15 Лет Строгача

Венька Бачкист, антропоморфный лемур и серийный налётчик, за плечами которого возвышались горы ювелирных магазинов, избавленные от бремени хранения и продажи сотен фирменных гламурных часов, сидел на нижней койке и листал журнал, недавно подогнанный ему одним из “клиентов.” Рядом Максим возился со спичечным коробком. Уже две минуты он проводил в поиске хотя бы одной спички, которая согласилась бы кооперировать с его поистине титаническими попытками зажечь сигарету, несмотря на поглощающие барак сырость и плесень. - Ах да, - неожиданно заговорил лемур, не отрываясь от журнала, - У нас новая партия в пятницу. Ну, не у нас. У всей колонии. - И чего? Тут боксы никогда не пустуют, всегда кого-то нового привозят, - отозвался Максим, всё ещё не теряющий надежды, что следующим же чирканьем он вызовет долгожданное микроскопическое пламя к жизни. - Да, но это интересно. - То, что тебе интересно, никогда не интересно нормальным зверям. - Мы не звери, Макс. Мы - птицы. А про нормальность свою ты пизди кому-нибудь другому. Зайцеобразное существо фрустрировано отбросило коробок со всем его содержимым и вырвало сигарету из зубастой пасти. - Окей. Кого ждём? - Двух по мохнатой краже - ну, их сразу к нам, понятно - и ментовского волкодава. - Будто в казармах и на питомнике их и так мало. - А его не в казарму. Его в бокс. Кролик заметно насторожился. - За что его сюда-то? Хищение в особо крупном? Взятки яхтами брал? Венька покачал головой и таинственно ухмыльнулся. Максима такая таинственность раздражала. Особенно в Веньке. - Давай говори, блять, я в поле чудес с тобой играть не буду, - процедил он сквозь кархародонистые зубы. - Мокруха. - Тьпху ты. Ещё один долбоёб, небось, в гастрономе стрельбу открыл, а ты мне это рекламируешь, будто- - Будучи при исполнении, опрокинул пузырь “Столика”, взял табельное, пошёл в кабинет начальника своего отдела и превратил его в кровавое сито. Каннибализм, можно сказать - псы режима жрут друг друга… С вяло проглядывающим интересом, белошёрстный зверёк переспросил: - Выпилил начальника? - Выпилил начальника. Оказался в СИЗО, даже не протрезвев. Максим помолчал. Венька помолчал тоже. - Как зовут, знаешь? - наконец, спросил Максим. - Нет. - Хм… Погоди, - озарённо щёлкнул пальцами кролик, - Холодянин из отдела безопасности. Он всех новоприбывших отмечает. - Инфу как подгон брать будешь? - Скорее, как надбавку - он ведь и так что-нибудь припрёт. В прошлый раз какой-то бадяжный кагор притащил - и пить невозможно, и стыдно кому другому загнать. Мне такой хуйни даже черти и козлы не носили. - Беспредел, - покачал головой лемур, - совсем совесть потеряли. - Там терять нечего было, потому что у таких, как Холодянин, совести нет от рождения. - Скажи ему, мол, растрещишь на всю зону, что администрации чужда обычная антропоморфно-звериная порядочность и что это роняет достоинство всех представителей колонии в грязь. - Скорее, в говно. Где им всем и место, с достоинствами и без. *** Отдел безопасности колонии, в которой сидели Самуил и Максим, пестрил самыми разными амбалами и мордоворотами. Андрей Холодянин из этой массы выбивался, как голубая сойка из стаи ворон. Во-первых, потому что предварительного опыта в полиции или армии не имел. Во-вторых, потому что был кролик. По причинам, известным только вышестоящим членам администрации (а также его приёмному отцу - антропоморфному шакалу Святозару Холодянину, на чьи деньги колония содержалась, достраивалась и ремонтировалась), Андрей служил бок-о-бок с людьми и зверями, которые могли с лёгкостью переломить ему спину одним движением, с умыслом или без. В казармах ходили слухи, что так его собакообразный родитель пытался сделать из него “нормального мужика”. В зековских бараках его имени даже не знали, кроме, пожалуй, одного, да и там словосочетание “нормальный мужик” в одном предложении с именем кролика-безопасника всплывало только в качестве злорадной шутки. С Максимом Андрей был знаком год. Половину этого времени - крайне близко. Впервые он разглядел акулозубого кролика на лесоповале. Тогда в колонии была эпидемия - то ли ковид, то ли обычный грипп - и большинство работающих блатарей оказалось в карантине. Администрация быстро приняла решение отправить на работы всех, кто ещё мог стоять на ногах, независимо от видовой принадлежности и масти. Холодянин помнил, как начальник отдела, посылая его вместе с привычным конвоем безопасников и дневальных, объяснил своё решение тем, что “арестантов беспокоит, что мужики будут вместе с чертями всякими да петухами в одну смену работать; могут начаться волнения; нужно побольше людей из ОБ, от греха подальше”. Холодянин было спросил, что он сможет сделать, если волнения-таки начнутся - в конце концов, если кто-то сильно борзый огреет его солидной веткой по голове, у надзора будет только больше работы - мало того, что зеков нужно успокаивать, так ещё не хватало своих откачивать… - Ну так стой где-нибудь подальше, если пойдёт какая движуха, - раздражённо нахмурился зам начальника ОБ Передрейко, - Ты там для массовки только в принципе. Андрея это успокоило мало. А движуха и правда была. Началось всё с маленькой заварушки: между сучкорубами разгорелись дебаты о том, считается ли зашкваром пилить ветки на одном дереве с