Мой нежный альфа

На следующий день Дазай снова поехал в больницу. Справившись у дежурного врача о состоянии Чуи, Осаму отправился к нему в палату. Накахара спал, и Дазай положил на его тумбочку пакет с фруктами. Хорошо хоть Чую кормили в больнице, и Осаму не приходилось думать ещё и об этом, ведь всё было оплачено. Придвинув стул к кровати, он присел на него, окинув возлюбленного взглядом. Тот выглядел уже не таким бледным, как вчера, и это был хороший знак. Дазай взял его за руку и прижался к ней губами. Чуя продолжал спать, не ощутив прикосновения альфы, а когда Осаму начал нежно поглаживать его ладонь, он всё же открыл глаза. — Оставь меня в покое, — тихо проговорил Накахара, но Дазай лишь отрицательно покачал головой. — Уходи! Чуя попытался приподняться и вырвать руку, но тут же упал на подушку. — Не делай резких движений, милый, — произнёс Осаму, заметив, как Чуя поморщился от боли. — Тебе это только навредит. — Просто уйди. Я не хочу тебя видеть. — Теперь придётся, Чуя, — улыбнулся Дазай. — Потому что я устраиваюсь сюда на работу. — Что-о? — возмущённо протянул Накахара. — Ты совсем ебанулся? Не хватало ещё, чтобы твоя физиономия мелькала передо мной каждый день! Можешь не стараться. Я тебя всё равно не прощу. — Простишь, Чуя. Куда ты денешься? А знаешь почему? Накахара ничего не ответил, лишь окинул Дазая гневным взглядом, а тот, как ни в чём не бывало, продолжил: — Потому что мы с тобой любим друг друга, ты — мой истинный, и ты ждёшь от меня ребёнка. — Да пошёл ты, Дазай! Мы не будем с тобой вместе, и я не собираюсь оставлять этого ребёнка. — Ты с ума сошёл? Он чудом выжил, после того, что с тобой случилось, а ты хочешь его убить? — То, что со мной произошло — это ведь твоя вина. Я был слишком расстроен после того, как увидел тебя с этим омегой, — последнее слово Чуя произнёс с отвращением, будто заметил на своей кровати мерзкого таракана. — Я не смотрел куда бегу, вот и попал под машину. Я никогда не забуду твоего предательства и не смогу тебя простить. Так что, ты зря стараешься. И для себя я уже всё решил. Ребёнка не будет. — Ты прав, — тихо проговорил Дазай, и на мгновенье Чуе показалось, что в его глазах мелькнула боль. — Это моя вина. Я ни на минуту не забывал об этом и не переставал себя корить. Но должен тебя огорчить, милый: учитывая твоё состояние, тебе никто не сделает сейчас аборт, а к тому времени, когда операцию провести будет возможно, срок не позволит. Так что, рожать тебе придётся, хочешь ты этого или нет. — Сволочь, — прошипел Чуя, сбрасывая руку Осаму, и ему удалось слегка отвернуться от него. Сегодня он чувствовал себя немного лучше, и боль в шее уже была меньше, чем вчера. — Я найду способ, как это сделать. — Я тебя не понимаю, Чуя. Ты же сам хотел от меня ребёнка. — Я хотел? — Накахара чуть не задохнулся от возмущения и, повернув к Дазаю голову, гневно свернул на него глазами. — Что за бред ты несёшь? — А разве нет? Разве это был не твой план? — Мой план? Какой ещё план? — Когда я тебя спросил о том предохраняешься ли ты от беременности, ты сказал, что предохраняешься. Но ты мне соврал. Не для того ли, чтоб залететь? — Я не врал, — буркнул Накахара. — Тогда как ты забеременел? Конечно, я понимаю: противозачаточные могут подвести, но в современном мире это происходит крайне редко, так как медицина и фармакология достаточно хорошо развиты, особенно в нашей стране. К тому же, вряд ли ты бы принимал дешёвые препараты. — Я тебе не врал. В мои планы не входило забеременеть ни от тебя, ни от Мори. Он сказал, что подменил таблетки, чтобы я забеременел от него, ведь он не предполагал, что я свяжусь с тобой. — Значит, это судьба, Чуя, — улыбнувшись, произнёс Дазай, его будто совсем не удивили слова возлюбленного, затем он провёл большим пальцем по нижней губе Накахары, тот дёрнул головой, пытаясь убрать его руку. — Я не думал о детях, не собирался их заводить в ближайшее время, — продолжил Осаму, — но раз уж так произошло, я не позволю тебе убить этого ребёнка. Процедура не бесплатная, а я её оплачивать не собираюсь. Чуя фыркнул, а затем сказал: — Если ты надеешься, что из-за ребёнка я тебя прощу, то ты ошибаешься. Ничто в этом мире не заставит меня забыть и простить твоё предательство. В любом случае вместе мы с тобой больше не будем никогда. — Ладно. — Дазай огладил ладонью щёку Накахары и слегка коснулся его губ своими. — Не хочу, чтобы ты нервничал: тебе нельзя волноваться. Обсудим это как-нибудь в другой раз. Но ты должен знать, что я безумно тебя люблю, — сказав эти слова, Осаму покинул палату, а Чуя поморщился, ощутив странный запах от Дазая, в тот момент, когда он его поцеловал. Каждый альфа имел свой специфический запах, и омеги легко его ощущали и распознавали. От Дазая всегда исходил терпкий мускусный тяжёлый аромат, который сводил Чую с ума. У Мори был похожий запах, разве что, немного мягче. Но сейчас запах мускуса от Дазая почти не ощущался, к нему было примешано что-то иное, правда Чуя не мог разобрать, что именно, и подумал бы, что его поцеловал не Дазай, а кто-то другой, если бы не видел его перед собой, а ещё он заметил, что Осаму весь в бинтах. «Может быть, гель для душа или какой-то странный парфюм перебивает? — подумал про себя Накахара — И чего это он обмотался бинтами, как мумия?» Однако спрашивать Чуя Осаму ни о чём не стал. Разговаривать с Дазаем ему действительно не хотелось, Чуя был на него ужасно зол, и если бы его состояние позволяло, непременно разбил бы ему морду. Решив не думать об этом, Накахара прикрыл глаза и вскоре уснул.

