С любимыми не расставайтесь

      Ему действительно стало дурно и страшно.              Но это был не тот страх, который сковывал и побеждал, а, вероятнее, тот, иррациональный, который заставлял скручиваться живот в тугой комок от волнения.              Разговора о прошлом, конечно, избежать было невозможно — Юра понимал это всем нутром, но он не думал, что этот момент наступит так скоро.              Клубкова была самой настоящей предательницей. Похоже, она всерьёз решила наладить между Юрой и Володей прежнюю связь.              И Юра, может, был бы и рад этому, но не в нынешнем развитии событий.              Что он должен будет рассказать Володе? Как ему обойти неловкие вопросы стороной? Как не выдать то, что он всё ещё неравнодушен?              Он не хотел открываться Володе. Сейчас перед ним стоял другой Давыдов, и Юра был уверен, что ничего такого, что было между ними в далёких восемьдесятых, Володе сейчас и в помине не нужно.              Но, как говорится: язык мой — враг мой, а потому Юра успел несколько раз проколоться. И про «Машину времени», и про плакаты в комнате, и про пианино, когда перевёл тему. И просто общими фразами, хоть и старался правильно подбирать слова, как и старался ничем не выдать то, что связывало его с Володей в прошлом.              Но потом прикосновение Володиных пальцев к его собственным едва не разрушило всю конспирацию. Это было похоже на дуновение ветра в материнском саду, но как же сильно оно сказалось на Юре. Так, что он всё же слегка пролил слёзы, когда вновь пришлось произнести страшное слово «умер».              Какую всё же силу имеют слова! Пока что-то не обличишь в них, кажется, что ничего страшного не происходит. Но стоит сказать, высказать — и всё, это становится осязаемым.              И опять где-то полоснуло по сердцу. Не сдержался. Слишком много эмоций накопилось за этот день.              И чёртова ревность вылезла из своей потайной норы так не вовремя.              Аня действовала на Юру раздражающе. Он даже был уверен, что встреть он её сейчас — его руки тут же оказались бы на её тонкой, изящной шее. А Володя ведь даже не знал, какой паршивкой и скользкой женщиной была его жена!              Язык чесался рассказать, но тогда Юра понимал, что рассказывать придётся всё. Отделался общими фразами, а Володя зачем-то решил рассказать историю их счастливого (как оказалось, не очень) брака.              Юра ощущал по-детски жуткую обиду внутри. И сам не знал, на кого именно. Ему вдруг стало неприятно узнать, что у Володи и Ани было что-то более серьёзное, чем просто невинные поцелуи в губы. Юра чувствовал жгучую досаду. И опять вернулось чувство, что он — побеждённый. Аня даже здесь преуспела. Ей было дозволено видеть и прикасаться к его Володе.              О, дикий зверь внутри Юры начал клокотать и клацать зубами. Рычать и не довольствоваться тем, что ненавистный Юре человек смел быть с его некогда любовью.              Он пытался успокоить себя внутри. Володя ведь не был в этом повинен. В конце концов, он потерял память, и мало ли что могла наплести ему Аня в его забытье?              Про ребёнка было слушать ещё тяжелее. Как бы там ни было, а то, что ребёнок умер — являлось самым серьёзным горем для родителей. Юра знал, что такое чувство потери, и понимал Володю в этом случае.              Желание коснуться в успокаивающем жесте родилось из глубин души. Юра не мог закрывать глаза на то, что его чувства, так хорошо спрятанные за эти годы, уже сорвали замок и пытались захватить власть. Сопротивляться было сложно. Ведь стоило только посмотреть в эти удивительные серо-зелёные глаза, как тотчас в груди вспыхивали те самые, забытые эмоции, которые возникали только рядом с Володей.              И то, как он потом улыбался… И как горели его глаза, когда рассказывал о крестнице…              Юра снова попал в плен. Как в том восемьдесят пятом. Расслабился. И даже робко спросил:              — А ты ещё играешь на гитаре?              Юра бы соврал, если бы сказал, что не огорчится отрицательному ответу, но благо Володя совсем не забыл, как это делать.              И в нетерпеливом предвкушении Юра стал ждать. И опять накатывала волна раскалённых и хлёстких воспоминаний. Они ударяли больно и одновременно с тем хорошо. Просто от того, что Юра видел Володю, мир уже казался ему самым лучшим из всего того, что вообще может существовать.              — … Есть предпочтения, пожелания? — когда Володя спросил это, то на ум пришло только две композиции, которые хотел бы услышать Юра.              Первая — это песня, которую Володя пел в день прощального костра, а вторая его собственного сочинения.              Только вот ни одну из них Юра озвучить не смог. Ноты, которые ранее принадлежали Володе, сейчас находились в Потсдаме, в нише стола. Юра не взял их собой в Харьков, посчитав, что этот подарок останется с ним навеки.              А во время второй песни Юра просто боялся, что всё полетит в тартарары. Всякий раз, когда он слышал её по радио или телевизору в течение этих долгих пятнадцати лет, его рука непроизвольно переключала программу на другой канал или частоту.              Эта песня разбивала сердце так же, как и всё остальное. А Юра уже устал его склеивать.              И сейчас он не знал: выдержит ли его душа очередного потока болезненных воспоминаний. Ведь эта песня стала символом их с Володей прощания. Они пропели друг другу пророческие строчки, и сейчас было вновь боязно слышать их.              Было боязно потерять Володю во второй раз.              Поэтому Юра выбрал безопасное и нейтральное:              — Давай Крейсер Аврора.              Но потом было не передать словами, что почувствовал в этот момент Юра.              «— Обещай, что остановишь меня, если что-то будет не так.       — Х… Хорошо.              «— Не надо, Юр…       — Ты не хочешь, чтобы я тебя коснулся?       — Больше всего на свете я только этого и хочу. Но…       — Тогда замолчи.              «— Что-нибудь ещё?       — Вот, давай свяжем их вместе. Это будет наш узелок. Хочу верить, что он не разрушит нашу связь.       — Там же адреса девчонок, не жалко?       — Что мне девчонки… Мне главное тебя не потерять.       — Всё?       — Да. Давай теперь закопаем».              «— Юрочка, пожалуйста, пообещай мне. Что бы ни случилось, где бы мы не оказались, но ты придёшь сюда через десять лет.       — Я обещаю. И ты пообещай мне то же самое. Я не хочу думать, что мы не встретимся раньше, но так хотя бы будет гарантия, да?       — Да, Юрочка. И я тебе обещаю. Я приду сюда. Двадцать седьмого июля тысяча девятьсот девяносто шестого».              «— Хочешь, можем оставить здесь свои инициалы?».              «— У нас осталось ещё немного времени. В начале смены я стал сочинять одну мелодию, которая ассоциировалась у меня с тобой… И вот недавно я наконец-то закончил. И хотел бы, чтобы ты её услышал, потому что она посвящена тебе и тому, что… Между нами происходит.        — Конечно, Володь, я с радостью послушаю её».              Воспоминания проносились перед глазами, как вращающиеся цветные стекляшки калейдоскопа. Всё тело дрожало от переизбытка эмоций. Юра думал, что он — сосуд, в который льют и льют воду, и что его стенки некрепки — того и гляди лопнет.              Столько лет.              Столько лет позади, а как удивительны чувства. Ни на секунду не иссякли, не погасли, не исчезли. Казалось, наоборот, ударили с ещё большей силой, чем до этого. Юра задыхался не от мелодии, что исходила от гитары, а от чувственной игры. Любовь не может сбиться с пути, да? Кажется, Юрина любовь не только не сбилась, но ещё и отыскала путь к любимому сердцу. Ведь что-то же привело Юру в «Ласточку». Ведь он чувствовал, что надо идти туда.              Наитие никогда не обманет. И вот теперь он здесь, рядом с Володей. Сидит и может смотреть, сколько угодно. Даже потрогать может, но опускает эти мысли. Трогать лучше визуально. Иначе — пропадёт. Если уже не пропал.              Гитарная струна взвизгнула, заставляя выпрыгнуть из собственных грёз.              Володя выглядел… Каким-то заинтересованным. Словно что-то нашёл в Юре и теперь изучал. И Юре так хотелось узнать, что Володя думает о нём, однако вопрос так и остался не заданным.              Не хотелось слышать, что Юра не представляет из себя чего-то интересного, потому что когда-то Юра слышал, что он едва ли не целый мир для Володи. А сейчас он просто чужой человек.              И как с этим смириться?              Случайно брошенный взгляд на окно подсказал, что ему пора уходить. Наверняка у Володи ещё много дел…              Но так не хотелось вставать. Так не хотелось покидать Володю.              — Останься, — и эта просьба вновь заставляет задохнуться, словно схватил лишнего кислорода.              — Если ты ещё сыграешь мне, так и быть, я останусь, — и этот флирт — желанный.              И на один прекрасный миг на лице Володи мелькает та самая улыбка, которой он одаривал Юру в лагере, и Юра готов положить к его ногам весь мир и лечь костями сам, лишь бы увидеть эту эмоцию ещё раз.              Гостиную снова наполнила мелодия. Она была незнакомой, но это было и неважно. Юра в кои-то веки почувствовал расслабленность.              Когда эмоциональные потрясения улеглись, Юра ощутил небывалую усталость. С него словно выжали все соки. В голове даже на какие-то мгновения стало пусто. Была лишь чудесная, спокойная мелодия в исполнении Володи и сам Володя, сидящий где-то рядом.              Юра даже не заметил, как сознание погрузилось в сон. Позже он чувствовал чужие руки, бережно укладывающие его на что-то мягкое, и хотелось верить, что это Володя заботился о нём.              Ближе к утру Юра ощутил, как что-то мокрое ткнулось ему в лицо, а следом по щеке протянулся слюнявый след.              Юра слегка поморщился и приоткрыл один глаз. В ответ на него смотрела Герда. Она слегка заскулила, когда заметила, что Юра уже не спит.              — Соскучилась? — спросил он чуть хриплым ото сна голосом, на что Герда опять проскулила. Юра полежал ещё несколько секунд, а затем, откинув одеяло в сторону, принял сидячее положение.              Герда тут же ткнулась ему в колени. Юра зарылся в её шерсть на затылке и стал почёсывать, на миг задумавшись.              Ему было так уютно, когда он находился здесь с осознанием, что где-то неподалёку находится Володя. Сложно было подумать о том, что у Юры есть другая жизнь, там, в Потсдаме. В конце концов, у него даже есть любимый человек. Точнее, его подобие… Йонас ведь по-прежнему существовал в Юриной жизни и возвращение Володи ещё ничего не меняло.              Или меняло?..              «Полюбить другого — не значит забыть прежнего», — так говорила ему когда-то мама. Но Юра не был уверен в том, что он любил Йонаса.              Юра выдохнул. Сейчас, когда он немного поспал, оставив позади вчерашний день, реальность обрушилась на него с новой силой. Била она нещадно, абсолютно не выражая сочувствия.              Помимо того, что Володя оказался жив, перед Юрой теперь стояла и другая проблема: а какие отношения будут между ними отныне?              По факту Юра был для Володи чужим. То, что их когда-то связывало — осталось только в Юриной памяти. И на вряд ли Володе нужны… Сторонние связи или общение… В конце концов, он наладил здесь отличную жизнь и даже если на секунду предположить, что Володя по-прежнему находил мужчин привлекательными, то это не было стопроцентным основанием того, что Юра мог бы его заинтересовать.              Вкусы ведь тоже меняются. И несмотря на то, что Юра понимал, что любит Володю так же сильно, как и много лет назад, это совсем не означало, что Володя полюбит его в ответ.              Мысль пронзила, как стрела.              Любит.              Он действительно его любит.              Руки закрыли лицо, словно Юра хотел спрятаться, хоть и прятаться сейчас было не от кого, кроме как от Герды. Но она, словно понимающая человеческие эмоции, положила подбородок Юре на колени и тихонько что-то проскулила.              — Я в порядке. Наверное, — ответил приглушённо Юра и отнял руки от лица, кинул взгляд на журнальный столик, на котором лежал его мобильник. Пропущенных на нём не было, но Полина, оказывается, прислала ему сообщение ещё вчера, в десять вечера.              «Юрчик, ну как дела? Мы переживаем. Позвони, как сможешь».              Юра дёрнул уголками губ. Милая Полина всегда была обеспокоена его состоянием.              Он поглядел на время. Стрелки часов показывали шесть утра. Он перевёл взор на Герду, разглядывающую Юру слишком пронзительным взглядом.              — Ты, верно, погулять хочешь? — спросил он, и Герда тут же радостно завиляла хвостом. Юра снова почесал её за ухом, прислушался к звукам дома, но ничего не услышал, кроме собственного дыхания. По всей видимости, Володя ещё спал. Юра снова встретился взглядом с маленьким чёрными бусинками. — Знаешь, где твой поводок?              Уже через пару минут Юра шёл по пустой улице, держа Герду на поводке. Она тоже никуда не спешила, но, очевидно, всё равно построила какой-то маршрут и теперь вела Юру туда.              Юра, уже переодевшийся во вчерашние вещи, которые Володя любезно постирал, нащупал в плаще — утро выдалось достаточно прохладным — пачку сигарет. Он предусмотрительно вытащил её из кармана, когда раздевался в ванной, и спрятал в укромном уголке, чтобы позже забрать её с собой.              Он ощущал себя нашкодившим ребёнком, который прятался от мамы и папы, чтобы те не узнали о сигаретах.              Отчего-то и перед Володей не хотелось показываться с белой трубкой в зубах.              Как забытое явление, в голову вернулось то данное обещание.              «— Ладно, товарищ Давыдов, обещаю».              И ведь почти сдержал обещание. За эти пятнадцать лет сигарета в его пальцах была не так уж и часто.              Просто обстоятельства вынуждали.              