколы. Однако это был не Осаму и не старший медбрат. Накахара помнил его, но не знал имени, поэтому спросил: — Простите, не помню, как вас по имени? Медбрат посмотрел на Чую, а затем молча ткнул пальцем в бейджик, приколотый у него на груди с правой стороны. — Сато Акайо, — прочитал Чуя. — Ну да, точно. Скажите, а Дазая Осаму опять сегодня нет? — У него выходной, — ответил парень, подготавливая шприц и ампулу для инъекции. — Завтра с утра заступает. — Понятно, — произнёс Чуя и тяжело вздохнул. Медбрат ввёл ему необходимые препараты и покинул палату, а Чуя взглянул на часы на мобильном. — Двадцать пятнадцать, — вслух произнёс он. — Похоже, что Дазай сегодня не придёт. — Накахара раздражённо бросил телефон на тумбочку и прикрыл глаза, попытавшись уснуть. Находясь в состоянии полудрёма, но ещё не окончательно погрузившись в глубокий сон, Чуя услышал, как скрипнула дверь и тут же распахнул глаза, удивлённо глядя на вошедшего. Уж кого-кого, а этого человека увидеть у себя в палате Накахара точно не ожидал. — Ты-ы... — протянул Чуя, сверля гостя недобрым взглядом. — Я, — ответил вошедший. — А ты кого ждал? — Явно не тебя, — пробормотал Накахара. — Неважно выглядишь, — слегка улыбнувшись, произнёс посетитель, проходя в палату. — Твоими молитвами, — буркнул Накахара и посмотрел на вошедшего с ненавистью. — Ну почему же моими? — невинно поинтересовался тот, ставя на тумбочку какой-то пакет. — Кто тебя сюда впустил? — А кто бы мог мне помешать? Я всё ещё твой муж. — Знаешь что? Муж. Вали-ка ты отсюда подобру поздорову! — прорычал Чуя, а его рука непроизвольно потянулась под подушку к пистолету, однако незаметно вытащить его Чуе бы не удалось, и он слегка повернулся на бок, чтобы было удобнее выхватить оружие, если будет необходимость. — А то что? — спросил Огай. — Слушай, чего тебе надо? Нахрена ты припёрся? Полюбоваться на плоды своих трудов? — Смешно, — усмехнулся Мори. — Значит, он тебе тоже мозги промыл, как и тому полицейскому, который ко мне приходил на днях на работу. Но у полиции на меня ничего нет. Иначе я бы уже сидел в тюрьме. — Ты не появился ни разу почти за две недели, что я здесь лежу. Так зачем пришёл сейчас? — Прости, — проговорил Огай, однако взгляд его оставался холодным, и Чуя понимал, что это слово было произнесено им, скорее, из вежливости, чем из-за того, что он действительно испытывал какое-то раскаяние. — Я не думал, что тебя бы обрадовал мой визит, к тому же, я был на тебя зол, ты же должен это понимать. — Конечно, — проронил Чуя, а затем добавил: — Но даже если ты не причастен к покушению, ты бросил меня умирать в больнице и страховку не отдал Дазаю. — Я не хочу перед тобой оправдываться и не собираюсь этого делать, Чуя. Ты же взрослый мальчик, должен сам всё понимать: связавшись с моим сыном, ты оборвал все нити, связывавшие нас. Я не считаю себя обязанным что-либо делать для тебя после этого. Когда мне сообщили о том, что с тобой произошло, я подумал, что тебе может понадобиться страховка, но не нашёл её. Однако, через время перерыв все документы, я отыскал твою страховку и пришёл, чтобы отдать её тебе сейчас, — с этими словами Мори раскрыл папку, которую держал до этого подмышкой и, достав из неё какой-то листок, положил его на тумбочку рядом с пакетом. — Я принёс тебе фрукты, — добавил он, кивнув на пакет. — Неужели ты думаешь, что я буду есть что-то, принесённое тобой? — спросил Чуя, сверля Огая взглядом. — Не доверяешь, — Мори усмехнулся. — Понимаю. Но ты правда считаешь, что я хочу тебя убить? А даже, если и так, я бы не стал собственноручно приносить сюда