Мой нежный альфа

Мори провёл рукой по рыжим волосам омеги, лежавшего головой на его плече, затем нежно поцеловал того в щёку, произнеся: — Милый, давай заведём ребёнка. — А? — Чуя приподнял голову и посмотрел в фиолетовые глаза альфы. «Опять он завёл эту тему», — пронеслась мысль в рыжей голове, и Чуя тяжело вздохнул. — Только не делай вид, что не услышал, — раздражённо буркнул Огай. — Не буду, — Накахара недовольно поморщился. — Ты же знаешь моё мнение по этому поводу. Мы уже обсуждали возможность завести ребёнка. Я пока не готов к этому. Я считаю, что мне пока рано заводить детей. — И когда ты хочешь их завести? Чуя, мы с тобой женаты два года, мне кажется, что сейчас самое время. Я и так пошёл тебе навстречу, когда после свадьбы ты не захотел взять мою фамилию. Я хочу от тебя ребёнка, неужели я многого прошу? — Мори, я благодарен тебе за то, что ты не стал настаивать на том, чтобы я взял твою фамилию, ведь фамилия — это единственное, что связывает меня с моей семьёй. Но ребёнок — это не собачка, слишком большая ответственность. Я не уверен, что справлюсь с ней сейчас. Давай вернёмся к этому разговору хотя бы через год. — Ладно, — буркнул Огай, затем добавил: — Через неделю приезжает на каникулы мой сын. — О нет! Только не этот придурок! — не сдержал возмущённого возгласа Чуя, на что Мори строго на него посмотрел и произнёс: — Я знаю, что у вас с Дазаем не сложились отношения. Но хочу тебя попросить не провоцировать конфликт самому. — Я и не провоцировал никогда. Это всё он. Ты ведь знаешь, какая он язва. — Знаю, но и ты будь немного сдержаннее. У тебя слишком взрывной характер. Иногда можно и промолчать. — Я постараюсь, — пробормотал Накахара, вспомнив их первую встречу с Дазаем: в тот день, сын Огая приехал на каникулы домой из университета, а Мори не предупредил его о том, что женился. Дазай принял Чую за новую прислугу, когда вошёл в дом, и в приказном тоне потребовал, чтобы он принёс из такси его чемодан. Конечно, Накахару это взбесило, и он грубо оборвал наглеца, сказав, чтобы тот сам таскал своё вонючее шмотьё. Услышав слова Чуи, Дазай лишь улыбнулся и, подойдя к нему ближе, ущипнул за задницу, сказав: — Прости, я принял тебя за прислугу, но теперь осознал свою ошибку. Ты ведь одна из шлюх моего отца? — Что?! — вскричал Чуя, отталкивая от себя Дазая, и двинул тому по роже. Не ожидавший от хрупкого на вид омеги такого сильного удара, Дазай не удержался на ногах, а потом в холл спустился Мори, спросив: — Что здесь происходит? Чуя с Дазаем молчали, и Огай добавил, подавая Осаму руку и помогая встать на ноги: — Рад, что ты, наконец, дома, Дазай. Познакомьтесь. Мори перевёл взгляд на Чую и произнёс: — Это мой супруг Чуя, а это мой сын Дазай, как ты, наверное, уже понял. — Понял, — буркнул Накахара, а Дазай брезгливо поморщился, проронив: — В каком интересно борделе ты его подобрал, отец? — Чего?! — вновь выкрикнул Чуя и снова занёс руку для удара, но Мори её перехватил. — Успокойтесь оба, — оборвал он парней, а затем обратился к Дазаю: — Чуя — мой законный муж, и я требую, чтобы ты относился к нему с уважением, Осаму. — Как скажешь, — бросил Дазай, поднимаясь по лестнице, ведущей на второй этаж, затем добавил: — В такси остались мои вещи. Как говорилось выше, отношения между Чуей и Дазаем не заладились с самого начала, и когда Мори не было рядом, парни постоянно скандалили, а порой и дрались, точнее, это Чуя мог врезать Дазаю за его острый язык, но тот ему никогда не отвечал, часто говоря о том, что Чуя омега, а он омег принципиально не бьёт. Накахара злился из-за этих слов ещё больше, и мог снова ударить Осаму, при этом он бросал что-то вроде: «Я не боюсь высокомерных альф и готов любого из вас поставить на место». Дазай, как