Герда вела его к «Ласточке». Юра, увидев, куда бегут лапы золотистого ретривера, чуть скривил губы. Вид разрушенного памятника юности по-прежнему раздавливал изнутри.              Но Герда была упряма, а сопротивляться ей Юра не хотел.              А потому и позволил отвести себя туда, где он незаметно повзрослел. Стал лучше. Полюбил. И был любим.              Они спустились к высохшей речке. Герда просто сидела рядом со стоящим Юрой, который выкуривал сигарету. Медленно и тягуче, он втягивал никотин, а потом тонкой струйкой выпускал его в слегка серое небо, будто покрытое неплотным слоем дыма.              Мысли метались из одного угла в другой, как шайба в аэрохокее, и не могли попасть в один поток.              С одной стороны, хотелось сбежать, потому что ощущал, что он — лишнее звено в жизни Володи. С другой… С другой, неугомонное сердце красиво нашёптывало, что у Юры есть ещё один шанс.              Ещё один шанс исправить, попытаться сделать то, что не успели сделать в прошлой жизни.              Но нужно ли это самому Володе?              Юра считал, что нет.              И эти мысли заставляли принять первый вариант: сбежать.              Несчастливая кривая пробежала по губам. Юра повернул голову к иве. Там он спрятал ответы на все вопросы. Там хранилось их общее прошлое. На тех строчках можно было найти старого Володю.              Если бы Юра, если на секунду предположить, рассказал бы ему правду, что было бы? Как бы отреагировал Володя? Улыбнулся бы чуть смущённо и потом нежно прикоснулся бы к его лицу, тихо прошептав: «я ничего не помню, но я хотел бы дать нам шанс»?              Юра едва не расхохотался мрачным, скорбным смехом. Скорее, Володя посмотрел бы на него, как на умалишённого, и махнул рукой, сказав что-то вроде: «даже если у нас что-то когда-то и было, всё это стало не важным».              От негативных мыслей зачесалось внутри и от этого захотелось продолжать курить. Юра всё же извлёк новую сигарету из помятой пачки, зажал её между зубов и поискал в плаще зажигалку.              Чирикнув ей, Юра поднёс открытое пламя ближе к бумаге, но пока не решался поджечь. Так некстати его взгляд был брошен на Герду, сидящую рядом, и Юра увидел, что в глазах животного мелькнуло осуждение.              Юра едва не фыркнул. Вот померещится же всякое. Никто ведь не узнает, что он курил. А Володя… А Володе будет попросту всё равно.              Невыразимая грусть отразилась на Юрином лице. Огонь охватил сигарету, и Юра сделал первую затяжку.              Горький дым опустился в лёгкие, даруя крохотное удовлетворение.              Взгляд упал на высохшую речку. Опять нахлынули воспоминания. О лягушатнике, о Володе в одних лишь плавках, о том, как купались… Юра тряхнул головой.              Что теперь вспоминать об утраченном? Всё равно он не в состоянии что-либо измерить.              Нужно было убегать. Исчезать. Улетать. Как птица.              И как в подтверждение его мыслей, у Юры зазвонил телефон. Юра лениво вытащил мобильник из кармана, без интереса разглядывая имя звонящего.              «Илья».              — Да, дорогой? — Юра постарался придать голосу весёлые нотки.              — Юр, всё в порядке? — тут же спросил Илья. — Поля сказала, ты не ответил ей на сообщение. Мы волнуемся.              Как хорошо, когда есть люди, которые искренне о тебе беспокоятся. Юра ощутил прилив теплоты, который немного сгладил упадническое настроение.              Он опустил голову и поковырял носком кроссовок рыхлую землю.              В порядке ли бы он? Если рассматривать вопрос в целом, то да — всё было в порядке. Никто, слава Богу, не умер. Но если обращаться к себе лично — Юра не знал точного ответа на этот вопрос.              — Я жив, — коротко ответил он. Пожалуй, пока он не был готов делиться внутренними переживаниями.              — Хорошо, — осторожно ответил Илья, затем помолчал. — Юр, я не хотел бы заводить эту тему, учитывая, что ты… Что ты там с… Любимым, — о, лучше бы Илья не говорил этого. Юра прикрыл глаза. Эти слова снова заставили его ощутить старую, глухую боль в сердце. — Но нам надо что-то делать с концертом. До него меньше недели, а гитариста у нас нет. Отменить его — значит, потерять много денег. Очень много.              Юра криво усмехнулся. Это тоже было серьёзной проблемой — они не могли потерять настолько крупную сумму.              — Понимаю, — безэмоционально ответил он. Сейчас ему необходимо было собраться с мыслями и дать отпор наплывшим проблемам. В том числе и тем, в которых Володя его не помнил. — Какие у нас есть варианты?              — Да никаких, если честно, — с неприкрытым отчаянием выдохнул Илья. — Нужен гитарист. Однозначно. Маргарета сейчас ищет коллективы в Харькове, быть может, найдёт кого-то на замену. Но ты же сам понимаешь, что новый человек либо вольётся в наш коллектив на время, либо убудет сразу. И ты понимаешь, как сложно добиться первого варианта. Поэтому нам надо начинать репетировать уже сегодня. Кандидатов будем приглашать сразу.              Юра глубоко вздохнул. Кинул истлевший бычок на землю, затоптал его, затем поднял окурок.              — Я приеду через пару часов, — просто ответил он и сбросил звонок. Герда тем временем бегала за разноцветной бабочкой. — Что ж, — сказал сам себе Юра. — Это будет отличный повод сбежать оттуда, откуда сбегать не хочется…              Возвратившись в Володин дом, Юра заметил, что хозяин ещё даже не спускался из своей спальни, и решил отблагодарить Володю за радушное гостеприимство.              Завтрак приготовил быстро, Герду покормил, а затем отыскал листок, чтобы оставить записку.              Не уезжать же совсем молчаливо, в конце концов.              Долго думал, что стоит написать. Сразу пробрала ностальгия.              Сколько лет назад он писал Володе?              И до сих пор не верилось, что вот он рядом, хочешь — руку протяни. И пусть душевно они теперь были порознь, физически Юра мог ощущать Володю, наверное, на любом уровне.              Рука замерла над листком. Так некстати вспомнились сожжёные письма. Кто ж знал, что всё так обернётся? И те желания, произнесённые мысленно ещё в «Ласточке», уже совершенно не казались глупыми.              — Знать бы всё наперёд, да? — Юра невесело усмехнулся Герде, которая залезла на диван, вдоволь насытившись кормом. — Но, с другой стороны, — бормоча себе под нос, Юра начал писать, — тогда и жить было бы не так занимательно, — рука медленно и старательно выводила слова, а слова — в предложения. Зачем-то думал о знаках препинания, ведь Володя наверняка не растерял былую грамотность.              «Володя, доброе утро! К сожалению, я вынужден уехать, не попрощавшись с тобой. Нам срочно нужно найти бас-гитариста, и Илья просил приехать. С Гердой я погулял, завтрак на столе. Кулинарными способностями я не обладаю, но, кажется, это вполне съедобно. Твои вещи я аккуратно сложил на край дивана. Спасибо, что уделил мне время. И ты должен знать: я всегда любил тебя и люблю до сих пор… — ручка выпала из пальцев. Юра с расширившимися глазами прочитал то, что только что написал. Этого просто не могло быть! Как он допустил это? Зачем разрешил мыслям из головы перекочевать на лист бумаги?              