Красно-жёлтые дни

На восьмой день на Датомире я с ужасом понимаю, что если я сейчас же не возьму свою аптечку у меня начнут спрашивать, где я успела пораниться. С матами и тянущей болью внизу живота копаюсь в вещах с корабля. Подобного следовало ожидать и я предусмотрительно забила одну из корабельных аптечек гигиеническими тампонами и обезболом. Впервые жалею, что не осталась в цитадели Сестёр Ночи. Провалявшись всё утро, я дожидаюсь, когда состояние станет терпимым. Лениво варю каф, закусываю лепешкой и выхожу из дома. Ферал и Мол сражаются на хорошо просматриваемом плацу. Младший брат успешно копирует тактику Мола и повторяет его движения, словно зеркало, тем самым парируя удары. Мол и Саваж подбили братьев учить младших, как настоящих юнлингов. С утра тренировки по ситхским голокронам, во второй половине дня — грамота. Вискус противился обучать мальчиков, боясь гнева Талзин, но смирился через пару дней, решив, что тренировки даже полезны, тем более задатков чувствительности к Силе ни у кого не наблюдалось. Когда мои познания «Одиссеи» заканчиваются, я начинаю пересказывать «Иллиаду» и вот уже взрослые поочерёдно приходят слушать о древнегреческих царях и осаде Трои, Аяксе, Гекторе и Парисе, Ахилле и Патрокле. Вскоре Вен, Рэйдж и близнецы начинают помогать мне, разыгрывая сценки битв в отсветах общего костра. Саважа с подачи Ферала нарекают Большим Аяксом. Мол восхищается стратегическими хитростями Одиссея. Ферал вечерами берёт в руки музыкальный инструмент со струнами и играет пальцами, предварительно надев на фаланги стеклянные кольца. Играет он красиво, а поёт печально и трепетно. Следующим днём нас одаривают неожиданным визитом. Гул спидеров слышен издалека и большинство мужчин берётся за оружие. Чужаков здесь не любят. Эшла и Феррис скидывают алые накидки и встают в оборонительные позиции. Вискус и племя начинает кланяться и задабривать девушек дарами. Эшла поначалу принимает скромные дары с брезгливой миной, но, когда очередь доходит до близнецов, девушка неожиданно смущается и позволяет юношам вплести узорчатую ленту в свои красные волосы. Феррис вскрикивает: — Гляди, какой хорошенький! — И показывает рукой на Ийра, играющего со своим деревянным котом. Мальчик под руку со мной подходит к Сёстрам, все время оборачиваясь на Саважа. Нашёл себе приёмного отца и не отлипает от него у костра и утром, до тренировок. — Его зовут Ийр. И он стесняется. — Детская ладошка в моей руке накрепко сжимается. Он хмурится и склоняет вперёд голову с небольшими рожками. Девушки разводят руками. — Надо же! Ещё пара дней и тебя не отличить от них! — Посмеиваются они. Стоило один раз надеть робу Мола, потому что моя одежда не просохла после стирки в тазу… — Ещё он очень умный и у него хорошая память. — Неужели? — Феррис задиристо вскидывает голову. Её волосы ни один парень не посмел тронуть: — подрастёт, будет нам прислуживать. Вместо него. В этот миг она смотрит прямо на Ферала. Я хмурю брови и у меня на языке завязывается вопрос. — А когда он успел вам послужить? — Ещё больше меня интересует, какого характера «служение» имеют в виду Сёстры. — Последние года полтора… пока Матушка не вернула ему память. — Легко выдаёт Эшла. — То есть… он жил при Храме, после того как Саважа передали в ученики Дуку? Пазл собирается. Талзин не возвращала Ферала из мёртвых, а реанимировала его тут же, после того, как проверила на брате послушание Саважа. А перед нашим появлением вернула парню память. Помнит ли Ферал минувшее в Храме время? Насколько же ходов вперёд думает Матерь Датомира? — Да, она заморозила его память. Подобное заклятие практически невозможно разрушить. Нужно обладать крайне высокой силой воли и Силой. Долбани меня забрак! А Саваж-то не так прост, раз самостоятельно сумел избавиться от оков магии. Показываю девушкам деревню, прохожу их мимо плаца, где братья с какой-то особой тщательностью спаррингуются и отрабатывают приёмы. Некоторые даже сняли робы, оставшись