Все как всегда?

— Раздевайся. — А? — Рената ошалело хлопает ресницами, и Земфиру пробивает на смех, держится из последних сил и прячет ямочки на щеках. Ведет себя глупо: то да, то нет, никакой последовательности или логики. Поразительно, как за нее до сих пор держатся. Трудно, наверное, с человеком, то и дело проверяющим границы дозволенности. Наплести с три короба оскорблений и послать — обидится; нагрубить и мгновенно.. нет, не извиниться даже, а показать через глаза, что очень стыдно — губы подует, но простит и обнимет; иглы выпускать, когда злится, не против нее, а вообще — и Рената притворится, что ничего не замечает, успокоит ненавязчиво. Теперь новый уровень: прикосновения, выходящие за рамки дружеских, интересно, насколько Литвинова лояльна к ним? На словах — так очень даже за, по фактам — смущенно теребит рукава свитера и заглядывает в глаза.  Говорила, что хочет, а сама как-то не спешит пользоваться моментом. Ни этим, ни предыдущими. Сколько возможностей у нее уже было? Поцелуй после первой общей попойки, который можно было не прерывать; полотенце, которое могло бы как будто случайно соскользнуть на пол; тесные объятия.. Только один раз Рената рискнула — и действовала чересчур медленно, скованно, не всерьез. Проявила бы больше напора и получила желаемое. А вместо этого позволила говорить. Настя такой никогда не была, Настя всегда брала то, что хочет, стальная уверенность под каждым ее прикосновением чувствовалась и не отвечать ей было невозможно — выбора другого не оставляла. А тут… Земфира в открытую упомянула о преследующих ее сновидениях, за малым не поцеловала — и ни-че-го. Снова позволила обрести душевное равновесие. И уже с этим равновесием и решительностью певица заманивает ее в припаркованный автомобиль (зовет просто). Иначе придется прощаться и Рената вернется к своему тренеру, который если и привлекает ее, то просто как личность, и это, блин, странно. Не знает, верить словам или лучше проверить поступившую информацию. А на каком основании проверить, если они… Да даже не целовались ни разу, когда мысленно — миллион раз и не только целовались, но еще и в разных позах проводили другие практики.  — Снимай свитер, посмотрим насколько там у тебя все печально. У меня и аптечка имеется со всем необходимым. — Ой, может лучше того?.. Не будем… — Почему? Уже все обработала?  — Нет, но… — Я профи в этом, — заверяет Рамазанова — ей до жути любопытно проверить свою выдержку и еще увидеть Ренату в нижнем белье, — я профессионально занималась спортом, если помнишь, и таких травм перевидала хрен знает сколько. Да и самой тебе неудобно будет. — Почему самой? Мне обычно в конце тренировки О.. — замолкает резко. Земфира улыбается натруженно. — Ну да. Перед ней раздеваться — ок, а передо мной — Ты совсем другое дело. — Ага. Я так и поняла.  — Ладно, как хочешь… — Рената берется за низ свитера и слегка оголяет живот, задирая его вверх. — Но знай, что обстоятельства, при которых ты впервые видишь меня полуобнаженной, должны быть другими. — Должны быть? — хмыкает Земфира, опуская взгляд на светлую полоску кожи. — Ты говоришь так, точно совсем не сомневаешься в этом. — Да. — И почему же? — хотелось бы знать. Настолько очевидна в выражении взаимности чувств?  — Потому что я люблю тебя. Уверенность, с которой она бросает такие громкие заявления, давно перестает удивлять.  — И?  — И точно знаю, что небезразлична тебе.  — Да что ты говоришь? — по-доброму ерничает Земфира. — С чего такие выводы?  — С того, что настоящая любовь всегда взаимна и всегда неизбежна.  Над ответом думать перестает, когда видит черное белье и верх груди, сглатывает, радуясь тому, что покрасневшие щеки не видит никто — Литвинова до сих пор борется с горлом свитера и значит есть время прийти в себя.  Рената поворачивается спиной и кислород снова начинает поступать в организм. Руки отчего-то дрожат, впервые невесомо касаясь плеча. — Бля, да тут полный кровоточащий пиздец. Ты че, не чувствуешь? Зашивать, наверное, придется ехать. — Чего? — голову поворачивает, испуганно пытается высмотреть заднюю часть плеча и только после этого смотрит в смеющиеся глаза. Цокает. — Очень смешно.  — Спасибо, я знаю. Ладно, давай, — большим и указательным пальцами разворачивает подбородок к окну. Если продолжит наблюдать — ни за что не сосредоточится. Отвлекать станут родинки на теле, ребра, выпирающие ключицы, грудь… Волосы после свитера вздыблены и выбиваются из-под резинки, рассыпаются по плечам, Рената не может этого не чувствовать, но не предпринимает ничего для того, чтобы освободить место работы. Предлагает этим заняться ей. Земфира улыбается уголками рта и поправляет светлые пряди.  