отравленную еду. Я ведь не идиот. — Спасибо, что принёс страховку, но больше я тебя не смею задерживать, — буркнул Накахара, однако Огай не спешил уходить, и Чуя добавил: — Что-то ещё? — Да, — ответил Мори и, подойдя к постели Чуи, снова раскрыл папку, которую держал в руках. — Что? — спросил Накахара, глядя на Огая. — Если честно, — произнёс тот и присел на край кровати рядом с Чуей. — Я хотел передать страховку Дазаю, а заодно обговорить с ним кое-какие нюансы, касающиеся наследства его отца, поэтому приехал в Токио вчера вечером, — Мори сделал паузу, и Чуя не выдержал: — Ну и?.. — Мне так и не удалось с ним поговорить, поскольку вчера возле дома я его кое с кем увидел. — С кем? — С каким-то омегой, и они пошли к Дазаю домой, — с этими словами Мори извлёк из папки несколько фотографий и протянул их Чуе. — Сам не знаю зачем я их сфотографировал, но думаю, что ты должен знать, что он тебе изменяет. — Что? — переспросил Накахара и взял в руки снимки. Их оказалось пять, и на каждом из них были запечатлены Дазай и старший медбрат — Анго Сакагучи, возле подъезда Осаму. На одной из фотографий Анго выходил из машины Дазая с каким-то ребёнком, на двух снимках Осаму приобнимал омегу за плечи, а ещё на двух он склонился к его лицу и касался пальцами губ, будто собирался поцеловать парня. Чуя пролистал фотографии несколько раз, и всё бы ничего, да только два снимка вызывали у него беспокойство — те, где Дазай нежно, как показалось Чуе, смотрел на омегу и касался пальцами его губ. — Зачем ты припёр мне эти фотографии? — спросил Чуя, испытующе глядя на Мори. — Здесь нет ничего криминального. — Уверен? — спросил Огай, усмехнувшись. — Ты хочешь сказать, что у них отношения? — Не знаю, отношения ли или Дазай просто привёл парня на одну ночь? Может, на фотографиях и не видно, но они выглядели и вели себя, как любовники. — А где же поцелуй? — Они зашли в подъезд, и дальше я за ними уже не пошёл. Я поехал в гостиницу, решив прийти утром, однако чуть не столкнулся с ними у подъезда Дазая. Они выходили оттуда вместе, — Мори протянул Чуе ещё одну фотографию, где Дазай с Анго и ребёнком выходили из подъезда уже при дневном свете. — Я решил, что будет лучше, если Дазай меня не увидит и ушёл. — Зачем ты это делаешь? — спросил Чуя. — Какое тебе до меня дело? — Мне просто тебя жаль, Чуя, — Огай с грустью посмотрел на Накахару. — Я понимаю, Дазай умеет вскружить голову. Он красавчик. В него все влюбляются, а потом слезами обливаются. Если бы ты только знал, сколько на его совести разбитых сердец! Я бы, наверное, и сосчитать не смог, если бы захотел. В университете о нём ходят легенды: всем известно, что он ещё тот ловелас, но даже знание этого факта, не останавливает наивных омег. Глупые! Они летят к нему, словно мотыльки на пламя, не подозревая, что в лучшем случае опалят себе крылья, а в худшем... — Мори выдержал паузу, затем положил руку на живот Чуи и продолжил: — Был один парень, которого Дазай бросил, он не смог справиться с депрессией и повесился, увы. Жаль его... Но самое странное, что каждый из этих омег думает, что станет тем единственным, кто сможет добиться его любви, а он их просто использует и выкидывает, как мусор, вдоволь наигравшись. Ты, к сожалению, не стал исключением. Но тебе не повезло больше, чем другим, потому что ты забеременел. И я не могу не чувствовать своей вины из-за этого. Ведь это я подменил твои противозачаточные. Мне жаль тебя, потому что я знаю — он заставит тебя страдать. Ты можешь мне не верить, но я хотел бы тебе помочь, Чуя. — Помочь? — переспросил Накахара, гневно