в брюках и широких местных килтах. Можно подумать, этих девушек впечатлят их мышцы. — Ты права. Некоторые из них… весьма милые. — Эшла трогает ленты в косах с мечтательным взглядом, шепча мне прямо на ухо. Сдвинулись с мёртвой точки. — Смотреть тут не на что! Живут как животные, в грязи и правильно делают, что боятся своей участи! — Феррис, ты ещё земных мужчин не видела. — Возражаю я. Забраки не грубые, моются после работы, хотя у них буквально сельские условия, сами готовят и стирают, охотно играют и нянчатся с детьми, вежливые и щедрые. Да и одна только привычка Саважа чуть что нести меня если не на руках, так на плече. Ни один из них не разбрасывает носки и не шутит по поводу «не такой» внешности или комплекции. Да и мои семьдесят пять килограмм обычный парень не поднимет без колкости про вес. — Если бы не наказ Матушки…я бы не позволила не одной твари осквернить своё тело. А ты добровольно берёшь в мужья целый род! Разница культур. Феррис никогда не ходила на свидание в зимний парк, не слушала, что ему не даёт развиваться его мама, но без её обеспечения он не сможет творить и не знает, что такое «переведи мне потом три сотки за кофе». — Ради сестринства. — Эшла берёт подругу за руку, усмиряя её пыл. Мимо нас фланируют близнецы и красноволосая сестричка смущённо опускает глаза. — За три дня до Жатвы ты отправишься с нами. Требуется подготовить тебя к обряду. — А до Жатвы осталось?.. — Девять дней. В доме Вискуса, где дети выцарапывают на глиняных табличках знаки стандарта, девушки как зачарованные наблюдают за ткацким мастерством старейшины. Они долго спрашивают о том, как работает станок, сколько ткани получается за час работы, как он добывает пряжу и красит. Я с удовольствием слушаю Вискуса, поправляю знаки на влажной глине у Кая. Нам демонстрируют чаны с замоченной в краске из трав и кореньев пряжей, Вискус показывает, как он получает из растения, подобного хлопку, нити. Даже Феррис присмирела и с интересом щупает чёрную материю с карминными полукружьями. Вискус одаривает Сестёр тканями, а после он созывает всех к костру. Ферал снова демонстрирует свои музыкальные таланты. Бист, Рэйдж и Вен воспроизводят сцену из «Иллиады» и я с изумлением толкаю Саважа под бок. Эшлу с особым почтением держат за ладони Лэфт и Райт. — У вас культура полиаморов. — Смеюсь ему на ухо я. Саваж гыкает. В нём занятно сочетаются пошлые шутки и собственная внутренняя робость. Сёстры уходят на закате. Мола я нахожу у реки, когда он сосредоточенно карабкается на скалы голыми руками. — Человек-паук, у тебя всё нормально? — Хотел посмотреть, что выше. Но с прыжка не сумел. — Мол цепляется за выступ и подтягивается всем телом. Забравшись на верх он кричит: — Тут каменная чаша, собирающая воду. Хочешь посмотреть? — Я туда не залезу. — Мотаю головой. Мол усмехается, прикрывает глаза и я чувствую, как он использует Силу. Расслабиться и парить благодаря чужой воле так же легко, как и в невесомости. Расшнуровываю ботинки и свешиваю ноги в воду. — Не нравятся общие посиделки? — Слишком много суеты. Я привык к одиночеству. — И не привык к праздности. — Вздыхаю я. Мол бросается в воду с головой, совершенно не опасаясь сломать себе шею о камни на дне. Интроверт-экстримал — что-то новенькое. Выбравшись на каменное плато, Мол ложится на спину. — Посмотри вон туда. Я кладу голову на его плечо, поблескивающее от крупных капель воды. — Что там? — Всматриваюсь в очень близкое к нам завихрение на небосводе. Каждая планета с новыми небесами, окружающими её системами и близкими необычайно крупными созвездиями, похожими то на блики на верхушках волн, то на россыпь драгоценных камней, то на жемчужины, обагренные кровью. — Мандалор. — Почему тебе подчинялись те мандалорцы на Татуине? — Они Отступники. Не принявшие правление герцогини Крайз и не принадлежащие «Дозору смерти». Отличные бойцы. Слишком жёсткие для мирного времени. Их хотели показательно изгнать, но они добровольно покинули