правило, снисходительно улыбался и говорил: «Это тебе всего лишь кажется, так как никогда, наверное, не получал сдачи, ведь ни один, уважающий себя, альфа не поднимет руку на омегу, это всё равно, что ударить маленького щенка». Сейчас же, лёжа в постели с мужем, Чуя вспоминал свои перепалки с Дазаем и просто не мог не раздражаться: ему предстояло почти два месяца терпеть присутствие высокомерного сынка Огая, а тот ещё и просил его быть сдержаннее. — Почему твой сын не носит твою фамилию? — поинтересовался Чуя, сам себе удивившись, что не спросил мужа об этом раньше. — Потому что я не сразу узнал о его существовании, — объяснил Мори. — С его отцом-омегой у нас был кратковременный роман, мы не были женаты. А когда он погиб в аварии, меня нашёл его адвокат и сообщил о ребёнке, Осаму тогда было двенадцать лет. Я предлагал ему взять свою фамилию, но он отказался, считая так же, как и ты, что фамилия — это единственное, что осталось у него от отца. — Понятно, — пробормотал Чуя, а затем встретился с Мори взглядом и добавил: — А ты уверен, что он твой сын? — Что за вопросы, Чуя? — Огай прищурился, посмотрев на мужа. — Не знаю, он не слишком на тебя похож, к тому же он выше тебя. — И что с того? Осаму мой сын. Я проводил ДНК экспертизу. Чуя ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул, а Мори добавил: — Не забивай свою голову ерундой, лучше иди ко мне. Огай накрыл губы Чуи своими, оглаживая его щеку пальцами. Накахара обвил мужа за шею руками, отвечая на поцелуй и ощущая своим бедром его стояк. Откинув простынь, которой они с Чуей укрывались, Мори подмял его под себя, целуя шею мужа и лаская руками кожу на плечах и груди, спускаясь ниже, оглаживая бёдра. Накахара обхватил Огая ногами за талию и потёрся дыркой об возбуждённый орган, готовый принять его в себя. С губ альфы сорвался стон, резко толкнувшись вперёд, он погрузился в тело омеги, входя сразу же до конца. От этого толчка Чуя вскрикнул, ощутив, как низ живота прошивает приятным разрядом, и двинул бёдрами вперёд, желая принять член глубже. Огай осыпал поцелуями его шею и грудь, сжимая руками ягодицы, и снова толкнулся внутрь, проникая до упора. Слегка подавшись назад, Мори снова двинулся вперёд, со стоном, погружаясь в тёплые глубины, неотрывно глядя в голубые глаза. Выйдя из омеги почти полностью, альфа резко толкнулся в него, одновременно с этим двигая его на себя, проникая дальше. Раскрасневшийся, разгорячённый Чуя подавался бёдрами навстречу резким и даже грубым толчкам, ощущая, как внутри разгорается настоящий пожар. Мори двигался в нём всё быстрее и резче, проникая в мужа со звуками быстрых шлепков, под стоны и крики последнего. Затем полностью вышел из него и поставил его в коленно-локтевую позу, тут же обхватывая за бёдра руками и резко двигая на себя, толкаясь вперёд и срывая очередной стон с губ партнёра. — Ах! — простонал Чуя от нового толчка, встречая следующий движением своих бёдер навстречу альфе. — Быстрее, ах! Огай ускорился ещё сильнее, погружаясь в Чую с пошлыми хлюпами, и сам постанывая всё громче. Накахара прогнулся в спине, ощущая, что внутри уже всё горит и задвигался навстречу Мори быстрее, принимая его в себя без остатка, а дойдя до предела, почувствовав, как внизу живота будто что-то взорвалось, разливаясь по всему телу приятными волнами оргазма, Чуя вскрикнул и несколько раз сильно сжался вокруг члена альфы, тут же ощутив разбухающий узел, который тот протолкнул в него до конца. Позже, испытав по несколько оргазмов во время сцепки, Мори с Чуей лежали в объятиях друг друга и поглаживали всё ещё разгорячённые, вспотевшие тела. Огай посмотрел Чуе в глаза и произнёс: — Чуя, ты никогда не говорил мне о своих чувствах. — Разве? — спросил Накахара. — Да, — ответил