Это срочно необходимо было исправить! Володя не должен знать. Страницы прошлого остались в прошлом. Взяв ручку с особой решимостью, Юра начал хаотично оставлять синие полосы на листке, едва не нанося на него раны от острого стержня.              «Необходимо закрасить так, чтобы совсем не осталось различимых слов и букв», — думал Юра, когда слой за слоем накладывал чернила. Когда он остался удовлетворён результатом, то дописал всего лишь единственное: «я рад, что ты жив».              Так будет безопаснее и правильнее.              Оставив листок на видном месте, Юра подошёл к Герде и ласково погладил её по макушке.              — Рад был познакомиться, Герда, — слабо улыбнулся Юра. Герда с интересом смотрела на него. — Но теперь мне пора. Ты береги своего хозяина. Потому что я на это право утратил.              Герда в ответ промолчала, но опустила голову книзу, будто грустила от того, что Юра уходит.              Проскользнув на выход бесшумной тенью, Юра также тихо пересёк двор и тихо отворил калитку — та только слегка скрипнула, когда он закрывал её с обратной стороны.              И вдруг рука сделалась тяжёлой. Юра прислонил лоб к прохладному металлу, который наверняка нагреется за день под напористыми лучами солнца.              Покидать Володю на самом деле не хотелось. Он был по-прежнему желанным и нужным, и вновь проснувшиеся чувства это подтверждали.              Но Юра знал, что не хочет испытывать ещё бóльшую боль от безразличия в серо-зелёных глазах. Когда одна сторона знает больше — сдержаться всегда трудно. Так и подмывает рассказать, указать, напомнить.              И Юре, чтобы сдержать эти порывы, лучше будет, если он будет держаться от Володи подальше.              Отпустив кованую ручку, Юра с тяжёлым сердцем подошёл к машине. Сел внутрь, завёл мотор. Дал автомобилю прогреться, думая обо всём и ни о чём одновременно, а потом вывернул на проезжую часть, усилием воли заставляя ногу нажимать на педаль газа, которая уносила его всё дальше и дальше от единственного человека, находящегося всё это время в его сердце.              Ребята ждали его в гостинице. Они расположились у Олафа в номере. Когда Юра зашёл туда, то заметил Маргарету, сидящую на кровати, обложившуюся бумагами и запутавшуюся в проводе стационарного телефона; Олафа, мирно поедающего завтрак, и Илью, смотрящего на вид из окна.              — Всем доброе утро, — буркнул Юра на немецком и поймал взгляд Олафа. Тот кушал левой рукой, и было видно, что ему не очень-то и удобно. Илья обернулся через плечо — очень встревоженный — и тихо поинтересовался:              — Всё хорошо?              Юра пожал плечами. Хорошо — в данном случае понятие растяжимое, как он посчитал. Хорошо оттого, что Володя жив. Нехорошо, что он его не помнит и, соответственно, не любит.              — Что там с гитаристами? — перевёл он тему, садясь напротив Олафа. Тот сразу пододвинул к нему тарелку с тёплыми сырниками.              — Угощайся, — Олаф коротко улыбнулся. Юра кивнул в знак благодарности и тут же поинтересовался:              — Как рука? Тянет?              Олаф скосил глаза на гипс, который уже в некоторых местах посерел, и, пошевелив полузамотанными пальцами, вздохнул.              — Немного дискомфортно, но в целом терпимо, — он посмотрел на Юру с улыбкой. — Ни о чём не жалею. Ребёнка нужно было спасти.              Юра кивнул. Как бы там ни было, а Олаф действительно поступил благородно. Пусть и пожертвовал своим здоровьем.              Юра тут же подумал про Сидорову. Мысленно усмехнулся. Надо же как сошлись все карты. Настолько, что его снова привело в тот круг людей, с которыми он когда-то имел общение.              Пока они завтракали, Илья и Маргарета рассказали о нескольких кандидатах.              — Один придёт вечером, — Маргарета сверялась со своими записями. — Один с утра и ещё один — в обед. Это те, с которыми Илья разговаривал вчера. Сегодня я составила новый список, на случай, если никто из кандидатов не подойдёт.              Юра понимал, что найти хорошего бас-гитариста — дело не одного дня. И даже если он будет хороший в целом, это не значит, что он будет хороший именно для них.              Может, предложить Илье забить на это и уехать из Харькова восвояси? Нет, Илья на такое не согласится. Да и Юра понимал, что тогда они попадут в глубокую финансовую яму, из которой рисковали не выбраться либо долго, либо вообще никогда.              Нет, гитарист им определённо нужен был позарез, а сбежать из Харькова Юра ещё успеет.              Мысли опять перескочили на Володю. В сердце привычно затрепетало и защемило. Юра удивлялся, как одновременно он мог испытывать такой разный спектр эмоций.              Может, зря он так поспешно сбежал? Может, зря не оставил никакой ниточки к себе? Может… Может, они могли бы?..              Последняя мысль показалась чушью. Те былые Юра и Володя остались на строчках забытых песен, гимна СССР, горна по утрам и под ласковыми ветвями ивы.              Прошлое на то и прошлое. Его стоит принять, отпустить и забыть.              — Юра, — его мысли прервал Илья, и Юра посмотрел на друга исподлобья. Рядом томились нетронутые сырники. — Ты как вообще? Ничего не рассказал. Что там с твоим Володей?              Юра отвернулся к окну. Друзья имели право знать, потому что они были свидетелями того, как Юра чуть собственноручно не разрушил свою жизнь, но сейчас он не был готов обсуждать, что произошло, с кем бы то ни было.              — Ничего. Я ещё сам ничего не осознал, — ответил максимально честно и перевёл тему в безопасное русло: — Наверное, нам пора готовиться к первому собеседованию?              Илья с Олафом обеспокоено переглянулись, но никак не прокомментировали быструю перемену темы.              — Давайте дозавтракаем и отправимся в путь, — подытожил Илья и стащил из тарелки Олафа самый зажаренный сырник.              По пути в филармонию Юра рассказывал Олафу, который был первый раз в Харькове, о некоторых достопримечательностях, попадавшихся им по пути.              С ностальгией в сердце вспомнил небольшой двор, где играл с ребятами в пионербол, когда машина проехала один из арочных проёмов, или слегка задохнулся от воспоминаний о трамвае и своём первом дне в консерватории.              Прошло столько лет.              Мамы уже не было в живых, отец жил своей жизнью, а Володя, как оказалось, не числился в мертвецах.              Если бы Юра знал, с самого начала знал, что Володя — жив, разыскал бы он его и сказал бы всю правду?              Уверенный ответ «да» так и теплился в грудной клетке.              Но время было упущено, и Юра никогда не сможет сказать вслух то, что должен был бы сказать.              