С любимыми не расставайтесь

      Юра поджал губы, смотря на Володю исподлобья и чувствуя, как пылает собственное лицо.              Боже, что же он наделал? Он только что поцеловал лучшего друга. Он только что поцеловал парня, хотя последнее волновало Юрку в последнюю очередь.              Как теперь быть? Как выбраться из этого капкана, в который Юрка с мазохистским удовольствием себя же и загнал?              Надо было бежать. Только вот куда? В самую глубь леса? Обратно в лагерь? В «Ласточку»? В Харьков, в конце концов?              Последняя мысль была заманчива. Может, Юра соберёт вещи и сбежит по-тихому ранним утром. Найдёт дорогу к проезжей части, дождётся автобуса, там же наверняка ходят автобусы? Неважно. На месте разберётся. Лишь бы сбежать. Лишь бы оказаться подальше от Володи.              А потом они всё забудут. Володя, может, напишет ему пару раз ради приличия, но всё закончилось здесь и сейчас.              Весь вселенский ужас был написан на лице Юрки в этот момент, ему даже показалось на какое-то краткое мгновение, что он стал задыхаться.              — Юра, — Володя всё ещё держал его и слегка встряхнул, — ты меня слышишь? — Юрка моргнул, понимая, что пропустил все последние слова Володи. Мотнул головой в отрицательном ответе. — Я сказал, что здесь этого делать не нужно. Так нельзя. Мало ли кто может сюда прийти, мы не так далеко от лагеря.              Теперь Юрка ещё больше запутался. То есть Володя был не против или всё же против?              — Ты… — Юрка не закончил предложение, потому что вдалеке послышался голос Сидоровой:              — Юра, Владимир Львович, где вы?              Володя разжал руки и быстро отступил от Юрки. Юра чувствовал смятение. Он не понимал реакции друга и не мог ничего прочитать по его лицу. Когда нужно было — Володя умело прятал эмоции.              — Мы здесь, Маша, — крикнул Давыдов, чем окончательно поставил точку в несостоявшемся разговоре.              Юрка старался не паниковать. Конечно, он не так представлял себе первый поцелуй, хотя это и поцелуем-то назвать было нельзя. Всего лишь лёгкое касание губ, которое, кажется, что-то разрушило. Но последние слова Володи всё же вселяли какую-то… Надежду?              Маша появилась через секунду. Она смотрела то на Юру, то на Володю. За ней шёл Ваня.              — Мы вас потеряли, — проговорила Сидорова, — Ирина попросила сходить, спросить, может, помощь нужна.              Володя огляделся по сторонам, и Юрка заметил, что он избегает его взгляда.              — Да нет, мы закончили. Ваня можешь взять эту стопку, — Володя указал на небольшую пирамидку рядом с его ногами, а сам взял соседнюю. — Маша, а ты неси топоры, раз уж тоже пришла.              Маша кивнула и подобрала топор, который так же лежал рядом с дровами, а затем забрала топор у подошедшего к ней со своей стопкой дров Юры.              На обратном пути Ванька что-то спрашивал у Володи про штаб, и Юрка заметил, что Давыдов, обычно весь собранный, сейчас отвечал заторможенно и слишком односложно. Юрка понимал, в чём крылась причина. Во всём был виноват только один он. И неопределённость, что повисла между ними, давила на него, словно камень.              Вернувшись в лагерь и скинув все дрова в одну кучу, ребята присоединились к остальным, кто трапезничал оладьями. Володя и Юра сели рядом друг с другом у самого края, так как свободных мест больше не было, и Юрка продолжал ощущать это напряжение.              Володя, в принципе, старался вести себя, как ни в чём не бывало.              — Что тебе подать к оладьям? — тихо спросил он, но в глаза Юрке не смотрел. — Сметану, варенье или сгущёнку? — Володя кинул взгляд на разнообразие сладких соусов, среди которых даже было немного мёда. Вот так пир здесь устроили.              Юрке нравилась эта забота. Но он не хотел, чтобы она исходила из чувства какой-то вины и жалости.              — Не нужно обо мне заботиться, — очень тихо ощетинился Юрка, — я сам возьму то, что мне нужно, — Юрка вёл себя, как обиженный ребёнок, которому не дали конфетку. В сложившейся ситуации: не ответили на поцелуй. И не дали объясниться. И не поговорили толком. И как теперь Юре быть? Он и так сгорал от стыда, от неловкости. Мысль сбежать отсюда набирала обороты. Может, Юра притворится, что ему плохо, и попросит Ирину отпустить его в «Ласточку»? А может, сломать себе что-нибудь… Руку или ногу… А что, так сразу домой отправят.              Или молча уйти, ни с кем не прощаясь. Правда, за побег его по голове никто не погладит. Родители тем более. Однако это сейчас было не так важно.              Пока Юрка придумывал план побега, слева от него Володя вздохнул, почти не слышно пробормотал: «какой же ты дурачок, Юрочка», потянулся к сгущёнке, потому что знал, что Юра почти всегда предпочитал именно её, и поставил банку перед Коневым. Юрка же был похож на нахохлившегося воробья.              Он даже не сказал другу спасибо, просто молчаливо зачерпнул ложкой густую субстанцию и полил ей оладья, лежавшие в белой тарелке с синей каёмкой по кругу. Аппетита особо не было, и всё, чего Юрке хотелось — уйти.              Он раз за разом прогонял ту ситуацию в лесу, то, как глупо он поступил, признавшись во всём, и то, как поцеловал в порыве гнева Володю.              