альфа. — Ты не долго думал, когда я сделал тебе предложение, но ни разу не сказал, что любишь. Мне бы хотелось знать, есть ли у тебя ко мне чувства или ты вышел за меня по расчёту? — Ну по какому расчёту? — Чую смутили слова мужа, и он с трудом выдержал его взгляд. Ведь действительно Чуя не любил Огая, хотя он ему нравился, как мужчина, и Накахара вышел за него, посчитав его хорошей партией, да и сердце Чуи было в то время свободно. «Почему бы и нет?» — подумал тогда парень. Огай являлся привлекательным мужчиной, хотя и оказался старше него на восемнадцать лет, при этом он был ещё и богат, и Чуя понимал, что вряд ли со своим прошлым сможет найти лучшего партнёра. Мори был завсегдатаем одного из борделей, в котором работал Чуя, попав туда почти сразу после того, как выпустился из приюта. В приюте учился он весьма посредственно, поэтому нормальной профессии не приобрёл, пытался работать в магазине, но зарплаты продавца бытовой техники едва хватало на еду, а о том, чтобы оплачивать нормальное жильё и речи быть не могло. Случайно встретив на улице знакомого омегу, с которым он рос в одном приюте, Чуя узнал, что тот работает проституткой в борделе. Омега сказал, что зарплата хорошая, и ему хватает её, чтобы оплатить приличную квартиру в центре Йокогамы и обучение в университете. Знакомый предложил Чуе работу, и он, не долго думая, согласился. Когда его заказал первый клиент, Накахара шёл к нему со страхом, хотя он уже и не был девственником в то время. Однако спать с кем-то за деньги, особенно поначалу, было для него противно и тошнило от самого себя, но со временем Чуя свыкся и смирился с этой мыслью, принимая себя таким, каков он есть. Примерно через полгода работы в борделе, Накахара познакомился там с Огаем, который оказался успешным, известным хирургом. Мори был красив и ухожен, и Чуя просто не мог остаться к нему равнодушным. После того, как они переспали впервые, Огай заплатил Чуе довольно крупную сумму денег, помимо этого он оплатил хозяину борделя заказ парня на всю ночь. Это была прекрасная ночь, полная безумств. Огай пообещал снова посетить бордель через несколько дней и купить Чую также на всю ночь, однако в течение двух недель так и не появился, а потом заказал его сразу на три дня, сказав, что уезжал в командировку в Токио. В тот день он привёз его на свою минку, они выпили, затем оказались в постели. На следующий день Мори повёл Чую в ресторан. Вечером они долго прогуливались по набережной, плавали в открытое море на яхте, а потом всю ночь и весь следующий день не вылазили из постели. После этого Мори довольно часто посещал бордель и всегда заказывал именно Чую, а как-то взял с него обещание, что он не будет спать с другими клиентами. Многие месяцы Огай был у Чуи единственным альфой, а потом Мори вдруг сказал, что любит его и хочет, чтобы Чуя бросил проституцию и вышел за него. Предложение Мори обескуражило Накахару, но он согласился. Огай не спрашивал в то время взаимны ли его чувства, и вот настал тот день, когда он спросил. Нужно было что-то ответить, и Чуя, собравшись с мыслями, произнёс: — Да, я люблю тебя. Мори испытующе посмотрел в глаза возлюбленного, пытаясь понять правду ли тот говорит, и Чуя, поняв это, обнял его, прижимая к себе и сам поцеловал в губы, а когда поцелуй закончился, прошептал: — Я очень сильно тебя люблю. Отстранившись от мужа и выползая из-под него, Накахара добавил: — Надо душ принять. — Давай позже вместе примем, — предложил Мори, вновь подминая омегу под себя и упираясь своим стояком в его пах. — Ты сводишь меня с ума, Чуя. Рядом с тобой я чувствую себя двадцатилетним парнем и готов тебя трахать и днём, и ночью без перерыва. — Ладно, — согласился Чуя, обвивая Мори за шею руками и сам целуя его в губы.