Ему остаётся только чувствовать нежный след, который остался в тех далёких годах, и с сожалением в душе переворачивать очередную страницу своей жизни.              Филармония ещё была закрыта, когда они подъехали к ней. Объяснив, спустя четверть часа, охраннику цель своего визита, Юра и ребята наконец-то попали в малый зал, где и стояла их гарнитура.              Медленно водя пальцами по клавишам, Юра задумчиво поглядывал на гитару. Гитара у него всегда ассоциировалась с Володей. В голове вдруг мелькнула сумасшедшая мысль, и Юра иронично усмехнулся.              Смог бы Володя заменить Олафа на сцене? Было ли колоссальное отличие обычной гитары от бас? Или научиться играть на ней было не так уж и сложно?              Это было бы забавно. И отвратительно. Именно для Юры. Потому что он был уверен, что если бы Володя занял место Олафа — концерт провалился бы именно из-за Юры. Потому что нельзя оставаться спокойным и отдаться любимому делу, когда неподалёку находится тот, мысли о ком не оставляют ни на секунду. Да в таком случае Юра рискнул бы забыть каждую композицию!              Нет, такого «счастья» ему точно не нужно.              Первый кандидат пришёл к одиннадцати утра, чем сразу же вызвал недовольство Ильи, ведь договаривались они на десять. Он был весь помятый и лохматый, с туповатой улыбкой и явным ароматом духов в виде перегара. Хотя говорил грамотно и складно, просто образ его… Несколько выбивался из общей картины.              Играл он неплохо, но с Ильёй не сработался, зато с Юрой поймал единый ритм. Только вот Юра неосознанно проводил параллель с тем, как играл Володя, и тем, как играл этот парень по имени Саша.              И, конечно, для души Володино звучание было куда глубже, лучше и роднее.              После того как отыграли несколько композиций, Илья сдержано и вежливо поблагодарил Сашу за уделённое время и лаконично ответил, что в случае надобности с ним обязательно свяжутся.              Как только за Сашей закрылась дверь, Илья зло крутанулся на стуле.              — Это только первый, — задумчиво протянул Олаф, сидя в зале. Его рука была неестественно согнута, и Юра в который раз мысленно пожалел друга.              — Если они все такие, — махнул Илья рукой, движения его были дёрганые, — то смысла во всём этом нет.              Юра пожалел и Илью тоже. Всё же на кону стояла репутация и финансовые возможности. Конечно, прощаться с определённой суммой не очень-то и хотелось, тем более Юра подумывал о ремонте в доме — ему хотелось освежить бывшую мамину спальню и свою тоже, а это требовало определённых вложений, которые он надеялся получить от тура по Украине.              — Давай пока не будем отчаиваться, — ответил ему Юра в попытках приободрить.              Но и второй кандидат, пришедший в обед, не впечатлил ребят. Играл он лучше, чем Саша, но его стиль совершенно не совпадал с тем ритмом, который задавала Юрина группа.              Раздражение Ильи повысилось, когда они выходили из зала, чтобы сделать перерыв и пообедать.              — Это невозможно, — он даже заговорил на русском. Юра замечал, что, как только Ветров начинал нервничать, он переходил на родной язык. — Как нам отыскать хорошего гитариста? Я на любого согласен, лишь бы он ритм чувствовал. Пусть хоть женщина, хоть чернокожий!              Они прошли молодую парочку, которая о чём-то ворковала, и остановились в коридоре, не зная, куда свернуть дальше. Олаф начал говорить что-то ободряющее Илье, как внезапно позади них раздалось тихое женское:              — Извините.              Трое мужчин разом повернулись, натыкаясь взглядом на ту девушку, которую только что миновали. Позади неё возвышался парень с короткостриженными светлыми волосами. Юра прищурился. Он даже не слышал, о чём говорила дама, потому что всё его внимание приковало до боли знакомое лицо парнишки. Тот в ответ не смотрел, разглядывая стенд, висящий на стене напротив окна. Что-то знакомое было в его профиле, в прищуре глаз.              И когда он повернулся, Юра сразу узнал его.              — Олежка? — вопросил Конев, шагнув в сторону молодого человека. Тот вскинул одну бровь, буквально на секунду, а затем в его глазах мелькнуло понимание.              — Юрка? Здарова, — он улыбнулся довольно широкой улыбкой, обнажая ряд ровных зубов, и шагнул Юре навстречу, сразу заключая того в объятья. Юра вдруг снова почувствовал себя тем шестнадцатилетним подростком, которого окружали малыши-октябрята.              — Как же ты вырос, — Юра сжал плечо Олежки, когда они разорвали контакт. Тот улыбался так же искренне, как и пятнадцать лет назад в актовом зале, когда Володя и Юра вручили ему переделанный сценарий. С издёвкой улыбнулась и ностальгия внутри Юры. И опять Володя мелькал в мыслях юности. И не было от него спасения.              — А ты остался таким же, как и прежде. Я сразу тебя узнал.              Ну вот. Очередное доказательство того, что Юра совсем не изменился.              А Володя его не помнил…              — Кстати, — вдруг спохватился Олежа, — ты же, наверное, не в курсе. Владимир Львович… — Юра вздрогнул от былого обращения к Володе. А ещё он не мог не заметить, что та речевая особенность, из-за которой Юра и Володя сблизились ещё сильнее, исчезла. — Он здесь, в Харькове. Живёт. И преподает музыкальный кружок, — выдохнул воодушевлённый Рылеев. Лицо Юры вытянулось в удивлении. Вот этого Володя ему не говорил.              Ему хотелось истерично смеяться, потому что на мгновение показалось, словно он попал во временную петлю с одними и теми же людьми, но с одной лишь маленькой поправкой: все они выросли и повзрослели.              — Я знаю, — ответил Юра. — Знаю о нём, — главное, чтобы не ломался голос, но Юра понимает, что скрыть что-то слишком трудно. Очередной наплыв отягощающих эмоций грозился потопить Юрину душу. — Ты… — Юра срочно искал предлог, чтобы сменить тему, лишь бы не говорить о том, кто заставляет сердце болеть и трепетать одновременно. — Ты больше не картавишь, — получилось немного изумлённее, чем изначально планировал Конев.              Олег издал короткий и тихий смешок.              — Да. Поборол этот речевой дефект. Старался изо всех сил. Актёром-то стать хотелось.              — Получилось? — Юра вдруг понял, что хотел бы узнать об Олеже побольше, а если и повезёт — и обо всех остальных. Будто это вновь могло соединить его с прошлым.              — Получилось, — кивнул Олежа. — Слушай, — тут его глаза неожиданно загорелись большим энтузиазмом, сейчас Юра видел перед собой того шкодливого октябрёнка, — ребята с ума сойдут, когда узнают, что ты тоже в городе. Предлагаю собраться всем вместе и посидеть где-нибудь, или на природу выбраться. И Владимира Львовича обязательно позвать.              Юра едва не подавился воздухом. В горле резко сдавило.              Вот и как он должен был сейчас объяснить Олежке, что его встреча с Владимиром Львовичем не может состояться?              