Внезапно он почувствовал, как его колена касаются чьи-то пальцы. Тёплые, ласковые и такие знакомые. Конечно, кроме Володи Юрку больше некому было трогать. Конев, не подавая вида, сидел с невозмутимым лицом. Он на секунду бросил взгляд на Сидорову, которая находилась по другую сторону стола и беседовала с Ириной Петровной, и выдохнул, радуясь, что сейчас она не наблюдает за ними.              От прикосновения к колену, Юрка опять ощутил приятный спазм в районе живота, сердце ускорилось, будто куда-то опаздывало.              Это всё длилось несколько секунд: Володя просто невесомо погладил и быстро убрал руку. Юрка едва не попросил о второй порции ласки.              — Мы поговорим с тобой позже. Когда не будет посторонних, — он произнёс это тихо-тихо, но Юрка его услышал и кивнул.              От сердца немного отлегло. Что ж, по крайней мере, они не будут делать вид, что ничего не произошло, потому что на это Юрка закрыть глаза не мог. Он не знал, в какое русло вытечет их предстоящий разговор, но очень надеялся, что в выгодное для них обоих.              В идеале Юрка хотел бы, чтобы Володя дал им шанс. Потому что Юрка хотел быть с Володей, потому что он сходил по нему с ума.              После трапезы все снова разбрелись по своим делам. Юра и Володя решили сходить к речке, чтобы осмотреть старый рыбацкий пирс, а заодно и поговорить.              Сначала они шли медленно и иногда поглядывали себе за спину, боясь, что одна любопытная особа увяжется за ними следом, но на пыльной дорожке так никто и не появился.              Шли молчаливо. Юрка не знал, с чего можно начать диалог и как оправдаться перед Володей за поцелуй. Радовало только одно: Володя на него не злился.              К реке вышли быстро. Юрка, ориентировавшийся в лесу не хуже диких зверей, повёл Володю по более короткому пути.              Старый рыбацкий пирс за несколько лет покрылся тиной. Кое-где доски прогнили, но он всё ещё был пригоден для рыбалки.              Подойдя к самому краю, Юрка рукой указал куда-то за поворот, за который уходила речка.              — Вон там наш лагерь. Это не так далеко. Была бы лодка, могли бы сплавать.              Володя проследил за его рукой.              — А почему мы не видели этот пирс, когда плыли в заводь?              — Потому что в заводь мы плыли против течения, а пирс по течению.              Володя промычал, внимательно осматривая доски и даже проверяя их пяткой своих кед.              — Вроде крепкий, — вынес он вердикт, — а ты откуда знаешь об этом месте?              Юрка засунул руки в карманы штанов и качнулся с пятки на носок, думая, что им стоит обсуждать не это, но потом он понял, что Володя, возможно, боится открывать ящик Пандоры окончательно, поэтому и выбирает более безопасные темы для разговора.              — Пару лет назад я гулял здесь и наткнулся на этот пирс. Здесь достаточно живописно. Позади лес, впереди — река. Вода успокаивает, как и единение с природой.              — И всегда ты гулял в одиночестве? — Володя вдруг оказался рядом. Юрка пожал плечами и, не смотря на друга, а глядя прямо, ответил:              — Пока не познакомился с тобой, моим спутником было привычное одиночество.              Они вновь замолчали. Юрка чувствовал нарастающее внутри напряжение. Он пытался подобрать слова, которые выведут их на тот диалог, так нужный им сейчас, но пока в голове была одна каша.              Что спросить или сказать, чтобы не выглядеть настойчивым? Юрке было тяжело ориентироваться в человеческих отношениях, потому что Володю обижать не хотелось. Он и так был сегодня с ним слишком груб.              — Юр… — прозвучал тихий шёпот, заставивший вздрогнуть. Он был таким робким, таким затаённым, что Юрке подумалось, будто ему показалось, что Володя назвал его имя, но потом Давыдов прочистил горло и продолжил, не повышая тона: — Нам надо обсудить то, что случилось… Это я виноват, да?              Юрка хлопнул глазами. Повернул голову в сторону Володи и недоумённым взглядом посмотрел на друга.              — В каком это смысле: ты виноват?              Володя закусил губу, потеребил очки и посмотрел на реку. Сейчас перед Юрой стоял тот неуверенный вожатый пятого отряда, которого Юрка встретил в том году.              — Ну это я… Был слишком настойчив… В своих действиях. И у тебя случились плохие ассоциации. Боже, — судорожно выдохнул Володя и вернул взгляд полный сожаления и вины на Юру, — прости меня, Юрочка. Я не хотел, я, правда, старался, сдерживался, как мог, сторонился всего этого. Но ты… Как я уже сказал: тебя невозможно не заметить. Я… — Володя выдохнул. — Я всё испортил.              Юрка не понимал ровным счётом ничего. На его лице проявлялось искреннее замешательство с каждым новым предложением Володи.              — Что ты испортил? — мягко спросил Юра. Ему стало жаль Володю. Но он правда не понимал, о чём говорил его друг.              — Тебя. Ты же ведь на самом деле не хочешь того, что сделал. Это опасные игры, Юра. Мы всё ещё можем остаться друзьями, если ты скажешь, что это шутка или какая-то месть от обиды на меня.              — Володь, — Юрка выдохнул и сделал шаг к нему, — ты издеваешься надо мной? Я сделал это потому, что хотел. Давно уже хотел на самом деле, — пылко заговорил Юрка, — сгорал от ревности с начала смены, сгорал от наших недомолвок, от прикосновений, которые ты мне дарил. Володя, — Юра схватил его за руки, — ты не мог меня испортить. Я сам. И чувства мои — только мои и никто на них не влиял. Почему ты, вообще, об этом говоришь? Как тебе такое в голову могло прийти?              