***

После секса Мори с Чуей отправились вместе в душ, однако Огай принял водные процедуры раньше, и пока Чуя заканчивал мыться, вернулся в их спальню. На столе стояла баночка с противозачаточными таблетками, которые принимал Чуя. Взяв пузырёк в руку, Огай открутил крышку и высыпал пилюли в другую руку. Открыв свой портфель, который стоял возле кровати, Мори ссыпал таблетки туда и, достав из портфеля пакетик с такими же на вид таблетками, пересыпал их в пузырёк, после чего закрыл крышку и поставил его на место. Течка у Чуи должна была начаться примерно дней через десять, поэтому Мори решил подменить таблетки заранее, чтобы муж залетел уже наверняка. Вернувшись из душа, Чуя принял одну из таблеток, запив её водой из стакана, стоявшего там же, и улёгся в постель. — Ты ложишься? — спросил Накахара, заметив, что Мори застёгивает свой портфель. — Да, сейчас, — ответил тот, ставя его на место. Заключив друг друга в объятья, альфа и омега вскоре уснули.

***

Неделю спустя... Услышав звук клаксона, донёсшийся с улицы, Чуя выглянул из окна: во дворе стояло такси, но пассажир, сидевший в нём, не спешил выходить, вместо этого машина вновь посигналила. — Черти тебя принесли, — пробормотал Чуя и покинул комнату, спускаясь по лестнице вниз. — Акутагава! — позвал Чуя, однако ответа не последовало, и Накахара повторил: — Акутагава! Слуга так и не появился, а потом снова раздался звук клаксона, и Чуя вышел на улицу. — Ну, чего гудишь, идиот? — зло сверкнув на Дазая глазами, спросил Накахара. — Чу-уя, — пропел Осаму, выходя из салона. — Расплатись за такси, у меня налички нет. Чуя фыркнул и вернулся в дом, чтобы взять деньги. Когда он снова вышел на улицу, Дазай стоял возле авто, а рядом с ним был его чемодан. Накахара расплатился с водителем и направился внутрь минки, однако его остановил голос Дазая: — Отнеси чемодан в мою комнату, коротышка, — бросил Осаму, проходя мимо Чуи. — Чего?! — возмущённо протянул тот, хватая Дазая за руку и разворачивая лицом к себе. — Сам тащи свой вонючий чемодан, я тебе не прислуга. — Конечно нет, Чуя, — улыбнулся Дазай. — Ты всего лишь очередная шлюха моего отца. Не понимаю, что он в тебе нашёл? — Дазай взял пальцами прядь волос Накахары, брезгливо поморщившись. — Грязно-рыжие, тусклые волосы, водянистые, серые глаза, рост метр двадцать. Я бы на такого, как ты даже не глянул. Совсем мой старик с ума сошёл. Седина в бороду, бес в ребро, как говорится. — Что?! — от возмущения Чуя чуть не задохнулся и не сразу нашёл, что ответить нахалу, а нахал тем временем схватил омегу за задницу и резко притянул к себе, произнеся: — Хотя, наверное, ебёшься ты классно, если уж смог охмурить моего папашку, да и опыт у тебя богатый. Может, пойдём проверим чему тебя обучили в борделе? Чуя резко оттолкнул от себя Дазая и нанёс ему удар кулаком в нос. — Сволочь! — выкрикнул он и ударил Осаму ногой в живот, так как после первого удара, тот свалился на землю. Развернувшись, Чуя вошёл в дом, а Дазай, усмехнувшись, вытер носовым платком кровь, стекающую струйкой из носа, пробормотав: — Ну и характер у этой шлюшки. На самом деле Чуя сразу понравился Дазаю, едва он увидел его впервые, и Осаму действительно не прочь был бы затащить того в постель и сделал бы это, если бы Чуя не оказался мужем его отца, ещё в первую их встречу. Новость о том, что Мори женился, да ещё на его ровеснике, обескуражила Дазая и разозлила. Он действительно изначально принял рыжего омегу за прислугу, а затем решил, что папаша просто привёл шлюху на ночь, однако то, что они женаты почему-то выбило Дазая из колеи. Осаму каждый раз при встрече с Чуей испытывал противоречивые чувства, но ему почему-то очень нравилось его бесить, несмотря на то, что всегда отгребал от омеги. Часто Дазай ловил себя на мыслях о том, как он сбрасывает с рыжей вредины одежду, перегибает его прямо на столе в гостиной или на кухне и грубо втрахивает в столешницу, каждым своим толчком, срывая с его губ стоны и крики. Вот и сейчас пошлая картина вновь предстала перед глазами, и Дазай почувствовал, что в штанах становится тесно. Поспешив отогнать от себя развратное видение, Осаму поднялся на ноги и, взяв свой чемодан, прошёл в дом.

