15 Лет Строгача

Через пару дней Муля стоял у входа в петушиный барак. Зайти внутрь решимости было мало. Стоять снаружи и привлекать косые недобрые взгляды хотелось ещё меньше. Скудная решимость взяла верх. - Вечер в хату, господа. Я к Максиму, - поздоровался Муля, окидывая взглядом затхлое, пропитанное сыростью и бог знает чем ещё помещение. На дальних нарах играли в нарды. На столике у входа стояло несколько кружек и белый эмалированный кувшин с кипятильником внутри. - Тогда через неделю приходи. Ему в прошлый четверг червонец карцера влепили, - оповестил Мулю бритый паренек лет двадцати пяти, - Номерок выдать? - Какой ещё номерок? - Шучу так. К нему уже очередь выстроилась. Будешь третьим или четвёртым. Муля озадаченно глядел на молодого человека пока остальные постояльцы барака занимались своими делами и усиленно игнорировали их разговор. - А за что его в ШИЗО поместили? - наконец, спросил пёс. - Подрался, чуть не покусал двоих, угрожал “розочкой” дневальному, который прибежал разнимать. Типичный Макс, короче. - Поэтому ему так долго сидеть? За драки надбавляют? - Да ну тебя, - влез в разговор другой зек. По виду - хорёк, по бритым татуированным лапкам-рукам - сиделец со стажем. - Этого вафлегрыза начальство дольше, чем он уже мотает, терпеть не хочет; они ему только карцер прописывают, что бы он, сука, ни вытворял. Нахмурившись, Муля неловко почесал затылок. Он попытался выведать детали потасовки у хорька, но успеха не имел. “Кто-то сказал Максу что-то не то, вот тот и вспылил” было основным пересказом событий. Пёс ушёл из барака с ощущением незаконченного гештальта. Неделю спустя, как ему и порекомендовали, он вернулся. В этот раз, Максим оказался на месте. Вид у него был потрепанный. На скуле под белым мехом темнела размашистая гематома. Несмотря на это, Муле он был рад. Без лишних церемоний, кролик бодро завёл пса в одинокую камеру в самом дальнем конце барака, нацарапал что-то на клочке бумаги, будто специально лежавшем на небольшом покатом столике в углу, и прилепил его скотчем на внешнюю сторону камерной двери. - Чтоб никто не вздумал зайти, пока мы тут, - объяснил кролик. Муля неловко сел на единственную одноместную койку и достал из рукава униформы “подарок”. Максовы глаза-бусинки округлились. Вид скромного презента наполнил их блеском энтузиазма, редко встречающимся в подобных местах. - Это тебе. Пёс положил зажигалку на койку, примерно на расстоянии вытянутой руки от места, где сидел сам. Максим вмиг смёл её своими пушистыми лапками, разглядывая заурядный аксессуар для курения с таким интересом и детским восторгом, будто он был усыпан алмазами. Вопреки нарастающему чувству неловкости и даже чуточку вины, Муля про себя отметил, что выглядело это крайне мило. - У охраны спиздил? - Нет. Нашёл. Потерял кто-то во дворе. - Точно охрана тогда. Кто-то из администрации в любом случае. У нас зекам зажигалки не положены, только спички. А их из-за всей этой сырости ещё хуй зажжёшь. В общем, спасибо, Самуил Игнатьевич. Наконец, полезная в обиходе вещь! Да ещё и моего любимого цвета… Муля кивнул, еле заметно улыбнувшись. Говорить, что оранжевый - и его любимый цвет, он не стал. Максим сунул зажигалку куда-то под койку. С минуту он стоял перед Мулей молча, будто ожидая чего-то; пёс только коротко оглядел камеру, нервно постукивая пальцами по обтянутым униформенными брюками коленям. - За что тебе 10 суток ШИЗО дали? - неожиданно спросил Муля. Неожиданно для Максима, поскольку тот замолчал ещё решительнее. Его маленькие тёмные глазёнки впились в Мулю с удивлением дирижёра, которому только что сказали, что сегодня он будет играть на всех инструментах сам. - Да так… баловство, - таинственно пояснило зайцеобразное. - А если подробнее? - не унимался пёс. Кролик сложил руки на груди и перевёл взгляд на боковую стену. Внизу, почти у самого пола, на ней чем-то была нацарапана надпись “сержант Самойлов - антисоциальный элемент и говноед”. - Вован Митрохин совсем рамсы попутал, - Максим произнёс с заметной неохотой, не поднимая глаз на Самуила, - Начал толкать фуфло, будто я администрации кляузы строчу. Надо было дать оборотку. Вот я ему и захуярил по рогам ампулой кагора. Муля видел Митрохина, но не знал лично. Тот сидел в другом бараке и работал в цехе деревообработки. Согласно тем немногим отрывкам информации, которые доходили до Самуила (и, что гораздо более важно, которые он не поленился запомнить), Вован был дачник - т.