Благо от ответа его спас Илья, который прервал их диалог бодрым голосом.              — Юрка, та милая девушка пообещала нам привести лучшего гитариста, которого она знает. Идём в зал.              Юра посмотрел на Олежку с немыми извинениями.              — Ничего, — подмигнул Рылеев, — договорим позже. Я тоже здесь на летней практике, пока дом творчества закрыт на ремонт, так что ещё увидимся.              Они вернулись в зал. Илья и Олаф отправились настраивать гитару, Юра же, пытаясь занять себя чем-то, вытащил из рюкзака слегка потрёпанную нотную тетрадь и раскрыл её на последней записи. Он делал пометки ещё до приезда в Харьков, и сейчас ему казалось, что прошла целая вечность с того момента, как он последний раз открывал тетрадь.              Слишком много событий пришлось преодолеть за эти дни.              Заправив за ухо карандаш, как делал всегда, когда задумывался, Юра перескакивал взглядом со строчки на строчку, мысленно наигрывая то, что уже успел сочинить.              Он задумывал эту мелодию более весёлой, но сейчас ему отчего-то хотелось изменить ряд нот, чтобы музыка стала более лиричной.              Его сердце пылало и горело, он чувствовал, как переполнен эмоциями, выход которым могла дать только музыка.              Или Володя.              Но Володя бы недоступным вариантом, а потому у Юры оставалась лишь музыка.              Он настолько погрузился в раздумья, что не сразу услышал чужое присутствие в зале, и только тогда, когда та девушка, встретившаяся им по пути, сказала:              — Вот, ребята, как и обещала — самый лучший гитарист, — Юра поднял голову, и в этот момент, когда в руках у него находился карандаш, пальцы неожиданно ослабли и выронили пишущий предмет из рук. Он упал с глухим стуком, который разнёсся по всему залу. В ответ на Юру снова смотрели эти пронзительные, самые любимые серо-зелёные глаза.              Юре казалось, что в этот момент он попал в западню. Что он, убегая от хищника, сам же вернулся к нему в лапы и оказался в замкнутом круге, сбежать из которого невозможно.              Слишком много совпадений и знаков посылала ему судьба. Юру посетили невесёлые мысли: а что если это она так пытается извиниться за свою жестокость? Что если те козни, что были ею подстроены, теперь превратились в вознаграждения за все Юрины страдания?              Она словно сама подталкивала Юру к Володе. Будто просила обратить внимание на все знаки.              Первым очнулся Илья. Он что-то сказал Володе и пошёл ему навстречу. Зрительный контакт Юры и Володи прервался — теперь всё внимание Давыдова было обращено к Ветрову. К Юре же подошёл Олаф и тихо-тихо спросил:              — Как ты?              Юра выдохнул. Постарался придать внешнему виду беззаботное выражение.              — Бывало и хуже, — изрёк он, давая понять, что эта ситуация не была совсем патовой для него. В конце концов он уже смирился с мыслью, что Володя был жив.              Это его больше не шокировало.              — … Мы бы очень хотели сработаться с тобой, — Юра услышал обрывки диалога между Ильёй и Володей. — Пойдём, я покажу тебе инструмент. С бас-гитарой знаком?              Володя кинул взгляд на Юру и неожиданно улыбнулся приветливой улыбкой, от которой у Юры поджались пальцы на ногах и басовито забился самый важный человеческий орган.              Юра кивнул в ответ и чуть дёрнул уголками губ, не решаясь на что-то большее: боялся, что выдаст себя любым лишним действием.              — Немного, — вновь прервав прямой зрительный контакт, ответил Володя и осмотрел вверенный ему инструмент. — Буквально несколько месяцев назад задумывался о смене своей старушки, даже брал у одного знакомого электрогитару, чтобы понять — смогу ли приловчиться, но так и не решился на покупку чего-то нового. Съедает жалость и невероятная привязанность к гитаре, когда я подхожу к ней. Знаешь, — тут Володя хмыкнул с тоскливым оттенком, — она тоже многое повидала со мной. Я знаю, что обращался к ней в трудные для меня минуты, и хоть я этого не помню — мои пальцы знают её гитарные струны.              Юра, поднявший карандаш с пола, сжал его чуть сильнее положенного. Серый гриф неприятно впился в основание ладони.              Если бы Володя знал, как часто он прикасался к своей гитаре! Юра помнил. Как и помнил множество строчек из писем, когда казалось, что единственный друг Володи — это его гитара.              — И как, получилось приловчиться? — уточнил Илья с некоторой настороженностью.              — Вполне, — спокойно ответил Володя, и Юра опять узнал в нём того самого Володю Давыдова, который был спокойным и собранным вожатым. — Не волнуйся, если не получится со мной — в Харькове ещё много гитаристов.              Юра сжал карандаш сильнее, потому что это было невыносимо — слушать Володин голос, прикасающийся к слуху.              Нет, всё же его до сих пор поражало, что Володя жив.              — Ладно, — протянул Илья, — давай попробуем, — он резко перевёл взгляд на Юру, и Юра, таращившийся на Володю, не успел скрыть своих эмоций от друга. — Только пока со мной, — торопливо добавил ударник, и Юра отвёл взгляд в сторону, стыдясь собственного поведения.              — А Юра?.. — недоуменно переспросил Володя, и Юра готов был поклясться, что Давыдов прямо сейчас смотрел на него.              — А Юра… — на мгновение замешкался Илья, но потом продолжил: — А Юра должен сейчас сходить к той девушке, которая привела к нам… Владимир, верно? — это Илья уточнил у Володи. Тот, вероятно, кивнул — Юра не видел, он пялился в тетрадь. — Которая привела к нам Владимира, — продолжил Илья, — и спросить у неё, где сидит человек, отвечающий за наш концерт. Маргарета, наш менеджер, отлучилась, а мне нужно убедиться, что всё ещё в силе. Хорошо, Юра? — Илья произнёс это с нажимом, а Юра подумал, что он в жизни ещё не слышал более откровенной чуши, однако в глубине души он был благодарен Илье.              Сейчас ему необходимо сбежать и привести себя в порядок.              — Хорошо, — пробормотал Юра. Он буквально на секунду посмотрел в сторону друга, а затем снова уткнулся в тетрадь. Строки уже пестрили перед глазами — Юра даже не понимал, на что он смотрит.              — Возвращайся, как только всё узнаешь, — уже мягче добавил Илья, и Юра, кивнув и отложив посторонние вещи в сторону, выпрямился и зашагал прочь из зала, спиной ощущая осколки внимательных взглядов. Он знал, что на него смотрит и Олаф, и Илья, но он мог с уверенностью сказать, что самый острый взгляд был у Володи.              Стоило Юре захлопнуть дверь, как его спина встретилась с деревянной поверхностью. Он прикрыл глаза и выдохнул, отчего-то снова почувствовав себя шестнадцатилетним юнцом, у которого дрожат ноги перед объектом воздыхания.              «Нет, — зло одёрнул он себя, — так не пойдёт. Нужно собраться».              Руки нащупали сигаретную пачку.              Да, нервы стоило успокоить.              