Мандалор. И скитались. Татуин принадлежит хаттам, а у тех всегда найдётся работёнка для наёмников. Я убил их лидера и занял его место. Мандо' чтят кодекс и подчиняются сильнейшему. — Таков путь? — Пожалуй, все мои знания о мандалорцах можно уместить в этой фразе. — Да, Сия. Таков путь. — Мол кратко целует меня в макушку. — Как ты можешь рассказывать о том, что кого-то убил, а потом делать вот так? Переворачиваюсь. Моё лицо в опасной, но притягательной близости к нему. Тонкий ободок алого плавно переходит в жёлтую радужку. На хрящике уха — маленькая аккуратная серёжка. Я касаюсь её указательным пальцем. Мол смешно морщит нос. — Ты ведь понимаешь, что всё, чему я обучен…прямо противоположно тому, как живут даже здесь… не говоря уже о Набу… Корусанте, Альдераане? — Да. — Я глубоко выдыхаю и моя грудь чуть покачивается. Движением губ Мол выдавливает «можно?» и с крайней осторожностью проникает под запахнутую робу ладонью. Слушает сердце. — Я бы… мог убить тебя… если бы ты испугалась. Тогда, на Татуине. — Но я не испугалась? — Молу стоило бы поучиться у Энакина плетению романтической чуши, даже если та состояла из диалогов про разновидности песка. — Ты была преисполнена решительности и желания выжить. — Разве? Я просто возвращалась с работы, голодная и уставшая, вышла купить еды…и вот я здесь… с тобой… с вами. Собственно говоря, земным выживанием я занималась каждый день. Считала дни и рубли до зарплаты, сооружала из продуктов в холодильнике хоть немного съедобное и питательное меню. Его ладонь мягко скользит по коже вниз, чашечкой подхватывая мою грудь. Думать становится тяжело. Большой палец равномерно поглаживает левый сосок. — Тебе нравится? — Правой, протезированной, Мол поудобнее притягивает меня к себе, усаживает чуть выше бёдер. — Да. Он чуть-чуть напрягает руку, прижимает грудь к телу. Я слегка нависаю над ним, касаюсь губами лба и мочки уха. — Ты мягкая… и кожа тонкая. Я вижу твой кровоток. — Мол, с комплиментами у вас… Напряжённо. — Я позволяю себе смешок. — Я говорю о том, что знаю. Не люблю лесть и витиеватые слова. — Значит, волоокой повелительницей своих дум ты меня не назовёшь? — Почему же? После обряда ты станешь повелевать всем мной. Мыслями. Телом. Духом. — Надеюсь, ваши обряды не сопровождаются кровавыми жертвами. Мол. Я не хочу, чтобы вы участвовали в… — Я понял. — Он кладёт руку мне на затылок и с раскрытыми губами навязывает жадный и жаркий поцелуй. Я отвожу его запястья ему за голову и наши пальцы сплетаются. Утром я просыпаюсь раньше всех, как мне сперва кажется. Я долго лежу, глядя в потолок, наслаждаясь ощутимой тяжестью руки Саважа. Он спит, скинув с себя покрывала, как будто знает, что сам является главным источником тепла. Прижатая рукой к согревающему боку, я поворачиваю голову. Гамаки пустуют. Неужели Ферал и Мол ушли тренироваться на рассвете? От моего ёрзанья Саваж лениво открывает один глаз. Всматривается. — Встаём? — Шёпотом интересуюсь я. Саваж обхватывает меня покрепче, тянет на себя и переворачивается на спину. Распластанная на его груди, я слушаю сдвоенное сердцебиение и чувствую, как ему не хочется обрывать момент, когда я всецело рядом с ним. К хорошему быстро привыкаешь, а спать в его объятиях невероятно хорошо. И дело не в габаритах и физической мощи, не в ощущении безопасности. Ни одному человеку я не могла так довериться, постоянно сомневаясь. Точно ли он хочет быть со мной, потому что выбрал, а не решив, что со мной проще и удобнее, что я легче соглашусь на секс без обязательств, а с моими комплексами и внешностью я вообще должна быть благодарна, что он обратил внимание на меня. Поэтому к двадцати шести я уже три года как ни с кем не сближалась и в принципе относилась к отсутствию парня спокойно. Кому-то дано, кому-то — нет. После подъёма, когда я уже заплела волосы и подвязала кожаным шнуром, умылась и раскачалась для повседневных дел, я замечаю, как Саваж напряжённо осматривается. — Что не так? — Где