***

— Какая же сволочь! — ругал сына своего мужа Накахара, зло меряя шагами их с Мори спальню. — Вот же урод! Чую взбесили слова Дазая про его внешность и оскорбительный тон, которым они были произнесесены. Накахара подошёл к зеркалу, рассматривая свои ярко-рыжие, блестящие волосы и голубые, как небо, глаза. — Подонок, — поноси́л Дазая Чуя. — Он специально делает всё, чтобы вывести меня из себя. И вовсе они не тусклые и не грязно-рыжие, да и глаза голубые, а не серые, водянистые. А рост уж тем более не метр двадцать. Дазай скотина, как же сильно он отличается от отца. Наверняка и внешностью, и характером пошёл в своего второго родителя, такого же урода, как и он сам. — Я не советую тебе, Чуя, трогать моего второго родителя, — неожиданно раздался где-то за спиной Чуи холодный ненавистный голос. Накахара резко обернулся к двери и прорычал: — Что ты делаешь в нашей с Мори спальне, ублюдок?! Я же запирал дверь. — Хреново запирал, милый, — Дазай шагнул к Чуе ближе и притянул его к себе, сразу же накрывая чужие губы поцелуем. Накахара упёрся руками в грудь Осаму, пытаясь того оттолкнуть, но Дазай сжал Чую в объятьях железной хваткой. Поцелуй альфы вскружил Накахаре голову: так страстно и одновременно нежно его ещё никогда никто не целовал. Сердце забилось чаще, а воздуха стало катастрофически не хватать. Тем временем Дазай проник руками под одежду Чуи и принялся оглаживать его спину, доводя и своё возбуждение, и возбуждение омеги до критической точки. Не соображая, что делает, Чуя принялся отвечать на поцелуй, перебирая между пальцами каштановые пряди волос, а когда он закончился, Чуя всё же оттолкнул от себя Дазая. Часто и тяжело дыша, неотрывно глядя в карие омуты, Чуя прорычал: — Что ты себе позволяешь, мразь?! Я расскажу обо всём твоему отцу. — Ну давай, — с ухмылкой сказал Осаму, а затем склонился к уху Чуи и прошептал: — Интересно кому он поверит? Своему родному сыну или шлюхе, которую он подобрал в борделе? Я скажу ему, что это ты на меня вешался и молил, чтобы я тебя трахнул, ещё в нашу первую встречу. Видишь ли, Чуя, мой отец безумно ревнивый. Ты об этом, наверное, не знал, так как не давал ему повода к ревности. Но теперь он есть, потому что ты меня хочешь, и я об этом знаю. — Что?! — выкрикнул Чуя, в очередной раз отталкивая от себя Дазая. — Откуда ты знаешь про бордель? — Выяснил кое-что о твоём прошлом. Мне известно, что именно там ты и познакомился с моим отцом. — Да пошёл ты, скотина! Ненавижу тебя! Проваливай, чёртов ублюдок, и больше никогда ко мне не приближайся! Дазай усмехнулся и отошёл от Чуи на несколько шагов, произнеся, прежде, чем выйти из комнаты: — Всё равно я тебя трахну, и что бы ты сейчас не говорил, я знаю, что ты меня хочешь. Когда Осаму ушёл, Чуя со злостью ударил кулаком в стену, чуть не вскрикнув от боли, и прошипел: — Мразь! Накахару просто колотило от злости, и он решил выпить. Спустившись в гостиную, Чуя открыл мини-бар и налил себе виски, прежде бросив в стакан несколько кусочков льда. Дазай сегодня его конкретно взбесил, к тому же Чуя понимал, что он в чём-то прав. Накахара не раз ловил себя на мыслях о том, какой Осаму красавчик, и как бы ему хотелось, утонуть в его жарких объятьях, однако Чуя не мог так