Володя смотрел на него неверяще. Юрка заметил, что зрачки у Давыдова расширились, и Коневу так сильно в этот момент хотелось снова прижаться к соблазнительным губам, снова ощутить их на своих, снова поцеловать.              — Ты не можешь быть таким, как я, — тихо заговорил Володя. Юрка нахмурился.              — Каким — таким?              — Ненормальным… Чудовищем… — почти неслышно. Юрка округлил глаза, отпустил руки Володи, но только для того, чтобы обхватить ими его плечи.              — Ты что такое говоришь? — в ошеломлении спросил Конев. — Никакое ты не чудовище… И абсолютно нормальный. Пожалуйста, прекрати. Володя, всё же хорошо. Я здесь, с тобой. Ты, прежде всего, мой друг. Мой особенный друг, — уточнил Юрка, понимая, что Володя не мог быть для него тем самым другом, которого Юрка видел в том же Митьке или Ваньке. Володя значил другое. Намного большее, чем все остальные.              Володя втянул воздух, Юрка видел, как ему было не по себе, но он не позволял себе отстраниться от Юры ни на шаг.              — Ты хочешь быть для меня… Особенным другом? — тихо спросил Володя. Юрка кивнул, ему было по барабану, какой у него был бы статус, лишь бы он давал Юрке вседозволенность в отношении друга. — И тебе нестрашно?       Юрка вскинул брови.              — Мне? Нет! А отчего мне должно быть страшно?              Володя поджал губы, посмотрел исподлобья на Юрку. Из них двоих Конев выглядел более беззаботно в отношении данного разговора.              — От… — он запнулся. — От таких отношений. Ты же понимаешь, что в обществе такое не принято, что мы не можем вот так вот на людях… — Володя замолчал. Юрка, конечно, понимал, что есть что-то неправильное в том, что они делали, но это было их и только их дело, и остальные могли идти лесом. По крайней мере, так считал Юрка.              — А тебе страшно? — спросил он, всё ещё удерживая Володю.              — Страшно, — честно признался Володя. — Но я не могу сдерживать себя рядом с тобой. Ты… Ты слишком сильно осел в моей голове, и мне кажется, даже расстояние не смогло выдворить тебя оттуда.              Неужели Володя что-то испытывал к Юре ещё с той смены? Неужели не один Юра тогда оставил что-то в «Ласточке», а теперь вновь вернулся за этим?              Он ничего не стал отвечать Володе. Ему просто хотелось прикоснуться к Давыдову вновь, чтобы почувствовать себя хорошо.              Юрка наклонился ниже и вновь поцеловал Володю. Обычное, невинное касание губ, а Юрки по телу прошла сладкая дрожь. Она была болезненной, отзывалась внутри, прокатывалась ознобом по позвоночнику — и ещё никогда в своей жизни Юрка такого не испытывал. Ему стало казаться, что воздуха не хватает, но оторваться от Володи казалось ему ещё большим преступлением.              Володя в ответ пошевелил губами, даря Юрке ту взаимность, о которой Конев грезил уже очень давно, и колени у Юры вновь задрожали. Для него всё это было в новинку. Но долго их второй поцелуй (неужели Юра теперь будет считать каждый?) не продлился. Володя снова отодвинул его от себя, и Юрка заметил, как щёки вожатого немного покраснели.              — Юра, ну не здесь же, открытая местность… — Юрка закатил глаза. Всё же Володя иногда был слишком… Занудным. И Конев тут же озвучил свои мысли:              — Ты слишком занудный, — он сказал это без упрёка, ласково.              — А ты слишком безрассудный, — парировал Давыдов, и в его тоне звучал упрёк.              — Никто не знает сюда дороги, кроме меня. Поверь, иначе здесь бы уже собрались все остальные.              По скептическому взгляду Володи Юрка понял, что друг особо не успокоился от его слов. Но Юрка, дорвавшийся до своего запретного плода, действительно перестал отдавать отчёт в своих действиях.              — В любом случае, — поучительно начал Володя, — мы должны быть осторожны.              Юрка ничего ему не ответил, отпустил Володю, отступил на шаг назад, отвернулся и сел на край пирса, свесив ноги над водой. Купаться здесь было небезопасно, так как береговая зона сильно заросла тиной, а с пирса виднелся глубокий обрыв.              Володя бесшумно сел рядом с ним, и Юрка воспользовался этим, тут же положив на плечо Давыдова голову. Было приятно ощущать твёрдость Володиного плеча под щекой. Рядом с Володей было тепло и уютно, и даже июльское солнце не могло подарить столько жара, как дарил этот человек рядом.              В этот раз Володя не стал отталкивать Юру. Он взял его руки в свои и просто начал гладить кисти пальцами, выводя какие-то незамысловатые узоры.              Юрка млел от его горячих прикосновений. Откуда-то возникало восторженное и вместе с тем тихое состояние души. Володя заговорил вполголоса:              — Пожалуйста, больше не говори со мной в таком тоне, Юр, как в палатке или за столом. Мне не по себе от этого. Я чуть с ума не сошёл от внутренних метаний, когда ты попросил меня уйти.              «Знал бы ты, как я сходил с ума от своих метаний…» — подумал Юра, но вслух этого говорить не стал.              — Хорошо, только ты пообещай мне, что не будешь меня отталкивать. Потому что, если оттолкнёшь я… Я… — Юрка думал, чтобы такого поставить в противовес, чтобы это имело пугающий смысл. — Я исчезну, вот. Уйду, убегу, испарюсь. Если ты не позволишь мне быть рядом.              Володя вздохнул, похоже, ему не очень-то понравились условия, но молчаливо кивнул и прикоснулся губами к макушке Юрки. Юрка зажмурился и стал напоминать большого кота, который ластился к своему хозяину.              