братья? И спидеры исчезли… — Ох… может, они захотели прокатиться? — Подобное поведение не в стиле Мола. Мы отправляемся к Вискусу и тот сонно отвечает, что не видел, забирали ли Мол и Ферал спидеры. Поднимаемся на холм, решив проверить корабль. Однако и корабль пустует. С нарастающим напряжением мы проверяем каждый дом в поселении, плац, реку, плато и по итогу возвращаемся, предполагая, что братьям что-то потребовалось на женской стороне. Не похитили же их! Да и кто?! Сегодня я помогаю Вискусу сушить пряжу, растягивая ту на деревянных досках по цветам. Монотонное медитативное занятие помогает разгрузить мозг. С Молом не случится ничего дурного, он способен постоять за себя. Ферал сорвиголова, но Мол как раз резонирует с ним своим холодным подходом. Наверняка решили погонять на спидерах, а записку оставить не догадались. В обед Саваж приносит мне ломти мяса, завернутые в лепешку и мы молча едим, думая абсолютно об одном. Как бы не случилось ничего дурного. Вечером я учусь у Саважа сражаться сразу обоими сторонами меча, используя посох бо с металлической перемычкой. В конце тренировочного боя я начинаю закипать и испытывать ярость, одновременно вскидывая левую сторону «меча» и обороняясь правой. Все завершается тем, что Саваж обламывает правую сторону посоха и кидает меня на плечо. — Злишься? — Спрашивает он через несколько минут. — Пытаюсь понять, в чём я ошибаюсь. — Отвечаю я, смахивая с лица намокшие от пота прядки. — Ты работаешь на блок. Не на атаки. У нас разные тактики и если я вижу твои слабые места, ты пока недостаточно сосредоточенна на поиске слабостей противника. — Я не хочу…причинить тебе боль. Даже случайно. — Озвучиваю я и чувствую, как Саваж замирает. — Сия… — он хочет выразить то, что я и так понимаю, без слов. Кладу руку на его правое сердце. Саваж мучается и переживает, спрашивает у каждого брата, не видели ли они Мола и Ферала. Они лишь разводят руками. На закате мы присоединяемся к общим посиделкам у костра. Ийр тут же бежит устраиваться у меня на коленях под размеренный голос Вискуса, что вызывает улыбку у Саважа. — Слышишь? — Гул. — Кивает он. — Спидеры. Саваж вскакивает и бежит навстречу братьям — судя по позе и выражению лица, выписывать лещей младшим братьям. — Где вы пропадаа… Мол, ты спятил?! Община пересматривается. Перепалка братьев громкая и я замечаю, как Ферал тащит что-то на спине. Он скидывает с плеча тушу и я замечаю клыки, подобные тем, что на Земле присущи лишь саблезубым и пятна крови на рыжей шкуре. В вытянутой морде твари замечаю идеальный горелый кружок от лазерного меча. — Придурок! — Рычит Саваж: — сдалась тебе охота. — Брось! Я просто развлекался с Молом. Мол, судя по потрепанному виду и нескольким следам когтей на робе уже и не рад, что согласился на авантюру Ферала. — Всего лишь один скальник! Остынь, брат. — Меня хоть предупредили бы! — Он извелся весь. Думал, что вас похитили! — Вставляю свои пять копеек я, придерживая Саважа за предплечье. — Ой, да ладно… а мы думали, что вы были рады побыть только вдвоём. — Ферал подмигивает мне. Мол смотрит на младшего с заметным недовольством. — Вы целы? Не поранились? — Слегка цепанул по спине. Посмотришь, Сия? — Мол заходит в дом, снимает робу. Слегка? Вот эта рваная рана со следами песка и обломившимся когтём внутри?! — Да ты издеваешься… Я закатываю рукава и мою руки. Из аптечки Мол достает кровяной концентрат и порошок-антибиотик, которым нужно присыпать рану. Медленно промываю рану, пинцетом выдергиваю коготь. Мол издаёт рык, но крепится. По-любому, ему сейчас жжёт и печёт рану, но он даже позволяет себе усмешку. Саваж распекает Ферала, осматривая того на предмет повреждений. — Он упал на скалу, но вовремя сгруппировался. — Хвалит брата Мол. — Два брата-акробата, блин. — Прикладываю марлю с чёрной мазью поверх порошка и заклеиваю пластырем. Саваж переглядывается со мной в идентичной эмоции негодования. — Готово. Если умрёшь от редкого бешенства, переносимого