Все как всегда?

— Получается, вы с ней близко.. общаетесь? Общались, — исправляется Рената. Как допустила этот разговор Земфира не понимает до сих пор, ах, нет, что-то припоминается… Скука, малоинтересный спортивный турнир по кабельному, отчаянное желание увидеться и приглашение, наконец. С Ренатой всегда так спокойно, даже мысли непримиримые, разрывающие черепную коробку изнутри своими баталиями, рядом с ней мурлычат от удовольствия. И язык развязывается без меры. Табак, коньяк и Литвинова — убийственная смесь. — Ну да, трахались, — сверкает зубами Рамазанова. Именно это слово идеально характеризует их отношения. Глубины не было, а желание продвинуться дальше и узнать, что выйдет, присутствовало только у одной из них. Фантомная боль пронзает неожиданно сильно. Ладонь Ренаты гладит ее руку в утешение. Земфира невзначай придвигается ближе, соприкасая их колени. Сладостное томление стягивает низ живота. Певица коньяк хлещет из открытой бутылки, не желая тянуться к стакану. Она определенно мазохистка.  — Тоскуешь по ней до сих пор, да?  — С ней я тосковала сильнее, — как на духу признается Рамазанова и рвано дышит.  Зачем Ренате все это знать? Зачем интересоваться сердечными муками и печалями? Раньше подумала бы, что из обычного любопытства, но нет, искреннее участие чувствует в ответ, заботу, внимание. К тому же Ренату волнуют не только скабрезные детали личной жизни — она интересуется также и первым воспоминанием из детства, именем первого, приглянувшегося ей человека, мыслями перед сном, которые мешают уснуть. Словно под кожу хочет пробраться и узнать все-все-все. Земфиру всегда пугали такие маниакально интересующиеся личности, но не пугает Рената. Наверное, потому что ей и самой важно узнать все детали касательно жизни девушки, разгадать феномен ее влияния на себя.  — Почему? — Потому что это больно — вечно играть вторые роли, Рената. Она всегда отдавала преимущество своей семье, а меня вписывала в свое свободное время. Из-за этого я творила много несуразной дичи и заставляла Настю страдать. Обреченные отношения как ни крути.  Как в издевку звонит телефон Литвиновой. Блондинка отключает его не глядя на экран. — Ну, если она тебя любит, а тебя невозможно не любить, к слову, то… — Я не люблю ее, — Земфира кончиком языка смачивает нижнюю губу и отводит челку со лба.  — Ты так уверенно говоришь… Завидую даже. — Привычка не есть любовь. Да, я была привязана к Насте, но с каждым новым днем мне становится все менее тоскливо без нее. Когда любишь — как минимум хочешь знать, что с человеком все в порядке, что он счастлив, жив и здоров, пускай даже без тебя. А у меня такой потребности никогда не возникало, даже в наши самые счастливые периоды. Я легко могла обойтись без, понимаешь? Вот такой я хреновый эгоистичный человек, — заключает Земфира.  — Ну, конечно, — фыркает Литвинова. — Буквально худший из худших.  — Ага. Наблюдает за тем, как Рената аккуратно отпивает из своего стакана и с изяществом вытирает уголок ненакрашенных губ. — А ты мне что можешь рассказать о любви? — Я? — Да, или о ней ты можешь только писать?  — Ну, вот о такой — всеобъемлющей, полыхающей и способной преодолеть даже смерть — к сожалению, да.  — То есть? — Мне не доводилось испытывать таких страстей. Думаю, они редкость для реальной жизни, большинству из нас только и остается что из книг узнавать про любовь, а после кучковаться с теми, серыми, стабильными и скучными соплеменниками, сковываться с ними цепями и греметь до самого конца. — Бля, звучит пиздец как грустно и обреченно, — хмурится Земфира, ей такой расклад совсем не по душе.  — В твоей жизни все будет иначе, — обещает Литвинова. — Да что ты говоришь? — Ты знаешь, что такое любовь и никогда не купишься на суррогат, а, значит, обречена стать самой счастливой. С правильным человеком рядом. — Как ты красиво заливаешь, — смеется Земфира, и снова от печали не остается ни следа.  Рената ямочками на ее щеках любуется. Откладывает в память каждую улыбку, каждый взмах ресниц, каждую эмоцию в глазах дарованную ей.