поступить с Мори, после всего, что он для него сделал. Да и, в конце концов, он понимал, что с Дазаем вряд ли у него может получиться что-то серьёзное, а потерять мужа он не хотел и боялся. Ведь в этом случае Чуе снова придётся вернуться на панель. Расположившись на диване, Чуя сделал несколько глотков из стакана. Полностью погрузившись в свои мысли, Накахара не услышал чужих шагов, а заметил чьё-то присутствие лишь тогда, когда сильные руки легли на его плечи и принялись их разминать. Резко обернувшись назад, Чуя увидел Дазая и тут же вскочил с дивана. — Какого хера ты тут забыл, придурок? — взвился Накахара, зло посмотрев в карие глаза. Дазай ничего не ответил, а, подойдя к бару, наполнил свой стакан виски. Сделав из него несколько глотков, Осаму удобно устроился на диване, закинув одну ногу на другую. — Вообще-то, — проговорил он. — Это мой дом, и я могу ходить, где захочу. Это ведь ты приживала, безродный щенок, а я сын хозяина этого дома и его законный наследник. — Ты не сын, — парировал Чуя. — А просто ублюдок, во всех смыслах этого слова. Когда мы с Мори заведём собственного ребёнка, ты окажешься на улице, так как я сделаю всё, для того, чтобы мой сын стал единственным наследником, а тебя просто вычеркнут из завещания. — Я думаю, — холодно произнёс Дазай, встретившись взглядом с голубыми озёрами, которые сейчас метали молнии. — Мой отец будет безумно рад услышать подробности твоего изощрённого плана, — с этими словами Осаму вытащил из кармана телефон, и Чуя понял, что Дазай записывал их разговор на диктофон. — Подонок! — выкрикнул Чуя и запустил стаканом в голову Осаму, от которого тот лишь чудом уклонился. В Дазая полетели брызги недопитого алкоголя, а стакан со звоном разбился, ударившись об стену, Чуя же поспешил покинуть комнату. — Акутагава! — позвал прислугу Дазай, вскоре послышались шаги, а затем в гостиную вошёл худощавый брюнет. — Да, Дазай-сан, — произнёс он, слегка склонив голову. — Приберись здесь, — Дазай кивнул головой на осколки от стакана, валявшиеся на полу у стены. — А потом возвращайся. — Хорошо, — ответил тот и вышел из комнаты, отправившись за щёткой и совком. Прибравшись, Акутагава вернулся в гостиную и встал перед Дазаем, ожидая новых распоряжений. Дазай допил своё виски и попросил Акутагаву наполнить новый стакан. — Налей себе, — предложил он. — Мори-сан будет не доволен, если почувствует от меня запах перегара, — возразил тот. — Не дрейфь, отец вернётся не скоро. Я звонил ему. Всё выветрится. Акутагава кивнул и наполнил два стакана виски, один из которых передал Осаму и отошёл от него на несколько шагов. — Что ты, как неродной? — спросил Дазай посмотрев в серые глаза. — Присядь. Акутагава снова кивнул и присел на диван рядом с Дазаем, делая глоток виски из стакана, а тот накрыл его колено ладонью и провёл рукой по направлению к бедру. — Ты будто не рад меня видеть, — произнёс Осаму, продолжая смотреть в глаза омеги. — Ну что ты? Я очень рад, — заверил его Рюноске, снова отпивая виски из стакана. Дазай залпом допил своё, а дождавшись, когда Акутагава опустошит стакан, произнёс: — Поставь на стол. Акутагава поднялся с дивана и, взяв стакан из руки Осаму, поставил его на стол, а затем и свой. — Иди сюда, — позвал его