Между ними опять повисло уютное молчание, но потом Юрка всё же спросил:              — Володь, а ты правда ради меня червяков ходил копал?.. — в лесу то признание Володи как-то померкло под общим гнётом эмоций и последующих слов, но сейчас Юрка вновь начал прогонять сцену в чаще, чтобы воссоздать в памяти всё, что привело их к первому поцелую.              Он слегка приподнял голову и заглянул Володе в глаза, которые так же светились теплом и нежностью, только теперь казалось, что этих эмоций стало там гораздо больше и они были гораздо ярче. Володя улыбнулся, склонил голову чуть ниже и провёл носом по Юриной щеке, от чего у последнего от радости задрожало и встрепенулось сердце. В этом жесте собрались, казалось, все настоящие, живые эмоции.              — Конечно, ради тебя, — прошептал Давыдов. — Всё, ради тебя, — Юрка почувствовал, как его щеку опалило родное дыхание Володи, а следом за этим губы Давыдова прошлись смазанным поцелуем. — До сих пор не верю, что могу прикасаться к тебе вот так вот… Как давно хотел.              Эти признания выворачивали Юрку наизнанку. Как оказалось, не он один томился и варился в своих странных, но таких правильных чувствах.              — Когда ты понял, что испытываешь ко мне… — Юрка сделал паузу, пытаясь подобрать правильные слова. Володя не говорил ему о влюблённости, но Юре это было и не нужно, он видел ответ на свои чувства, а слова… Слова могут и подождать. — Не только дружескую симпатию?              Юрке показалось, что Володя грустно улыбнулся.              — На прощальном костре, — тихо ответил Давыдов. — В какой-то момент я посмотрел на сидящего напротив тебя. Ты был в окружении своего отряда, но выглядел таким одиноким, и не отрывал свой взор от костра. В твоих карих глазах отражались языки пламени, которые делали твой взгляд ещё темнее и сливались с ним. И я заметил, что в тебе затаилась какая-то грусть. И у меня настолько защемило в груди. Ты не смотрел на меня, а я просто не мог отвести взгляда от тебя. Я стал запоминать каждую чёрточку твоего лица, старался выбить твой образ в своей памяти, потому что испугался, что могу больше тебя не увидеть. А потом, на следующий день, когда ты махнул мне рукой из автобуса, когда наши взгляды пересеклись, я понял…              — Что с тобой что-то не так, — вдруг встрял Юрка, неосознанно перебив Володю. — Что, уехав отсюда, ты оставил что-то важное, что-то, что отдал мне, да? — Давыдов настолько романтично описывал то, что с ним происходило в последний день третьей смены восемьдесят пятого, что Юрке передалась эта романтичность тоже.              Володя изумлённо посмотрел на Юрку.       — Откуда ты знаешь?              Юрка смущённо опустил взгляд и посмотрел на обрыв. Он впервые говорил о своих чувствах открыто, но с Володей всё выстраивалось так правильно и так хорошо. Юрка уже давно стал считать Володю родным человеком.              — Потому что я испытывал то же самое, — говорил шёпотом, боясь спугнуть эту атмосферу счастья, которое окутало его, словно большой тёплый плед.              Он, как и Володя, до сих пор не мог поверить, что ему позволено теперь касаться друга так, как хочется, а не так, как установлено правилами дружбы.              — И весь этот год я только и мечтал, что вновь увижу тебя, — казалось, что Юру уже не остановить: слишком много всего накопилось, что так хотелось выплеснуть наружу, и освободить, наконец, разум и душу от скопившихся признаний.              Володя поднял руку и зарылся ими в Юркины волосы, стал перебирать пряди.              — Твои письма были моим спасением, — в такой же интонации отвечал Володя. Всё эти откровения так нравились Юрке, заставляли глупо улыбаться. Он ощущал себя самым счастливым человеком на свете!              Они ещё просидели так некоторое время, но потом Володя сказал, что им пора возвращаться, пока их не хватились. Юрка внутренне протестовал: больше всего ему не хотелось идти обратно в лагерь и делить Володю с другими ребятами, но он понимал, что они действительно не могут сидеть здесь вечность.              А жаль.              Юрка поднялся на ноги вслед за Володей. Давыдов сделал шаг в сторону, доски пирса немного скрипнули, и Юрка схватил его за локоть, притягивая к себе почти вплотную. Теперь они не смогут поцеловаться слишком долго, и Юрка хотел насладиться Володей перед возвращением в лес. Он прижался к его губам, положив одну руку ему на талию, а другой обвил шею, притягивая ещё ближе, так, чтобы между их телами не осталось и просвета. Губы Володи, такие мягкие и податливые, касались в ответ в невинной ласке, и Юрка чувствовал, как голова шла кругом. Сегодняшний день войдёт в его личную историю как самый счастливый и наполненный различными эмоциями день. Только с утра он сгорал от смятения, страха, что Володя больше никогда не посмотрит в его сторону, днём его обуздала ревность, и это чувство Юрка невзлюбил, ему не нравилось ощущать горечь и ярость в груди, а теперь ближе к вечеру он целовал Володю, испытывая безграничное счастье.              Поцелуи закончились. Володя мягко отодвинулся от Юрки, и Конев заметил, что во взгляде серо-зелёных глаз мелькнуло сожаление.              — Нам пора, — проговорил Володя, — вернёмся сюда на рассвете, — Юрка кивнул, и пирс остался позади.              