сверкнув на Мори глазами и сбрасывая его руку. — Спасибо, ты уже помог, уложив меня на эту койку. Убирайся! — Я никуда тебя не укладывал. Дазай врёт. — Я не хочу тебя слушать. — Твоё право, но всё же я скажу то, что хотел, раз уж я здесь, иначе потом не прощу себя за то, что скрыл от тебя правду, если он сделает что-то плохое из-за чего ты пострадаешь. — Что за бред? — спросил Чуя, совершенно не понимая о чём говорит Огай. — Это не бред, — возразил Мори. — И я должен был рассказать обо всём тебе раньше. Может быть, ничего этого бы и не случилось. Накахара слегка, насколько хватило сил, мотнул головой, затем произнёс: — Почему? — Что «почему»? — Почему ты это делаешь? Почему ты лезешь в мою жизнь? Я изменил тебе. Предал. Мы расстались. И как только я выйду отсюда, сразу подам на развод, а хочешь, подай сам. Только оставь меня в покое и больше не приходи! Не обратив внимания на последние слова Чуи, Мори проговорил: — Да, ты предал меня, и я был очень на тебя зол. Но сейчас, немного остыв и обдумав ситуацию, осознал свою ошибку. Мне не стоило винить тебя в произошедшем. Ведь виноват во всём он. Конечно, твоя вина в этом тоже есть, но я отчасти тебя понимаю. Ты не смог устоять перед ним. И меня это не удивляет. Если Дазай положил на кого-то глаз, он непременно добьётся своей цели. Ещё ни один омега не устоял перед ним. Мне стоило запретить ему появляться в нашем доме, когда мы с тобой поженились, но я не думал, что он так поступит со мной, ведь я его отец, но, видимо, болезнь у Дазая с возрастом лишь обострилась. — Болезнь? Какая ещё болезнь? — переспросил Чуя, с непониманием глядя на Мори. — Смерть отца в двенадцатилетнем возрасте стала для Дазая ударом. Резкая смена обстановки, новая семья, всё это не способствовало улучшению его психического состояния. Заметив его необоснованную раздражительность, беспокойство без всяких причин, проявление депрессии и проблемы со сном, я подумал, что, возможно, у него ПТСР и отвёл к врачу. Спустя какое-то время диагноз не подтвердился. Врач сказал, что у него стресс, и проявление депрессии связано со смертью отца, но серьёзного заболевания нет и со временем всё пройдёт. Он выписал ему лекарства, а я, со своей стороны, сделал всё, чтобы помочь сыну: окружил любовью и вниманием, ни в чём ему никогда не отказывал. Мои труды не пропали даром, да и лечение вскоре возымело действие: Дазай вышел из депрессии и даже стал радоваться жизни, как обычный подросток его возраста. Однако спустя какое-то время я начал замечать, что он ведёт себя странно, порой агрессивно и безрассудно. Несмотря на то, что Дазай очень хорошо учился в школе, он часто прогуливал уроки, шлялся где-то со всякими отбросами, воровал, даже устраивал несколько раз поджоги. Мне с трудом удалось его отмазать, чтобы он не попал в колонию, когда в одном из поджогов, устроенных им, погиб человек. Ты думаешь, после того, как правда открылась, он испытывал чувство вины? Нет. Не было ни капли раскаяния или хоть какого-то сожаления. Потом начались издевательства над сверстниками. Однажды он довёл одноклассника до самоубийства. И снова никакого раскаяния. Доказать, что он виновен в смерти мальчика полиции не удалось, не без моей помощи, конечно. Пришлось перевести его в другую школу и снова обратиться к психиатру. Ему долго не могли поставить диагноз, хотя я водил его к нескольким врачам, но те лишь разводили руками, считая, что поведение Дазая не связано с какими-либо психическими отклонениями. Однако нашёлся один очень хороший и опытный психотерапевт, который всё-таки поставил диагноз моему