Дазай, а когда тот подошёл, взял его ладонь в свою и потянул на себя, усаживая на колени. Накрыв губы Рюноске своими, Дазай запустил руки под его одежду, оглаживая спину омеги. Акутагава задышал чаще и зарылся пальцами в каштановые волосы, ощущая своими ягодицами стояк альфы. Разорвав поцелуй, Акутагава прошептал: — Пойдём в спальню. — Не хочу, — произнёс Дазай и, резко поменяв позицию, положил Акутагаву на спину, расстёгивая его рубашку. — Дазай, — простонал тот. — Вдруг Чуя-кун нас увидит. — Не увидит. Я его конкретно выбесил, и он не скоро решится спуститься, зная, что я здесь. Осаму быстро освободил любовника от одежды и сбросил свою, после чего проник пальцами в истекающий естественной смазкой анус, быстро задвигав рукой. Акутагава застонал, а Дазай оставил несколько поцелуев на его бедре, прошептав: — Скучал? — Безумно, — ответил Рюноске, двигая бёдрами вперёд, пытаясь насадиться на пальцы сильнее. — Я вижу, — хмыкнул Дазай, вытаскивая из партнёра пальцы. — Твой зад уж точно скучал. Дазай обхватил Рюноске за ягодицы руками, придвигая его ближе к себе и приставил головку довольно большого члена к дырке, толкаясь внутрь, отчего Акутагава вскрикнул, ощутив, как орган любовника проехался по простате, подарив целый фейерверк ощущений и эмоций. Снова толкнувшись вперёд, Осаму вошёл глубже, а следующим толчком погрузился в тело омеги до конца. Крепче сжав бёдра Рюноске, Дазай резко двинул его на себя, одновременно с этим толкаясь внутрь глубже, срывая этим движением очередной стон с губ партнёра. Акутагава обхватил Осаму руками за спину, впиваясь в неё пальцами, а ногами за талию, двигаясь навстречу очередному толчку, со стоном насаживаясь на член. Дазай ускорил движения, вбивая разгорячённого омегу в диван, с хриплыми стонами проникая внутрь, ощущая, как чужие ногти раздирают его спину. Толкнувшись в любовника ещё несколько раз, Дазай почувствовал его дрожь, а затем Акутагава выгнулся на диване, конвульсивно сжимаясь вокруг члена альфы, с криками изливаясь на свой живот. Дазай с рыком протолкнул в него узел, тоже кончая. Испытав несколько оргазмов вместе с омегой, альфа услышал какой-то шум и посмотрел в сторону лестницы. Там стоял Чуя и смотрел на происходящее широко распахнутыми глазами. Дазай улыбнулся ему, совершенно не смутившись, а Акутагава, повернув голову и тоже заметив наблюдателя, выругался. — Вы совсем совесть потеряли, уроды?! — услышали любовники возмущённый возглас Накахары. — Да, — кивнул Дазай, выходя из омеги и поднимаясь во весь рост, замечая шокированный взгляд Чуи, который распахнул глаза ещё шире, увидев внушительных размеров достоинство альфы. Совершенно не стесняясь, Дазай медленно направился к Чуе, а тот застыл на месте, словно в ступоре. — Нравится? — спросил Дазай, подойдя к Чуе совсем близко и кладя его руку на свой член. От всего происходящего Накахара опешил, а придя в себя, со злостью оттолкнул Дазая и, сжав руки в кулаки, быстро взбежал по лестнице. Дазай усмехнулся и обернулся к Акутагаве, который к тому времени уже полностью оделся. Заметив осуждающий взгляд любовника, Осаму проговорил: — Люблю бесить его. Не принимай близко к сердцу. Акутагава ничего не ответил, а, развернувшись, поспешил покинуть гостиную.