е. грабил дачи. Сидел он, однако, за непредумышленное убийство: видимо, наука рассчёта того, чтобы ограбление состоялось в отсутствие хозяев, не всегда была точной. - Этот пидр из ОБ подмочил мне репутацию немного. Ещё кто-то видел, как я с тобой говорил, когда тебя только-только привезли, - продолжал Максим, и голос его становился всё тише, - Им плевать, что ты - бывший мент. Они всё в одну кучу валят… Расшифровать эти причитания Муля мог, хоть и с трудом. “Пидр из ОБ” - вероятнее всего, кто-то из отдела безопасности, кто периодически захаживал к Максиму с подарком и похабными намерениями. “Подмоченная репутация” относилась к тому факту, что Максим, в силу тех или иных причин, не отвечал на поползновения безопасника отказом, а другие зеки, в силу очень понятных и объяснимых причин, не считали такое поведение порядочным. Ну и теми, кому “плевать на то, что он - бывший мент”, должно быть, обозначались все блатари, которые посчитали Мулин короткий диалог с Максимом в январе логическим продолжением привычки кролика говорить “да”, независимо от того, стоял перед ним член администрации (и в прямом, и в метафорическом смысле) или обычный работящий зек. - Что с Митрохиным? - неожиданно для себя, Муля понял, что ему интересна судьба пострадавшего. Муля не был точно уверен, почему. Скорее всего, чтобы знать, до какой степени он хочет в будущем испытывать терпение кроликообразного. - В травмпункте с обёрнутой башкой, я думаю, - предположил Максим, снова переведя взгляд на гостя - Да ну и хуй с ним. За базар надо отвечать. А мы время теряем, - его маленькие лапки потянулись к пуговицам его тюремной рубахи, - Ну, что же ты, Самуил Игнатьевич, давай снимай штаны, у нас максимум полчаса… - Постой. Голос пса прозвучал негромко, но достаточно строго и уверенно, чтобы пальцы кролика вмиг застыли на третьей пуговице сверху. Максим посмотрел на Самуила с неуверенным удивлением. - Я хотел поговорить, - продолжил бывший мент. Удивление Максима сменилось полным и окончательным ошеломлением. Даже не потому, что за все пять лет его отсидки никто и вздумать не мог начинать с прелюдий, сразу приступая к тому, зачем пришёл, и в ужасе ретируюсь по окончании сеанса, будто задерживаться даже на лишнюю секунду в петушином бараке могло сократить им жизнь на год. - Как так получилось, что кто-то из отдела безопасности… ну… почему ты с ним..? - попытался выведать Самуил, краснея с каждой незаконченной фразой. Странное дело - Максим мог видеть его румянец, даже несмотря на плотный коричневый мех. - Почему я с ним трахаюсь? - зайцеобразное закончило за своего собеседника, великодушно избавив того от дальнейшего смущения. Муля благодарно кивнул в ответ. Ошеломление на лице кролика давно сменилось новым выражением - чем-то вроде недоверия, помноженного на снисхождение с тонкими, едва уловимыми нотками умиления. Никто никогда не интересовался мотивациями кролика за теми или иными решениями, переходя сразу к осуждению. И, ровно так же, каждый забывал об осуждении пока пользовался его маленьким тёплым пушистым тельцем для своего эгоистичного комфорта. Самуил Игнатьевич в этом плане был странен. Прошло почти четыре месяца с момента определения его в эту ИК - четыре месяца неудовлетворённых потребностей, в помощь которым могли быть только его же собственные лапы. Максим был уверен, что пёс поставит его раком, как только они запрутся в камере, но происходило что-то совсем неожиданное. Максим сел на койку. Примерно на то же место, где до этого лежала зажигалка. - Потому что он - мудила и шланг. Биксы нет и не будет с таким характером и мозгами, вот и пытается выхватить, что может. - Ты о нём, вижу, не сильно хорошего мнения. - А кто был бы? Не сильно в почёте у зеков те, кто прибегает их бить татьянками по батареям чуть какой хипеж. - Что будет, если ты откажешься? - Общак скуднее будет, вот и всё. На верхней койке со мной спит бачкист-ювелир, так он постоянно говорит мне, мол, остальные обижуны тебе никогда этого не скажут, но про себя они благодарны тебе за то, что ты вместо них с этого башмака лавэ да ништяки стрижёшь. И я понимаю, о чём он. Блатарь принесёт яблок с вмятинами. Член админки принесёт персиков с фирмовыми наклейками. Понимаешь? - Понимаю, - грустно подтвердил пёс. - Да и не только это полезно; иногда этот ебалай мне проговаривается про то, что в казармах творится, какие слухи ходят в хозяйской части и всё вот это… Так они полчаса и проговорили. Мулины внутренние часы работали вполне чётко. Как только он собрался уходить, кроликообразное спохватилось и снова принялось расстёгивать рубашку. Самуил опять остановил его одним уверенным и чётким “Отставить, Максим. Мне идти пора”. - То есть как это “отставить”? - Вот так. Считай, что я подарок за хороший разговор принёс. - Но так у нас не делается. Как же я объясню..? - А ты не рассказывай никому, что тут было. - Давай хотя бы минет по-быстрому отстрочу. - Спасибо, не надо. - Уверен? - Уверен. Максим проводил его взглядом, полным подозрительного недоумения. Через минуту снаружи хлопнула дверь в барак. Через две петухи начали шумно переговариваться, обсуждая нового ходока. - Интересная ты псира, Самуил Игнатьевич, - повторил сам себе Максим, - Крайне интересная…