сыну: пассивная социопатия второго типа, средней тяжести. Всю жизнь мне приходилось водить его по врачам, которые выписывали ему кучу лекарств. Через несколько лет симптомы болезни довольно сильно снизились, но поддерживающую терапию никто не отменял. Однако социопаты даже с лёгкой формой болезни не способны на любовь и сочувствие, они лишь искусно притворяются нормальными. Вот что я имел ввиду, говоря, что ты можешь пострадать, — Мори ненадолго замолчал, а Чуя смотрел на него ошарашенно, и Огай продолжал: — Если ты не знаешь, что это за болезнь, могу дать общее определение: Диссоциальное расстройство личности (социопатия) – это расстройство личности, характеризующееся импульсивностью, агрессивностью, асоциальным поведением и нарушением способности к формированию привязанностей. Больные с данным расстройством убеждены в правомерности собственных потребностей, грубо пренебрегают чувствами, правами, безопасностью окружающих и социальными нормами. Люди для них лишь средство достичь своих целей. Социопаты — искусные лжецы, они не имеют совести, жалости, не испытывают чувства вины и стыда, да и в целом не испытывают ни к кому каких-либо чувств, хорошо ориентируются в социальной обстановке и легко манипулируют окружающими. Даже, если некоторые из них создают семьи или вступают с кем-то в отношения, то часто являются тиранами для своих близких, превращая их жизнь в настоящий ад. Диссоциальное расстройство личности наиболее ярко проявляется в подростковом возрасте и сохраняется в течение всей жизни. — Ты лжёшь, — проговорил Чуя, а Мори извлёк из папки какой-то листок и передал его Накахаре. — Выписка из его медицинской карты, — сказал он. Пробежав лист глазами, Чуя произнёс: — А ты пришёл сюда, основательно подготовившись. Но я тебе не верю. Дазай не похож на социопата. И я знаю, что он меня любит, пусть он — непростой человек, и у нас возникли некоторые проблемы, но он не псих. Если бы он меня не любил, то не влез бы в огромные долги, чтобы вытащить буквально с того света, в то время, как ты бросил умирать. — Я уже говорил, что не хочу оправдываться за свой поступок и не буду этого делать. Думаю, ты и сам понимаешь, почему я так поступил. Однако я очень сильно сомневаюсь в том, что Дазай влез в какие-то долги ради тебя. Скорее всего, кого-то ограбил. Ему не впервой. Замков для него не существует, он и мой сейф вскрыл, когда я не дал ему денег, правда ничего в нём не нашёл. А если тебе мало выписки из его истории болезни, могу раздобыть медицинскую карту, хотя это будет сделать сложнее. Как тебе ещё доказать, что я говорю правду? Чуя ничего не ответил, и Мори снова заговорил: — Есть немало признаков, по которым можно определить социопата: такие люди всегда холодны, харизматичны и очень притягательны для окружающих, даже если внешне не являются красавцами от природы. Они не испытывают сомнений, когда ставят перед собой какую-либо цель, не знают угрызений совести, что бы не совершили, порой могут быть чрезмерно жестоки; обладают высоким интелектом, им неведом страх, поэтому они легко идут на риски; склонны ко лжи и лицемерию, не способны к стыду, расскаянию, любви и эмпатии; безнравственные и порой аморальные личности; для них не существует авторитетов. Социопаты являются превосходными актерами, поэтому врачам не всегда удается определить болезнь и поставить диагноз (как я уже говорил ранее: Дазаю долго не могли поставить диагноз). Такие люди очень наблюдательны и легко читают окружающих словно открытые книги. Всегда подстраиваются под обстоятельства, если имеют с этого выгоду, могут