Если бы он только знал, что ждёт их впереди, то мысль просидеть в этом месте остаток жизни рядом с Володей не казалась бы столь безумной.              В лагере во всю кипела жизнь. Никто не обратил внимания на пришедших Юру и Володю, что очень устроило их обоих. Даже Сидорова была занята и не повернула головы в их сторону. Девочки нанизывали сосиски на шампура, некоторые ребята резали овощи, кто-то играл во фрисби. Красный диск летал из стороны в сторону, а игроки пытались не дать ему упасть на землю. Из некоторых палаток доносились смешки и споры, кто-то сидел у костра.              К Юрке и Володе подскочила малышня. Олежка широко улыбался Юрке.              — Пледставляешь, Юлка, — проговорил он, — меня сегодня пытались убить несколько лаз, но, из-за того что погоны были пришиты очень клепко, вашему лагерю это удалось не слазу.              Юрку этот факт порадовал. Он даже преисполнился гордости за то, что так хорошо пришил погоны. Подняв на секунду взгляд на Володю, он поймал улыбку в его глазах.              — Юл? — Юра снова обратил внимание на Олежку, кое-как заставив себя отвести взгляд от Давыдова. — А мы на лыбалку пойдём?              Юрка, находясь в какой-то эйфории от счастья, потрепал Олежку по коротким светлым волосам, и ответил воодушевлённо:              — Конечно пойдём.              Он не понимал, что с ним происходит, но чувствовал, что душа пела. Стоило ему только вспомнить, как Володя целовал его в ответ, ноги подкашивались, и так и хотелось дотронуться до губ, чтобы воспроизвести в памяти все те поцелуи, которые успели произойти между ними.              Юрке срочно нужно было отвлечься. Ребята, играющие во фрисби, как раз сменяли игроков, а малыши окружили Володю и говорили о каких-то растениях, которые видели в книжках.              — Володь, — голос Юрки незаметно дрогнул, когда он обращался к другу, но это только оттого, что он испытывал трепещущее волнение перед ним и перед тем, кем они теперь другу другу приходились. Юрка прочистил горло и уже увереннее произнёс: — Я пойду тогда, поиграю во фрисби.              Володя коротко улыбнулся, и даже этого хватило, чтобы Юрка опять начал сходить с ума от желания прикоснуться к Володе. Ему так хотелось сцеловать эту мимолётную эмоцию, и как трудно было оставаться на месте.               — Хорошо, встретимся чуть позже, — ответил Давыдов и позволил младшим ребятам увести себя в сторону дуба, за которым, если верить словам Сани, прятались те самые растения из книги.              Юрка подошёл к группе молодых людей, среди которых играли Артур и Света.              — О, Юра, — Артур махнул ему рукой, в которой держал тот самый летающий диск, — давай к нам в команду. Играть умеешь?              Юрка фыркнул.              — Конечно.              Во фрисби Юра играл ещё с одноклассниками. Как только эта популярная игра пришла в их двор, то все поголовно, даже взрослые, которые выбирались на пикники или шашлыки, скупали эту, достаточно примитивную вещь под названием «летающий диск» или «летающая тарелка» и развлекали себя на природе. У Юрки во дворе тоже играли. И Юрка, когда у него было время между занятиями в школе и занятиями в музыкалке, периодически выходил на улицу и тоже играл с соседскими мальчишками.              Правила были абсолютно просты: не дать упасть летающему диску на землю. Юрка встал недалеко от Артура, который подавал. Игра началась.              Ребята смеялись, сталкивались то лбами, то плечами, то путались ногами, пока пытались ухватить летающую тарелку. Юрка ощущал какую-то свободу, какую-то лёгкость внутри себя. Время от времени он поглядывал на Володю, который то нянчился с малышнёй, то поддерживал горение дров в костре, то беседовал о чём-то со старшими.              Солнце потихоньку уходило за горизонт, и, когда настало время ужина, многие расселись возле костра, а некоторые предпочли остаться за столом и поедать там порцию пожаренных сосисок, запах которых, казалось, распространился на мили вокруг.              Через какое-то время, вдоволь насытившись, ребята захотели послушать гитару, и, конечно, отдали музыкальный инструмент Володе, который с ним умел прекрасно обращаться.              Юрка, сидевший напротив Давыдова, вперил в него взгляд, потому что ему всегда нравилось смотреть, как пальцы Володи перебирают струны, как он ласково держит гитару, каким расслабленным при этом становится. Рядом с Коневым бесшумно опустилась Сидорова. Она ничего не говорила и просто тоже смотрела на Володю влюблённым взглядом.              Юрка на секунду покосился в её сторону, не возражая против её компании и думая, что, наверное, всё же со стороны он выглядел точно так же, как Маша. Он тоже был влюблён. Но только от Маши его отличало то, что для Володи Юрка всё же был дорог.              По крайней мере, в это хотелось верить. Хотелось верить во все сказанные слова Давыдова там, на пирсе. Юрка правда хотел быть значимым для Володи человеком.              — Что будем играть? — скромно спросил Володя, и Юрка, который долгое время не слышал его голоса, потому что они не разговаривали, после того как разошлись, сразу почувствовал себя лучше.              — Владимир Львович, — голос подал Артур, — а давайте «Как здорово».              Остальные у костра одобрительно загудели. Юрка подобрался, внутренне предвкушая игру Володи на гитаре. Как же сильно он её любил. И он обязательно должен сказать об этому своему особенному другу, но только тогда, когда они останутся наедине.              