этой тварью, моей вины в этом нет. — Он и так бешеный. — Фырчит Саваж, ставит перед Фералом тарелку с едой: — сдался вам этот скальник… Ферал обнимает Саважа, положив голову на спину брата. Урчит что-то на гортанном забракском. Саваж успокаивается и я понимаю, как ему тяжело. Единожды потеряв брата и укоряя себя за его гибель, он не обвыкся с тем, чти всё обошлось и теперь ему кажется, что в любой момент он может лишиться самого дорогого, что есть в его жизни. Ферал будит меня, осторожно потряхивая за плечо. Вначале я не понимаю, что происходит. Мол обнимает меня, как большая ложка, а Саваж положил голову мне на живот, сползя как можно ниже во время сна. — Ммм? Что?! — Пошли. Цветёт белосвет. Ты такого не видала, небось? Запахиваю робу и вставляю ноги в ботинки. Ферал с заговощицким видом выводит меня из дома, тянет за ладонь и заставляет идти в сторону поля. На красной траве собираются капли росы. Воздух влажный, в низине и от реки поднимается туман. Я зябко обхватываю себя руками, а Ферал несётся вперёд. За полем, на грани с перелеском, рядом с кораблей туман начинает искрить и выглядеть так, словно подсвечен изнутри. Ферал останавливается и показывает мне россыпь белых, нежных, как рисунок мороза на стекле, эдельвейсообразных цветов. Я присаживаюсь перед цветами и с нежностью касаюсь мокрой травы возле сияющих белизной полупрозрачных цветов. — Они цветут раз в четыре года… и всего один день. — А откуда ты?.. — Рассчитал на календарях Вискуса и Сестёр. — Ферал застенчиво улыбается. — Это вместо извинений за то, что чуть не довел Саважа до инфаркта? — Нет. Я не знаю, почему… иногда мне хочется сделать что-то, совершенно не думая о риске и последствиях. — Ты безрассуден. И смел. И честен. А ещё пока ты не подкалываешь меня, ты весьма мил. Ферал посмеивается, распахивает объятия. Я осторожно обнимаю его в ответ, обращая внимание на баланс в разнице роста. Молу я могу заглянуть в глаза без усилий. Саваж высокий настолько, что мне нужна стремянка. Ферал примерно сто девяносто и я утыкаюсь ему в грудь. Ферал собирает несколько цветов в букет и белосвет, как только ломается стебель, стекленеет — уподобляется фигурке из дутого стекла. — Он магический? — Нет. Мы спускаемся и я задаюсь логичным вопросом, где же в их поселении кузня. Столько железа буквально в почве и воде. — Кузница расположена на женской части. Забраки не куют сами своё оружие. Только под контролем Сестёр. — Раньше кто-то восставал против порядка? — Поколений семь назад. С тех пор устой не менялся. — Но…но… вы же… — Я пытаюсь возвразить что-то конкретное. Забраки смирились со своим мироукладом и спартанскими условиями. Ферал помогает мне с завтраком — делает лепешки, на которые я кладу на них сыр и жёлтые помидоры и получается вполне себе пицца. Саваж и Мол трогательно лежат в обнимку и не представляют насколько забавно смотрятся со стороны. Ферал хихикает, глядя как Мол посильнее заматывается в одеяло. Я прислушиваюсь к своему состоянию. А вставать утром без будильника неплохо. Даже я, лютая сова по биоритмам, отлично справляюсь. Всего лишь необходимо оставить в прошлом будильники, работу с 9 до 21, три банки энергетика в день и тиктоки перед сном. Дни сменяются гладко и быстро, без потрясений и сражений, кроме тех, что поддерживают боевую форму забраков. На моих руках проступает тонкий рисунок мышц, крепнущих и вытесняющих жирок. Несколько лет таких условий и стану совсем как профессиональные спортсменки. Визит Эшлы и Феррис в назначенный день выводит меня из состояния покоя. Девушки стоят в центре поселения, ожидая меня и я чувствую лёгкий мандраж. Так. Спокойно. Согласилась — значит, исполняй. — Не копайся! Тебе не понадобятся твои вещи. Как там было в сказках? Через обряд посвящения персонаж как бы умирает для мира живых и начинает принадлежать миру мёртвых, а потому не берёт с собой ни еды, ни воды, ни вещей? Саваж прижимает меня к себе, не смотря на неодобрение, выраженной