***

Дазай вернулся домой, мучимый тяжёлыми мыслями, а так же всё ещё страдая от боли во всём теле. Его живот по-прежнему болел, а поясницу ломило, на теле живого места не было. Решив принять душ, Осаму разделся и размотал бинты, разглядывая себя со всех сторон в зеркале. Казалось, отметин на его теле стало ещё больше: синяки налились лиловым и тёмно-синим цветом, а некоторые следы от укусов Фёдора взялись коричневой коркой, а ещё Дазаю показалось, что от него пахнет как-то иначе, не так, как раньше, и этот запах ему совсем не нравился. Приняв душ, Дазай намазал всё своё тело мазью от ушибов, а ранки от зубов альфы и задний проход — заживляющей мазью. Снова обмотавшись бинтами, Осаму включил ноутбук и забил в поисковике: «От чего может измениться запах у альфы». В первой же найденной Дазаем статье, говорилось о том, что запах может меняться в результате серьёзного заболевания (это Осаму и так знал, проходил в универе), а также в том случае, если альфа получил метку от другого альфы во время секса. Чужой запах должен был пройти, после того, как метки исчезнут полностью. — Сука! — выругался Дазай. — Вот же урод! Надеюсь, Чуя ничего не заметил. Осаму прошёл на кухню и выпил несколько стаканов виски со льдом, размышляя обо всём произошедшем в последнее время. Как бы ему хотелось, чтобы всё это оказалось просто кошмарным сном, и Чуя был бы здоров, а трое суток, проведенные с Фёдором, ему лишь приснились. Но метки на теле не давали забыть о собственном унижении и позоре. Дазай думал об этом постоянно, и лишь когда находился рядом с Чуей, ненадолго забывал о том, что делал с ним Фёдор в эти три дня и три ночи. Казалось, он пытался найти утешение рядом с возлюбленным, но тот не желал его видеть, не понимал, что с ним происходит, и насколько ему сейчас тяжело. Конечно, Дазай ни за что бы ему не рассказал правду, да и, вообще, никому, вместо этого он натягивал на лицо непроницаемую маску, но от того, что он держал всё это в себе, легче, увы, не становилось. Выпив ещё два стакана виски, Осаму отправился спать, однако в эту ночь ему снились кошмары, и он совершенно не выспался, а при пробуждении не мог вспомнить своих снов, лишь ощущения ужаса и липкого страха. Провалявшись в кровати почти до обеда, временами проваливаясь в тревожный сон, Дазай, наконец, решил, что хватит и поднялся с постели. Умывшись и перекусив, а также воспользовавшись парфюмом, Осаму отправился в больницу. Однако Чуя по-прежнему не желал его видеть, а на попытки Дазая вымолить прощение, лишь молчал, сверля его недобрым взглядом, и Осаму покинул палату, решив переговорить с дежурным врачом. Позже, когда снова зашёл к возлюбленному, тот спал, и Дазай просидел у его постели несколько часов, просто глядя на то, как он спит, но стоило омеге проснуться, как он сразу же попросил Осаму уйти, и тот не стал спорить, не желая беспокоить парня и заставлять лишний раз волноваться. Наступил понедельник, Дазай решил посетить университет, так как из-за всей этой ситуации ни разу там не был, к тому же нужно было взять справку в деканате о том, что он действительно учится на шестом курсе и предоставить в больницу для трудоустройства. Но прежде пришлось купить больничный у знакомого врача в поликлинике, чтобы прикрыть свои «прогулы». После занятий Осаму отправился в больницу, и оформился на работу. Зачем ему именно сейчас понадобилась эта работа, с учётом того, что деньги у него были? Дазаю хотелось отвлечься, занять себя чем-то, иметь возможность с кем-то поговорить, и не важно, на какие темы, так как оставаться наедине со своими тяжёлыми мыслями просто не было сил: перед глазами тут же возникали картинки несущегося на Чую Лексуса, а потом довольная рожа Достоевского, трахающего его в разнообразных позах на своей минке. Осаму знал, что если будет сидеть в четырёх стенах, то рано или поздно эти мысли сведут его с ума. К тому же, работа в том же отделении, где лежал Чуя, давала Дазаю возможность быть рядом с ним, даже если тот видеть его не желал, да и деньги имели свойство заканчиваться, а Осаму теперь предстояли большие затраты: помимо оплаты лечения возлюбленного, предстояло самостоятельно платить за жильё и учёбу, а четыреста тысяч йен в месяц, в его положении, отнюдь не будут лишними. Конечно, работа на Фёдора в Токийском филиале его организации могла дать возможность заработать в разы больше, но Осаму не хотел связываться с Достоевским, даже если не будет его видеть круглый год, да и, вообще, он не горел желанием снова погрязнуть в криминале, как в болоте, после того, как выбрался из него, хотя и говорил Фёдору обратное, готовый выполнять любую работу, лишь бы получить от него деньги. И можно сказать, он их отработал, правда совсем не таким способом, которым хотелось. Вновь заглянув к Накахаре, Дазай был обруган последними словами, но уйти отказался, сказав, что любит Чую, и тому от него не отделаться. У Накахары просто не было сил спорить с Осаму, и он закрыл глаза, сделав вид, что спит, а потом и правда провалился в сон, а когда проснулся, Дазая рядом не было. По дороге домой Осаму заехал в юридическую компанию и проконсультировался с адвокатом по поводу того, как ему отсудить у Мори семь миллионов йен и деньги с продажи квартиры, оставшейся после смерти его отца Отто. Юрист заверил его, что выиграть дело вполне реально и составил заявление в суд, которое Дазай поспешил подать в этот же день. Приехав домой, он перекусил фастфудами, купленными в супермаркете, и решил принять душ. В очередной раз критически оглядев своё тело после принятия водных процедур, Осаму опять обработал синяки и следы от укусов двумя мазями и намотал новые бинты. Несмотря на то, что всё его тело болело просто ужасно, сидеть на заднице было уже намного легче: утром Осаму принял обезболивающее, однако его действие уже прошло, и ноющая боль внизу живота и пояснице также давала о себе знать. Снова приняв обезболивающее, Дазай оделся и решил убрать из интернета объявление о продаже машины, так как ему уже звонили по этому поводу раз двадцать, однако он всем говорил, что автомобиль больше не продаётся. Время близилось к вечеру, и Дазай уже подумывал о том, чтобы лечь спать, так как завтра с