Незамысловатая композиция начала своё звучание. Юрка всегда думал, что эта песня не имела ни содержательного текста, ни мелодичной тональности, но почему-то она нравилась всем. Возможно, своей простотой, не несущей глубокий подтекст. Её знали все гитаристы-любители, и Юрка совсем не был удивлён, что Володя играл эту композицию, даже не смотря на струны. Его взгляд сейчас был направлен на пламя костра, искры которого взлетали в тёмное небо. Казалось, Володя был далеко от этого места, и Юрка вдруг неосознанно провёл параллель со сказанными ранее словами Давыдова. В том году тот сам наблюдал за Юрой, пока Юра, смотря на огонь, думал о неизбежности расставания с самым дорогим сердцу человеком. Тогда Юрка даже и представить не мог, что Володя, сидящий напротив, запоминает его лицо, боясь, что больше его никогда не увидит.              Сейчас Юрка делал то же самое. Но у него отсутствовал этот страх скорого расставания. Теперь, когда они с Володей стали ближе друг к другу, Юрке казалось, что расстояние, которое неизбежно их разделит, они смогут преодолеть, если будут вместе. А Юрка хотел верить в то, что они будут. В то, что вместо его «я» появится «мы».              Он наблюдал за Володей, желая подойти к нему и поцеловать. Ему хотелось накрыть руки Володи своими, хотелось ощутить их тепло. Юрка даже задумался над тем, чтобы попросить Володю научить играть его на гитаре, а он взамен покажет Давыдову, как работать с пианино.              Какие прекрасные желания его посещали. От них пела душа.              «Как здорово» закончилась, и кто-то из девчонок предложил «Арлекино» Пугачёвой. Володя молчаливо кивнул, словно принимал сегодня все заказы, и Юрка поразился тому, как оказывается много песен знает его друг.              Точно так же, как и сам Юрка знал достаточно музыкальных композиций.              И это радовало. Юрке нравилось, что у них было что-то общее. Что-то, что всегда могло их объединить. Юрка вообще не знал, что такого мог найти в нём Володя, и ему даже стало любопытно, что именно в Коневе привлекало товарища Давыдова.              Сам Юрка, если бы Володя задал ему подобный вопрос в отношении себя, ответил бы просто: потому что это ты. Потому что Володя был забавным с первой встречи. Юрке запала в душу его привычка поправлять очки, его неуверенность по отношению к детям, его доброжелательность, его забота и, как ни крути, его защита. В ту смену Вишневский больше и правда не лез к Юрке и сторонился его всякий раз, когда тот был в обществе Володи. Уж что там Давыдов наплёл этому номенклатурному гавнюку — Юрка не знал, но был безмерно благодарен Володе за всё.              И осознание того, что такой человек, как Давыдов Владимир Львович посмотрел на обычного хулигана Юрку Конева, до сих пор не укладывалось в голове. Юрке стало казаться, что он не соответствует Володе, и ему вдруг хотелось стать ещё лучше, чем он есть, лишь бы Володя в нём не разочаровался.              За «Арлекино» последовала ещё одна песня Пугачёвой, которую опять же заказали девчонки. Похоже, они тащились по достаточно популярной певице советской эстрады, а Юрке, в общем-то, было всё равно, что исполнял Володя, лишь бы слышать его игру и смотреть на него.              Было ли это похоже на какое-то помешательство? Юрка не знал точного ответа, но даже, если это было и так, то Юрке нравилось быть помешанным на Володе.              В какой-то момент Давыдов перевёл взгляд с костра на Юрку, и Юрка, который до этого беззастенчиво наблюдал за другом, почувствовал себя застигнутым врасплох, однако взгляд Давыдова был мягким. Его глаза сами по себе сочетали спокойные тона, в них не было резкости и холодности, как в тех же голубых глазах, или какой-то задиристости или своенравности в карих.              Володя слабо улыбнулся Юрке, тут же пряча эту улыбку за маской серьёзности, но Юрке хватило и этого, чтобы ощутить себя самым важным человеком в личном мире Володи.              Давыдов сыграл ещё несколько песен, а потом было решено переключиться на радиоприёмник, поймать волну с бодрой музыкой и потанцевать. Те, кто танцевать не хотел, просто сидели у костра, жарили последние сосиски, а некоторые рубились в карты, хотя Юрка не понимал, как они что-то видят.              Сам он не знал, чего ему хотелось больше: остаться у костра или пойти в палатку, чтобы подождать, когда Володя придёт за ним и пригласит его к малышам для очередной страшилки. Взгляд его упал на октябрят: Саня с Петлицыным о чём-то шушукались, а вот Олежка уже клевал носом. И это стало отличной возможностью подойти к Володе.              Давыдов как раз ушёл под навес, чтобы попить воды, и Юрка подкрался к нему сзади, едва сдерживая себя от того, чтобы прижаться к Володе и обнять его.              — Может пойдём укладывать малышню? — невзначай спросил он, когда встал сбоку от Давыдова. Володя, поставивший стакан на стол, покосился на него. — Нос Олежки уже почти землю роет, расскажу им обещанную страшилку, а потом… — Юрка запнулся, потому что ему стало волнительно: а что будет потом? Вряд ли они куда-то сбегут посреди ночи в лес. — Мы просто можем побыть вместе. Недолго, — возможно, это прозвучало как-то жалостливо. Будто Юрка выпрашивал у Володи время на него. Давыдов дёрнул уголками губ.              — Вместе мы здесь вряд ли побудем, но малышей и правда пора укладывать. Пойдём.              