изображать чувства, которые не способны испытывать. Благодаря полному отсутствию эмпатии, привязанностей и совести, социопаты являются отличными манипуляторами, которые могут легко управлять чужими жизнями так, как им вздумается. Такие личности стремятся к власти и почти всегда добиваются её или становятся преступниками. Чуя, а теперь подумай и скажи сам, не замечал ли ты за Дазаем хотя бы нескольких признаков из перечисленных мною? Накахара невольно задумался, а затем произнёс: — Ну замечал кое-что. Мори довольно улыбнулся, а Чуя добавил: — Это ничего не значит. По-твоему выходит, что если человек умён, целеустремлён, красив и обаятелен, на нём уже можно ставить клеймо социопата? Тогда и тебя легко можно причислить к таким людям, ведь, из перечисленного тобою, есть не меньше признаков, которые можно отнести к тебе и по которым определяется эта болезнь. А может быть, это наследственное? Ты же его отец. — Надо же, как мы заговорили! Во-первых, ты слишком сократил список признаков этой болезни, которые можно отнести к Дазаю, а во-вторых, мне никто не ставил подобных диагнозов, в отличии от него. — Ладно, я не хочу с тобой спорить и что-то доказывать или пытаться уличить тебя во лжи. Мне просто кое-что интересно, и я спрошу тебя в последний раз: зачем ты пришёл, чего добиваешься? — Я должен был рассказать тебе правду. Чтобы ты окончательно не погубил себя. Он будет тебе изменять всю жизнь. Отчасти это связано с его болезнью: из-за отсутствия привязанностей, он не считает себя обязательным хранить кому-либо верность. Кроме того, связываться с таким человеком попросту опасно. Если его болезнь обострится, он может причинить тебе вред. Кроме того, ты в чем-то прав: психические заболевания могут передаваться по наследству, а ты ждёшь от него ребёнка. Вот и решай теперь, что тебе делать. — Если ты думаешь, что действуя подобным методом, заставишь меня вернуться к тебе, ты ошибаешься, — уверенно заявил Чуя. — Даже если я не буду с ним, к тебе я тоже не вернусь. Ты зря потратил время, придя сюда. — Я не пытаюсь тебя вернуть, Чуя, — произнёс Огай. — И я ни слова не сказал об этом. — Тогда зачем всё это? Какое тебе до нас с Дазаем дело? Ты выставил меня из дома две недели назад. А теперь вдруг вспомнил обо мне? С какой стати? А может, ты делаешь это из мести? — Мести? — Огай усмехнулся. — Я думал, что ты понял. Я делаю это в память о нашем прошлом, ведь мы прожили с тобой два года и были счастливы вместе, пока не появился он. Дазай заставит тебя страдать. Вспомнишь мои слова. — Уходи, — процедил Накахара, а Мори сказал: — Хорошо. Я уйду. Но советую хорошо всё обдумать. — Мори протянул Чуе визитку и сказал: — Позвони ему, если надумаешь, и скажи, что от меня. Этот врач работает в этой же больнице, и он готов провести процедуру в любой момент. Денег с тебя не возьмёт. Выздоравливай, — сказав это, Огай направился к выходу, а когда за ним закрылась дверь, Чуя прочитал на визитке: — Ямасаки Кеншин, акушер-гинеколог. Тяжело вздохнув, Чуя засунул визитку под подушку, а затем снова взял в руки фотографии и несколько раз пересмотрел, потом отбросил их в угол комнаты и выругался: — Чёртов ублюдок!