утра нужно было отправляться на занятия в университет, а потом ему предстояло первое дежурство в больнице, однако, когда лёг в постель, провалялся в ней часа полтора, не в силах сомкнуть глаз. В голову лезли всякие мысли: перед глазами то и дело возникала картинка несущегося на Чую чёрного Лексуса, а когда он, казалось бы, задремал, то ему стали сниться тревожные сны: всё тот же Лексус сбивал Чую у него на глазах снова и снова, а он стоял на месте не в силах ничего сделать; во сне Дазаю казалось, что его ноги налились свинцом, и он не мог сдвинуться с места, беззвучно открывая рот, в тщетных попытках закричать. Проснувшись в какой-то момент в холодном поту, Дазай так и не смог сбросить с себя остатки ночного кошмара и тут же вновь, против воли, провалился в тяжёлый сон. Ему снова снились кошмары, но на этот раз они были связаны с Достоевским: тот трахал его на столе в своём кабинете то причиняя невыносимую боль, то поднимая на вершину блаженства, а затем их увидел Чуя и бросился прочь; Дазай побежал за ним, но не успел: Накахару в очередной раз сбил чёрный Лексус, а когда Осаму подбежал к возлюбленному, тот был уже мёртв. Дазай с криком сел на кровати, из его глаз текли слёзы, а голова была словно чугунная, ощущение ужаса от ночного кошмара постепенно отпускало, так как Осаму понимал, что это всего лишь сон, хотя его всё ещё била внутренняя дрожь. Выругавшись, Дазай поднялся с постели и прошёл на кухню, мимолётно посмотрев на настенные часы: они показывали 22:10, но Осаму боялся лечь в кровать, опасаясь, что ему вновь начнут сниться кошмары, которые довольно часто мучали его в последнее время. Пройдя на кухню, он налил себе стакан виски, залпом осушив его, наполнил следующий, рамышляя о событиях предыдущей недели. Закурил, затем снова выпил, а потом еще и ещё. Порядком захмелев, Дазай снова посмотрел на часы: стрелки показывали 23:20, и Осаму решил всё-таки пойти в постель и попробовать уснуть, надеясь, что кошмары ему сниться не будут. Ночь прошла спокойно: несколько стаканов виски, выпитых перед сном, возымели действие, и Дазай почти мгновенно провалился в сон, проспав до утра; кошмары его больше не мучили. В 7:00 его разбудил будильник. Растворив в стакане воды две шипучие таблетки от похмелья и быстро собравшись, Осаму отправился на занятия. А после, перекусив в кафе, на работу, хотя до начала дежурства оставалось ещё несколько часов, но Дазай надеялся провести их с Чуей. Позже один из медбратьев в больнице провёл для него экскурсию по отделению и показал ему, где, что находится. После вечернего обхода Дазаю предстояло учиться делать пациентам уколы и ставить капельницы. Это его не пугало, так как подобная практика уже у него была. Первому пациенту делал инъекцию старший медбрат, рассказывая Осаму, как правильно ввести иглу в мышцу, и что прежде, чем колоть, необходимо убедиться в том, что воздуха в шприце не осталось. — В вену колоть сложнее, — говорил омега. — Важно попасть иглой туда, куда нужно и не проткнуть вену насквозь, в противном случае у пациента пойдёт отёк, синяк, останутся болевые ощущения, и даже возможно развитие некроза, если препарат опасный, в случае попадания его под кожу. Также нельзя вводить лекарство слишком быстро, иначе возможны следующие осложнения: обморок, снижение давления или нарушение кровообращения. Если так произойдёт, пациент может написать на тебя жалобу, и ты лишишься премии, это в том случае, если последствия несерьёзные, а может и до суда дойти. У нас уже были подобные случаи в отделении с новичками. Так что нужно быть очень внимательным. То же самое касается установки в вену катетера. Позже я покажу тебе как это делается. — Хорошо, — проронил Дазай, а медбрат поставил больному капельницу, сопровождая свои действия подробными объяснениями. Дазай слушал молча, хотя ничего нового коллега ему не сказал. А следующему пациенту он уже делал укол самостоятельно, правда под надзором всё того же медбрата, а также поставил ему капельницу. Медбрат хмыкнул, сказав: — Ты всё делаешь правильно, но первую неделю мне придётся за тобой ходить и присматривать, таковы правила. Я вижу, что для тебя это уже не впервые. Ты где-то работал раньше? — Нет, — ответил Осаму. — Учусь в медицинском на шестом курсе, была небольшая практика в больнице. — О-о-о-о-о, — восхищённо протянул медбрат. — Молодец. И кем планируешь работать потом? — Хирургом. — О-о-о-о-о, — снова протянул парень, и они с Осаму направились к следующему пациенту. Когда подошла очередь Чуи, Дазай вошёл в палату, где лежал Накахара, катя перед собой металлический столик на колёсиках. Чуя не спал, а увидев Дазая, раздражённо фыркнул, сказав: — Я думал, что ты пошутил по поводу работы. — С чего бы мне шутить такими вещами, Чуя? — спросил Осаму, подходя к парню и слегка поворачивая его на бок. — Эй! — возмутился тот. — Что ты делаешь? — Как это что? — искренне удивился Дазай. — Собираюсь поставить тебе укол. — Нет! — запротестовал тот. — Убирайся! Пусть твой коллега сделает мне укол. — Извините, но у Дазай-сана стажировка. Я здесь только для того, чтобы убедиться в том, что он делает всё правильно, — произнёс старший медбрат. — Я не буду подопытной крысой! — вновь запротестовал Накахара. — Не волнуйтесь, у Дазай-сана отлично получается, — заверил Чую омега, а затем будто о чём-то задумался ненадолго и, посмотрев на Дазая, вдруг выпалил: — Так это же ты! — Что «я»? — не понял Осаму. — Это же твой парень, верно? — Да, — ответил Дазай. — Нет, — буркнул Чуя. — Я о тебе слышал, только не понял сначала, что это ты, — возбуждённо затараторил старший медбрат. — Просто за последние несколько дней к нам в отделение пришли ещё двое новеньких, так как отделение расширяется, ты третий, и я не сообразил, что это именно ты. — О чём ты говоришь? — спросил Осаму, глядя на медбрата. — Ну как? Это же ты спас своего парня, когда его сбила машина в позапрошлую субботу. Ты вставил ему трубку в гортань, когда он перестал дышать и запустил сердце. Если бы не ты, он бы не дожил до того момента, когда приехали врачи. Дзиро-сан говорит, что у тебя талант. Ведь ты ещё не врач, и подобной практики у тебя не было, он не слышал о таких случаях, чтобы студент