Юрка заметил, что Володя старался держаться от него чуть дальше, чем обычно. Этот факт его расстраивал, но спрашивать Конев ничего не стал. Может, Володя до сих пор сомневался?              Собрав в кучу всех троих, Володя повёл ребят в палатку, Юрка шёл следом за ними. Девчонки и мальчишки, те, кто ещё не ушли спать, танцевали под «Modern Talking». Дрова в костре, разбрасывая искры во все стороны и даря тепло, весело потрескивали в такт музыке, атмосфера в лагере стояла дружелюбная.              Юрка даже порадовался тому, что лагерь проигравших в этом году к их гулянию не присоединился. Он даже не знал, остались ли синие в лесу или вернулись обратно в «Ласточку», да и знать не хотел. Его невероятно восторгало то, что лицо Анны Владимировны не маячит в этот вечер перед его глазами, а её взгляд, подобный морозу на коже, не наблюдает за ним и Володей.              Почему-то Юрка был уверен: будь Земцова здесь, она бы не дала Давыдову прохода и сделала бы всё, чтобы Юрка к нему в этот вечер не подошёл бы. И если бы она действительно была здесь, то, возможно, поцелуя в чаще и последующего разговора не состоялось бы и вовсе.              Палатка пятого отряда была так же рассчитана на четверых человек, и из-за того, что все мальчишки были не такими крупными, в ней оставалось достаточно места для кого-нибудь ещё, когда они улеглись.              Юрка сел ближе ко входу, Володя расположился параллельно ему. Опять пришла мысль, что Володя его сторонится, но Юрка отмёл её, попытавшись сосредоточиться на рассказе. Олежка, который только недавно засыпал, уже тоже находился в предвкушении очередной страшилки, по которой успел соскучиться за один день.              На полу, рядом с Юркиным ногами стояла керосиновая лампа с пыльным изнутри флаконом, и тусклые блики придавали какие-то зловещие очертания Юркиной тени.              — Слышали ли вы историю о Белой бабке, которая живёт здесь в лесу? — начал Юрка. Ребята отрицательно мотнули головами. — Когда-то давно в этом лесу стояла избушка…              — На курьих ножках? — поинтересовался Петлицын.              Юрка держал нейтральное лицо, хотя хотелось фыркнуть.              — Нет, — ответил он максимально серьёзно, — обычная избушка. Стояла она в самом сердце этого леса. И жили в этой избушке бабка с внуком. И вот однажды пошёл внук прогуляться в лес, да и не вернулся. Говорят, звери его дикие загрызли, только косточки одни остались, да и тех уже давно нет. И бабка с тех пор сошла с ума, всё ходила внука искала, в лагерь вечно захаживала. Как увидит знакомое лицо: так сразу подбегает к ребёнку и тащит его за собой в лес. Ей потом вообще запретили к лагерю приближаться, отчего она ещё больше с ума сошла, а потом превратилась в бестелесный дух, напоминающий белую простыню, и продолжала приходить по ночам, внучка своего искать. Столько ребят забрала, даже по пальцам не пересчитать, вот все ночью и стали себя то грязью обмазывать, то глиной, то пластилином. Кто-то зубной пастой баловался, кто-то красками. Лишь бы старушка эта не забрала.              — Юла, — послышался тихий шёпот Олежки, — а как тот мальчик выглядел? Вдлуг… Вдлуг кто-то из нас на него похож.              Сначала Юрка хотел описать внешность Рылеева, но подумал, что это будет лишнее, да и Володя явно по голове его не погладит за такое своеволие. Пришлось взять за основу свой образ:              — Ну у него чуть волнистые, непослушные тёмно-русые волосы, карие глаза, ростом он несильно высокий, но и не низкий. Любил этот парнишка кепку носить. Умел в пионербол играть, плавал хорошо…              — Ой, — тут Олежка пискнул, — так это же вылитый ты, Юлка! Какой кошмал! Она ведь может плийти за тобой сегодня.              Юрка спрятал смех в кулак, сделав вид, что откашливается, и посмотрел на секунду на Володю: тот качал головой, тоже пряча улыбку.              — Тебе нужно намазаться пастой, — посоветовал Саня.              — Или грязью из леса, — кивнул Петлицын.              Юрка всё же не сдержался и рассмеялся. Ребята недоумённо посмотрели на Конева.              — Юлка, ты чего это смеёшься? Ты совсем её не боишься? — в голосе Олежки прослеживалось какое-то благоговение вперемешку со страхом.              Юрка отрицательно мотнул головой.              — После пионерии мне уже ничего не страшно, — теперь Володя посмотрел неодобрительно, но Юрка только закатил глаза. — А вообще, думаю, что воспользуюсь вашими советами. Наверное, мне уже пора, — тут Конев бросил взгляд, выражающий надежды на скорую встречу вне палатки, на Володю, но тот в этот момент смотрел на ребят.              — Нет, — Олежка, который находился ближе к Юре, вдруг схватил его за запястье. — Не уходи. А вдлуг бабка и плавда придёт за тобой. Вдлуг ты не успеешь пастой намазаться. Оставайся здесь, места много. Владимил Львович, — Олежка умоляюще посмотрел на вожатого, Юрка тоже, ожидая его вердикта. Володя слегка нахмурился, и Юрка испугался, что он откажется. Сердце Конева замерло: на самом деле он хотел, чтобы Володя позволил остаться ему в их палатке. Хотя, наверное, идея была не из лучших. Юрке ведь придётся себя сдерживать рядом с Давыдовым.              — Ну хорошо, — медленно произнёс Володя, будто ещё сомневался в своём решении, — пусть Юра остаётся, разбужу вас всех сразу на рыбалку. А теперь, — строго произнёс он и посмотрел на малышей исподлобья, — спать, подъём в пять утра.       