Юра быстро нашёл курилку, которая располагалась на заднем дворе филармонии — путь туда ему указал низкорослый лысый охранник с добрым взглядом. Он попросил у Юры сигаретку про запас и проводил до самого выхода.              Задний двор филармонии выглядел уныло и захламлено. Внутри него лежали старые кресла, стояли поломанные шкафы и даже стопками возвышались старые книги.              Юра присел на краешек низкой тумбы, так удачно стоявшей чуть подальше от входа, и подтянул одно колено к себе, другую ногу выпрямил.              Огонёк на конце зажигалки слегка потрепыхался, прежде чем Юра поднёс его к сигарете. В нос тут же ударил сигаретный запах, и первая затяжка стала спасительной.              Юра снова поругал себя за несдержанность и за то, что опять нарушил данное Володе обещание.              Усмехнувшись, Юра иронично подумал, что именно Володя из раза в раз становился причиной того, что он доставал сигарету. А он ведь был уверен, что больше ничего в жизни его так не будет волновать…              Он так задумался, что не услышал скрипа двери и не уловил присутствие чужих и слишком осторожных шагов.              — Всё-таки куришь, — укоризненный тон заставил вздрогнуть. Сигарета, выпав из рук, стремительно полетела вниз, как камень с большой высоты, и, приземлившись на пыльную землю, слегка отскочила в сторону. Кончик тлел красными точками, и Юре ничего не оставалось делать, как потушить бычок, а затем поднять его, зажав пальцами. — А я-то думал, мне показалось, что дома витает сигаретный запах.              Юра обернулся на Володю. И вроде не должен был тушеваться и стыдиться, но именно так он сейчас себя ощущал: пионер внутри него, очевидно, с годами не умер.              Володя стоял неподалёку, спрятав руки в карманы брюк. Выглядел он слишком по-деловому, и Юра мельком подумал, что Володя, вероятно, приехал сюда с работы.              Оглядев Давыдова с ног до головы, Юра попытался утихомирить разбушевавшееся сердце. Только сейчас он заметил, как идеально сидели на Володе брюки и эта рубашка небесно-голубого оттенка.              «Да как можно вообще работать в фирме с таким начальником?!» — подавился внутренним не то ли возмущением, не то ли смущением Юра.              — Дома я не курил, — защитился Конев, прекрасно понимая, что он имел право на что угодно: ему не десять лет и он уже давно не пионер.              И только душа по-прежнему белой птицей летела за Володей.              — Это вредно, — произнёс Володя, с интересом посматривая на Юру, и Юра готов был поклясться, что видел, как на мгновение у Володи раздулись крылья носа, словно Володя втягивал в себя сигаретный запах.              Мог ли он что-то вспомнить? И если да — то когда он уличит Юру во лжи?              Но Володя продолжал молчать, и это немного успокоило Юру: значит, Давыдов точно ничего не вспомнил.              — Мне кажется, нам нужно кое-что прояснить, — всё же спустя короткое количество время, что они провели в тишине, произнёс Володя. Юра внутренне напрягся. Что он должен будет сказать, если сейчас Володя заведёт разговор о прошлом?              — И что же? — тихо уточнил Юра, смотря куда угодно, но только не на Володю.              Володя сделал шаг ближе к Юре: Юра уловил движение, а также жалобный хруст тонкой веточки. Вскинул голову он больше по инерции и тут же попал в цепкий взгляд серо-зелёных глаз, решительно настроенных на какой-то важный разговор.              — Я хочу с тобой общаться, — ответил Володя, просто и спокойно, и также рассудительно продолжил: — Ты сторонишься меня, я вижу это. Послушай, — он сделал ещё один маленький шаг, и Юра с трудом удержал себя на месте, с трудом не отступил на шаг назад. В попытках сбежать от правды, он не заметил, как выставил всё напоказ. Оставалось надеяться, что Володя не будет копать так глубоко, как стоило бы, и его выводы останутся поверхностными. — Мне, правда, очень жаль, что когда-то я прекратил с тобой всякое общение. И я чувствую вину, когда смотрю на тебя и на то, как ты делаешь всё, чтобы не разговаривать со мной. Я не хотел тебя обидеть, и… Юра… — выдохнул Володя, и Юра ощутил этот дурацкий табун мурашек, которые появились только от одной лишь Володиной интонации. — Не избегай меня. У меня не так много людей, которыми я когда-то дорожил. И это удивительно, что один из них вновь ворвался в мою жизнь.              «Я никогда не хотел из неё уходить», — жалобно произнесло Юрино сознание. Но сказать это вслух Юра так и не решился. Он глубоко вздохнул и вдруг ощутил, что они с Володей поменялись местами. Теперь он избегал, а Володя стремился.              — Так что скажешь? — поинтересовался Володя после длительной паузы. — Могли бы мы с тобой снова подружиться?              Это была плохая идея. Идея, которая не имела бы логического завершения, потому что Юра знал — дружить с Володей у него долго не получится. Они уже проходили это. В итоге первым сдался Юра, но тогда Володя ответил на его чувства, сейчас же Володе не интересно ничего, кроме дружбы.              Но как отказать? Какую бы причину не придумал Юра — всё это будет выглядеть глупо и абсурдно.              — Я подумал, что ты не ищешь стороннего общения с людьми, которых ты не помнишь, — Юра пожал плечами, избирая безопасную причину, по которой он мог бы сказать Володе «нет».              — Верно, — кивнул Володя. — Немногие из моих бывших друзей сейчас поддерживают со мной связь. Но это не значит, что я чего-то не хочу. Просто именно с ними у меня нет общих точек соприкосновений. А с тобой мы могли бы попытаться. В конце концов перестать общаться можно всегда, — от последнего предложения в душе перемкнуло. Видимо, что-то отразилось на лице Юры, потому что Володя поспешил добавить: — Нет, не думай, что я исчезну, как и в прошлый раз! — горячо возразил Давыдов. — Если я пойму, что что-то не так — скажу прямо, договорились?              И эта открытость и прямолинейность, а ещё пронзительный взгляд просто заставляли плениться собственноручно. И когда Володя успел стать таким? Или он был таковым всегда, просто подавлял в себе все эти качества под трусливой маской?              — Можем попробовать… — неуверенно проговорил Юра, думая, что надолго его не хватит.              И он сорвётся, обнажит свою душу и покажет всё, что там скопилось за эти сложные годы.              Какая-то облегченная улыбка скользнула по губам Володи, и он даже стал выглядеть расслабленнее.              — Вот и отлично, а теперь пойдём репетировать?              По пути в зал они наткнулись на Олежку. Тот шёл вприпрыжку и любовными движениями потирал щеку. Та слегка раскраснелась, и Юра мог лицезреть подстёртый след губной помады коричнево-красного оттенка.              — О, — он остановился на расстоянии вытянутой руки, и улыбка его стала шире, — я прямо снова ощутил себя маленьким октябрёнком, а вы двое — мои самые любимые вожатые.              Сердце привычно болезненно сжалось при упоминании о прошлом, но внешне Юра старался оставаться абсолютно непроницаемым.              