медицинского сделал нечто подобное, основываясь только на своих теоретических знаниях. Накахара смотрел на этих двоих удивлённо и вдруг закашлялся, поперхнувшись собственной слюной. — Что с тобой, Чуя? — обеспокоенно спросил Дазай, глядя на возлюбленного. — Всё нормально, — прочистив горло, выдавил он. — Что ж, — с улыбкой произнёс Осаму и, отломив кончик ампулы, которую держал в руке, наполнил её содержимым шприц. Выпустив из него воздух, он добавил: — Тогда приступим. Оголив правую ягодицу Чуи, Дазай протёр её спиртовой салфеткой, после чего ввёл внутрь иглу, впрыснув препарат в тело больного. Чуя слегка поморщился, но не проронил ни звука, а затем Осаму поставил ему ещё два укола и в конце капельницу. Накахара не протестовал, так как его голова сейчас была занята совсем другими мыслями. Он и не представлял, что это именно Дазай спас ему жизнь. И сейчас не знал, как на это реагировать, потому просто решил промолчать и обдумать всё позже. Осаму тем временем бросил на столик использованные шприцы, как до этого ампулы и, чмокнув Чую в щёку, проронил: — Выздоравливай. Дазай вместе с медбратом покинул палату, и Накахара услышал слова последнего: — Я очень рад, что ты согласился работать в нашем отделении, это мне надо у тебя поучиться, а не наоборот. — Веришь? — произнёс Дазай. — Я не хотел идти в медицинский, это отец настоял. Но сейчас я рад, что он это сделал. — Да-а-а, — протянул медбрат. — Это просто чудо, что твой парень и ребёнок выжили, с такими-то травмами. Если бы ты не оказался поблизости, его бы и до больницы не довезли. У нас хорошие врачи, но и они не давали гарантий, пока делали операцию в первый день, я присутствовал на ней. Не помнишь меня? — Чего? — пробормотал Чуя, когда голоса за дверью стихли. — Дазай меня спас? Но всё равно он подлец и предатель, и если даже он правда меня спас, это не оправдывает его измены. Если бы не она, со мной бы, вообще, ничего такого не случилось. Обойдя всех больных вместе с старшим медбратом, Осаму получил предложение от коллеги выпить по чашечке чая. У того был свой отдельный кабинет, куда он и пригласил Дазая. — Ну как тебе? — спросил омега, дождавшись, когда закипит вода в электрическом чайнике и наполняя две чашки с пакетиками чая кипятком. — Я имею ввиду твой первый рабочий день. — Неплохо, — ответил Осаму, взяв в руки свою и присаживаясь на диван. — А как вы с ним познакомились? — спросил парень. «Он был мужем моего отца», — про себя подумал Дазай, но вслух, понятое дело, ничего подобного не озвучил. — У нас всё как-то быстро закрутилось, — туманно проговорил он. — Мы встретились этим летом и безумно влюбились друг в друга. Оказалось, что Чуя мой истинный. — Ничего себе! Не каждому может так повезти в жизни, чтобы он встретил свою истинную пару. Но мне показалось, что Чуя зол на тебя. Вы поссорились, что произошло, если это не тайна? — Не тайна, — буркнул Дазай, а про себя проговорил: «Я всего лишь навсего предал его: изменил, а он стал свидетелем этой измены». — Расскажи. — Мы поругались, причиной стала необоснованная ревность. Дело в том, что Чуя ужасно ревнивый, он увидел меня с омегой и приревновал, а потом выскочил на дорогу, и его сбила машина. И теперь я не могу не винить себя за это. — Ты не виноват. Всё будет хорошо. Ведь ты же не изменял ему с этим омегой? — Конечно нет! — соврал Осаму: не посвящать же первого встречного в их с Чуей дела. — Ну вот и отлично. Позлится немного и забудет об этом. — Эх, твои бы слова, да Богу в уши. У Чуи вредный характер. Он буквально, как спичка, вспыхивает из-за каждой ерунды. А ещё он несдержан в гневе, знал бы ты сколько раз я получал от него по лицу, — Дазай улыбнулся и сделал глоток чая. — И что, больно бил? — Очень. — А ты? — А что я? — Ну... как ты реагировал на это? — Да никак. Если только словесно. — Повезло же Чуе с тобой, — с грустью сказал омега. — Почему? — спросил Осаму. — Мы омеги — слабые существа, конечно, наверное, бывают некоторые исключения, но не в моём случае, — медбрат грустно усмехнулся, отпивая несколько глотков из своей чашки, — мне жаль это признавать, но это так — я слабый, и мой муж частенько поднимает на меня руку. — Как будто немного смутившись, медбрат добавил: — Не знаю, зачем я тебе это говорю. — Ни один уважающий себя альфа не должен поднимать на омегу руку, что бы он не сделал, и каким бы вредным ни был у него характер, — проговорил Дазай. — Ты его любишь? — Даже не знаю, — ответил тот. — Сначала любил, а потом, когда родился ребёнок, его словно подменили: денег стало катастрофически не хватать, он постоянно где-то пропадал по ночам, не считая нужным посвящать меня в свои дела, часто приходил в нетрезвом виде, а потом, когда я высказывал ему своё недовольство, он мог ударить меня. Правда на утро молил о прощении, и я прощал, но мне надоело. Я чуть работы не лишился из-за него. Дзиро-сан сказал, что если я снова уйду на больничный в ближайший месяц, он меня уволит. А я не могу прийти на работу с синяками, понимаешь? — Конечно, Анго, понимаю, — Дазай слегка улыбнулся парню, похлопав его по руке. — Хочешь, я поговорю с твоим мужем и объясню ему, что так делать нельзя? — Нет, не нужно, — ответил тот, снова смутившись. — Я собираюсь с ним развестись. Полгода назад я встретил альфу, и мы с ним полюбили друг друга. Нет, ты не подумай, — поспешил заверить Осаму омега, — я раньше не изменял мужу. Его доёбы до меня были необоснованны, он сам выдумывал мои измены, лишь бы избить меня в очередной раз и показать насколько он крут. Я встретил Оду здесь в клинике, и он хочет, чтобы мы жили вместе, но я боюсь, что мой муж убьёт его, когда узнает. — Ты должен ему рассказать о своём муже и о том, что он избивает тебя. — Я не знаю, я боюсь. — Не нужно бояться, Анго. Тот, кто тебя любит, всегда поймёт и сделает всё, чтобы защитить. Расскажи ему правду, он имеет право знать. Тем более, что у тебя ребёнок, а вдруг твой муж причинит и ему вред? Анго поёжился, затем произнёс: — Ода не знает о ребёнке. Я боялся, что он не захочет со мной быть, если узнает. — Если он тебя любит, ему будет плевать сколько у тебя детей: один, два, три или четверо. А если нет, то, сказав ему правду, ты ничего не потеряешь, просто