Феррис одной только мимикой. Я сажусь на спидер и Эшла тут же поддаёт газу — внутри механизма что-то рокочет. — Встретитесь на третий день! — Кричит она. Я цепляюсь за лямку перед сидением: не за худенькую же ведьмочку, которую словно может снести порывом ветра. Мы мчимся с такой скоростью, что всё вокруг размазывается в кашу красных оттенков. Напеваю про себя что-то из «Металлики», думая о наличии наушников и аудиоплееров в Галактике. Хорошо быть как Звёздный лорд, у которого при себе был плеер. Слушала бы сейчас тяжеляк, наслаждаясь поездкой. Феррис мчится вперёд, иногда виляя и поднимаясь выше на несколько метров. Мне даже кажется, что она пытается нарочно разбится, чтобы не стать наградой на Жатве. Этот обряд неправильный с обеих сторон. Что для забраков, что для девушек. Вздыхаю, пригибаюсь. Ветер оглаживает лицо и плечи. Чем ближе мы к женской стороне, тем он ощутимо стылее. К тому моменту, как мы добираемся до Цитадели, я чувствую, как затекла моя правая нога. Усиленно разминаю икроножную прежде чем встать на ноги. Девушки поправляют крошечные юбки и бондаж из лент на бёдрах и заводят меня в Храм под руки. Почти как пленника на расстрел. Матерь материализуется прямо за нашими спинами. Смотрит на меня с недобрым интересом и машет рукой, маня за собой. Торопливо перебираю ногами. — На моем веку только однажды Сёстры прошлого выполняли этот ритуал. — Нарушает молчание Талзин своим царственным голосом: — его не дано увидеть каждой. Я присутствовала там, хотя была не больше Эшлы… в тот день свою судьбу связывала моя старшая сестра, Кайсина. Я внимаю каждому слову Матери. Её одежды ритмично шуршат, добавляя разговору таинственности. — Ты берёшь в мужья её сыновей. Поклянись, что сбережешь нашу кровь! Я пытаюсь разложить информацию по полочкам в голове, осознавая, почему Талзин решила провести сей ритуал. Продолжение рода её сёстры. Что с ней стало? Мы идём по сумрачной галерее и Талзин продолжает: — В твоей Силе есть что-то нетривиальное. И причина не в том, что ты покинула Прамир. — Тогда в чём же? — Тьма и Свет для тебя одинаково открыты. Клыкастый Бог вознаграждает тебя за страдания…но ты способна идти к его сестре и создавать новое. Я никогда не ведусь на лесть. Талзин настолько умная женщина, что просто так, из-за сентиментальности она не станет колдовать. Должна быть ещё причина. Её условие. Дочери. Для Датомира. Естественно, мир населен как скромный посёлок, ей нужно население. Но как будто бы лежащий на поверхности ответ не является отгадкой. Она заводит меня в залу, где зелёным дымком покрываются три мраморные чаши. Бассейны, можно сказать. — Каждый сосуд… ты должна пройти через них. — Со дна ничего не надо доставать? Началооось… Квесты, тайны. Пророчества сразу же? — Нет. Чёрная вода означает Тьму. Белая — Свет. И алая — Датомир. Тяжёлые двери скрипят. Матерь исчезла. Вздохнув и подвязав волосы кожаным шнуром я сбрасываю обувь и брюки и захожу в полную черноты чашу с неожиданно шершавыми боками. Лёгкое отвращение появляется в тот момент, когда я начинаю понимать, насколько черная жидкость липкая и похожа на мазут или нефть. Я иду от одного края к другому и чем глубже я в неё вступаю, тем тяжелее двигаться. Словно к концу я застряну тут, как муха в янтаре. Закрываю глаза. Иду на ощупь. Ладонь гладит шершавый плотный камень, холодный и безжизненный. Во мраке ничего не таится. В абсолютной тьме не может быть жизни. Как только я это понимаю двигаться становится легче. Я натыкаюсь на бортик и распахиваю глаза. Жижа отступает, сползает с моих плеч и груди, не оставляя следов. Колдовство. Стоит мне обернуться, как я вижу, что со дна испаряется зелёная пелена. Пахнет мятой. С разбега влетаю в светлый эфир и чувствую, как лёгкие переполняются испарениями… мысли мешаются. Дышать… вдох. Раз. Истинная Сила не нуждается в материи и плоти, а вот мне бы она ещё пригодилась. Из Силы мы приходим в плоть и в Силу уходим? Это и весь урок? Когда эфир