***

Сутки назад... Вернувшись домой после учёбы, Осаму сразу же лёг в постель и даже не пообедал. Отрубился он почти сразу, так как за время ночного дежурства действительно очень устал. Однако он был даже рад тому, что работа его так выматывает: на какие-то внутренние переживания и негативные мысли совсем не остаётся времени и сил, даже когда он приходит домой. Дазай спал крепко, сны ему не снились, а потом из царства Морфея его неожиданно вырвал телефонный звонок. Спросонья подумав, что это будильник, Дазай сбросил вызов, однако уснуть более у него не получилось. Сев на кровати и взяв в руки телефон, Осаму увидел пропущенный вызов от Анго. Решив перезвонить коллеге и узнать, что случилось, Дазай набрал номер Сакагучи, тот ответил почти сразу, и голос его был взволнован. — Анго, что-то случилось? — поинтересовался Дазай. — Нет, — послышался торопливый ответ. — То есть да. — Что произошло? — спросил Осаму. — Я ушёл от мужа, — проговорил тот. — Забрал ребёнка и ушёл. — Отлично, ты молодец. Хорошо, что решился. — Да, но я вдруг понял, что мне совершенно некуда идти. — А как же Ода? Ты рассказал ему о муже и ребёнке? — Нет. Я струсил. Но дело даже не в этом. Я не могу ему дозвониться. У него сегодня ночное дежурство. Но телефон Одасаку отключён. Я не могу приехать в больницу и свалиться ему, как снег на голову, да ещё и вместе с ребёнком о котором он ничего не знает. — Понимаю. Хочешь, приезжай ко мне. Переночуешь у меня, а завтра поговоришь со своим Одой. — Да, спасибо. Только я в такой спешке покинул квартиру мужа, что не взял с собой ни денег, ни карту. — Вышли адрес СМСкой, я за тобой подъеду. — Спасибо тебе, Дазай, — произнёс Анго. — Сейчас перешлю адрес. Быстро умывшись и одевшись, Осаму сел за руль своего автомобиля и отправился за Анго по адресу, который тот выслал ему сообщением. Остановив машину возле молодого парня с ребёнком лет трёх на вид, Осаму открыл дверь и произнёс: — Садитесь. — Классная тачка, — проговорил Анго и разместился с сыном на заднем сиденье автомобиля. — Спасибо, — проронил Дазай и тронулся с места. Когда подъехал к своему дому и остановился возле подъезда, проговорил: — Отгоню машину на стоянку, а вы ждите здесь. Анго вместе с сыном покинул салон машины, а Дазай вскоре скрылся из виду. Вернулся он минут через десять уже пешком и, подойдя к Анго, спросил: — Ну и почему ты покинул дом в такой спешке? — Да, — Анго махнул рукой, — муж пьяный пришёл, начал скандалить, ну, а я возьми, да ляпни, что мне всё это надоело, и я ухожу. После моих слов он просто взбесился. Я успел схватить обувь: свою и Нэо, а также самого малого и выскочил из квартиры. Он преследовал нас какое-то время, но нам удалось от него уйти. — Ясно, — сказал Дазай и хлопнул Анго по плечу, слегка приобняв. — Не переживай, всё будет хорошо. Ты правильно сделал, что ушёл. Дазай открыл подъезд, а затем обернулся к Анго: свет, падавший из-за приоткрытой двери, хорошо осветил лицо последнего, и Осаму заметил, что у того разбита губа. — Он ударил тебя? — спросил Осаму, не входя в подъезд. — Да, — не стал отрицать Сакагучи. — Вмазал разок. Хорошо, что успели сбежать с Нео, а то мне бы больше досталось. Дазай провёл пальцем под нижней губой Анго, пытаясь стереть засохшую кровь, однако напрасно, затем слегка коснулся ранки, Анго поморщился, а Осаму произнёс: — Прости. Похоже, что будет синяк. Нужно лёд приложить и обработать. Пойдём. Дазай отступил в сторону, пропуская Анго с сыном вперёд, касаясь рукой его спины, как бы желая поторопить. Подойдя к лифту, он нажал кнопку вызова, а дома обработал ранку на лице коллеги и приложил к его губе лёд. — Пойдём, покажу тебе вашу на сегодня с сыном комнату, — сказал Осаму, и Анго встал со стула, последовав за хозяином квартиры. Анго лёг с ребёнком спать, а Осаму уткнулся в телевизор. Часа через два он тоже почувствовал усталость и отправился в свою комнату. Проснувшись утром, Дазай умылся и переоделся, похоже, что Анго с сыном ещё спали, по крайней мере, они не