будешь знать, нужен ли тебе такой человек. — Может ты и прав, Дазай, — произнёс Анго. — Я обязательно с ним поговорю. — Вот отлично. А где твой Ода? Он здесь работает? — Да, только в травматологии, это он делал твоему парню операцию на бедре. — О-о-о-о-о, — протянул Осаму. — Тогда я просто обязан с ним пообщаться. Познакомишь? — Конечно, но у него сегодня выходной, завтра с утра должен выйти на работу. Сдадим смену, и я тебя к нему отведу. — Прекрасно, — сказал Дазай, залпом выпивая чай из чашки. — Я пойду к Чуе загляну. — Конечно, — кивнул Анго, и Осаму покинул его кабинет. Дазай прошёл в палату возлюбленного, но тот сделал вид, что спит. Осаму подошёл к его постели и произнёс: — Я знаю, что ты не спишь, Чуя. Накахара ничего не ответил, продолжая притворяться спящим, а Дазай присел на стул рядом с его кроватью и провёл ладонью по лицу омеги. Чуя фыркнул и отвернулся, а Осаму проговорил: — Вижу, что ты идёшь на поправку. Как себя чувствуешь? — Всё было отлично, пока ты не пришёл. — Да ладно, — Дазай слегка улыбнулся и накрыл руку Чуи своей ладонью. — Не будь таким вредным, Чуя. — Я просто поражаюсь твоей наглости и настырности, Дазай, — зло прошипел тот. — Я же тебе миллион раз говорил, что не хочу тебя видеть. Будь добр, покинь мою палату и не заявляйся сюда без крайней на то необходимости. — Чуя, — Дазай тяжело вздохнул. — Я знаю, что виноват перед тобой, и мне очень жаль, что так вышло. Если бы можно было вернуть всё назад, я бы это сделал и никогда не допустил повторения истории. Я люблю тебя. — А я тебя ненавижу. Ты лживый ублюдок! И я больше никогда не смогу тебе доверять. Я ведь знал, что ты сволочь. Какой же я идиот, что связался с тобой и поверил в твою любовь. — Не говори так. Я действительно тебя люблю. Ты же мой истинный, как может быть иначе? Я обещаю, что больше никогда тебя не предам. Поверь мне, Чуя. — Ты уже обещал. Мори был прав, когда сказал, что ты не из тех, кто умеет хранить верность, а ещё он сказал, что я скоро узнаю, каково это, когда самый близкий человек наносит тебе удар ножом в спину. Как же он всё-таки был прав. И это неудивительно, ведь он хорошо тебя знает, намного лучше, чем я. — Мори? — переспросил Дазай. — И когда он тебе об этом сказал? — Перед моим уходом, — ответил Чуя. — Вот как! Интересно. — Что интересно? — Как всё сложилось. Я не собирался тебе изменять, Чуя, и расстался с этим омегой в первый же день, когда увидел его в университете. Он как-то приходил ко мне и пытался вернуть, но я его выгнал. Не думал, что он снова заявится ко мне в тот день. Я собирался выйти в аптеку и купить ослабители, но, открыв дверь, столкнулся с ним нос к носу. Странно, что всё так совпало: гон у меня, течка у него. — Что ты хочешь этим сказать? — спросил Накахара, посмотрев в карие глаза. — Что он всё подстроил? — Я не знаю. Возможно. — Всё равно это тебя не оправдывает, Дазай. Ты можешь пытаться переложить свою вину на другого, но ты взрослый человек и должен был понимать последствия своих поступков и позаботиться о таблетках заранее. — Я знаю, прости. Но я никогда не принимал ослабители, поэтому просто забыл. Прости меня, Чуя. Я хочу быть с тобой и хочу, чтобы у нас был ребёнок, чтобы мы с тобой стали настоящей семьёй. Поверь, я никогда не сделаю тебе больно. Ты будешь счастлив со мной. Осаму прикоснулся губами к руке Чуи, затем снова и снова, но тот попытался высвободить свою ладонь, проговорив: — Прекрати, хватит. Уйди, пожалуйста. Оставь меня в покое, — Накахаре, наконец, удалось вырвать руку, и он отвернулся от Осаму. — Я устал и хочу спать. Уходи. — Ладно. Я уйду. Но ты же знаешь, что не оставлю тебя в покое. Отдыхай, — с этими словами Дазай поднялся со стула и покинул палату. Пройдя в кабинет, где обычно находились медбратья, Дазай заварил себе чай и уселся на диван, размышляя о том, что услышал от Чуи: «Значит Мори сказал Чуе, что я не из тех, кто умеет хранить верность и скоро он узнает, каково это, когда самый близкий человек наносит тебе удар ножом в спину. Да, отец хорошо меня знает и, возможно, он предполагал, что я могу изменить Чуе. Но как же «удачно» всё сложилось. А ещё Сигма. Какого хрена он припёрся ко мне именно в то утро? И два дня в универе он будто меня избегал. Узнал о произошедшем с Чуей и боится, что я буду винить его? Но это глупо. Или нет? Завтра непременно поговорю с ним». Ночное дежурство прошло спокойно, и Дазаю удалось поспать несколько часов. Утром, перед тем, как сдать смену, он вместе со старшим медбратом снова обошёл пациентов на этаже: ставил уколы и капельницы, а тот стоял рядом и одобрительно хмыкал. Когда подошла очередь делать уколы Чуе, он, ожидаемо, начал ворчать, но потом был вынужден смириться с ситуацией. Перед тем, как уйти на занятия в университет, Дазай снова зашёл к нему, на что в очередной раз натолкнулся на холодный приём. Накахара не сказал Осаму ни слова, лишь бросал на него злые взгляды и сопел. — Мне в универ пора, увидимся вечером, — как ни в чём не бывало проговорил Осаму, чмокнув Чую в губы, и покинул палату. Накахара прикрыл глаза, подумав о том, что опять ощутил от Дазая странный, будто бы чужой, запах. Вчера он его не чувствовал, так как от Осаму довольно сильно пахло парфюмом, а к утру аромат почти выветрился, и запах стал более ощутим. «Интересно, что бы это могло означать? — подумал про себя парень. Потом в его голову начали настойчиво лезть другие мысли: перед глазами стояла яркая картинка обнажённого омеги и Дазая, лежавшего на нём сверху. Боль, ярость и злость с новой силой захлестнули парня, и даже то обстоятельство, что Осаму спас ему жизнь, не могло облегчить его состояние и заставить забыть. Потом в голову стали приходить мысли об Акутагаве: Чуя помнил, как увидел их в гостиной и теперь не мог быть уверен в том, что даже когда у них Дазаем начались отношения, тот окончательно порвал с Акутагавой. Накахара вспомнил, как Осаму куда-то уехал на целый день, и он не мог ему дозвониться. — Наверняка в тот день он подцепил какого-нибудь омегу, а мне соврал, что встретил знакомого альфу и сидел с ним в баре. Я не могу ему больше доверять. И даже тот факт, что он мой истинный ничего не меняет. Мори был прав: Дазай не из