петухом. В ход пошли оскорбления. Потом угрозы. Потом топор. Когда Андрей робко подошёл к месту конфликта, прячась за спиной одного из более рослых надзирателей, то взгляду его предстала воистину будоражащая воображение (и волосы в трудеодосягаямых местах) картина: маленькое зайцеобразное обменивалось обсцентными ремарками с конвульсирующим на земле от боли человеком вдвое крупнее его. Широким мазком поперёк белоснежной мордочки зверька лежала полоска крови. Из рассечённого плеча человека хлестало, как из винной бочки. Андрей с удивлением и искренним непониманием смотрел, как подобное ему существо скрутили и потащили прочь. Кто–то раздражённо гавкнул приказ о пятнадцати днях штрафного изолятора. Откуда-то в руках Андрея появились бинт и спирт - один из дневальных указывал на раненого зека и требовал, чтобы кролик оказал ему первую помощь. В ту ночь Холодянин не спал. На следующий день он дошёл до ШИЗО. Дежурный коротко поприветствовал его кивком, не вставая из-за стола. Судя по двум предметам, на нём стоящим - открытой банке огурцов и одиноко пустующей около неё рюмки - отгул у дежурного начался преждевременно. Холодянин глянул вниз. Дежурный лениво задвинул робко выглядывающую бутылку водки дальше под стол носком сапога. - Как штрафник поживает? - начал кролик, - Не бузит? - А чего ему бузить-то, Андрей Святозарыч? Только первая ночь прошла. Андрей понимающе хмыкнул, хоть ничего и не понял. - Он обычно день на пятый начинает охуевать, а первые три-четыре сидит смирно, - пояснил дежурный. Его собеседник хмыкнул снова, на этот раз - более уверенно. - Ты с проверкой? - вдруг поинтересовался дежурный. Холодянин соврал так быстро и естественно, что сам удивил себя. - Да. Опять гоняют по мелочам… - Ну вот. Пока всё в норме. - Какой-то он тихий. - Спит, небось. Всю ночь материл колонию, администрацию, лично Передрейко и каждый отдельный барак в порядке номерного возрастания. - Надо посмотреть. Может, кони двинул. - Рекинару-то? Да он нас всех переживёт и ещё помочится на наши могилы! В итоге карцер Андрею открыли со словами “Если вдруг что - кричи”. Максим сидел на полу в очень даже бодрствующем состоянии. Он разглядывал зашедшего надзирателя с пассивным любопытством. - А ты, начальник, кто и зачем? - шёпотом спросило белое существо. Холодянин не ответил. Приставив серый пушистый указательный палец к губам, он вышел на середину камеры, положил на пол свёрнутый клочок бумаги и вышел прочь. - Живой, - до Максима донёсся его голос снаружи. Содержание записки было коротким. Первый визит Андрея в петушиный барак неминуемо состоялся 14 суток спустя. *** Сигарета в акульей пасти зажглась с лёгкостью, которой сырые комнаты барака не видели, пожалуй, месяцами, если не годами. Внимание Холодянина этот факт мигом привлёк, а там он уже заметил трёхрублёвую зажигалку апельсинового цвета в лапе своего компаньона. - Это у тебя откуда? - спросил он, - Вам же, блатарям, неположено. Максим медленно затянулся, вытолкнув канцерогенный дым через маленький розовый носик, выглядывающий из-под залепленной примитивными бежевыми пластырями марлевой подкладки. Момент спустя, зайцеобразное существо вытащило раковую палочку изо рта, вертикально придерживая её за фильтр, и не без злорадной гордости произнесло, пожав плечами: - Подогнали. - Кто? - насторожился Андрей. - Мусороуборщик из девятого барака, - всё так же небрежно проинформировал его Максим. - Это… тот, которого месяца четыре назад завезли? За расстрел начальства? Максим кивнул, снова пригубив сигарету. На серошёрстном лице Холодянина застыла неописуемая хмурость. - Держался б ты от него подальше, Макс. Не доверяю я ему. - Тебе и не надо. Он ко мне ходит, не к тебе. - Давно ходит? - В чём дело, Андрюша? - Максим вкрадчиво посмотрел на своего собеседника, придвинувшись ближе; улыбка его растянулась в насмешливом, садистском умилении, - Неужели ревнуешь? Холодянин вздрогнул. - Ещё чего не хватало. - Тогда с какого хуя тебя ебёт, что ко мне кто-то новый ходит? - Да я просто… - Или это профессиональная конкуренция? Цирик не хочет фуфлыжника с ментом делить? - Бывшим ментом, - назидательно поправил Холодянин, - И не об этом я совсем. Просто ты это… аккуратнее, хорошо? Острозубая улыбка слегка померкла. - Псы могут быть опаснее, чем ты думаешь, - продолжал Холодянин, - Я по своему бате знаю. А если это кангал или волкодав, то есть пёс, у которого в генах заложено кошмарить всяких медведей да волков - так тут я вообще не знаю, что представить… Этот… как его… Даниленко, вроде? Даниленко ведь вдвое больше тебя. Как вы с ним вообще- Вопрос он свой так и не закончл - перебило облако сигаретного дыма, выпущенное прямо ему в лицо. Пока Холодянин безуспешно пытался побороть последовавший приступ лихорадочного кашля, Максим медленно отодвинулся от своего гостя, прильнув обнажённой спиной к холодной стене камеры. Взгляд его меланхолично упал на противоположную стену. Краска на ней лежала всё теми же неровными бугристыми слоями, а сержант Самойлов по-прежнему был антисоциальным элементом и говноедом. Выдержав недолгую паузу (то есть, дождавшись, когда его “клиент” наконец-таки обуздает свой кашельный приступ), Максим медленно произнёс: - Не надо тебе себе такое представлять, Андрюша. Потом кошмары сниться будут.