испаряется с характерными элементами датомирской магии я подхожу к третьему бассейну. Местная гиперфиксация на красном цвете меня уже устраивает. Я погружаюсь в жидкость и мне начинает казаться, что у этого бассейна нет дна. Впервые я барахтаюсь, пытаюсь найти бортик, но не могу. Я позволяю себе самую глупую вещь и начинаю кричать… А потом алая пелена смыкается надо мной и я понимаю, что третий сосуд был заполнен кровью. Кровью всех ведьм и забраков. Кровью тех, кто оберегал и сражался за этот мир. Перед глазами вспыхивает синяя полоса. Нет…нет…нет… Мол летит в коллектор, разрубленный ровно по пояс… Саваж сжимает в своих пальцах необычайно хрупкую шею Ферала… Огромный паукообразный монстр нападает на Саважа, а затем, в отблеске светового меча я различаю знакомые жёлтые глаза с красным ободком… Два меча со знакомыми рукоятками пронзают оба сердца Саважа и он оседает на пол… Мол… просит пощады… … он бредет по пустыни один и бредит Кеноби… Кеноби держит его на руке, закрывая ладонью рану, нанесенную им же самим… последний из рода погиб… Мозг срабатывает на эти образы, раскручивая их ужас, но что-то рациональное начинает брать верх. Ферал жив. Ферал не убит рукой своего брата. Мечи, принадлежащие Сидиусу, больше не поднимутся ни на одно живое создание, если Палпатин не знал способов воскрешения. Мол цел. Ему не за что мстить Кеноби. Я снова могу вдохнуть. Полынь, беладонна и мята заполняют мои ноздри. Я лежу на дне каменной чаши. — Теперь ты одна из Дочерей Датомира. И первая, кто стал ею извне. — Градус пафоса слегка сбивает нотка недовольства в тоне произнесшей тезис Феррис. Эшла накидывает на мои плечи что-то вроде плаща с капюшоном. От усталости меня потряхивает. Мышцы наливаются свинцом. Я просыпаю по меньшей мере часов двенадцать и просыпаюсь от холодного потока ветра, ворвавшегося в узкое окно. Босыми ногами встаю на каменный пол и морщусь. Неприятные последствия испытания прошли, но мне снились исключительно кошмары. Пожар в деревне забраков…убийство мальчиков… я сражаюсь и Мол закрывает меня своим телом. К моему облегчению сегодня меня не пытаются убить испытаниями, а ведут в купальню. Вместо забракского жидкого мыла «шампунь всё в одном» я наслаждаюсь душистой маслянистой водой в одной купели, во второй вода снимает остаток мышечного напряжения и помогает избавиться от последних струпьев со шрама и перманентных синяков от посохов бо. Спустя пару часов отмокания я выхожу во внутренний двор и со стороны наблюдаю, как девочки слушают читающую вслух Эшлу. Девочки — две с аккуратными пучками белого и черного цвета волос, одна кудрявая и ещё две с красными волосами очевидно учатся. — Сия… волнуешься? — Конечно. — Киваю я, беру грушеобразный плод и надкусываю. Кислятина. — Я боюсь… что те юноши… окажутся слабы. — Эшла говорит о своих тревогах шёпотом. — А вы не можете…ну…остановить Жатву. Сказать…вот этот… или попросить тот же ритуал. Есть же в нём перспектива для мира. Не один ребёнок после союза, а сколько вы захотите… — Мне стоит поговорить об этом с Феррис… — А ты не могла бы…перед этим… поделиться, что ты знаешь о Прамире? Остаток второго дня в Цитадели я провожу в хранилище манускриптов, изучая, запоминая и записывая на голокрон Мола то, что кажется мне особенно важным. Под вечер виски начинают ныть от количество разного бреда. Слишком много легенд об инквизиции, слишком много тумана и мифов о забраках как сынах дьявола в глазах землян. Да ладно блин… Я нашла совсем маленький свиток о порталах и обнаружила то, что порталы появляются в местах повышенной концентрации Силы и если пройти в них несколько раз ты будешь перемещаться на тридцать лет вперёд или назад. Ага…возможно именно в этом кроется причина того, что Лукас снимал трилогии с шагов в тридцать лет. Ни одного зафиксированного путешественника в манускриптах не обнаружено. Или же они умирали где-то в болотах Дагобы и пустынях Татуина… или же не желали возвращения и не искали пути обратно.