тех, кто умеет хранить верность. Лучше бы я с ним не связывался. Какой же я идиот! Как я мог поверить ему, как мог подумать, что он способен измениться ради меня? Нет, мы не можем быть вместе. И больше не будем. Я не хочу всю жизнь страдать из-за его измен. Даже сейчас я не знаю с кем он проводит ночи. Может быть, Дазай и любит меня, но я знаю, что рано или поздно он снова меня предаст. А ещё эта беременность. Что мне делать с ребёнком?» Размышления Чуи прервал приход полицейского. Тот без стука вошёл в палату, и Накахара перевёл на него взгляд. — Старший инспектор полиции Эдогава Рампо, — представился мужчина, подходя к постели Чуи и присаживаясь на стул. — Я хочу задать вам несколько вопросов в связи с наездом на вас неизвестного в позапрошлую субботу. — Я вас слушаю, — произнёс Накахара, глядя в зелёные глаза детектива. — У вас есть враги? — сходу спросил лейтенант. — Враги? — переспросил Чуя, задумавшись на какое-то время. — Нет, у меня нет врагов. А почему вы об этом спрашиваете? — У меня есть основания полагать, что наезд на вас был совершён намеренно. Вас пытались убить. — Да ну, вряд ли. Я был расстроен и не видел куда бегу, вот и угодил под машину. Это просто несчастный случай. Рампо покачал головой, произнеся: — Это было покушение на убийство, что доказывают показания свидетелей, оказавшихся на месте происшествия, в том числе и вашего парня, а также видеосъёмка с регистраторов нескольких автомобилей, проезжавших мимо. Чёрный Лексус стоял неподалёку от дома, где проживает ваш парень, а когда вы оттуда выбежали, он тут же поехал за вами, набирая скорость, и сбил вас намеренно. Номера на автомобиле были заляпаны грязью, что косвенно лишь подтверждает мою теорию. — Не может быть, — проговорил Чуя. — Я не представляю кому это могло понадобиться. У меня нет врагов и недоброжелателей. — А ваш муж? — задал вопрос детектив. — Насколько я знаю, он узнал о том, что вы ему изменяли с его собственным сыном. — Да, но... Я не верю, что Мори из-за этого мог желать мне смерти. Он всегда хорошо ко мне относился, и хотел от меня ребёнка. — Точно, — Рампо слегка улыбнулся одними уголками губ и поднял указательный палец правой руки вверх. — Но вы забеременели не от него. Это могло стать достаточной причиной для того, чтобы попытаться убить вас, таким образом отомстив. Насколько мне известно, он ни разу не посещал вас в больнице, более того, главврач утверждает, что ваше лечение оплачивал не ваш муж, а ваш парень Дазай Осаму, насколько мне известно, он провёл в Йокогаме несколько дней вскоре после того, что с вами произошло. Возможно, искал деньги на ваше лечение, так как страховки у вас не было. Главврач также сказал, что лечение было оплачено не сразу, да и ваш парень что-то говорил мне о том, что Мори Огай заблокировал его счета. Сегодня мне удалось перекинуться с Дазаем Осаму парой слов. О своём отце он говорит неохотно, но всё же я смог выяснить, что денег на ваше лечение Мори Огай не выделил, а также сказал, что у него нет вашей страховки, но и при вас её не оказалось. А следовательно, ваш супруг оставил вас умирать в больнице, хотя ему было известно в каком вы состоянии. Конечно, я могу понять его чувства: муж изменяет ему с его собственным сыном, да ещё и беременеет от него, после этого он не считает себя обязанным спасать жизнь супруга, но мог и обязан был отдать страховку. Если она действительно была у него, и он её не отдал намеренно, следовательно, уже имеются основания завести против него уголовное дело. Слова полицейского шокировали Чую. С того момента, как пришёл в себя, он ни разу не задумался о то том, кто оплатил его лечение, и о том, что Мори действительно ни разу не появился в больнице. У Накахары до сих пор ужасно болело всё тело и голова, а сейчас она разболелась ещё сильнее. Чуя пытался собрать мысли в кучу и осмыслить слова полицейского, но у него это плохо получалось, а детектив тем временем продолжал: — Подумайте хорошо: ваш муж способен на убийство? — Я не знаю, — пробормотал Чуя. — Он всегда хорошо ко мне относился, хотя с другими мог быть жёстким. — Вы забирали свою страховку, когда уходили от него? — Нет. — Он мог подумать о том, что вы её забрали, не сказав ему об этом? — Вряд ли. Она была у него с прочими документами. Паспорт он мне отдал, а страховку нет, а я и не подумал о том, что она мне может понадобиться. — Что ж, пока идёт расследование, у вашей палаты будет дежурить полицейский, я не стану снимать охрану до тех пор, пока мы не убедимся в том, что вам ничего не угрожает. Выздоравливайте, — с этими словами старший инспектор ушёл, а Чуя тихо прошептал: — Не может быть. Неужели Мори хотел меня убить? А Дазай и слова мне об этом не сказал. И где он взял деньги на лечение? Без страховки оно должно было обойтись недёшево. Все эти мысли вертелись в его голове, не давая уснуть, хотя Чуя ощущал ужасную слабость и с радостью бы отрубился, но не мог, снова и снова прокручивая в мозгу слова полицейского о покушении, о Мори, о Дазае. Огай не дал ни копейки на лечение Чуи, и его вполне можно было понять, но с другой стороны: таким образом он обрекал Накахару на смерть, и лишь Дазаю его судьба была небезразлична. Позже, поговорив с врачом, Чуя удостоверился в том, что его лечение действительно оплатил Дазай, и что оно обошлось ему в четыре миллиона йен. Накахару одолевали смешаные чувства: он и злился на Дазая, и в то же время был ему благодарен за спасение жизни, при том уже дважды. Осаму причинил ему ужасную боль, и Чуя понимал, что если простит его, то никогда не сможет ему доверять, каждый раз, когда Дазай будет задерживаться на работе или не ответит на его звонок, Чуя будет думать, что он с кем-то другим, и это, как яд, будет отравлять их совместную жизнь, они начнут скандалить по поводу и без и, в конце концов, возненавидят друг друга. Мысли об этом пугали Накахару, стоило ему представить, как это будет. Он не хотел такой жизни ни для себя, ни для ребёнка. Хотя что делать дальше тоже не знал. Позже он намеревался поговорить с врачом насчёт аборта и узнать, возможно ли провести процедуру в ближайшие несколько недель, а потом мысли начали путаться, а глаза закрываться, и Чуя провалился в сон.