Олежка тем временем покачал головой своим мыслям.              — Нет, ребятам точно надо сказать! — воодушевлённо проговорил он. — Они захотят встретиться с вами обоими. Можем даже на рыбалку выбраться, — хихикнул Рылеев.              — Только не рыбалка! — возразили одновременно Юра и Володя. И Юре приятно было знать, что спустя столько лет кое-что осталось неизменным.              Однако Рылеев даже не расстроился.              — Приятно видеть вашу синхронность. Но вообще, я серьёзно. Давайте встретимся где-нибудь с ребятами?              — Можно было бы позвать ещё Иру и Женю, — Володя повернулся к Юре. — И Машу. Устроить что-то типа встречи старых лагерских воспитанников. Конечно же, — поспешил добавить Володя, — после концерта.              — Думаю, это хорошая идея, — согласился Олежка. — Я скажу ребятам.              Юра натянуто улыбнулся. Перспектива встретиться со всеми не очень его радовала, ибо он понимал, что все старые воспоминания, так или иначе, будут теребить душу.              Но изменить он ничего не мог.              Они разошлись, и Юра по пути в зал просто пытался настроить себя на работу. Он выкинул все ненужные мысли, сказав себе, что ничего не случится, если он и Володя попробуют сыграть вместе.              — Нашёлся? — Илья усмехнулся, задумчиво стуча по поверхности барабана, отчего тот издавал тихий, гулкий звук. Олаф сидел на стуле и читал Достоевского. Юра знал это, потому что их бас-гитарист всерьёз заинтересовался русской классикой.              — Нашёлся, — пробурчал Юра и подошёл ближе к своим клавишам. Он сделает это. Он должен это сделать.              В конце концов он пережил многое. Начиная от злых интриг и заканчивая воскрешением любимого человека.              Володя перекинул ремешок гитары через плечо, словно делал это много раз, и Юра, смотря на него, не мог поверить, что это всё происходит здесь и сейчас. Ещё вчера он ни во что не верил и называл свою жизнь существованием, а сегодня его сердце трепыхается, как сумасшедшее, и вкус жизни, кажется, стал бить новым ключом.              На специальной стойке перед Володей стояли ноты.              — Что играем? — слегка хрипло уточнил Юра, отводя взгляд от Давыдова, держащего в руках гитару. Илья назвал ему одну из лёгких композиций, которую Юра мог бы сыграть с закрытыми глазами, и указал на неё Володе. Володя, вглядевшись в ноты и не забыв поправить очки, коснулся гитарных струн.              Юра замер, как статуя пионера в лагере.              Володя волновался!              До этого Юра даже не задумывался, как чувствует себя его бывший особенный друг, пока не увидел знакомый жест.              Интересно, он волновался от того, что будет играть, или от того, что будет играть с ним, с Юрой?              Последняя мысль была абсурдной. Юра покачал головой сам себе, думая, что он слишком поспешно начал предаваться мечтаниям.              Вряд ли сейчас он интересовал Володю, как когда-то в «Ласточке».              Пока Володя разыгрывался, Юра нажимал на тихие клавиши синтезатора, проверяя их мягкое звучание. Вполуха он слушал гитарную мелодию и думал, что это звучание прекрасно. Конечно, Олаф был опытнее, но Юра соврал бы, если бы сказал, что игра Володи нравится ему меньше.              Чуть позже к Володе присоединился Илья, дробно стуча барабанными палочками и подстраиваясь под Володин ритм. Юра вступил в игру последним.              Всё ещё находясь под впечатлением, он играл неторопливо, в некоторых моментах даже боязно, будто это он пришёл в группу, а не Володя. Но ему хотелось, чтобы Володя не волновался и чувствовал себя уверенно в коллективе.              Пару раз, конечно, Володя всё равно облажался — Юра слышал это по истеричным взвизгиваниям струн, однако лицо Ильи даже не скривилось. Казалось, их барабанщик был более, чем доволен.              Когда они закончили, в зале стояла тишина, а потом раздались робкие хлопки. Юра поднял голову и заметил, что Олаф улыбается, а в дверях стоит Клубкова — в воздушном лиловом платье — и таращится на состав группы во все глаза.              Но её шокированное выражение лица успел увидеть только Юра, потому что, когда голову поднял Илья, Полина сменила яркое удивление на нежную улыбку.              — Ого, ребята, — голос её был необычайно бодр, — а у вас неплохо получается, — она спустилась ниже. Её взгляд с некой опасливостью метнулся на Юру, затем она осмелилась посмотреть на Володю — тот с какой-то смущённостью перебирал гитарные струны.              — Да, мне тоже так показалось, — ответил ей Илья и подошёл ближе к Володе, положил руку ему на плечо. — Нужно попробовать ещё несколько раз. Что скажешь? Нашёл зону комфорта с нами?              Володя не спешил с ответом. Юра затаил дыхание. А что, если Володя скажет нет? Расстроится ли Юра или, наоборот, испытает облегчение?              Перед ответом Володя посмотрел на Юру. Этот секундный взгляд, глаза в глаза, уже сказал Юре, что он хочет услышать «да». Несмотря на все свои страхи, противоречия и размышления, он понял, что хочет слышать «да» от Володи. Что он хочет его видеть, пока это возможно. Что он хочет его слышать, пока он говорит. И что он хочет его любить, пока живёт сам.              Пусть невзаимно. Пусть он его не помнит, но Юра хочет быть рядом с Володей.              Хотя бы как старый друг…              Володя перевёл взгляд на Илью и даже улыбнулся, коротко, сдержано и также ответил:              — Думаю, что нашёл. Но одного раза недостаточно. Попробуем ещё раз?              Юра постарался глупо не улыбаться. В конце концов ему уже шёл тридцать второй год, и тот влюблённый шестнадцатилетний мальчишка давно исчез…              Хотя сейчас он будто возрождался заново. Как феникс возрождается из пепла.              А вездесущая Клубкова всё подмечала.              Потому что только она могла сказать, когда все остальные разговоры утихли:              — Юрочка, а ты помнишь, что обещал Олечке сводить её в местный зоопарк? — Юра едва не подавился воздухом. Когда это он обещал такое, он совсем не помнил, но по внимательному взгляду Клубковой понял, что лучше ему сейчас молчать. — Правда, столько лет прошло, — тут она неожиданно повернулась к Володе, — Юра, наверное, и не помнит уже ничего, ещё заблудится с нашей дочкой. Володя, а ты сильно занят? — она мило улыбнулась. — Может, составил бы им компанию?              Юра глубоко вдохнул и выдохнул. Что она творит?              — Зоопарк? — переспросил Володя. — Хм. Интересная идея. У меня ведь тоже есть крестница, ровесница вашей Олечке. Даже зовут её также, — он дёрнул уголками губ. — Мы могли бы сходить все вместе. Я поговорю с Ириной.              Юра старался не хлопать глазами. Клубкова посмотрела на него с какой-то немой победой в глазах.              Внутри опять поднялся иррациональный страх. И о чём они будут говорить, если пойдут вместе?              Этот вопрос мучил Юру до конца дня.