***

«спишь?» — без особой надежды Земфира отправляет сообщение.  Смотрит на наручные часы. Полтретьего ночи. Поздновато надумала отвечать, но как есть. Раньше свободного времени не нашлось, вдохновение накрыло с головой, и глупо было упускать редкий за последние полгода прилив. От Ренаты пропущенный на мобильном остался, а раньше того — и вовсе отказ встретиться. Вину чувствует, надеется, что Литвинова поймет ее и не станет обижаться, ей ведь тоже знакомо это состояние, когда весь мир останавливается и остается только идея в твоей голове. А встретиться нужно, именно сегодня нужно. Завтра (уже сегодня) Рената уезжает с мужем на горнолыжный курорт, сама Земфира на два дня позже нее — в тур. Увидятся только после нового года и то неизвестно когда.  На экране высвечивается имя, за короткий период успевшее стать родным. — Что-то случилось? — обеспокоено спрашивает звонившая хриплым ото сна голосом. — Нет. Разбудила?  — Неважно. Я рада слышать твой голос. Ужасно соскучилась. — Хочешь обрадую еще сильнее? — предлагает с игривой интонацией, волнуется оттого еще сильнее. — В смысле?  — Скинь свой адрес, я подъеду. Выйдешь буквально на пять минут. — Право выбора не оставляет, так меньше риск получить отказ. — Или я зайду к тебе, чтобы лишний раз тебя не дергать.  — Хорошо. — И… Рената?  — Да?  — С макияжем тоже не заморачивайся, ты и без него выглядишь прекрасно.  Сбрасывает вызов. Взглядом прожигает потухший экран в ожидании сообщения. Ехать приходится черт-те знает куда, но это стоит того.  Стоя у входной двери, отправляет Ренате новое сообщение, чтобы не создавать лишнего шума. Литвинова открывает мгновенно и отступает спиной вперед, пропуская позднюю гостью.  — Привет, — с теплой улыбкой приветствует ее Земфира и пробегает взглядом по телу девушки, изучая его. Шелковый халат подчеркивает плавные изгибы. — Извини, что тревожу так поздно, помню, что самолет уже в восемь утра, но очень хотела тебя увидеть. И поздравить с наступающим праздником. Протягивает Ренате маленькую коробочку, от смущения краснеют щеки и кончики ушей. Остается надеяться, что не перегибает, что подарить подруге замысловатые антикварные серьги — это нормально и совсем не странно. А еще надеется, что они придутся ей по вкусу. По счастливой улыбке на лице Литвиновой понимает, что та обрадуется любому ее подарку.  — Только не открывай его сейчас.  — Погоди, — запястье трогает и убегает в другую комнату. Возвращается с внушительным свертком и, покраснев, протягивает его опешившей брюнетке. — У меня тоже для тебя кое-что есть.  Горячие руки пересекаются. Смотрят друг другу в глаза до неловкости долго. Земфира обнять ее хочет, но не знает, насколько это уместно. Обычно ее первой обнимает Рената, а она отвечает только; где бы набраться смелости и самой сделать первый шаг?  Вздыхает и двигается вперед, свободной от подарка рукой обхватывает талию. Рената держится намного увереннее: уже через мгновение ее руки пробираются под кожанку и ложатся на футболку. Рамазанова двигает ладонью по спине блондинки вверх-вниз, желая оказаться еще ближе или же провести так целую вечность. Голову поворачивает и носом ведет, втягивая запах. Рената дрожит и шевелится, отчего губы Земфиры сами наталкиваются на ее шею, по крайней мере именно этим оправдывает себя певица.  — Позвони мне завтра, хорошо? В автомобиле разрывает блестящую упаковку и видит содержимое: заботливо упакованные конверты с виниловыми пластинками, которых не доставало в ее коллекции. У Ренаты хорошая память. Она едва о них обмолвилась целую вечность назад. Губы растягиваются в довольной улыбке.