***

Анго, как и обещал Дазаю, познакомил его с Сакуноске Одой — врачом, который сделал Чуе операцию на бедре, хотя перед этим Осаму пришлось пообщаться с лейтенантом Эдогавой Рампо, когда тот направлялся к Чуе. Одасаку оказался высоким шатеном с ярко-коричневыми волосами и голубыми, почти синими глазами. После того, как Анго представил Оду и Дазая друг другу, последний протянул руку для рукопожатия альфе, и тот её сжал в своей. — Мы с Анго теперь работаем вместе, — произнёс Дазай. — Давно? — спросил Ода. — Со вчерашнего дня. Но я хотел поговорить с вами по поводу своего парня. Вы делали ему операцию на бедре не так давно. — Как его фамилия? — Накахара. — Ах да, припоминаю. Его, кажется, машина сбила? — Да, верно. — Он довольно сильно пострадал, но, как я слышал, уже идёт на поправку. — Тоже верно. Меня интересуют последствия после таких травм, в частности я сейчас говорю о переломе бёдра. — Я вас понял, — произнёс Ода. — Вы хотите узнать, не останется ли у него хромоты? — Да, — ответил Осаму. — И как долго будет срастаться перелом. — Операция прошла хорошо. Учитывая возраст пациента, думаю, перелом будет срастаться от двух до четырёх месяцев. Поначалу Накахара, возможно, будет хромать, но со временем это должно пройти. — Хорошо. Спасибо вам, доктор, — поблагодарил хирурга Дазай, на что тот ответил, слегка улыбнувшись: — Это моя работа. — Тогда до свидания, — Осаму посмотрел на Анго. — Ты идёшь домой или остаёшься? — Я минут через тридцать пойду. Ты иди, тебе же на занятия. — Давай, пока, — попрощался Дазай и отправился в университет. На перемене Осаму попытался отыскать Сигму, но в аудитории, где у него должна была проходить следующая лекция, он его не нашёл. Решив подождать омегу возле неё, Осаму скрылся за дверью пустого соседнего кабинета, которую открыл отмычкой. Прозвенел звонок и студенты потихоньку разбрелись по своим аудиториям, а затем появился и Сигма. Когда он достаточно приблизился к кабинету, Осаму неожиданно выступил из-за двери соседнего и преградил ему путь. — Что тебе нужно? — спросил Сигма и непроизвольно отступил на несколько шагов назад. — Соскучился, — произнёс Осаму, наступая на парня и прижимая того к стене. — Какое-то холодное приветствие, — добавил он, проводя пальцами по щеке Сигмы, сверля его пронизывающим взглядом. — Ты совсем не скучал? Сигма ничего не ответил, а Дазай схватил его за руку и втянул в аудиторию, в которой поджидал до этого. — Что ты делаешь? Выпусти меня отсюда, — запротестовал Сигма, когда Осаму захлопнул дверь и снова подошёл к омеге, прижимая того к стене. — Так, стало быть, ты совсем не скучал? — с наигранно грустным лицом, спросил Осаму. — Слушай, после того, что произошло, я не горю желанием тебя видеть. — А чего так? — поинтересовался Осаму, продолжая сверлить парня взглядом. — Ты же вроде как любишь меня, жить без меня не можешь или я что-то не так понял? — Ты сделал мне больно, очень больно, понимаешь? — проговорил тот. — И что с того? Ты же живой, не умер? А боль — это дело приходящее и уходящее, поверь. Или ты чего-то боишься? — А чего я должен бояться? Осаму склонился к шее Сигмы и зашептал, сжимая одной ладонью его горло: — Не знаю, может, того, что я узнаю правду и придушу тебя? — Правду, какую правду? — Например, о том, почему ты пришёл ко мне именно в то утро, и почему у тебя так вовремя началась течка? — Я не понимаю о чём ты говоришь, — произнёс Сигма и вцепился в ладонь Осаму двумя руками, пытаясь оторвать её от своей шеи, но тот убрал левой рукой его правую и прижал к стене, а второй сжал горло парня сильнее. — Так чего ты боишься, Сигма? — снова спросил Дазай. — Я не боюсь, ясно?! — выкрикнул тот, когда Дазай слегка ослабил хватку. — Я знаю о том, что произошло с твоим парнем, но я этого не хотел. Не нужно меня винить в том, что с ним случилось. — Телефон, — тихо проговорил Осаму. — Что? — не понял Сигма, и Дазай повторил: — Телефон. Сюда давай. — Зачем? Дазай ничего не ответил, а сжал руку на горле парня сильнее, тот начал задыхаться и пытался убрать чужую ладонь со своей шеи, но альфа был намного сильнее его физически, и у Сигмы ничего не вышло. — Хорошо, — прохрипел тот, — я дам. Дазай отпустил его горло, но в следующий момент в живот Сигмы упёрлось дуло пистолета. — Попробуешь что-нибудь выкинуть, больше не встанешь, — предупредил Осаму. Сигма кивнул и извлёк из кармана мобильник, передавая его Дазаю. Получив телефон Сигмы, Осаму тут же проверил журнал звонков. — В прошлую пятницу в 12:30, — произнёс он, глядя в серые глаза, отыскав среди номеров один знакомый. — Тебе звонил мой отец. Зачем? Сигма опустил взгляд в пол, и Осаму приставил дуло пистолета к его виску. — Говори правду, — холодно произнёс он. — Он знал, что у нас были отношения и спросил о том, встречаемся ли мы ещё. — А ты что ответил? — спросил Дазай. — Правду, что ты меня бросил, сказав, что встретил своего истинного, — ответил парень. — Что он ещё тебе говорил? — Спросил, хочу ли я тебя вернуть. — А ты? — Сказал, что люблю тебя и хочу вернуть. Тогда он сказал, что знает, как мне в этом помочь. Я спросил его о том, как, и он ответил, что в субботу утром мне нужно быть у тебя дома. Он сказал, что твой парень, возможно, приедет, и если увидит нас в какой-нибудь пикантной ситуации, бросит тебя, и ты снова будешь моим. — Вот значит как? — пробормотал Дазай. — У тебя была течка, это ведь не совпадение? — Нет. Он назвал мне название препарата от которого течка может начаться быстрее. Я принял препарат в обед, а к утру она началась. — Это