выходили из комнаты, хотя времени уже было девять утра. Пройдя на кухню, Дазай сварил себе кофе и, открыв окно, закурил. Выкурив сигарету и выпив кофе, Осаму подошёл к спальне, где спали его гости, и тихонько постучал в дверь. — Заходи, мы не спим, — послышалось из комнаты, и Дазай приоткрыл дверь, спросив: — Тогда почему сидите здесь? Идите умывайтесь, перекусите, да я вас отвезу к Одасаку, а то мне ещё в больницу надо. — Хорошо, — кивнул Анго и, обратившись к сыну, сказал: — Идём, Нэо. Часа через полтора Дазай с Анго и Нэо покинули квартиру. А выйдя из подъезда, Осаму сказал Сакагучи, что сходит за машиной. Однако, успев лишь сделать несколько шагов, он был сбит с ног каким-то громилой, не пойми откуда взявшимся и налетевшим на него словно торнадо. Громила что-то кричал, обхватив горло противника обеими руками и пытаясь душить, и Дазай ощутил от него явный запах перегара. При падении Осаму больно стукнулся головой об асфальт, а поскольку нападение было неожиданным, не успел сгруппироваться, и сейчас у него кругом шла голова, не говоря уж о том, что не хватало воздуха. Словно сквозь толщу воды Дазай услышал крик Анго: — Дэйко, не надо! Тот рычал что-то нечленораздельное или просто Осаму из-за своего состояния не мог разобрать ни слова. От нехватки кислорода в глазах начало темнеть, однако Дазай понимал, что необходимо что-то предпринять, иначе этот псих его просто задушит. Перехватив его запястья обеими руками, Осаму попытался оторвать чужие руки от своей шеи, но безуспешно, затем, высвободив правую руку, ткнул пальцем в левый глаз нападавшего, стараясь обескуражить противника, при этом не покалечив. Тот взвыл от боли и ослабил хватку, и Осаму оторвал его руки от своей шеи, после чего оттолкнул от себя и пнул ногой в живот. Громила вскрикнул, но попытался подняться на ноги, встав на карачки, и прорычал, с ненавистью глядя на Дазая и Анго, который тут же подбежал к Осаму: — Я знал, что у тебя есть любовник! Я убью вас обоих! Пьяный мужик неожиданно быстро вскочил на ноги и снова ринулся на Дазая. Тот отстранил Анго вправо, а сам немного отклонился влево и, схватив нападавшего за руку, перебросил его через колено. Тот упал и попытался пнуть Осаму ногой, но Дазай резко отскочил в сторону, а противник снова поднялся на ноги и приготовился атаковать. Дазай не стал ждать атаки, а резко нанёс ему удар кулаком в челюсть, отчего тот не смог удержаться на ногах и свалился на землю. Не сдерживая себя, Осаму довольно сильно ударил пьяньчугу несколько раз ногой в живот. Каждый его удар сопровождался болезненным криком последнего, а когда тот затих и больше не пытался сопротивляться, Дазай склонился к нему и, схватив за волосы, прошипел в самое ухо: — Забудь об Анго. А ещё раз подойдёшь к нему, убью! Неожиданно послышался вой сирен, а вскоре, полицейское авто, взвизгнув тормозами, остановилось возле участников недавних событий. Из машины выскочили несколько полицейских и, скрутив Дазая, а также обыскав, однако не найдя у него ничего запрещённого, застегнули на его руках сзади наручники. — Сержант, — обратился один из служителей закона к другому. — А что со вторым делать? — Что за глупые вопросы, Ямагути? — ответил тот. — В наручники его и в машину. — Подождите, — вмешался Анго, прижимая к себе плачущего ребёнка, которого напугала драка. — Дазай не виноват. Он лишь защищался. Это Дэйко набросился на него. — Разберёмся, — произнёс сержант. — Вы свидетель драки, как я понимаю? — спросил он. — Да, — коротко ответил Анго. — Садитесь в машину, — сказал он и кивнул Анго на полицейский автомобиль.