На удивление, малыши заснули достаточно быстро. За пологами палатки послышались дружные пожелания «Доброй ночи», означающие, что лагерь расходится по своим домикам. Всё это время Юра и Володя оставались на своих местах и молчали, поглядывая то друг на друга, то на октябрят.              Когда стало ясно, что троица малышей крепко спит, Юрка аккуратно пересел к Володе и взял его за руку, тут же почувствовав себя лучше. Володя опасливо посмотрел ещё раз на ребят, но их лица были безмятежны. Никто даже и не думал просыпаться.              И Юрка потянулся к губам Володи, потому что больше не мог терпеть. Давыдов однако отвернул голову в сторону.              — Юра, — прошептал он почти не слышно. — Не здесь, — немного недовольно. — Мальчики могут проснуться, да и на улице ещё не все разошлись, вдруг кто-то заглянет.              Юрка поджал губы. Он понимал, что им нужно быть более осторожными, но очень уж сомневался в том, что кто-то может заглянуть в палатку к октябрятам и их вожатому.              — Брось, Володь, — так же тихо проговорил Конев, — никому нет до нас дела, — он протянул руку к лицу Володи, дотронулся до его щеки и настойчиво развернул к себе. Володя тут же прижался к его ладони и даже на секунду прикрыл глаза. Юрка осознал, что ему нравилось дарить ласку точно так же, как и получать её. Это приносило какое-то необъяснимое удовольствие. А ещё ему нравилось смотреть на то, как Володя реагировал на каждое его прикосновение. Неужели Юрка и правда мог значить для кого-то так многое? — Я хочу тебя поцеловать, — вырвалось прежде, чем Юрка успел подумать. Володя открыл глаза.              — А если кто-то увидит?.. — но Юрка заметил, как Давыдов немного подался вперёд, и Юрке другого приглашения было не нужно.              — Я быстро, — успел он сказать перед тем, как, наконец, прижаться к губам Володи. Они были такими же, как и днём: мягкими, податливыми, сладкими. Юрка понял, что уже успел затосковать по этому.              Несколько коротких поцелуев, а затем Володя отодвинул его от себя. Юрка было запротестовал, но Володя остался не преклонен.              — Нельзя, Юр… Мы и так позволили себе слишком многое. Давай отдыхать.              Возможно, в словах Володи и была истина, только вот Юрка хотел использовать каждую минуту рядом с Давыдовым в свою пользу, поэтому невинно спросил:              — Я лягу рядом с тобой?              Юрка видел, как Володя вздохнул и как нечто, похожее на страдание, пронеслось на его лице.              — Ты решил надо мной поиздеваться? — недовольно шепнул вожатый. — Нет, Юра, — теперь его тон был строгий, но Юрке Володя таким нравился ещё сильнее, — ты ляжешь между Олежкой и Саней. Подальше от меня.              Юрка подавил разочарование, однако не удержался от того, чтобы не погладить Володю по коленке, которая была спрятала за тканью чёрных спортивных штанов, и провести рукой чуть выше, дразня. Так, как давно мечталось. Володя перехватил его поползновения, недовольно зашипев:              — Юра, прекрати! Не изводи меня.              — А почему ты не позволяешь мне лечь рядом с тобой? Я обещаю, что не буду к тебе приставать!              Володя устало потёр переносицу.              — Потому что я тебе такого обещать не могу, — тихо, даже как-то стыдливо проговорил Давыдов, отчего у Юрки внутри, словно свечка, вспыхнуло что-то приятное, что-то, что устремилось по венам, разгоняя кровь во все конечности. В голове тут же начала вырисовываться картина того, как Володя не сдерживает своего обещания и начинает приставать к Юрке прямо посреди ночи.              От этих видений тело скрутило приятным спазмом, и Юрка испытал небольшой страх, стеснение и наслаждение одновременно. Он ещё такого не чувствовал — для него было впервые испытывать сразу столько эмоций.       Хотелось попросить Володю воплотить его же слова в жизнь, но Юрка понимал: Давыдов ни за что не согласится.              — И вдруг ночью кто-нибудь заглянет, а мы с тобой рядом спим… — продолжил говорить Володя. — Нет, мы не можем так рисковать, — с каждым словом Володя переходил на очень-очень низкий шёпот, что Юрке даже пришлось наклоняться, чтобы расслышать слова любимого друга.              — Ладно, — в итоге раздосадовано буркнул Юрка и улёгся между ребятами, тут же накрываясь одеялом и думая, что рядом с Володей всё же было бы намного-намного теплее. Володя потушил светильник, и палатка погрузилась во мрак. Где-то вдалеке раздавалось пение сверчков, такое убаюкивающее и умиротворяюще.              Юрка до сих пор не верил, что этот день закончился так, как он не мог представить себе даже в смелых фантазиях. Володя ответил ему взаимностью и более — мучился точно так же, как и Юрка, целый год. Как же много времени они потеряли! Да если бы Юрка узнал о Володиных чувствах ещё в начале смены, они могли бы избежать многих недомолвок и напряжённого отношения, и как же здорово было осознавать, что теперь это всё осталось позади.              — Юр, — сквозь дремоту, Юрка услышал не менее сонный голос Володи.              — А? — отозвался он, но глаз не открыл.              — Я рад, что ты есть у меня.              Несмотря на сонное состояние, сердце Юрки подпрыгнуло к горлу, потом упало в живот и затрепыхалось там, как сумасшедшее. Ему ещё никогда не говорили таких проникновенных слов, и Юрке казалось, что они звучали даже лучше, чем признание в любви.              Юрка улыбнулся и ответил то, что казалось ему на тот момент самым правильным:              — И я рад, что ты есть у меня.