всё или он ещё что-то говорил? — Он сказал, что если твой парень не появится в субботу утром, то я должен отвлечь твоё внимание. То есть мы должны были трахаться практически без перерыва, как обычно происходит в таких случаях, и я должен был выключить твой телефон и спрятать его. — Зачем? — Я точно не знаю, но твой отец говорил, что твой парень может позвонить, и он не должен до тебя дозвониться, иначе ничего не выйдет. Я не знал, что он так отреагирует и бросится под машину. — Бросится? — переспросил Дазай. — Он не бросался, его сбили. — Прости, если бы я знал, что так выйдет, я бы не стал... Дазай ничего не ответил, а, развернувшись, молча покинул кабинет и направился в свою аудиторию. Извинившись за опоздание, Осаму занял своё место, размышляя: «Зачем Мори это понадобилось, если он нанял кого-то, чтобы убить Чую? Хотел, чтобы он помучился перед смертью? Возможно, но неужели он отдал кому-то приказ, чтобы это сделали возле моего дома, на моих глазах? Рискованно, Чуя мог выжить, и он выжил, потому что я оказался рядом. А может, всё-таки отец тут не при чём? Нет, я уверен, что он причастен к покушению на Чую. Но зачем Мори всё это устроил с Сигмой на самом деле? Почему он сказал ему отключить мой телефон? Я не думаю, что для того, чтобы Чуя не смог мне дозвониться. Хотя, если бы он позвонил и предупредил о своём приезде, я бы тут же выпроводил Сигму. Но только ли в этом причина? Мне кажется, что тут что-то ещё. Стоп. Если Мори кого-то нанял для убийства Чуи, сказав подстроить несчастный случай, чтобы отвести от себя подозрения в будущем, то стопроцентной гарантии в том, что план сработает, быть не могло. Нужен целый ряд факторов, чтобы всё сложилось, как надо, и поблизости не было случайных прохожих, готовых помочь. А если он предполагал, что, возможно, Чуя попадёт в больницу, кому бы позвонили в первую очередь? Конечно, мужу, ведь установить личность Чуи не составило бы труда, но вряд ли Мори стал бы отвечать на звонок, ведь ему пришлось бы оплатить лечение, и Чуя мог выжить, а если бы отец отказался, его могли заподозрить в попытке убийства, поэтому он не стал бы отвечать на звонок. Кстати, я ведь не говорил никому в больнице о том, что у Чуи есть муж, Мори сообщил о том, что произошло какой-то знакомый. Кому бы позвонили во вторую очередь? Конечно, мне, ведь я его пасынок, а родственников и друзей у Чуи нет. Я был бы слишком занят, и не смог принять вызов, в итоге Чуя бы умер, не получив медицинскую помощь. А я бы узнал о том, что с ним произошло слишком поздно. Потом бы винил себя всю жизнь, что пока он умирал, я развлекался в постели с любовником. Я бы никогда не смог себя простить. Мори изощрённый садист, как оказалось, и его план почти удался. Но всё же он продумал не всё. Однако как бы хотелось мне ошибиться на его счёт, хотя бы в том, что касается покушения. А может быть, стоит рассказать о своих подозрениях Рампо? Мне он показался толковым детективом. Если кто и докопается до истины, так это он. Но нет, у Мори достаточно денег, и он может откупиться». Погружённый в тяжёлые мысли, Осаму не услышал свою фамилию, когда профессор задал ему вопрос. Довольно ощутимый тычок в бок от Куникиды стал для Дазая полной неожиданностью, и он удивлённо посмотрел на сокурсника. — Да что с тобой? — тихо зашептал тот. — Тебя профессор Фукудзава зовёт уже второй раз, а ты в облаках витаешь. — Дазай-сан, — в третий раз позвал Осаму профессор. — Вы меня слышите? — Да, конечно, — ответил Дазай. — Простите, я задумался. — Тогда может ответите на мой вопрос? — Какой? — Расскажите о первой китайско-японской войне. — Первая китайско-японская война началась 25 июля 1894 года и продолжалась до 17 апреля 1895 года. Длилась восемь месяцев, две недели и два дня. Это был конфликт между династией Цин и Японской империей за влияние над Кореей. Война завершилась победой Японии и территориальными изменениями. Цинский Китай потерял сюзеренитет над Кореей и уступил Тайвань и острова Пэнху Японии. Первоначально также был уступлен Ляодунский полуостров, но Япония была вынуждена вернуть его Китаю в результате Тройной интервенции. — Хорошо, — сказал профессор. — Может быть кто-то хочет что-нибудь добавить к вышесказанному? — Война продемонстрировала провал попыток династии Цин модернизировать свои вооружённые силы и отразить угрозы своему суверенитету, — произнёс Куникида. — Логично, — проговорил профессор. — А теперь вы, Куникида-сан, расскажите нам о второй китайско-японской войне. — Японо-китайская война продлилась с 1937 по 1945 годы — война между Китайской Республикой и Японской империей, начавшаяся до Второй мировой войны и продолжавшаяся до её окончания... Дазай снова погрузился в свои мысли и больше не слушал ни Куникиду, ни профессора, а потом его начало клонить в сон, так как ночное дежурство в больнице всё-таки оказалось непростым испытанием, и с непривычки Осаму было тяжело высидеть на лекциях, а ещё предстояло снова идти на работу. Хотя он сам вызвался дежурить несколько ночей подряд без выходных, а теперь подумал, что зря это сделал. С трудом поборов сон, Дазай кое-как выдержал учебный процесс до конца, и, придя домой, решил немного вздремнуть перед очередным ночным дежурством, ощущая довольно сильную усталость. Едва его голова коснулась подушки, как он тут же провалился в сон, а когда зазвонил будильник, он вздрогнул и тут же сел на кровати, потирая глаза и пытаясь прийти в себя. Поднявшись с постели, Осаму принял душ и перекусил фастфудами, после чего отправился на работу.