Затем, сугубо для удобства, снимает кожанку и заворачивает рукава рубашки к локтям, придвигается ближе и неосознанно бросает любопытный взгляд через плечо девушки на грудь, вздыхает громко над играми судьбы. Около нее сидит полуобнаженная обворожительная великолепная девушка, а она права не имеет прикоснуться к ней так, как действительно этого желает.  Открывает аптечку и достает перекись водорода, безжалостно льет ее на рассеченную кожу. Антисептиком обрабатывает и шлифует сверху повязкой. Никаких лишних движений до поры до времени.  После не удерживается и обводит контуры наливающейся фиолетовой гематомы. Грех портить такую кожу и вообще… Ренате нужно бережнее к себе, намного бережнее. Земфира после заминки опускает другую руку на теплый бок. — Вот и все, — думает целую вечность, прежде чем опустить голову ниже и губами коснуться плеча чуть выше повязки. Рената шумно выдыхает через нос, но снова ничего не делает.  Окей. Все мысли вьются только около застежки бюстгальтера и живо представляется, как тонкие пальцы мастерски расстегивают и все — мозг отключается, забирает с собой все против… Лямка, приспущенная ее рукой, и теплые губы снова порхающие по коже, допускают такой поворот событий. Поцелуи норовят опуститься на лопатку, но вместо этого — как завершающий штрих безумия — ложатся на шею.  Рената дышит так часто и сладко, что брюнетка языком проводит у нее за ухом — столь уверенно, будто делает это на постоянной основе. Тело призывно дрожит в ее руках, но обе понимают, что все на сегодня, баста. Затихают в близости. Земфира даже уважает то, что Литвинова не пытается ее соблазнить. Уважает, а не расстраивается, ага.  — Ох, что же ты со мной делаешь… — качает блондинка головой.  — Не меньше того, что ты со мной. — Я никогда не… А можно? — снова разворачивается и глаза лукаво блестят, дурманят. Это даже интересно. И они будут на равных.  — Я не буду снимать рубашку, — хмыкает, нервничая. — Расстегни две верхние пуговицы.  — Оденься ради бога, — просит Земфира. Зачем только начинала все это, зачем соглашается теперь? Это ведь испортит все. Самоотверженно смотрит в глаза, не ниже. — Зачем? Разве так не приятнее? — двигается плавно, к ней. Рамазанова пальцами сжимает сидение. — Рената, — цедит и для верности закрывает глаза.  Слышит шорох одежды и последующий разочарованный вздох — открывает. — Теперь мне можно? — Три раза. — Но ты — Три раза или никак.  — Ты жестокая, да?  — Справедливая. Земфира сипло дышит, пока Рената приближается, следит во все глаза. Интересно, нужно было упомянуть, что в губы нельзя? А почему нельзя? Если без языка и быстро, то вполне и допускается… Первый поцелуй разрушает хмурость переносицы. Второй ложится на щеку — как десятки раз прежде. Третий и вовсе касается центра подбородка. Сказать что разочарована — значит, не сказать ничего.  — И зачем, спрашивается, я расстегнула рубашку?  — Я хотела увидеть твои ключицы, — одаривает ее нежной улыбкой Литвинова. И злиться больше не получается.  — Ты приедешь завтра?

***

— Это моя Рената, — Земфира светится от гордости, блондинка, бездвижно стоящая подле нее растеряна и смущена. Так Флорида Хакиевна понимает, что дочь, намеренно или нет, не предупредила подругу о еще одной гостье.  — Добрый вечер, — наконец, улыбается Рената и незаметно (она думает, что незаметно) щиплет Земфиру за бок.  Женщина улыбается. Земфира переминается с ноги на ногу, наблюдая за знакомством. Понимает, что ляпнула что-то не то, и в голове матери сейчас вертится сотня вопросов, которые она не постесняется задать позже. — В том смысле, что именно о ней я тебе рассказывала.  — Вы голодная?  — Ой, нет, спасибо, я… Лепечет что-то неразборчивое и Рамазанова-младшая морщится, понимая, что одним своим поступком умудрилась поставить в неловкое положение всех своих близких. Перенимает внимание на себя. — Мы только выпьем. Чай я имею в виду.  — По тебе и видно, что только чай, — вздыхает мать, беглым взглядом проезжаясь по телу дочери. — Совсем исхудала. Ты вообще ешь?  Судя по содержимому холодильника — очень и очень мало, причем исключительно вредных продуктов. — Ой, давай не сейчас?  Рената передает бумажные пакеты в руки Земфиры, та заглядывает в них и позабавленно хмыкает, зеленые глаза лучатся, а щеки украшают ямочки.  — Ладно, ты пока раздевайся и проходи в гостиную, я пойду чайник поставлю и посидим.  — А я, наверное, пойду в спальню, если ты не возражаешь, — обращается к дочери Флорида Хакиевна, — почитаю книгу. — В смысле?  Подступает ближе, голос убавляет до вежливого шепота, чтобы не смущать гостью Земфиры, которая уверенно, каким-то заученным и даже хозяйским жестом, распахивает дверцы шкафа и вешает пальто на кожаную куртку: — Я не хочу вам мешать. — Вы ни в коем случае и не помешаете, — Рената реагирует быстрее Земфиры и приветливо улыбается, с подкупающей душу искренностью. — Я рада буду познакомиться с вами поближе. И нет дежурных фраз по типу «Земфира так много о вас рассказывала», потому что Земфира, если что и рассказывала то только по минимуму, Флорида это знает, и не ложь заставляет ее улыбнуться в ответ.  С некоторым удивлением и любопытством на кухне наблюдает за тем, как дочь с нежной улыбкой опустошает пакеты, извлекая из одного из них готовую еду в контейнерах с эмблемой ресторана, из другого — свежее мясо, овощи, фрукты и коробку с пирожными, теми самыми, что так любит Земфира.  Рената не ждет как ей велено в гостиной, а скоро появляется на кухне, помогает растасовать продукты по еще недавно пустым полкам холодильника и действуют они с поразительной взгляду слаженностью. — Давай ты все-таки что-нибудь съешь? — предлагает Земфира и задерживает один из контейнеров в своих руках, щурится, читая. — Я угощаю. Например, нежнейшим рагу из мяса ягненка и… — Лучше пирожное. — Вау! В такое-то время? Удивляешь! Вечер течет плавно-плавно, легко и тепло — Рената раскрывается постепенно, и из односложных фраз перетекает в полноценный разговор, часто улыбается и смотрит сияющими глазами на не менее довольную Земфиру. Непривычно видеть дочь такой.. живой и словоохотливой. Одухотворенной.  Она больше не одна, что бы это ни означало, и что может быть лучше?  Флорида Хакиевна уходит в спальню, не желая им мешать, почему-то она уверена, что ее отсутствие не скоро заметят. — Спасибо за компанию, — улыбается, чувствуя уже такое привычное рядом с ней волнительное давление на грудь. Взгляды сосредотачиваются друг на друге и повисает давящая от бездействия тишина. Когда же пройдет эта влюбленность?  Руку протягивает к светлым волосам, к щеке… Вместе со стулом придвигаясь ближе. Рената губы волнительно облизывает, а после… После звонит ее мобильный. Она морщится, виновато улыбается, но отвечает. — Да? Земфира беззвучно смеется и лицом утыкается ей в шею: кожа едва уловимо пахнет мужским парфюмом. Он трогает ее, ласкает, трахает, целует, когда заблагорассудится — без всего этого давления: внутреннего и внешнего. — Я скоро вернусь. Я заехала проведать подругу… Нет, не слишком часто. Так больно, что даже не смешно. Тьма затягивает и Земфира часто дышит, пытается успокоиться. Первоначальное решение самое верное — держаться подальше, чтобы спастись. Но Рената не успокоится, продолжит преследовать, только если не поговорить с ней откровенно.  — И ты спрашиваешь, почему нас никогда не будет? — грустно спрашивает она, едва Литвинова вешает трубку. — Может быть, из-за этого?  — Из-за телефона?  Как настолько умный человек может быть таким глупым? Или притворяется, не хочет об этом говорить? — Из-за твоего мужа, Ре. Подумай не только о своих чувствах, но и о моих, о его в конце концов. По-твоему, только этого я и заслуживаю? Быть обычной любовницей… Делить любимого человека с кем-то другим… Утешаться редкими встречами? Меня это уничтожит, понимаешь? Разрушит. Мне пиздец как больно даже сейчас, когда между нами ничего нет. — Но… Ты ведь встречалась… Ну, с… Земфира усмехается. — Это была совершенно другая история, совершенно другие чувства и совершенно другая я. А с тобой… Я не выдержу мысли, что после меня.. ты возвращаешься в дом к нему, понимаешь? Разделяешь с ним свою спальню, свое время, свою жизнь. — Но… Я же не могу сейчас вот так резко изменить все от и до, мне нужно подготовить почву прежде чем вот так кардинально… — Иными словами рискнуть всем должна только я?  — Нет… — Теперь ты понимаешь всю невозможность нас, Рената? Пожалуйста, давай все поставим на паузу?  — В смысле?  — Ты была права, нам лучше дистанцироваться, пережить острую фазу по одиночке… И после… Если вдруг получится, вернуться к дружбе. Прошу. Иначе, боюсь, мы наломаем дров… Потому что я не могу уже держать себя в руки, когда ты, блин, такая чертовски милая и соблазнительная.